Застава, к бою! (СИ)

Глава 18

— Как он? — Спросил я у Черепанова, только что вышедшего из комнаты Тарана, куда мы отнесли и уложили начальника заставы.

Черепанов порывался оставить с ним какого-нибудь бойца, но Таран отказался. Сказал, что не хочет ослаблять оборону Шамабада ни на одного пограничника.

Тем не менее Черепанов не послушался и все же тайком приказал Алейникову остаться за дверью, чтобы приглядывать за начзаставы и доложить, если вдруг его состояние ухудшится.

Старшина тихо закрыл за собой дверь, потом уставился на меня и остальных командиров отделений и нескольких пограничников, ждавших у дверей квартиры начальника заставы.

— Пришел в себя, — сказал прапорщик горько, — но слабый больно. Боюсь, ему еще поплохеть может.

— Командовать никак не сможет? — Мрачно спросил Витя Мартынов.

Черепанов ответил ему суровым, свинцово-тяжелым взглядом своих светлых небольших глаз. Молча покачал головой.

— Значит, Пуганьков принимает на себя командование, — вздохнул комтех Бричкин.

Пуганьков, к слову, прямо сейчас пытался выйти на связь с отрядом, чтобы понять, когда же прибудет подкрепление. В мангруппе, что следовала к нам, должен быть санитар.

На Шамабаде было не так много раненных. Из них только двое не могли держать оружие, но были стабильны. Это, конечно, если не считать Тарана.

Большинство пограничников с заставы получили легкие ранения, на которые, как правило, даже не обращали внимание.

А вот с Тараном было хуже. Никто не мог понять, насколько серьезная у него рана. Вроде бы начальник и держался молодцом долгое время, после того как получил осколок, но к утру он все же ослаб. Я считал, что дело было в потере крови. Тем не менее всем было понятно одно — Тарану нужна медицинская помощь и как можно быстрее.

И хотя первую ему оказали, этого явно было недостаточно.

— Может оно и лучше, — продолжил комтех. — Пуганьков нам точно прикажет просто сидеть на заставе и дожидаться, пока наши не подойдут.

— А чего тут хорошего? — Глянул на него Мартынов, — решительных действий от нашего замполита не дождешься, это да. Но по моему мнению, именно такие действия нам и нужны.

— Это для чего ж? — Приподнял свою белесую бровь Бричкин.

У комтеха была довольно интересная внешность.

Бричкин — парень невысокого роста и плотного телосложения. Был он с полноватым лицом и носил очень светлые волосы и брови. В тени они и вовсе казались почти что белыми, а на солнце уходили в едва заметную желтизну.

— Чтобы выдавить духов с нашей земли! — Решительно и даже жестко ответил ему Мартынов.

— А чего их выдавливать? — Пожал плечами Бричкин, — сами уйдут. Может, еще побарахтаются на бережку и просто свалят. А если не свалят, их наше подкрепление додавит. Я вообще не вижу никакого толку лишний раз силы напрягать.

— Мы защитили заставу, — не отступал Мартынов, — теперь надо защитить и Границу! Саша правильную идею подал.

Мартынов глянул на меня, стоявшего у угла здания заставы и слушавшего их разговоры.

— Он сказал, если разгромим этих — продолжал Мартынов, — никто больше на советского пограничника не сунется! Душманье поймет, что мы не лыком шиты! Что нам палец в рот не клади! В этом я с Сашей на все сто процентов согласен!

— Ты хочешь пойти в контратаку? — Выпятил грудь Бричкин и упер руки в боки.

— Да. Нужно действовать решительно, — кивнул Мартынов сурово.

— Мы сейчас буквально чудом лишь одного человека потеряли, — покачал головой комтех, — а сколько может погибнуть во время контрнаступления? Ты об этом подумал?

Мартынов поморщился.

— Коля, ты воин-интернационалист. Ты присягу давал.

— Но это не значит, что я должен лезть в пекло, когда это не обязательно.

— Отставить галдёж, — сказал Черепанов, которому, по всей видимости, надоела вся эта перебранка, — приказ от командира не поступал. Раз уж сейчас Пуганьков взял командование на себя, значит, давайте ждать, чего уже он скажет.

— Старшина, — окликнул я Черепанова.

Прапорщик обернулся, глянул на меня с интересом во взгляде.

— Пуганьков у нас командир неопытный. Он точно будет с тобой советоваться, прежде чем принять решение, — продолжил я.

Прапорщик не ответил. Только поджал губы.

