Застава, к бою! (СИ)

Глава 11

Вслед за первой миной стали рваться и другие. Снова бабахнуло где-то во дворе. Еще несколько минометных снарядов легли вокруг заставы. Причем один очень близко, у конюшни, на правом фланге.

Стас выругался матом, глядя туда, где рядом с дувалом только что разорвалась мина.

Витя молчал, в немом вопросе обратив свой взгляд в ту же сторону.

Остальные пограничники, пригнувшие головы, когда прогремел взрыв, медленно поднимались, возвращались на свои позиции. Не видно было, чтобы кто-то пострадал.

Прилетело близко, однако позиции обороняющихся более-менее остались целы.

Через секунду прозвучал мощный танковый выстрел. Он эхом раскатился по округе, словно гром во время грозы. Затмил даже вездесущий шум дождя.

Это офицерский танк бабахнул в ответ. Однако в этот раз минометчиков душманов оказалось не так просто спугнуть. Когда эхо танкового выстрела затихло, я услышал, что Мины все еще рассекали гул дождя своим диким свистом и рвались на заставе, а также за ее пределами.

Танк отвечал им огнем своего орудия.

Темнота и ливень сковывали всех: и нападающих, и обороняющихся. И те и другие били практически вслепую, стараясь пристреляться.

— Застава! — Услышали мы крик Тарана, — наблюдать за секторами обстрела! Сейчас пойдут! Огонь по усмотрению!

— Живой, — как-то облегченно выдохнул Витя Мартынов и глянул на меня, — командир живой…

— А что ему сделается? — Ухмыльнулся я, понимая, что в действительности начзаставы был на волосок от смерти.

Упавший рядом с нами снаряд, заставивший нас залечь, угодил туда, где сидели офицеры. Видимо, дувал защитил их от ударной волны и осколков. В этот раз повезло.

Еще несколько мгновений рвались мины. Гулкие взрывы раз за разом разгоняли шум пограничного дождя, а потом все затихло. Шамабад вновь погрузился в монотонный, давящий на голову, гул ливня.

Пограничники снова изготовились к бою. Они все как один сидели на своих позициях и тихо слушали этот гнетущий шум. Ждали, когда противник пойдет в атаку.

— Внимание, идут! — Крикнул вдруг Витя, пристально следивший за отведенной ему полосой.

Стас тут же припал к своей бойнице. Прижал к плечу мокрый автомат. Мне же пришлось встать на какой-то ящик, который сюда притащили, чтобы тот выполнял роль стрелковой ступени. Я примостил АК прямо на стенке дувала и стал всматриваться в темноту.

В следующий момент появились духи. Их тени выросли из-за складок местности и холмиков. Поднялись над редкими, округлыми кустами равнинной колючки. Словно дикари прошлого, моджахеды пошли на нас волной. На ходу они открыли огонь.

Из наших первым заговорил пулемет Вити. Следом подключился второй пулемет. Кто-о на левом фланге нашей позиции стал бить из ПКМ.

Казалось, душманье не боится огня пограничников. В шуме дождя и прерывистых пулеметных очередей я удивительно отчетливо услышал боевой клич противника: «Аллаху Акбар!»

«Аллах Велик» — кричали духи и шли на смерть.

Когда они продвинулись еще чуть-чуть ближе, Шамабад ответил им собственным голосом — голосом автоматного огня. Все мы почти разом открыли огонь.

Мой АК заговорил в унисон с остальными, стал непокорно дрожать в руках и бить меня в плечо.

— Огонь! Огонь! — Закричал я, запоздавшему Стасу.

Алейников подключился немедленно.

Духи шли неровной, но плотной стрелковой цепью. Падали, гибли, но шли дальше.

В нашем секторе обстрела их было не меньше десятка. Витя грамотно рассек линию врага, огнем своего оружия и уничтожил двоих духов. Мы со Стасом оперативно сосредоточили стрельбу на разделившемся подразделении. Стали убивать противника без всякой жалости.

