Я уничтожил Америку 3 Назад в СССР

Глава 4

— Что-то не так? — я даже не отрываюсь от лицезрения алмазов.

— Что это значит? — Флик отбрасывает один лист, хватается за второй.

— Это детская считалочка, — улыбнулся я в ответ. — Раз-два-три-четыре-пять, вышел зайчик погулять.

— И ради этого вы меня заманили сюда? Вы издеваетесь?

— Да что вы, никакого издевательства. Я просто хотел увидеть вашу реакцию. И… Что вы делаете?

— Я собираюсь вызвать охрану! — пропыхтел покрасневший Фридрих, идущий к дверям.

— Отлично! Тогда они как раз вас и задержат за покушение на убийство! — ровным голосом ответил я.

— Какое убийство? — буркнул он в ответ. — Никакого покушения не было.

— В таком случае, в суде будет очень интересно узнать результат вот этой вот записи, — я вытащил из кармана коробочку диктофона и показал Флику. — Тут записан весь наш разговор и команда вашим охранникам. Я не думаю, что ребята настолько крепкие, что выдержат перекрёстный допрос. А что до пистолета? Я никогда не использую оружие. И даже пистолет вашего охранника подменил своим. Видите, это просто зажигалка.

Я вытащил пистолет из кармана и щёлкнул спусковым крючком, вызывая огонёк.

Флик обернулся. Покраснел ещё больше. Потом быстрыми шагами подошёл ко мне и выхватил зажигалку. Я даже не сопротивлялся отбору. Следующим действием он поджёг листок с информацией о взятках различным партиям. Листок быстро занялся пламенем и в скором времени сгорел дотла.

Он сурово сжал губы, а потом процедил:

— Вы заманили меня сюда обманом. Ваша информация ничтожна и мне ничего не стоит от неё отвертеться. И ваша глупая ставка… Я вам ничего не должен! И ничего вам не отдам, мелкий аферист! Но мне нравится ваша наглость. Так что, я даю вам последний шанс остаться на свободе — отвезите меня обратно, верните мой лимузин и тогда я постараюсь забыть про этот инцидент.

— А хотя бы один алмазик? Ну вот самый маленький? — спросил я.

— Положите коробку на место! — рявкнул Флик. — Это моё! Я и так делаю для вас многое, отпуская живым!

Он снова покраснел. Ух, как бы раньше времени старика не хватила «кондрашка».

— Ладно-ладно, кладу на место. Не стоит так волноваться! — хмыкнул я в ответ и убрал драгоценности обратно в ячейку. — Что же вы себя не бережёте? Отвезу я вас назад, так уж и быть. И не вздумайте звать охрану — у меня хватит сил, чтобы передать даже тот список в руки журналистов. Как вы думаете — сколько эти гиены выпьют из вас крови?

— Наглец! Каков же наглец! Заткнись уже! Попытался всучить мне пустопорожнюю дрянь! И ведь какой наглец! Вези меня обратно! Эй, Отто, или как тебя там! Закрой мою ячейку! — высунулся Флик из комнаты. — Давай быстрее! Не копайся!

После того, как мы покинули банк, Флик продолжал кипятиться в машине. Чтобы заглушить его возмущённые вопли, я включил радио.

Заиграли весёлые баварские мотивы. Те самые, под которые сиськастые блондинки на Октоберфесте разносили литровые кружки пива. Флик продолжал ворчать себе под нос, обещая в скором времени устроить мне все семь кругов ада.

Я же слушал музыку и прибавил громкости, когда диктор центральной радиостанции начал передавать последние новости:

— … и в срочном сообщении. По распоряжению генерального прокурора ФРГ все активы концерна «Флик» арестованы. Проводится расследование в связи с масштабными подозрениями в систематическом подкупе политических партий. Сам господин Фридрих Флик, а также ряд высших руководителей концерна, разыскиваются для дачи показаний…

Голос стих, когда я повернул ручку. В салоне «Опеля» повисла тишина, густая, как туман над Рейном. Было слышно лишь потрескивание динамика и тяжёлое, свистящее дыхание Флика на заднем сиденье.

— Фигня какая-то, не правда ли? — улыбнулся я в зеркало заднего вида. — Скорее всего, это какая-то ошибка. А что передают на других каналах?