— Даже Таран, и тот советовался, — продолжил я, — а уж Пуганьков, тем более к тебе подойдет. Ему нужно будет, чтобы кто-то помог ему утвердиться в решении. И все мы тут понимаем, что это будешь ты.

— К чему ты клонишь, Саша? — Спросил Черепанов и как-то напрягся. От этого стал выглядеть нерешительным.

А Черепанов очень редко выглядел нерешительным. Кажется, он сам еще не мог определиться, как лучше поступить при сложившихся обстоятельствах.

— Что ты ему посоветуешь? — Продолжил я, — Скажешь сидеть на заставе и ждать подкрепления? Или все же перейти в наступление? Своего мнения по этому вопросу ты пока что не высказал.

Черепанов замялся и отвел взгляд, избегая моих глаз. Выдохнул, раздув ноздри своего правильной формы носа. Как и ожидалось, своим вопросом я застал старшину врасплох.

Черепанов было что-то хотел сказать, но мы услышали, как заскрипели заставские сходни. По ним сошел Пуганьков.

Замполит выглядел очень растерянным и задумчивым. Что греха таить, мне он показался даже испуганным. Тем не менее, увидев нас, у дверей Тарановой квартиры, лейтенант приосанился. Он попытался сделать решительное лицо, хотя у него и не очень это получилось. Потом пошел к нам.

— Как товарищ старший лейтенант? — Осведомился он у Черепанова.

— В сознании, но слабый он, — дежурным тоном ответил Черепанов.

Потом зыркнул на меня. На лице старшины я увидел явное облегчение оттого, что замполит вмешался в наш разговор и дал прапорщику повод не отвечать мне на вопрос. По крайней мере, пока что.

— Понятно, — вздохнул Пуганьков. Потом повел по всем нам взглядом. Заговорил: — значит так, товарищи. Всем командирам вернуться к своим отделениям. Вас, товарищ прапорщик, я жду в канцелярии.

Я решил спросить у Пуганькова, что же он захочет предпринять, однако в сущности мне и так был понятен ход его мыслей. А вот остальным сержантом его ответ очень даже может дать пищу для размышлений.

Уж я то понимал, что лейтенант решит сидеть на заставе и просто дожидаться подкрепления, заняв оборонительные позиции. Пусть выскажет вслух свои мысли.

Он не решится поставить приказ на контрнаступление. Черепанова же подозвал, чтобы тот только крепче убедил его в том, что намерения замполита ничего не предпринимать верны.

Я видел, что прапорщик тоже не стремился идти в контрнаступление. Или как минимум серьезно в этом сомневался. Выглядел он уставшим и даже несколько подавленным после того, что случилось с Тараном, с которым они очень хорошо дружили.

Черепанов стал гораздо ближе начальнику, когда прошлый замполит Строев уехал с заставы с ранением.

Возможно, в других обстоятельствах, Черепанов бы и согласился со мной и Мартыновым, но неизвестно, как он поведет себя сейчас. Все же не видел я в глазах старшины воли к борьбе. Скорее беспокойство о начальнике заставы. Видимо, именно эти мысли и занимали ум прапорщика.

— Товарищ лейтенант, разрешите обратиться, — сказал я.

Пуганьков зыркнул на меня несколько удивленным взглядом.

— Не разрешаю, Селихов, — сказал он неожиданно для всех, — враг может вот-вот пойти в новое наступление. Нам нужно к этому подготовиться. У вас есть приказ возвращаться к своему отделению.

— Вы отказываете нам в контрнаступлении на врага? — Сказал я, невзирая на его отговорку.

Пуганьков застыл, словно бы в небольшом шоке. Взгляд его забегал от сержанта к сержанту. Остановился, в конце концов, на Черепанове. В глазах лейтенанта стоял немой вопрос к прапорщику, на который тот, к слову, тоже не ответил.

«Они все сомневаются, — подумалось мне, — это плохо».

— Я приказал вам возвращаться к вашим бойцам, младший сержант, — ответил Пуганьков наконец, стараясь добавить в голос командного тона.

— При всем к вам уважении, товарищ лейтенант, — начал я, — мы теряем возможность положить конец банде Юсуфзы.

— Это не наша зона ответственности, — проговорил Пуганьков, немного погодя, — пусть с ними расправляются СБО…

Пуганьков замер, снова глянул на Черепанова. Прапорщик ему ничего не сказал. В нерешительности он не поддержал, но и не опроверг слов лейтенанта.

— Наша задача оборонить заставу, — решился продолжить Пуганьков, — и мы станем выполнять именно ее.

— Странно слышать это от вас, товарищ лейтенант, — пожал я плечами.

