Я уничтожил Америку 3 Назад в СССР

Глава 2

Дверь перед ним захлопнулась. Несильно, но с хорошо слышимым щелчком замка. Словно бы звуковая точка была поставлена в конце его фразы. Точка, после которой начинаются совсем другие правила.

Я улыбнулся. Конечно же нельзя было ждать от этого упыря того, что он будет играть по правилам. Ну, не по правилам, так не по правилам. Я всегда устанавливал их только для себя…

— Вы не боитесь? — Флик оглянулся на меня. — Странно, а я ожидал вас увидеть на коленях. Итак, что вы можете сказать по поводу вашего информатора? Откуда у вас эти документы?

— Хрен ты меня на коленях увидишь, фашист грёбаный, — улыбнулся я в ответ.

— Всё-таки вы для меня полная загадка, гор Мюллер. А что вы дальше собираетесь делать, молодой наглец?

— Сюрприз, мазафака! — я постарался произнести это с непередаваемой интонацией Володарского, того самого, с прищепкой на носу…

Два охранника в тёмных, отлично сидящих костюмах, с квадратными, суровыми лицами двинулись ко мне. Их движения были синхронны, выверены долгой практикой превращения живых людей в мокрые мешки из кожи и костей. В воздухе запахло дорогим одеколоном и холодной сталью.

— Прошу вас отойти в угол, герр Флик, чтобы не испачкаться.

В руках охранников сами по себе появились ножи. Выскочили из рукавов, словно долго там сидели и соскучились по воле. Как будто спустили с цепи лютых ротвейлеров.

Мозг, разгорячённый шахматной баталией, переключился молниеносно. Не на страх. Это роскошь для тех, у кого впереди есть время бояться. Мозг проанализировал обстановку как новую позицию. Позицию, пусть и почти проигранную. Двое против одного. План противника прост — «прикончить дурачка». Мой план тоже прост: «дурачок должен выжить!»

Я отпрянул к столу, за которым только что решалась судьба ключа и папки. Массивная шахматная доска из капового ореха была тяжёлой, как щит. Деревянные фигуры так себе оружие, если только ферзи и короли…

Первый охранник, тот, что пошире в плечах, сделал стремительный выпад, пытаясь схватить меня за предплечье. Классика. Он ожидал сопротивления, попытки вывернуться, может быть, удара кулаком в ответ. Но он явно не ожидал, что ему на голову бухнется несколько килограммов дорогого дерева. Да ещё и прикусит сверху, как капканом.

Не хватало только возгласа: «Ухи! Ухи! Ухи!», чтобы полностью воссоздать картину из кинофильма «Джентльмены удачи».

Следующим ударом стал футбольный пинок по яйцам. Без жалости, без сомнений, даже без мужского сочувствия!

В конце концов, за это охраннику деньги платят!

Охранник рухнул на колено, хватаясь за паховую область. Из-под доски закапала кровь.

Ну что же, пешка оказалась крепким орешком…

Второй уже был рядом. Его рука с ножом описала короткую дугу. Я не успевал уклониться. Вместо этого я рванулся навстречу, и лбом вписался точно в переносицу. Получилось неидеально, чуть вскользь, но этого хватило, чтобы он на мгновение отшатнулся. Этого мгновения хватило мне, чтобы подхватить с пола выпавший нож первого охранника.

— Стоять! — скомандовал я, приставляя остриё к его горлу. — Я не хочу вас убивать, но если придётся… Брось нож! И не дёргайся, а то я нервный!

Он замер. Ладонь разжалась и нож звякнул, отброшенный в сторону. Его напарник, кряхтя, поднимался с пола. В его глазах стояла мутная ярость.

— Чего вы копаетесь? Убейте же его! — выкрикнул Флик.

Флик думал, что выиграл. Но он недооценил пешку. Маленькая пешка, дошедшая до конца поля, превращается в кого угодно. Хоть в ферзя. Хоть в того, кто переиграет самого короля.

— Даже не вздумай, — покачал я головой, глядя в глаза стоящему охраннику.

Тот сглотнул в ответ. Только кадык дёрнулся вверх-вниз.

Быстрыми движениями я вытащил из внутренней кобуры охранника тяжёлый пистолет. Встающий напарник сунул было руку за своим, но удар рукояткой по голове отправил его в туманную долину забытья. Убивать не хотелось — у меня сегодня хорошее настроение.

Да и вообще я за мир во всём мире!