Пули свистели у меня над головой. Щелкали о дувал, разбрасывая осколки камня.

Я дал короткую очередь в темноту. Потом, прислушиваясь к спокойному стуку собственного сердца, хорошо прицелился и пустил несколько одиночных.

Душманская тень, которую я взял на мушку в темноте, тут же опала на землю.

В ночи, казалось, будто врагами нашими и правда были духи — приведения из суеверных легенд. Будто, после каждого успешного попадания, они просто опускались к земле и растекались по ней, словно были сотканы из тьмы и тумана. В действительности с расцветом станет видно, что берег Пянджа усеян многочисленными погибшими душманами.

Мы проредили стрелковую цепь моджахедов, и те из них, кто остался в живых, залегли. Потом принялись отстреливаться с земли. Первая стрелковая цепь рассеялась. За ними тут же встала и пошла новая волна.

— От суки настырные! И чего им в горах не сидится⁈ — Сетовал Стас.

Сетовал, но бил медленно приближающегося врага. Мы с Витей молчали. За нас говорили наши автомат и пулемет.

Спустя полминуты ожесточенного стрелкового боя, вторая волна залегла примерно на позициях первой. Вместе они слились в одну группу, чтобы продолжить движение дальше.

Правда, враги все еще не решались на следующий отчаянный шаг. Они легли далеко, и забросать их гранатами, чтобы заставить подняться, мы еще не могли.

Голос Шамабада — этот сплошной рокот автоматного и пулеметного огня, стих, превратившись в хлопки редких одиночных выстрелов. Душманы же посылали нам в обратную уже свой свинец.

— Что-то они быстро сдулись, — сказал Стас, выцеливая противника по дульным вспышкам, и отправляя в ответ пулю за пулей.

— Пытаются подойти ближе, — сказал я, — чтобы гранатами нас забросать.

— А пока что мясом закидывают, падлы, — стиснув зубы, сказал Витя, — хотят задавить числом.

Когда пошла третья волна, одновременно с ними поднялись и остатки первых двух стрелковых цепей.

Внезапно на правом фланге зазвучали выстрелы. Гул перестрелки нарастал, и я понял, что там завязался активный стрелковый бой.

Я знал, что в районе конюшни Таран разместил отделение пограничников. В основном это были собачники, а возглавлял их Нарыв. Они заняли позиции на пологом скате крыши, укрылись за коньком и установили там пулемет. Расчет был прежде всего на господствующую высоту такой позиции. С крыши простреливался вся территория, что прилегала к Шамабаду справа. Там почти не было укрытий, и потому враг не мог легко спрятаться от пули. Только темнота могла стать союзником, подбирающимся с той стороны духам.

Враги массированно нападали с двух сторон. Они, видимо, поняли, что большую часть сил мы стянем к дувалу. Ведь его поставили именно в том месте, где штурмовать заставу было бы удобнее всего. Однако духи слишком просто шли на смерть. Нас решили обмануть.

«Отвлекающая группа, — пронзило меня мыслью, — боевики, наступавшие по фронту, отвлекали наше внимание».

Я сообразил, что главный удар будет направлен в другое место. И по всей видимости, я понял, куда именно. Но Таран ничего не предпринимал. У меня были мысли, почему именно он сейчас бездействовал, но гадать я не стал.

Вместо этого, не отвлекая Стаса и Витю от ведения огня, я рванулся к позиции начзаставы. Бой Таран принимал примерно в средней части дувала, однако сейчас переместился ближе к правому флангу. И я видел почему. Он закрывал брешь, сконцентрировав силы справа.

Мина, что рванула, казалось, прямо на дувале, легла прямо перед правым краем стены. Его просто разнесло почти до половины.

