Застава, к бою! (СИ)

Глава 24

Тишина повисла в Тарановской квартире. Неприятный сквозняк задувал сквозь разбитое пулей стекло. Беспокоил цветастые желтые шторки. Задирал их, заставляя вздуваться пузырем.

— Оттуда, откуда и все, — нарушил я тишину.

Таран засопел.

— Врешь ты, Саша. Врешь и точка. Таких, как ты, я не раз ни видал.

Таран уставился в потолок. Моргнул.

— Я и раньше задумывался о том, почему у тебя все так гладко выходит. Думал сначала, что ты безрассудно храбрый. Ну и везучий заодно. Думал, что просто так складываются обстоятельства, что ты остаешься живой. А потом я стал замечать в твоих действиях закономерности. Потом стал с тобой разговаривать. Теперь вот вижу, что все то, чего ты добился, Саша, это никакие не случайности. Не везение и отчаянная удаль молодого безрассудного бойца…

Таран снова глянул на меня и проговорил:

— А холодный расчет и тактика, Саша.

Я поджал губы. Глянул на черно-белую фотографию молодой жены Тарана Иры, висевшую на стене над кроватью. Это была скромная, милая девушка с круглым лицом и аккуратным каре темных волос.

На первый взгляд казалось, что лицо ее было очень серьезным: пристальный взгляд, по-деловому сжатые тонкие губы.

Да только, если присмотреться повнимательнее, можно было рассмотреть, как эта женщина улыбается с фотографии. Улыбается одними только глазами.

Таран проследил за моим взглядом. Глянул на фотографию своей жены.

— Скоро вы увидитесь, — сказал ему я.

— Надеюсь, что увидимся, — вздохнул начальник заставы и снова покривился от боли.

— Я в этом уверен.

— Спасибо, — едва заметно улыбнулся Таран.

Однако улыбка это была не такая, какую обычно показывал всем начальник заставы. Не сдержанно-деловая и строгая улыбка, а искренняя. Улыбка человека, услышавшего правильные слова.

— Знаешь, Саша, — продолжил Таран, — в погранвойска принято набирать простых, самых обычных ребят. Ребят из деревень, маленьких городков, аулов, кишлаков. Считается, что не испорченные они всеми этими «современными» веяниями. Нету у них в головах всяких рок-н-роллов, джинсов и прочих глупостей. Но знаешь что? Ты, вроде бы и кажешься простым парнем из деревни…

— Станицы, — поправил его я беззлобно.

— Станицы, — улыбнулся Таран, — да проблема в том, что только кажешься. А вот кто ты на самом деле, мне бы это хотелось узнать.

Я вздохнул. Повременив несколько мгновений, чтобы подобрать слова, наконец, ответил начальнику заставы:

— Я тот, кем и кажусь, Толя. Я пограничник.

Таран ответил не сразу. Четверть минутки он просто лежал, прикрыв глаза.

Я заметил, что новое красное пятнышко крови проступило сквозь марлю, которой была перемотана грудь начальника заставы. Видимо, кровотечение не унималось.

— Хороший ответ, Саша, — сказал он, наконец.

— У тебя кровотечение. Пойду позову Черепанова. Разрешите идти?

— Разрешаю, — сипловато произнес Анатолий Таран. — Иди, Саша.

Саид Абади оторвал глаза от окуляров бинокля. Обратился к своему сопровождающему на урду:

— Бой окончен.

— Это я вижу, — сказал Хайдер, пригибая голову.

Небольшая разведывательно-диверсионная группа наблюдала за ходом боя почти с самого его начала.

Они незаметно подошли к одному из двух холмов, что развернулись над кишлаком «Комар» и засели на втором, нетронутым танком шурави, который когда-то выбивал из этих мест душманского снайпера и сделал на вершине первого холма широкую воронку.

Их было шестеро.

Абади и его нового знакомца по имени Хайдер — кадрового офицера Пакистанской армии, сопровождали люди, которые не вызывали у самого Саида никакой симпатии. Тем не менее агент понимал, что в сложившихся обстоятельствах эти афганские боевики в черной форме будут лучшим подспорьем в его деле.

С этими мыслями Саид обернулся и посмотрел на четверых духов, засевших немного ниже по холму и наблюдавших за подходами.

— Я говорил, что лучше взять моих людей, — сказал Хайдер, — крепкий и высокий мужчина с короткими черными волосами и густой щетиной на скуластом треугольном лице.

Одетый на афганский манер, офицер обернул вокруг шеи арафатку, словно шарф.

— Вы сами понимаете, капитан, — начал Саид, — что будет, если мы попадемся. Зачем давать Советам лишний повод уличить Пакистан в военном присутствии в Афганистане?

— Вы так не уверены в моих людях, специальный агент? — Недовольным, хрипловатым голосом, спросил Хайдер.