— Повернись, если хочешь жить, — процедил я, глядя в глаза охранника.

— У меня дети, — сдавленно проговорил он.

— Вот и пусть они дождутся отца, — кивнул я в ответ. — Поворачивайся, не заставляй меня делать их сиротами!

Удар рукоятью пистолета по затылку отправил охранника догонять его напарника в пустоши небытия. Минут пятнадцать у меня есть, а большего мне и не надо. Я повернулся к стоявшему в углу Флику.

— Ну что же, пешка дошла до предела. Остался только мат королю, — ухмыльнулся я, глядя в его бесцветные глаза. — Или ещё подёргаетесь?

— Пафосный бред! Что ты будешь делать дальше, мальчишка? Неужели думаешь, что сможешь выйти из здания?

— Я не думаю, а уверен в этом. Дальше мы с вами вместе прогуляемся до выхода и поедем туда, куда я скажу.

— Лучше убей меня сразу на месте! Я не раз смотрел смерти в глаза, так что меня уже этим не испугать!

— А я и не думал вас пугать смертью. Я всего лишь заберу свой выигрыш… Свой честно выигранный приз.

Вот теперь блеклая кожа немецкого промышленника побелела ещё больше. От этого он приобрёл ещё большее сходство с бледной молью. А выпученные глаза довершили похожесть.

— Я никогда такого не сделаю! Можете убить меня на месте!

— Да что мне от вашей смерти прока? Вы мне нужны живой. Только так я смогу… — я ловко вытащил ключ и записку из кармана пиджака Флика, — получить то, что мне нужно. Но если вы настаиваете на смерти, то помимо этого, я отберу у вас то, ради чего вы жили. Отберу у вас и ваших детей деньги и власть. Обнародую материалы из папки, и прощай империя старого нациста!

— Я не нацист!

— Ну да, вы всего лишь сочувствующий. Отсидели мизер и потом, когда американцы вернули вам часть активов, снова развернулись по полной. Развернулись потому, что снова сошлись с дружками-нацистами!

— Я не нацист! Это было такое время!

— Ой, всё. Заткнитесь, — голос мой стал тише. — Все ваши оправдания давно сгнили вместе с костями в рвах за фабриками. Вы не судья, не жертва и даже не палач. Вы — бухгалтер. Бухгалтер смерти. Идёмте же. Хватит впустую сотрясать воздух.

Я положил пистолет в полураскрытую папку. С боков не увидишь, а сверху прикрыл листом бумаги с цифрами. Он покосился на цифры. На буквы. Я же взял его под локоть, чувствуя, как тонкая дорогая шерсть пиджака стала влажной на тонкой руке.

— Вперёд. Ко входу. Попробуйте кивнуть одному из своих громил — и первое, что увидят ваши дети вместо наследства, это фотографию того, во что превратится ваша бледная рожа после встречи с пулей. Я не художник, но в абстракции из крови и костей кое-что смыслю. Открывайте дверь!

Мы двинулись по коридору. Он шёл, подрагивая. Я — на полшага сзади, с дружеской улыбкой. Со стороны казалось, будто веду старого приятеля под ручку. Охранники у лифта, увидев одного из начальников, замерли в подобии внимания. Один потянулся к рации на поясе. Хотел вызвать машину? Или же полицию?

— Умник, — беззвучно выдохнул я, упирая ствол в ребро Флика. — Скажи ему убрать руку.

Голос Флика прозвучал хрипло, но властно:

— Оставайтесь здесь. Нам нужно отъехать. Скоро вернусь.

Охранник опустил руку, глаза его сузились от подозрения, но дисциплина и года дрессуры сделали свое дело. Он отступил. Лифт дринькнул, двери разъехались. Мы зашли внутрь. Я нажал кнопку «Холл».

Кабина плавно поплыла вниз. Флик дышал тяжело, с присвистом.

— Они всё равно вас найдут. Вы не понимаете, с кем связались.

— Я не связывался. Я пришёл за долгом. А за долгами, Фридрих, всегда приходят. Одни — с расписками и адвокатами. Другие — вот с этим, — я ткнул стволом чуть сильнее, и он всхлипнул. — Мне ваши связи не интересны. Мне интересна одна-единственная дверца в хранилище банка. Та самая, что открывается этим ключом.

Лифт остановился. Двери открылись перед роскошным мраморным вестибюлем. Люди в лучших своих костюмах, запах дорогого парфюма и денег. Интеллектуалы и интеллектуалки, собравшиеся ради просмотра шахматных баталий.