Когда я пробрался туда, увидел первую жертву врага. В развалинах лежал пулеметчик. Видимо, он занял позицию там, чтобы закрыть брешь. К своему сожалению, я понял, что к моменту, как я добрался до Тарана, пулеметчик был уже мертв.

Тело его лежало у оружия, стоящего на сошках прямо на руинах дувала. Погибший пограничник уронил голову на камни, потому лица его я не видел. Рука воина до сих пор стискивала рукоять пулемета.

— Селихов, ты че тут делаешь⁈ — Крикнул мне Черепанов, сразу, как заметил, что я приблизился, — почему оставил стрелковую позицию⁈

— Товарищ старший лейтенант! — Позвал я Тарана, заглядывавшего в бойницу.

Начзаставы обернулся ко мне. Лицо его было напряженным и суровым.

Я заметил, что он зажимал рану пониже правой стороны груди, однако ничего в его внешности не выдавало боли, что он сейчас переносил.

— Селихов? — Спросил он, и в голосе Тарана послышалось едва заметное удивление.

— Духи нас отвлекают. Это отвлекающая группа, — сказал я.

Когда по каменной стене щелкнула пуля, мы втроем и окружающие нас пограничники, пригнулись.

— Я понял это, — сказал Таран и кивнул назад, — они пробили бетонный забор справа. Хотят зайти внутрь, на территорию заставы.

— Ребята, что там стоят, их не удержат, — покачал я головой.

Таран поджал губы.

— Должны удержать, — выдохнул он и сплюнул кровь.

Я посмотрел в сторону конюшни. Заметил пограничников, что держали там оборону. Один за одним, под огонь пулемета, что все еще прикрывал их с крыши, они спускались, чтобы принять бой под стенами конюшни.

Это означало, что душманье подобралось слишком близко. С той позиции, где сидели пограничники, уже невозможно было бить врага эффективно. Обзор закрывал правый скат крыши.

Такая ситуация могла сложиться только, если наступление врага было достаточно массированным. А еще отчаянным. Пограничники просто не успевали сдерживать их огнем.

— Еще минута, и там начнется рукопашная, — сказал я так, будто вынес вердикт.

Таран звучно выдохнул.

— Идти туда — значит ослабить оборону с фронта! — крикнул мне Черепанов, — а попытаться добраться — верная смерть! Пули так и свистят! Головы не поднять!

— Мне нужно двое бойцов, — невозмутимо сказал я, — я пойду туда.

— Вернись на позицию, Селихов! — Крикнул Черепанов и попытался схватить меня за одежду, — ты нужней тут!

Я отмахнулся от прапорщика, заглянул ему в глаза.

— Еще минута, и там начнется рукопашная, — повторил я с нажимом.

Черепанов приподнял брови, открыл рот от безысходности и тоже бросил взгляд к конюшне.

— Возьми пулемет Антона, — сказал вдруг Таран.

Я сразу понял, о ком он говорит. Глянул на погибшего пограничника. Им был старший сержант Тоха Фрундин, прибывший на Шамабад вместе с нами.

— Возьми пулемет Антона, — повторил начальник заставы, — и действуй, Селихов. Не дай этим собакам ворваться на Шамабад.

— Есть, — кивнул я.

— Сагдиев, Малюга, — скомандовал Таран, — идете с Селиховым!

— Есть!

— Есть!

Я Сунул Тарану свой автомат.

— Огонь вести можете? — Спросил я, взглядом указывая на его ранение.

Таран хмыкнул, окровавленной рукой схватил мое оружие.

— Иди. Раздай им там на орехи.

— Есть, раздать на орехи.

Я кинулся к тяжелому ПКМ, замер у края развалин, потому что пуля выбила из стены каменные крошки. Опустившись, я подлез к пулеметной позиции.

Аккуратно снял все еще теплую руку Антона с пистолетной рукояти пулемета, а потом стащил ПКМ вниз.