Я снова крутанул ручку и возник на сей раз женский голос:

— По подозрению в финансовых махинациях полиция разыскивает господина Флика. Последний раз его видели в помещении «Зигерландхалле». Если кому известно о нынешнем местонахождении главы концерна «Флик» просьба позвонить по телефону…

Я снова посмотрел в зеркало заднего вида. Из него на меня смотрел не прежний багровеющий от ярости магнат, а внезапно постаревший, посеревший старик. Его рука, лежавшая на воротнике пиджака, мелко и часто дрожала.

— Что?.. Что это?.. — просипел он, и голос его был пуст и безвоздушен, как сдутый воздушный шар. — Это… это провокация! Подлая клевета!

Но в тоне уже не было прежней уверенности, только животный, панический страх. Страх человека, который только что стоял на вершине мира и вдруг ощутил, как эта вершина рушится у него под ногами, увлекая его в бездну.

Я выключил радио. Наступившую тишину нарушал только скрежет шин о щебень и его прерывистый храп. Мимо нас пронеслась полицейская машина. Её громкая сирена резанула по ушам.

— Ну что, герр Флик? — спросил я, не оборачиваясь. — Похоже, гиены уже почуяли кровь. Зря вы недооценивали мои таланты. И моя информация оказалась очень важной для верхушки, которая давно приглядывалась к вашему трону. А тут маленькая пешка подкинула невероятный подарок. И глупо этим не воспользоваться. Теперь вас ждёт суд и новое банкротство. Получается, что я победил! И не смотрите так! Я же говорил, что никогда не пользуюсь оружием… моим мечом является ум!

Он ничего не ответил. Я рискнул ещё раз глянуть в зеркало. Он сидел, уставившись в одну точку перед собой, его взгляд был стеклянным и ничего не выражающим. Казалось, он пытается осознать размеры катастрофы и не может.

— Вези… — вдруг выдавил он. — Вези меня не в офис. Вези… куда-нибудь… на окраину.

— Боитесь, что у ворот уже дежурит полиция? Или ваши же партнёры, которые захотят поговорить по серьёзному?

Он снова замолчал, отвернувшись к стеклу, за которым проплывали уютные, благополучные улицы Западного Берлина. Его империя. Его мир. Который только что перестал быть его.

Я ухмыльнулся и прибавил газу. Теперь уже он был у меня в руках. И алмазики в банковской ячейке вдруг показались ему самой малой из проблем. Кондрашка подкрадывалась к нему не с моей стороны. Она шла к нему со стороны всего его блестящего, рушащегося мира.

И это стало ясно, когда Фридрих вытащил из кармана пиджака баночку с пилюлями. Он высыпал на ладонь сразу три кругляшка и закинул их в рот. Немного посидел, а потом открыл глаза, приложив руку к груди.

Я же в это время достал заранее заготовленную баночку. Точь-в-точь такую, какую доставал Флик.

— Прошу прощения, но это вам не поможет. У вас в руках всего лишь пустышка, фикция. Ваши настоящие таблетки вот они. И не смотрите на меня так! Вы сами выхватили у меня зажигалку, удачно подставив свой внутренний карман. Я не мог не воспользоваться этим подарком!

— Что-о-о? — просипел Флик, уставившись на меня. — У меня…

— Да, у вас пустышка. Я хочу увидеть, как вы умираете от остановки сердца. Этим самым вы подтвердите, что у вас оно есть.

— Отдай! — взвизгнул старик и дёрнулся вперёд, в попытке выхватить у меня баночку.

Конечно же это у него не получилось. Я убрал руку, а после приоткрыл дверь и выбросил баночку наружу. Она весело запрыгала по старинной брусчатке, а потом удачно залетела в сливную решетку.

— Дерьмо… Свинья… Вор… — просипел Флик, с ужасом глядя на меня.

— Что? Хочется жить, магнат? Хочется протянуть хотя бы ещё немного? Боитесь увидеть тех, кого по вашей милости казнили? Кто умер на ваших заводах от непосильного труда? Боитесь заглянуть в глаза детишек, которые навсегда остались калеками, обожжённые расплавленным свинцом? А сколько людей сгорело в чанах и печах? Всё потому, что надзирателям не хотелось тащить трупы на улицу… Всем им вам придётся смотреть в глаза и отвечать — за что ты так с ними поступил!