Людей много. Ходят, обсуждают различные ходы. Не догадываются, что я тут тоже веду свою партию. Что пешка подпинывает короля…

— А теперь, господин Флик, — прошептал я ему на ухо, — мы идём к выходу. Тихо и культурно. Как два деловых партнера. Вы ведь же не хотите испачкать кровью этот прекрасный мрамор?

— Я лично подожгу костёр, на вершине которого тебя распнут, — буркнул он в ответ.

— Мечтать не вредно…

— Герр Флик! Герр Флик! Как вам олимпиада? Всё ли нравится? — к нам подскочил розовощёкий крепыш, от которого прямо-таки разило радостью и счастьем. — Ох, такое событие! Такое событие! Голова идёт кругом. А у вас?

Фридрих замешкался. Он набрал в грудь воздуха и явно собирался что-то крикнуть. Пришлось ему напомнить тычком пистолета, что не хрен орать — тут люди в шахматы играют.

— Я невероятно доволен и рад, — процедил Флик. — Прекрасное собрание. Простите, я сейчас занят.

— Спасибо. А как вы считаете — кто окажется победителем на этом соревновании? — спросил никак не унимающийся толстячок.

— СССР победит. Тут и думать нечего, — буркнул я в ответ и проговорил Фридриху. — Мы спешим, герр Флик.

— СССР? Вообще-то Америка тоже выставила отличных шахматистов, — продолжал тараторить мужчина.

Пришлось задействовать посторонние силы. Я заметил рядом с нами молодого скуластого мужчину, почти мальчишку, погружённого в записи ходов из блокнота. На лацкане пиджака красовался флажок СССР. Потому-то я его и задействовал:

— Простите, господин, вот этот человек говорит, что Америка может победить на Олимпиаде. И даже выиграет у команды СССР. Как вы считаете — сможет или нет?

Парень хмуро посмотрел на меня, перевёл взгляд на толстячка и на русском вполголоса ответил:

— Да вот хрен ему во всё рыло! — на ломаном немецком же он проговорил. — Господин явно ошибается в своих оценках. У СССР очень сильная команда.

Я едва удержался от улыбки. Молодого человека узнал — это был Анатолий Карпов. Будущий чемпион мира скоро будет удостоен звания гроссмейстера, а сейчас набирается опыта и следит за игрой более старших коллег.

— Да вы что-о-о! — махнул рукой толстячок и переключился на молодого человека. — Тут же собрались такие монстры…

Карпов ему стал отвечать, а мы тем временем слиняли.

Воздух в лобби был густой, пропитанный запахами новой мебели. Флик начал скисать, размякать, как подбитый заяц, почуявший конец долгого бега. Того и гляди скуксится да рухнет посреди зала. Нельзя было позволить. Я ткнул ему в ребра стволом, не сильно, но ощутимо — просто напомнить, кто здесь дирижёр нашего весёлого марша.

— Двигаемся к выходу, господин Флик. У нас ещё есть незаконченное дело.

Он буркнул что-то невнятное, вроде «иду я, иду», и зашаркал. Усталая походка больного хищника, внезапно лишившегося своих клыков и когтей. По пути цеплялись назойливые мухи — кто-то с бумагой, кто-то с вопросом. Я их обрывал на полуслове, коротко, бесцеремонно, бросая через плечо: «Потом. Вернёмся». Конечно же я не собирался возвращаться.

Улица встретила нас сентябрьским солнечным днём. И зеркальным чёрным блеском длинного лимузина. Возле открытой пасти задней двери застыл шофёр — седовласый, подтянутый, в идеально сидящем тёмно-синем мундире и фуражке с лакированным козырьком. Прямо картинка из глянцевого журнала о богатой жизни. Его вышколенное лицо дрогнуло, а глаза удивлённо полезли на лоб, увидев одного босса, без привычной свиты.

— Господин Флик, а где же Карл и Ганс? Где герр Люмберг? — голос у него был под стать костюму — ровный, лакированный, но сейчас в нём зазвенела стальная струнка тревоги.

Флик зыркнул на меня, губы уже сложились для ответа, но я был быстрее. Скользнул между ними. Улыбнулся во всю ширину своего обаятельного лица.