— Я всего лишь считаю, что нам не стоит недооценивать врага, капитан.

— И потому, гораздо лучше понадеялся на этих кровавых головорезов? — он кивнул назад, — их командир — тот еще клоун. Он не согласился снять свою черную чалму даже в целях маскировки.

— Они гордятся своей формой, — пожал плечами Саид. Потом сузил глаза и глянул на Хайдера, — а нас с вами слишком мало, чтобы их переубедить.

Капитан Хайдер Макхал не ответил Абади. Только поджал губы. Потом подлез немного выше, уставился на Пяндж. Саид снова припал к биноклю.

— Кого нам нужно найти? — Спросил Хайдер, — вы мне так и не сказали. Речь идет об отпрысках Захид-Хана Юсуфзы?

— Речь идет, — не отвлекаясь от наблюдения, начал Саид, — хоть о ком-то, кто может знать, куда делся советский шпион, схваченный Юсуфзой.

Хайдер вздохнул.

— Я сожалею, что вам так и не удалось выторговать его у Юсуфзы, но и обращаться к этим… — Он снова кивнул назад, — не лучшая идея. Я убежден, что они совершенно не подходят для такой деликатной задачи. Их готовили для другого.

— Не единого пакистанского военнослужащего вблизи советской границы, — напомнил Саид, — за исключением вас, конечно.

— Если я здесь, — начал он, — значит, командование сознает их ненадежность в подобном деле. Слишком эти «черные» своенравны. Слишком уверены в своей исключительности.

Саид опустил бинокль. Обернулся.

Когда увидел, что двое боевиков в черном встали и принялись спускаться вниз по холму, то нахмурился.

— О чем я и говорю, — проследив за взглядом Саида, сказал Хайдер, — Куда они выдвинулись? Даже не соизволили узнать нашего мнения.

Еще один, крепкий, широкогрудый мужчина с очень большой и черной бородой, который сидел среди боевиков, вдруг поднялся и направился вверх по склону, туда, где находились Абади и Макхал.

— Похоже, у вас будет возможность высказать свои претензии их командиру лично, капитан, — язвительно заметил Абади.

— Я единственный гарант того, что с вас не снимут шкуру заживо, если вы скажете что-то такое, что им не понравится, — парировал Хайдер Макхал, — потому, я бы не советовал вам отпускать колкости.

— Не стоит меня пугать, — Угрожающие понизил голов Абади, — вы не хуже меня знаете, что никто не тронет агента ISI.

— Тогда зачем здесь я? — С ухмылкой напомнил Хайдер.

Саид не успел ему ответить. Все потому, что чернобородый приблизился и опустился рядом с ними на колено. Заговорил на пушту низким и хрипловатым голосом, подходившим больше медведю, чем кому-то из людей:

— На три часа мы заметили человека. Движится от Пянджа к кишлаку Комар. Скорее всего, это один из маджехеддин Юсуфзы.

Командиром боевиков был высокий и достаточно крупный мужчина по имени Батур Нафтали.

Одетый в черную длиннополую рубаху, черные шаровары и черный же тюрбан, весь обвешенный оружием советского производства, он выглядел весьма внушительно.

Косматая борода зарастала ему лицо чуть не по самые глаза, оттого Нафтали, облаченный в свою черную форму, напоминал какое-то волосатое чудовище из страшных сказок.

— Вы послали людей, чтобы его взять? — Спросил Саид.

— Ну тебе же нужен хоть кто-то живой из этих бандитских слабаков? — Нафтали показал в улыбке зубы.

На фоне его очень черной бороды они показались Абади неестественно белыми и большими.

— Сначала вы отказываетесь переодеваться, — недовольно начал Хайдер перейдя на пушту и убрав с подбородка арафатку, — а теперь самовольно, без нашего одобрения, отправляете людей, чтобы задержать того, кто, быть может, и не стоит того, чтобы рисковать раскрыть наши позиции.

Командир боевиков ухмыльнулся. Глаза его при этом опасно блеснули. Он уставился на Хайдера, словно коршун на голубя.

— Мы гордимся своим именем, цветом формы и своей целью, — сказал мрачно бородатый Нафтали, — шурави боятся нас. И мы, по-вашему, должны от них прятаться? Кроме того, я хочу напомнить тебе, Хайдер, что я командир подразделения. Если тебя что-то не устаивает, можем поговорить об этом…

Нафтали заложил большой палец за армейский ремень, оттянутый длинным, изогнутым ножом.

— … как только доберемся до лагеря…

Хайдер посмотрел на Нафтали волком. Когда было уже хотел что-то ответить, почувствовал, как Абади легонько тянет его за одежду. Обернулся к агенту. Тот едва заметно отрицательно покачал головой.