Флик уже сползал по сиденью. Его выпученные рыбьи глаза соответствовали открываемому по-рыбьи рту.

Грёбаная золотая рыбка!

Испытывал ли я к нему жалость? Да ни капли!

Он разбогател на войне, будучи другом нацистов. И вовсе не получил своё, отсидев всего лишь пять лет! Вот теперь он получает своё сполна!

За всё ему воздаётся!

Чем страшней становилась война, тем большими были доходы Флика. Его личное состояние выросло с двух до трех миллиардов марок. Он стал владельцем самой крупной промышленной империи и самым богатым немцем.

В годы войны нацисты поставляли Фридриху Флику заключенных десятками тысяч — прежде всего из Бухенвальда. Карл Кох отправлял всех, кого мог. На заводах Флика советские пленные работали по двенадцать часов в день, их дневной рацион составлял: двести пятьдесят граммов хлеба, пять граммов жира и пол-литра супа.

Рабочим, не выполнявшим норму, грозили арест и смерть. Но работали узники недолго: умирали или заболевали. «Уничтожение трудом» — таков был функциональный принцип концлагерей.

Концерн Флика нацистские чиновники снабжали бесплатной и бесправной рабочей силой в первую очередь. И когда заводы Круппа попросили две тысячи заключенных, выяснилось, что все мужчины-узники были распределены. Комендант Бухенвальда мог предложить только женщин-узниц…

Но и люди Флика жаловались хозяину на «непригодность присылаемого материала», когда им предлагали женщин, стариков и детей. В ведомстве труда советовали «приезжать утром пораньше, чтобы успеть отобрать наиболее пригодных».

Вся эта мерзость, вся античеловечность возвращалась к Флику сторицей. Он умирал. Умирал разорённый, разыскиваемый полицией, одинокий… Я-то и не думал приходить ему на помощь.

— Ты… ты… — лицо Флика покраснело до состояния помидора.

— Я русский солдат! И я пришёл за своим долгом! — отчеканил я, глядя в зеркало заднего вида. И добавил по-русски: — За Родину, за Сталина! За всех русских людей!

Флик что-то ещё прохрипел, попытался расцарапать себе горло, но потом вытянулся в струнку и обмяк.

Я свернул на обочину. Заглушил мотор. На заднем сидении начал подёргиваться бывший мультимиллионер. Я перегнулся через спинку, послушал пульс. Чёрное сердце не выдавало признаков жизни.

Вытащив из кармана только что усопшего магната забытый листок из блокнота и ключ от ячейки, я постарался усадить сухое тело мужчины так, чтобы со стороны он выглядел спящим. После этого развернулся и неторопливо подъехал к банку.

Что же, миттельшпиль прошёл блестяще, осталось провести эндшпиль.

Выйдя из машины, я открыл пассажирскую дверь, вот только пассажир проигнорировал мою любезность. После этого я наклонился к Флику и произнёс:

— Я скоро вернусь, не скучайте без меня тут…

Дальше я прошёл к банковской двери, кивнул охраннику, как старому знакомому и попросил его вызвать директора банка. Через минуту директор встал передо мной, как лист перед травой.

Я оглянулся назад, где через стеклянные двери был виден «Опель» и силуэт «спящего» Флика. Потом произнёс, показывая листок и ключ от ячейки:

— Герр Флик устал от переездов, от треволнений и забот с шахматной олимпиадой. Отдыхает Он попросил меня взять его коробку из ячейки. Вот, сказал, что этого будет достаточно.

Я говорил нарочито громко, чтобы привлечь внимание остальных. Чтобы директор не вздумал сомневаться в моих словах. Ведь при свидетелях сложнее отказать просителю. Тем более, если проситель пришёл от такого человека, как Фридрих Флик.

Директор заколебался, тогда я холодно улыбнулся:

— Если вы желаете, то я сейчас разбужу господина Флика. Только вряд ли он после этого будет доволен этим… Надеюсь, вы понимаете, о чём я?

— Да-да, конечно, прошу вас, господин…

— Линдеманн, герр Тиль Линдеманн, — кивнул я в ответ, усмехаясь про себя.