— Они прибудут позже. Сейчас господин Флик отпустил их на обед, — мои слова лились легко и плавно, как тёмное пиво в литровую кружку. — А нам по срочному и очень важному делу нужно отлучиться. Вам тоже следует подождать нас тут. За час обернёмся. И да, — я сделал лёгкий жест рукой, будто отмахиваясь от пустяка, — за углом стоит приличный ресторанчик. Можете там пообедать. Берите всё, кроме алкоголя, и запишите на счёт Бромеля, там в курсе. Почему кроме алкоголя? Сами понимаете, что вам ещё за руль. Кстати, — моя рука всё ещё была в движении, — позвольте вашу фуражку. Я верну! Всё детство мечтал водить хорошие машины. Пока-пока, мы скоро.

Пока я рассыпал словесный бисер перед ошеломлённым водилой, тело моё работало отдельно: затолкал Флика в салон, сдёрнул фуражку с благородной седины, развернул человека в плечах и лёгким толчком направил в сторону указанного ресторана. Пока его мозг, привыкший к чётким приказам, а не к цирковому трюкачеству, перемалывал происходящее, я был уже за рулём. Лимузин рванул с места, оставив на обочине озадаченного водителя с непокрытой головой.

Чёрное зеркало заднего вида поймало его фигуру, медленно уменьшающуюся. И отражение Флика на заднем сиденье — бледное, раздавленное этой наглой, стремительной ложью.

Мотор уверенно рычал, проглатывая серую ленту асфальта. Зиген проплывал за тонированными стёклами кадрами немого кино — ухоженный, скучный, предсказуемый городок. Идеальные декорации для последнего акта жизни.

Флик на заднем сиденье молчал, втянув голову в плечи, стараясь стать меньше, незаметнее. Его дыхание было тяжёлым, влажным — словно у человека, которого заживо схоронили. Как бы старика раньше времени не хватила «кондрашка».

Я ловил его взгляд в зеркало, и он тут же отводил глаза. Мне даже на мгновение стало его жаль. Почти. Как промелькнули перед глазами изуродованные дети, которым отрубали обожжённые расплавленным свинцом конечности, так и перестало быть жаль.

— Расслабьтесь, герр Флик, — бросил я, ловко огибая развозной фургон. — Процесс пошёл. Обратного хода нет. Лучше думайте о том, как будете купаться в деньгах. Или в чём вы там обычно купаетесь. И каково это — проводить в тюрьме заседания директоров концерна? Лучше, чем в офисе, или всё-таки были какие-то накладки?

Он что-то пробормотал в ответ, но разобрать можно было только «банк» и «сумасшедший». Лестно.

Через пару кварталов я резко свернул в узкий переулок, где пахло помоями и старым камнем. Заглушил двигатель.

— Выходим. Быстро.

— Мы не доехали… — ответил он.

— А мы вскоре доедем. Нам только нужно сменить телегу на что-нибудь попроще. Это слишком заметная.

Флик послушно поковылял за мной к запылённому серому «Опелю», припаркованному в глубине перулка, под ржавым пожарным выходом. Машина ничем не примечательная, серая мышь в стае городских мышей. Ключи были под левым колесом. Я открыл пассажиру дверь.

— Пересаживаемся. Ваш лимузин слишком кричит о вашем статусе. А нам сейчас нужна тишина. Да, если всё-таки соберутся в погоню, то будут гнаться за лимузином, а не за «Опелем».

Пока Флик, кряхтя, уселся на потрёпанный синий велюр. Я уселся за руль.

Чёрный лимузин тем временем ожил и плавно выкатился из переулка. За рулём сидела фрау Шнайдер, её лицо было невозмутимо и строго. А на заднем сиденье, в той же позе, что минуту назад занимал Флик, теперь сидел манекен в пальто и шляпе. Если не приглядываться, то запросто можно принять за Флика. Ловушка для возможной слежки должна была сработать. Пусть побегают за манекеном, пока настоящий Фридрих будет расплачиваться за грехи прошлого.

Я завёл «Опель». Двигатель затрясся, затарахтел, но завёлся. Мы выехали с другой стороны переулка и снова влились в поток, теперь уже совершенно незаметные.

— Смотрите, герр Флик, — я кивнул в сторону, где на параллельной улице мелькнул знакомый чёрный силуэт лимузина. — Ваш двойник поехал развлекаться. А мы с вами — на деловую встречу. Тише едешь — дальше будешь.

Флик смотрел в окно на уплывающий лимузин, и в его блеклых глазах плескалась ненависть.

А наш серый «Опель» тем временем неторопливо, как обычная машина самого обычного бюргера, начал двигаться к отделению банка.