Застава, к бою! (СИ)

Глава 2

Я прикрылся предплечьем, чтобы песок не угодил мне в глаза. Мухтаар же взмахнул длинным кинжалом, который больше походил на короткий меч.

Он расчертил им в воздухе две линии, будто бы стараясь отогнать меня подальше.

Я же совершенно спокойно отступил чуть-чуть назад. Не торопясь и внимательно наблюдая, я ждал момента, когда смогу вывести сына Юсуфзы из строя одним только своевременным приемом.

Видя мою невозмутимость, Мухтаар тоже посерьезнел. Если до первой своей атаки он кривил страшные рожи и ревел, как животное, то теперь успокоился. Сделался сосредоточенным и чутким.

Душманенок, видимо, понял, с кем имеет дело. Что ему не удастся меня просто напугать.

— Чего шурави ждать? — Прошипел Мухтаар.

Я услышал в голосе молодого мужчины, которому, по моим впечатлением, было не больше двадцати трех лет, какие-то нотки сомнения. Или даже страха.

Мухтаар пытался меня изучить. Он был внимателен и чуток. А еще совершенно не понимал, почему молодой советский боец-пограничник его не боится. Почему смело идет врукопашную, хотя обычно и шурави, и душманы ее избегают.

Непонимание рождало в душе душманенка сомнения. Он ожидал какого-то подвоха. И это играло мне на руку.

— Нападай, — подозвал я его, поманив пальцами. — Или ты трус?

Мухтаар оскалился. Он стянул с головы куфию, намотал на кулак так, чтобы использовать полотно как средство отвлечения внимания. Руку с кинжалом же, душман опустил низко и отвел чуть-чуть назад, спрятав за собственным корпусом.

Надо же. Мальчишка, видимо, нацелился драться насмерть.

В следующий момент он кинулся. Выбросил тяжелую от воды куфию, хлестким ударом перед собой, целя мне в лицо. Кинжал занес снизу, чтобы пропороть мне живот.

От куфии я защитился предплечьем. Ткань намоталась на руку. На мгновение я увидел черное, ликующее лицо Мухтара, который решил, что все идет так, как он задумал.

Однако спустя секунду лицо его переменило выражение. Оно сделалось удивленным.

Все потому, что я предугадал удар кинжалом и поймал его правую вооруженную руку своей. Стиснул ее в предплечье.

На несколько долгих секунд мы просто застыли друг напротив друга. Взгляды наши встретились. В том, что принадлежал Мухтаару, стояло непонимание.

А потом я дернул Мухтаара на себя, нагнул его, изловчился и влепил свое колено душману в солнышко.

Он согнулся, закашлялся.

Отступив, но не выпуская руки Мухтара из своей крепкой хватки, я ударил еще раз, в то же место.

Второго удара он уже не выдержал. Мухтаар согнулся в три погибели. Упал на четвереньки. Я спокойно подошел и пнул кинжал из-под руки молодого боевика.

Мухтаар тяжело, хрипло дышал, потом стал хрипеть и издавать такие звуки, будто бы его сейчас вырвет. Спустя мгновение, его действительно вырвало.

Я подошел к нему сзади, схватил за волосы и заставил подняться на колени.

Совершенно неспособный сопротивляться, душман просто хрипловато дышал и отхаркивался густой слюной.

Я похлопал ему по карманам. Оружия у духа не оказалось.

— Шурави меня убивать… — Протянул сквозь зубы Мухтаар.

— Убивать? — Холодно спросил я и вздернул его голову. Приставил лезвие ножа к горлу.

— Убить меня быстрее, шурави. Я проигрывать.

Я стиснул зубы. На миг перед глазами возник образ лежащего на мокром песке Васи Уткина. Образ маленькой ранки на его смугловатой коже. Образ тонкой струйки крови, что сочиться из нее, смываемая непрекращающимся дождем.

Я крепко сжал рукоять штык-ножа. Почувствовал, как эмоции моего молодого тела бурлят. Как кипят гормоны. Как оно само подталкивает душу на то, чтобы прирезать этого человека, словно пса.

Не сказав ни слова, я сильнее вцепился ему в волосы. Мухтаар зажмурился. Когда я нажал острым лезвием ножа на его плоть, душман застонал.

— Нет… Не делать… — Вдруг взмолился он сломавшимся голосом. — Не делать это, шурави!

— Мне казалось, — мрачным, низковатым голосом, которого сам не мог узнать, начал я, — ты хочешь смерти.