— Правильно. Послушай Саида, капитан, — разулыбался Нафтали, и Хайдер снова обратил к нему свой взгляд, — не стоит мне указывать. Только в наших силах найти этого русского разведчика, который так вам нужен. И мы это сделаем.

Хайдер не стал заглядывать в глаза задиристому командиру боевиков. Вместо этого припал к своему биноклю.

— Жалкие слабаки… — самонадеянно проговорил Нафтали.

Саид оторвался от окуляров, глянул на командира боевиков, уставившегося на заставу, виднеющуюся вдали, за рекой.

— Не смогли одолеть этих детей в зеленых фуражках, — хмыкнул Нафтали.

— Банда Юсуфзы была одним из крупнейших бандформирований во всем Бадахшане, — сказал Саид, — Их было втрое больше, чем бойцов на заставе. И все равно, они не смогли ничего противопоставить пограничникам. Я бы не стал недооценивать шурави.

— Эти шурави — лишь дети, — отмахнулся Нафтали, — сборище перепуганных мальчишек, которых безбожники загнали под ружье. Если Юсуфза боялся их, то он просто ничтожество, у которого нет права вести джихад. Будь там мои люди, уже к рассвету головы всех этих шурави лежали бы у ступеней их собственного Шамабада.

Надменный Нафтали действовал Саиду на нервы. Тем не менее, агент промолчал. Когда услышал ниже по холму звуки какого-то копошения, обернулся.

Двое боевиков в черном приволокли моджахеда, бросили его себе под ноги. Третий, оставшийся внизу, перекинулся с остальными двумя несколькими словами. Потом поспешил наверх по холму.

— Командир, — начал худощавый и узкоплечий боевик, когда приблизился. Он был в такой же черной форме и большой чалме, — мы поймали беглеца. Он говорит, его зовут Сатар. Он из банды Юсуфзы. Говорит, командовал отрядом из десяти моджахеддин. Сейчас спасается от смерти. Хочет уйти в горы.

— А где же его люди? — Ухмыльнулся Нафтали.

— Погибли, — ответил ему узкоплечий. — Сатар говорит, их убили пограничники шурави.

— Значит, они были слабаки, — ощерился командир боевиков в черном.

— Его нужно допросить, — сказал Саид, — может, он что-то знает о советском разведчике, которого захватил Юсуфза.

Саид попытался подняться на ноги, но Нафтали его остановил.

— Позволь мне с ним поговорить, — сказал он зловеще, — дорогой Абади. Уверяю тебя, у меня достаточно опыта в таких вопросах.

— Благодарю, но я бы хотел сам поговорить с этим человеком, — примирительным тоном ответил агент.

— У нас нет времени на долгие беседы, — Нафтали встал и достал из ножен свой нож, — я сделаю все так быстро, что он и сам не заметит, как развяжется его язык.

— Застава, стройся! — Крикнул Пуганьков, когда четыре БТР-70 подкатили к воротам заставы.

Пограничники, что суетились вокруг Шамабада, тут же побежали строиться в шеренгу.

Бронемашины медленно вращая грязными колесами, прокатились чуть-чуть вперед по дороге. Замерли.

Бойцы, что ехали на броне, стали спрыгивать по приказу своих командиров. Выгружаться из десантных люков под броней БТР. С командирской машины сошел суровый майор.

Тут же направился к Пуганькову.

— Смотри, кто к нам пожаловал, — сказал кисловато Стас Алейников, ставший рядом со мной, — они прямо вовремя.

Не ответив Алейникову, я посмотрел на майора.

Невысокий, но широкоплечий, он носил суровое лицо с крупным носом. Хотя майору нельзя было дать больше сорока лет, голова его была уже напрочь седая.

— Застава, равняйсь! Смирно! — Крикнул Пуганьков и отдал Майору честь, начал докладывать: — товарищ майор. Сегодня, примерно в два часа ночи, многочисленная группа афганских моджахедов пересекла Государственную Границу Союза Советских Социалистических республик, с целью нападения на четырнадцатую заставу погранвойск КГБ СССР «Шамабад». Личный состав заставы пресек попытку нападения. Враг был выдавлен нами на сопредельную территорию. Уничтожено более семидесяти боевиков. Шестеро задержаны.

С каждым словом Пуганькова лицо майора делалось все мрачнее и смурнее. Когда лейтенант закончил доклад и проговорил: «Заместитель начальника заставы по политической подготовке лейтенант Пуганьков», майор тоже отдал честь Пуганькову, а потом обратился к нам:

— Здравия желаю, товарищи бойцы!

— Санитар! Срочно санитара надо! — Кричал кто-то из приехавших на БТР погранцов за спиной у майора, — раненные у них!

— Здравия желаю, товарищ майор! — Ответили пограничники.