Когда вернулся за укрытие, «наряд», которым мне предстояло командовать, уже ждал меня, прижавшись спиной к влажной стене нашего укрытия.

— Готовы, братцы⁈ — Крикнул я Малюге с Сагдиевым.

— Отомстим, — сказал Сагдиев с горечью в голосе, — отомстим им, Сашка.

— Отомстим, за Тоху, — неожиданно холодным тоном поддакнул Гена.

— Тогда вперед. Короткими перебежками за мной.

Хоть конюшня и была совсем рядом, путь до нее дался нам непросто. Постоянно приходилось пригибать головы и идти чуть не гуськом. Шальные пули то и дело свистели над нами. Некоторые из них хлопали тут и там, выбивали известь и штукатурку из здания застав, щепы из столбов навеса.

Когда мы добрались, пограничники, засевшие в тонких кирпичных стенах конюшни, отстреливались от духов, что норовили войти в дыру бетонного забора.

Две его секции завалились от взрывов. В третьей зияла огромная пробоина. Бетон развалился, оголив стальную арматуру. Сложно было понять, в чем было дело: то ли сюда угодила мина, то ли духи принесли с собой РПГ и ударили по ограде с близкого расстояния.

Мы заходили немного сбоку, потому нам было хорошо видно ворота конюшни, забор и пространство между ним и конюшней.

Не успели мы присоединиться к обороняющимся, как я услышал хлопки нескольких гранат, что закинули за забор.

— На землю, ну! — Крикнул я, когда под взрывами замолчали автоматы обороняющихся хвостов.

Мы втроем залегли. Переждали еще несколько новых хлопков.

Понимая, что будет дальше, я потянулся к сошкам ПКМ.

В следующее мгновение несколько черных теней полезли сквозь развалины забора. Я видел, как духи несли гранаты, чтобы кинуть их в окна конюшни, которые были на ее задней стене.

Не говоря ни слова, я открыл огонь.

ПКМ разразился грохотом, посыпались гильзы. Пустая пулеметная лента полезла под левую руку.

Я выпустил длинную очередь. Душманы, которых оказалось человек семь, переполошились, а трое сразу упали. Еще одного я положил одиночным.

Сагдиев и Малюга точными выстрелами добили остальных.

— Я прикрою! Давайте внутрь! — Крикнул я, а потом стал бить по бреши в заборе.

Пограничникам не нужно было повторять дважды. Оба вскочили, помчались в конюшню.

Душманы пытались заглядывать во двор, но один из «любопытных» боевиков тут же лишился головы: пуля вошла ему в лицо и вышла из затылка, увлекая за собой большую часть черепа.

Тогда они отступили. Духи пытались бросать через забор гранаты, которые вхолостую рвались на крыше, раскидывая шифер, или под стенами конюшни, осыпая ее штукатурку и кирпичную крошку.

Я дал новую короткую очередь, ловко поднялся на колено, дал еще одну, встал. Нельзя было дать хоть кому-то из врагов заглянуть за забор.

Держа пулемет «от бедра» и ведя огонь одиночными, аккуратной перебежкой, я двинулся к конюшне. Когда попал внутрь, в нос ударил резкий запах сырого конского навоза, конского пота и дыма от выстрелов.

Внезапно я услышал:

— Сашка! Сашка, мы здесь!

Это кричал Нарыв.

Бойцы засели под окнами, в нескольких стойлах. Я кинулся к ближайшему, откуда меня и позвали. Там я как раз и встретил командира отделения собачников. Он и еще двое бойцов прижались к стене под окном. Один из них выпрямился, сунул автомат в уже лишившийся стекла проем и дал очередь почти вслепую.

— Как вы тут, держитесь? Раненные есть? — Спросил я, прижимаясь к стене.

— Нету, слава богу, — серьезно сказал Нарыв. — Сначала душманов тут у нас и невидаль было, и вдруг полезли, сукины дети… А потом фугас прилетел прям возле забора, и бармалеи, как взбесились!