— Нет, шурави, — Мухтаар схватился за мою руку с ножом. — Не делать, шурави. Я не умирать.

— О чем же ты думал, мальчишка, когда пошел убивать советских людей? — Холодно спросил я. — Когда пошел воевать. Вести свой жалкий джихад против безбожников?

— Просить… Отец давать что угодно…

— Если ты готов убивать, — продолжал я, — значит должен быть готов умереть. Иначе ты трус. Трус и подонок.

— Не надо… — Душман всхлипнул. — Не надо, шурави…

— Только и можешь, что храбриться, сукин сын… Таким, как ты на земле нет места. Мир только лучше станет без вас, мерзких фанатиков.

С каждым словом я чувствовал, как разум все сильнее скатывается в плен холодной ярости. Как все больше и больше растет желание вспороть этому человеку горло.

— Ты резал головы нашим? — Прошипел я. — Отвечай, сукин сын! Резал или нет⁈

— Я не понимать… Я плохо по русскому языку… — Взмолился он.

— Все ты понимаешь, падла. Все ты прекрасно понимаешь. А значит, заслуживаешь прочувствовать, ту боль, что испытали наши ребята. Прощайся с жизнью.

Душман заплакал, когда я надавил ему на шею ножом и почувствовал на собственной руке теплую кровь этого человека.

Однако вместе с этим я почувствовал и кое-что еще. Почувствовал, а потом и осознал… Что излишне поддался эмоциям.

Что молодое тело на миг взяло верх над бывалой душою. Что на несколько мгновений я превратился в того самого молодого Пашу Селихова, что оплакивал смерть брата, и был оттого невероятно жесток с врагами. А еще, невнимателен к друзьям.

Усилием воли я подавил в себе этого человека, которым не был уже очень много лет. Которого давно уже перерос. По сравнению с которым стал мудрее, уравновешеннее, хладнокровнее. И теперь у меня достаточно душевных сил, чтобы держать любые свои порывы в узде.

С этими мыслями, я отвел заточенный клинок штык-ножа от шеи Мухтаара. Вместо этого одним метким тычком ударил его по затылку.

Сын душманского главаря даже не успел одуматься, как уже оказался на земле без сознания.

Сняв куфию с его руки, я быстро порезал ее на лоскуты, скатал. Получившейся веревкой стал вязать руки душманенку.

Пока я быстро работал над путами, увидел, как на том берегу заплясал желтоватый свет следовых фонарей. Это подкрепление подоспело к наряду, вступившему в бой с душманами.

Теперь мне предстояло доставить пленного нарушителя Границы на Шамабад. Но это еще не все.

Главное — меня ждет серьезный разговор с Климом. А еще с Тараном.

Когда я явился к Тарану, Клим уже был у него в канцелярии. Там же сидел и Пуганьков. Прапорщик Черепанов все еще находился на Границе.

— Садись, Селихов, — сказал Таран, оторвав взгляд от Клима, сидящего перед ним на стуле.

На Вавилове просто небыло лица. Он сидел белый, словно призрак. Его отсутствующий взгляд хоть и упирался в шефа, но будто бы просто проходил сквозь него, совершенно не замечая препятствий.

С Границы я прибыл всего полчаса назад. Вместе с нарядом Мартынова конвоировал пленного Мухтаара на заставу.

Таран отправил несколько поисковых групп обследовать участки, на которых случился стрелковый бой. И пусть, духи не трогали Системы и не собирались вторгаться на советскую территорию, ограничившись приграничной полосой, начальник решил перестраховаться.

Доложив в отряд, он заверил командование, что помощь не требуется, а вторгшиеся нарушители границы уничтожены или захвачены в плен.

Известным делом, на заставу выехал конвой, который должен был забрать душманенка в отряд.

Что же касательно Васи Уткина, боец был тяжелый. Стас с Алимом долго добирались на заставу, неся на себе могучее тело Уткина.

Им повезло. Наряд наткнулся на Шишигу тревожки. Черепанов, что возглавлял группу, принял решение двигаться пешим порядком, а на машине транспортировать Васю.

Шишига заехала на Шамабад только чтобы заправиться, и тут же, с заставы понеслась в отряд, где Васю уже ждал майор Громов, чтобы принять. Именно хирург будет решать, попытаться помочь Уткину на месте, или направить в госпиталь на вертолете.

Сейчас оставалось надеяться только на Васино крепкое здоровье. И я верил, что Уткин меня не подведет.