Пуганьков удивленно приподнял брови.

— В каком это смысле, товарищ младший сержант? Объяснитесь.

— Еще недавно вы хотели оставить Шамабад. А теперь, вдруг решили, что должны защищать заставу. А ведь «стоять до конца» гораздо проще, если знаешь, что так стоять и не придется. Ведь правда?

— Возвращайтесь к своим людям, Селихов, — после небольшой паузы проговорил Пуганьков, которого мой ответ явно застал врасплох.

— Мы пограничники, товарищ лейтенант, — невозмутимо сказал я, — и главная наша задача в текущих условиях — как можно скорее восстановить целостность Государственной Границы. Оборонить наш участок. Сейчас это означает — добить душманье, что засело у Пянджа. Они обосновались там словно хозяева. И этому нужно положить конец. Сейчас у нас есть шанс, и нужно им воспользоваться. Такое мое мнение.

— Я буду иметь его ввиду, — поджал губы Пуганьков, — товарищ Селихов.

— При всем к вам уважении, товарищ лейтенант, — сказал я, — я понимаю, что даже сейчас вы хотели бы отсидеться. Однако иногда бездействие бывает гораздо хуже любого, даже самого необдуманного поступка. И я считаю — это именно такой случай.

Я встал «смирно». Добавил:

— Разрешите идти.

— Разрешаю, — будто бы с облегчением проговорил Пуганьков.

Я отдал честь, сделал «кругом» и отправился к своим людям.

— Стройся! — Крикнул Пуганьков, когда подошел к отделению, что держало позиции у бреши в заборе, на правом фланге.

Собачники, сидевшие под секциями бетонного забора и за мешками повскакивали со своих позиций. Кинулись строиться в шеренгу.

Пуганьков терпеливо подождал, когда они займут свои места. Потом скомандовал, стараясь добавить в голос побольше офицерского тона:

— Отделение, равняйсь! Смирно!

Он осмотрел ровный строй пограничников, ища взглядом того, кто был ему нужен сейчас больше всего.

— Так, — выдохнул он. — Где младший сержант Селихов? Я приказал ему явиться в канцелярию еще пять минут назад. Куда он делся?

— Повел Нарыва к раненным! — Немного вальяжно и совсем уж не по уставу выкрикнул Сагдиев, стоявший первым.

Пуганьков напрягся. Недовольно засопел. Деланно строго сказал:

— Рядовой Сагдиев.

— Я.

— Обратитесь по форме.

— Виноват. Товарищ лейтенант, разрешите доложить⁈

— Докладывайте, — кисловато ответил Пуганьков.

— Младщий сержант Селихов отлучился, чтобы отвести старшего сержанта Нарыва к раненным. Ему стало плохо.

— Вот так, значит, да? — недовольно пробурчал Пуганьков, — Я прислал к вам отделение системщиков, чтобы усилить оборону правого фланга. Комтех Бричкин доложил мне, что они с Селиховым «решили», что этого не требуется, после чего системщики вернулись на свою позицию, у склада. Кто мне скажет, что это такое было?

Чувствуя дрожь в коленках от волнения, Пуганьков замолчал. Потом нахмурился, стараясь сделать грозное лицо. Продолжил:

— Рядовой Сагдиев, вы слышали этот разговор ваших командиров?

— Так точно, товарищ лейтенант, — пожал плечами Сагдиев. — Но… Но, если сказать честно, не полностью. Так, одним ушком.

— Ага… Одним ушком, значит, — недовольно выдохнул Пуганьков, — кто еще слышал этот разговор? Все слышали? Очень хорошо. Со слов Бричкина, когда его отделение подошло к вашему, им стало ясно, что стрелковая позиция не слишком удобна, чтобы разместить тут столько людей. Это так сказал Селихов, правильно?

Малюга, неловко ворочая челюстью, попросил обратиться к лейтенанту. Пуганьков разрешил.

— Товарищ лейтенант, да это и так было видно! Брешь узкая, а от конюшни остались одни развалины. Там стрелковые позиции не организовать! Системщики хотели доложить об этом вам и ждать распоряжения, но вы были заняты в комнате связи и сигналисзации! Тогда комтех решил просто вернуться на левый фланг, опасаясь, что противник может напасть в любой момент!

— Да почему же здесь негде организовать стрелковые позиции, а⁈ Места вон сколько!

Теперь к лейтенанту обратился Матузный.

— Товарищ Лейтенант, да мы как только стали позиции обеих отделений прикидывать, младший сержант Селихов тут же сказал, что втиснуть нас всех сюда будет невозможно. Что у половины просто линий не будет. Строй плотный, если граната залетит — все. Баста!