Майор вздохнул. Поджал губы, словно бы не зная, что ему еще сказать. Потом все же решился:

— Товарищи бойцы! — Он вдруг осекся, понизив голос, — Парни… Сегодня вы сделали невероятное: не только удержали заставу перед лицом превосходящих сил противника, но и выдавили их за Пяндж! Такой ваш поступок достоин восхищения!

Он снова замолчал, положил руку на грудь.

— Восхищения и уважения! А я… Я хочу принести всем вам извинения, парни. Извинения за то, что подкрепление к вам так долго двигалось! Понимаю, тут оправдываться уже нельзя, но все же скажу! Погодные условия, коварные ловушки врага — вот что помешало нам прибыть на помощь вовремя. И все ж вы свой долг выполнили! Не просто выполнили, но и перевыполнили! Честь вам за это и хвала! Вольно! Свободны, выполняйте свои обязанности!

Майор снова тяжело вздохнул, принялся о чем-то разговаривать с Пуганьковым. Потом вместе они торопливо пошли во двор заставы. Следом быстро побежали несколько санитаров, которые приехали на броне с подкреплением из отряда.

— М-д-а-а-а-а… — Протянул Алейников, поправляя фуражку, — поменьше б мне таких ночек на моем веку…

Только что закончив конвоировать пленных духов к одному из БТР мы вернулись во двор заставы, чтобы приступить к другой работе. Однако Алейников задержался под навесом, где обычно стояла Шишига. Достал сигарету.

Шамабад, конечно, потрепало. Тут и там на территории заставы зияли в земле воронки от мин. Здание самой заставы было испещрено пулями и осколками. Под ее стенами валялась размокшие от дождя куски штукатурки. Это еще не говоря о разрушенной конюшне и заборе.

Уверен, стоило присмотреться повнимательнее, как на глаза попадется еще многое, что предстояло нам исправить своими силами.

— Скоро дембель, — улыбнулся я Стасу, — уйдешь на гражданку.

— Дембель… Скажешь тоже…

— А что? Передумал? — Хитровато глянул я на Стаса. — Все же решил на сверхсрочную?

Алейников закурил, уселся на лавку, под навесом в чьем шифере зияли дыры после боя.

— Дурак я, наверное, — сказал он.

— Это почему ж?

Алейников хмыкнул.

— Нормальный человек, если такое, как сегодня было, переживет, — начал Стас, посерьезнев, — захочет бежать от всей этой войны куда подальше. Скрыться от нее скорее, чтобы пули над головой не свистели… Что б душманы убить не грозились. Домой… К мамке с папкой. Туда, где безопасно.

— А тебе что мешает?

Алейников вздохнул. Глянул на меня.

— Не знаю я, что мне делать дальше, Саша. В колхоз, что ли? Я ж в школе был ни туда ни сюда. Первый раздолбай на деревне… Мне батька всегда говорил, что ничего кроме как языком молоть, я и не умею…

Стас затянулся, выдохнул густой сигаретный дым. Глянул на меня.

— А, выходит, умею. Неплохо врага бить умею.

— Эт точно, — улыбнулся я. — Уж не раз мы с тобой попадали в переделки. Не подводил.

— Сам этому удивляюсь, — горьковато усмехнулся Алейников. — Каждый раз, когда в бой иду… И не страшно выходит. А как после… то аж поджилки трясутся. Вроде бы и страшно, что убить могли… А вроде бы и радостно, что не убили. Эх…

Я обернулся, услышав какое-то копошение и голоса за спиной. Увидел, как через двор, поднырнув Тарану под руки, бойцы ведут раненного старшего лейтенанта куда-то к воротам.

— Его что, повезут в отряд? — Удивился Алейников. — Он жеж не доедет. Сколько они к нам сюда ехали? Я аж со счету времени сбился!

Вопросы наши развеяли далекие хлопки, эхом разносящиеся по небу. Это вертолет МИ-8 спешил к Шамабаду, чтобы забрать раненного начзаставы.

— На вертолете полетит, — сказал я.

Алейников поджал губы.

— Не поеду я никуда, — сказал он вдруг.

Я вопросительно глянул на Стаса.

— Не поеду. Останусь на сверхсрочную. Мало ли я, что ли, пота, крови за Шамабад пролил? И просто так уходить? — Он погрустнел, — после сегодняшней ночи, сильней мне стало казаться, что я ни для какого дела, кроме военного не гожусь. Что тут мое место.

— Поживешь — увидишь, — улыбнулся я.

— Главное, что б тут не помереть, — серьезно проговорил Стас и вдруг повеселел. — Ну ничего! Я — везучий черт!

— Селихов! — Окликнули меня со спины.

Я обернулся.

К нам шел седой майор, приехавший из отряда.

— Младший сержант Селихов!

Алейников тут же вытянулся по струнке.

— Я! — Отозвался я, встав «смирно».