Когда я занял место на стуле, стоящем у стены, Таран снова посмотрел на Клима.

— Продолжайте, рядовой Вавилов. От вас мне нужна вся последовательность событий, от и до. Опишите, как обстояли дела.

Вавилов, среагировал как-то заторможенно. Он сфокусировал на Таране взгляд. Проморгался.

— Клим, — Позвал Таран уже мягче. — Мне нужно отчитываться в отряд.

— Дайте мне минутку, — сглотнул Клим. — Дух чуть-чуть перевести. Собраться с мыслями.

— Ладно, — Таран вздохнул. Глянул на меня, — Селихов, зачем вы хотели меня видеть?

— Если это по поводу ранения Уткина, — начал Пуганьков, сидевший справа от стола Тарана, за своим рабочим местом, — то вы бы могли узнать все у дежурного по заставе. Не стоит отвлекать офицеров, когда на нашем участке твориться такое.

— С чего вы взяли, что речь о Васе? — Спросил я холодно.

Пуганьков приподнял бровь.

— А разве нет? Я знаю, что вы, Селихов, с ним дружите.

— Дружу. Но мы сделали для Васи все, что в наших силах. Теперь остается надеятся на врачей и его самого.

Таран поджал губы. Покивал.

— Тогда зачем вы так настаивали поговорить с начальником заставы? — Заинтересованно спросил Пуганьков.

Я глянул на Тарана. Пристально заглянул ему в глаза. Таран нахмурился. К счастью, мне не пришлось ничего объяснять шефу. Старлей понял все сам.

— Товарищ лейтенант, — обратился он к Пуганькову, — Понятное дело, у нас ЧП, но и служба тоже службой. Я пока что занят. Старшина тоже все еще в поисковой группе. Но кто-то должен ставить нарядам приказы на охрану Границы.

Пуганьков недоверчиво посмотрел на Тарана.

— Товарищ старший лейтенант, вы уверены, что вам не нужна моя помощь?

— Уверен не уверен, а наряды должны по-прежнему выходить на охрану Государственной Границы Союза Советских Социалистических республик. Так что, будьте добры.

Есть, — сказал Пуганьков и встал.

Потом, как-то нехотя, вышел из канцелярии. Почему-то наградил меня недобрым взглядом. Впрочем, в последнее время он смотрел подобным образом на многих молодых парней. Чуть ли не в каждом видел любовника своей Светланы.

— Итак, Саша, чего ты хотел? — Спросил Таран.

— У меня два вопроса. Первый касается Вавилова, — кивнул я на Клима.

Услышав мои слова, Клим аж вздрогнул. Ссутулив плечи, он медленно обернулся ко мне. Уставился на меня ошарашенным взглядом.

— Что за вопрос о Вавилове? — Потемнел лицом Таран.

— Товарищ Старший Лейтенант, Клим знает, почему я пришел, — начал я. — Думаю, он сам должен вам все рассказать. А потом уже и я изложу свои мысли относительно всего этого дела.

Таран перевел внимательный взгляд своих маленьких, но живых глаз с меня на Вавилова.

— О чем говорит младший сержант Селихов, Клим? Что ты должен мне рассказать?

— Не бойся, Клим, — сказал я, — ты еще не сделал ничего, что можно было бы расценить, как предательство.

— Предательство? — Таран от изумления поднял Брови.

Мои слова подействовали на Клима как раз так, как я и хотел. Он не стал отпираться, не стал умалчивать. Он попытался оправдаться перед шефом. Дать ему понять, что ни о каком предательстве тут речи не идет.

Тогда Клим рассказал Тарану все. Он рассказал про Амину, которая, по словам душмана находится у них в плену. Про его с ней встречу и про теплые чувства, что они испытывают друг к другу. Рассказал про отца, которого угрожали убить, если Клим не совершит то, что ему приказали.

Рассказал о том, что от него требовали осуществить диверсию на заставе, а потом оставить свой пост. Только тогда духи отпустили бы его отца и Амину. В противном случае их ждала бы смерть.

— Они хотели, — начал Клим, — что бы я вывел из строя управляющий блок системы, — продолжал он. — А затем поджёг комнату связи и сигнализации. Только в таком случае папа и Амина остались бы в живых.

— Ты согласился? — Нахмурился Таран.

— Моего согласия никто не спрашивал, товарищ старший лейтенант. Просто поставили перед фактом: сделаю, они будут жить. А если нет — умрут.