Пуганьков замолчал. Со всей мрачностью, которую только смог изобразить, он уставился на солдат отделения хвостов, что выстроились перед ним.

— У меня был однозначный приказ. Селихов подначил Бричкина его не исполнять. Что это такое? Что за неисполнение? Где ваша дисциплина?

— Товарищ лейтенант, ну тут вы не правы, — пожал плечами Миша Солодов, — при всем к вам уважении — два отделения с этой стороны никак не поставить. Как мы не думали, как не крутились, было ясно, что эффективно оборону в таком количестве не организовать.

— Ага! Верно! Саша сразу сказал, как только комтех своих привел! — Подтвердил Малюга, — комтех чуть-чуть поеерепенился, мол приказ есть приказ, но когда стали думать, как всех разместить, оказалось, и правда неудобно получается! Слишком плотно, а четверть бойцов, в таком случае, просто линий обстрела не получали! Получается, будут сидеть в холостую!

— Отставить мне всю эту самодеятельность! — Крикнул разозлившийся Пуганьков немного сломавшимся голосом, — еще раз спрашиваю: что это такое⁈ Что младший сержант Селихов себе позволяет⁈ Мало того что он не выполнил мой приказ, так еще и убежал! Ко мне не явился! Вас оставил за себя отдуваться, когда я пришел! Это ж что за трус такой, этот ваш Селихов⁈ За вас, товарищи бойцы, прячется! Из-за него вы тут сейчас все передо мной краснеете! А сам он ходит неизвестно где!

Когда Пуганьков, гордый собой, что так «рубит правду-матку», прямо перед строем, закончил, то заметил, как странно помрачнели все солдаты.

— Вы это про Сашу зря так, — проговорил Матузный холодно.

Пуганьков аж удивился. Быстро-быстро заморгал.

— Что это значит, рядовой Матузный? И вообще! Обратитесь по форме!

Однако вместо Матузного заговорил Сагдиев. Заговорил также недовольно и даже угрюмо:

— Нехорошо так, товарищ Лейтенант, говорит про Селихова. Извините, конечно, но вы это все неправильно говорите. Передергиваете.

Пуганьков испугался, видя, как пограничники защищают неприятного ему Сашу Селихова. Испугался их слов и особенно решительных взглядов. Однако замполит приложил все усилия, чтобы не выдать своих эмоций. Как показалось Пуганькову, это у него получилось.

— Что значит, передергиваю⁈ — Напористо спросил Пуганьков, стараясь сохранит лицо перед бойцами, — отделение, что вы себе позволяете⁈ Этот Селихов у вас тут всю дисциплину разлагает! Вот он что делает!

— Уж простите, — начал Малюга, немного коверкая слова, — товарищ лейтенант, но мы вам не позволим так про Сашу говорить.

— Как это, не позволите⁈ Да что все это значит! — Растерялся, а от этого разозлился Пуганьков.

— То и значит, товарищ лейтенант, что Сашка мне сегодня ночью жизнь спас, — сказал Малюга твердо.

— И мне тоже спас, — невозмутимо вклинился Матузный.

— И мне спас! — Дополнил Сагдиев.

— И мне!

— И мне тоже, товарищ лейтенант!

— И мне спас! Если б ни он, в рукопашной бы я сегодня все! Погиб бы!

— Ну! Я тоже!

— Если б не он, мы б так в конюшне и остались! Прям под крышей похороненные!

— Да!

— Точно!

Каждое «и мне», что раздалось из строя, било по уверенности Пуганькова, словно хлесткой пощечиной по лицу. Ему казалось, что с каждым новым словом пограничников в защиту Селихова, он сам будто бы становился на добрый сантиметр ниже.

Замполит даже попятился.

— Отставить… — Нерешительно сказал он, потом все же собрался с силами и крикнул: — Отставить разговоры!

Пограничники все как один замолчали. Стали смирно перед замполитом.

— Товарищ лейтенант, — неожиданно раздался голос Селихова за спиной Пуганькова. Тот аж вздрогнул. Обернулся.

Селихов, стройный, широкоплечий и поджарый стоял прямо перед ним. Его удивительно суровое для восемнадцатилетнего парня лицо почему-то напугало Пуганьква. А внимательные голубые глаза показались замполиту холодными и… бывалыми. Пуганьков сглотнул.

— Младший сержант Селихов по вашему приказанию прибыл, — проговорил Александр Селихов спокойным и уверенным голосом.