Сейчас будущему лидеру группы «Раммштайн» всего семь лет, и он даже не подозревает, что под его именем собираются ограбить банк.

— Прошу вас, герр Линдеманн, — чуть поклонился директор банка.

Я с бесстрастным хлебалом повторил недавний путь. Потом без зазрения совести ссыпал алмазы во внутренний карман, протёр и положил коробочку на место, а после вышел из зарешёченной комнаты.

Всё прошло как нельзя более гладко. Мы распрощались с директором, он передал пожелание здравствовать и бодрствовать господину Флику. Я пообещал обязательно передать.

И ведь передал! Не уверен, что душа магната меня услышала, но своё обещание я выполнил. После этого я завёз «Опель» в заранее условленное место на окраине города, где уже стоял припаркованный лимузин. Пришлось попотеть, чтобы перенести обмякшее и не успевшее одеревенеть тело Флика на заднее сиденье. Манекена внутри уже не было.

Дальше я ещё раз протёр все возможные места в лимузине, которых мог касаться пальцами. А также те места, которых могла коснуться госпожа Шнайдер. На всё про всё ушло пятнадцать минут. После этого я оставил герра Флика дожидаться своего нахождения в одиночестве.

К этому времени уже давно должны были очнуться охранники, должна начаться паника. Герра Флика должны начать искать.

Вряд ли его будут искать в запылённом «Опеле», который к тому же сменил номера и теперь неторопливо катил по дороге прочь из Зигена.

Я включил радио и снова донеслась запись из скрытого магнитофона, записанная заранее: «…и в срочном сообщении. По распоряжению генерального прокурора ФРГ все активы концерна „Флик“ арестованы. Проводится расследование в связи с масштабными подозрениями в систематическом подкупе политических партий. Сам господин Фридрих Флик, а также ряд высших руководителей концерна, разыскиваются для дачи показаний…»

Потом должен был раздаться голос госпожи Шнайдер. Она сперва отнекивалась, но для пущей убедительности мне нужно было как раз использовать женский голос. И в конце концов она сделала запись. Отчасти поэтому мне и пришлось пересесть на «Опель», чтобы использовать скрытый магнитофон в качестве радиотрансляции.

Да и лимузин могли начать разыскивать раньше времени, поэтому колесить на нём по городу было опасно. А что до таблеток… Я знал заранее, какой фирмы пилюльки потребляет Флик, поэтому купить такую же баночку не составляло труда. Да, пришлось сделать вид, что я спёр их, но… Я всего лишь обманул его, как он до этого обманывал многих.

И мне нужно было показаться на глаза директору банка рядом с Фликом, чтобы он потом отдал мне содержимое ячейки. Теперь это многомиллионное содержимое находится в моём кармане. И вскоре пойдёт на благое дело.

Вся эта операция была затеяна с целью наведения справедливости. Флик не хотел расставаться с деньгами добровольно. Пришлось слегка принудить его. Да, пришлось сделать качели, расшатав его и без того нездоровое сердце. Пришлось показывать то победу над ним, то проигрыш, то снова победу, то снова проигрыш и в итоге…

В итоге он сам себя доканал. Не стоило так волноваться, в конце-то концов. И ведь я давал ему шанс, прося всего лишь один алмазик. Однако, он не захотел делиться. Поэтому и пришлось сделать так, как пришлось сделать.

Переживал ли я по этому поводу? Да ничуть.

Пока я ехал, то вытащил из-за щёк подложенные ватные валики. Снял прилизанный парик, оставалось смыть грим с лица и шеи, а также вытащить цветные линзы, чтобы даже директор банка не узнал во мне человека, который недавно дважды посещал его заведение.

Что я и сделал, когда остановился в придорожном кафе в десяти километрах от Зигена. В туалете быстро сделал разоблачение и убрал за собой. На выходе из туалета подмигнул официантке и попросил сделать два бутерброда с собой.

Когда я подошёл к машине, то внутри уже сидела фрау Шнайдер. До этого кафе по условиям плана должна была добраться на попутках.

Она посмотрела на меня и произнесла:

— Так вам лучше, герр Мюллер. Так вы выглядите гораздо привлекательнее…