— Ага, — подтвердил Миша Солодов, опасливо выглядывавший из-за краюшка оконной рамы и старающийся рассмотреть противника снаружи.

Когда он обернулся ко мне, добавил:

— Темно, не видать ни черта! А они, прям под пулями полезли к нам, в дыру в заборе прямо! Ну мы вниз, что б падлы эти в тыл к Тарану не зашли!

— Подберутся — закидают нас гранатами и баста! — Заключил Нарыв.

— Надо стоять… — Сказал я сурово.

— Да сколько стоять? — Начал другой погранец из хвостов, звали которого Илья Матузный, — Нас тут едва человек сорок, ну пятьдесят от силы! А их сколько? Две, три сотни? Еще больше? Бьешь-бьешь, бьешь-бьешь, а они все не кончаются!

— Будем стоять, — глянул холодно на него я.

Матузный нахмурился, вытащил автомат из оконной рамы.

— Да сколько стоять? — повторил он. — Застава рассчитана на тридцать-сорок минут боя! А мы тут уже час стоим! Хватит! Постояли! Подкрепление не подходит, они про нас, как забыли! Выходить надо! Прорываться с боем и уходить с Шамабада!

Я глянул на остальных бойцов. Нарыв сердито отвел взгляд. Миша Солодов нерешительно поджал губы.

— Сколько надо стоять, столько и будем, — сказал я, — мы пограничники. Ни шагу вперед и ни шагу назад… Забыли?

Нарыв решительно глянул на меня. Мелко покивал.

— Саша прав. Ты чего, Матузный, нюни распустил?

— Да я… — Удивился Илья и не докончил.

Все потому, что я его опередил:

— Нынче Шамабад будет стоять, братцы… А что есть Шамабад?

Я вопросительно повел взглядом по окружающим бойцам. Из соседних стоил, где держалась остальная часть отделения, открыли робкий огонь одиночными. Значит, душманы снова пошли в атаку.

— А Шамабад — это мы. Значит, нам и стоять, — докончил я и встал.

Положил Пулемет на нижнюю доску оконной рамы.

— Слышали Сашку? — Встал Нарыв следом, — слышали, я спрашиваю⁈

— Так точно…

— Так точно, товарищ старший сержант.

— Тогда давайте, к соседнему окну! И держаться!

Миша Солодов кивнул. А вот Матузный нерешительно спрятал от меня взгляд.

— Илья, — позвал его я. — Илья, смотри на меня.

Он посмотрел.

— Ребята будут стоять сколько надо. Таран будет. А Тоха Фрундин насмерть стоял. И не было у него сомнений ни в чем. Просто стоял, потому что надо.

Лица Нарыва и Миши сделались скорбными. А еще суровыми и очень злыми.

— Тоха…

— Да, — кивнул я. — Потому не подводи его память, Илья. Он до последнего оборонял заставу. И свой долг выполнил. А ты? Ты так что, не можешь?

— Могу.

— Тогда исполняй приказ командира!

— Есть, — холодным, изменившимся голосом ответил Илья Матузный.

— Давай, че встали⁈ — Подключился Нарыв, — исполнять!

Приободренные бойцы отрапортовали «есть» и метнулись в стойло, что было рядом с нашим.

— Я тут останусь, — сказал Нарыв и занял позицию рядом со мной, — Сейчас мы их встретим как полагается!

Душманы тем временем снова пытались пролезть во двор, правда, уже не так смело. Они залегли за поваленными плитами, засели по краям бреши.

— Тогда командуй, командир, — глянул я на Нарыва и улыбнулся ему.

Нарыв хмыкнул, а потом закричал:

— Отделение, к бою! Держать оборону до последнего патрона! И потом держать! Если придется — рвать душмана зубами! Нам надо отбросить врага!

— Есть! — Слились в единый решительный ответ больше десятка голосов пограничников.