Выговорившись, Клим поник. Опустил голову и плечи. Казалось, рассказав все, он просто иссяк, как иссякает солдатская фляга.

— Я знаю, что мой отец предпочел бы умереть, чем если бы его сын стал предателем… Товарищ старший лейтенант? Что теперь со мной будет? — Он посмотрел на Тарана. — Вы доложите обо всей моей беде в отряд?

Таран молчал. Он задумчиво сузил глаза, вглядываясь в никуда. Начальник заставы размышлял.

— Когда они попросили тебя совершить диверсию? — Спросил я.

Клим обернулся. Слабым, хрипловатым голосом ответил:

— Тот душман, что плохо говорил на русском… Он сказал, что я узнаю, когда придет время. А до этого должен держать язык за зубами.

Клим выдохнул. С трудом сглотнул неприятный ком в горле и продолжил:

— Он сказал: если Шамабад не будет гореть в назначенный срок, мой отец и Амина умрут.

— Слова Клима подтверждают мои догадки, товарищ старший лейтенант, — начал я.

— Догадки? — Удивился Таран.

— На Шамабад готовится нападение. Скорее всего, чисто с политическими целями. Духам нужно показать, что они способны биться с нами на равных.

Не ответив, Таран задумчиво опустил взгляд.

— Раньше у нас были только косвенные факты, подтверждающие это, — продолжал я, — была записка, попытки переноса оружия на наш берег и душманье в кишлаке Комар. Но прямо сейчас, в нашей бане сидит человек, который может дать самый прямой ответ на вопрос: готовится ли нападение на Шамабад или нет.

— Значит, Саша, говоришь, это один из сыновей Юсуфзы? — Спросил Таран.

— Он назвался Мухтааром, — покивал я.

— Ну тогда тут все предельно просто, — пожал плечами шеф, — особый отдел выбьет из него все, что тот знает, а потом наши попытаются обменять его на прапорщика Вавилова и девчонку, о которой ты говоришь, Клим.

Кажется, от слов шефа Клим как-то просветлел. Однако в следующее мгновение взгляд его снова сделался каким-то грустным.

— А что будет со мной? — Спросил он.

Мы с Тараном переглянулись.

— Расскажешь все как есть, — сказал шеф, — будешь настаивать на том, что отказался от предложения душманов. Я смогу это подтвердить. Доказательствами будет также то обстоятельство, что ты доложил обо всем мне сам. Без чужого давления. Ничего плохого ты не совершил, Клим. Возможно, отсидишь на гауптвахте несколько суток. Ну и получишь перевод.

— Перевод? — Удивился Вавилов.

— Да. На другой участок. Где поспокойнее, — кивнул Таран. — Я бы даже скажу тебе, что, пожалуй, буду инициатором такого шага. Сам напишу на тебя рапорт. Однако пока это все только вилами по воде.

Внезапно Клим перепугался. Расширил глаза от страха и быстро затараторил:

— Нет, так делать нельзя. Мне нельзя покидать Шамабад!

— Почему? — Спросил я строго.

Клим обернулся, глянул на меня.

— Почему? — Задал такой же вопрос и Таран.

— Потому… Потому что, духи сказали, что каждые три дня я должен оставлять им послание о том, что все идет по плану. Оставлять их надлежало в одном из уловленных мест.

— Если его переведут с заставы, заложников могут казнит, — сказал Таран.

— Могли бы казнить, если бы не одно но, — я улыбнулся.

И Таран, и Вавилов оба уставились на меня.

— У нас есть сын Юсуфзы. И теперь они не решатся трогать пленных. Кстати, мой второй вопрос касается именно Мухтаара.

Все в кабинете замолчали. Таран уставился на меня. Клим просто смотрел перед собой.

— Товарищ старший лейтенант, — позвал я.

— Какой вопрос у тебя о пленном душмане? — Спросил Таран.

Еще когда я конвоировал Мухтаара, находящегося в полубессознательном состоянии, на Шамабад, мне в голову пришла одна интересная идея. Вернее, даже, в захваченном отпрыске Юсуфзы, который находится вот тут, у нас в руках, прямо на Шамабаде, я увидел возможность. Возможность, попытаться сделать так, чтобы нападения на заставу и вовсе не было. Однако для этого нужно было…

— Товарищ старший лейтенант, — начал я, — разрешите поговорить с пленным, пока не прибыли офицеры особого отдела.