Я уничтожил Америку 3 Назад в СССР

Глава 24

— У нас с вами сейчас курс только на оборону. Всё остальное идёт как бы по боку. Товарищи, этого нельзя допускать. Ведь делая упор на что-то одно, мы упускаем из вида гораздо большее. А нам как раз сейчас нужно заострить внимание на разностороннем развитии! Почему была свёрнута программа по развитию компьютерных технологий? Почему? Разве только нефтью и газом богато наше государство? Да у нас такие мозги, что дай им волю и коммунизм не через двадцать, а через десять лет построится! — горячился Шелепин на заседании секретарей и заместителей. — А мы что? Всё смотрим на Запад? Ждём от них подачек? Думаете, они будут делиться с нами технологиями? Да этим эксплуататорам выгодно держать нас в отсталости! Вспомните про то, как они поступили с индейцами? Те выступили с луками и стрелами против винтовок и пуль! И что в итоге? Мы тоже должны стать новыми индейцами?

— Пока что идут только вопросы, но будут ли предложения? — осторожно поинтересовался Суслов.

— Предложения? — Шелепин сделал паузу, окидывая взглядом собравшихся. — Предложения просты. Первое: немедленно восстановить финансирование перспективных научных направлений: кибернетики, вычислительной техники, генетики. Второе: создать при Госплане специальный комитет по наукоёмким технологиям с реальными полномочиями. Третье: коренным образом пересмотреть систему образования, сделав упор на подготовку не инженеров-исполнителей, а творцов, способных к прорывному мышлению!

Он обвёл взглядом зал, встречаясь глазами с каждым из присутствующих:

— Мы десятилетиями гордились нашей системой образования. Но что мы видим сейчас? Она производит прекрасных технократов, но не хватает Королёвых, Ландау, Капиц! Почему молодые таланты уходят в теоретическую физику или математику, но не в прикладные разработки? Потому что там нет свободы для поиска! Нет возможности реализовать смелые идеи!

Шелепин взял со стола папку с документами.

— Вот отчёты наших экспертов. Раньше мы были впереди планеты всей в компьютерных технологиях. А что теперь? Отстаём! И отстаём уже на много! Нефть и газ? Может это наше настоящее, но наука — вот наше будущее! Если мы сейчас не изменим курс, через двадцать лет Россия превратится в сырьевой придаток, технологическую колонию Запада! Компьютерные технологии шагают семимильными шагами, а мы? Считаем на счётах? И это при том, что в шестьдесят втором году в Ленинградском отделении Центрального экономико-математического института Академии наук СССР был создан настольный калькулятор «Вега». Где он? Почему массово не производится? Почему до сих пор создаются счёты, а не калькуляторы?

В зале повисла напряжённая тишина. Даже скептически настроенные участники заседания понимали — Шелепин затронул действительно болезненную проблему.

— Наука, это вещь хорошая, но вот только как учиться, если не хватает продуктов питания? — спросил Микоян. — Может, сытое брюхо к учению и глухо, но всё равно… Как бы сытый человек лучше воспринимает информацию.

Шелепин усмехнулся и перевёл взгляд на спросившего. Потом чуть прищурился, как будто беря в прицел снайперской винтовки:

— Анастас Иванович, мы с вами вместе были в Новочеркасске в июне шестьдесят второго. Как раз в то время, когда пришлось подзатянуть пояса. Да, пришлось пойти на неприятные меры, но вы сами помните, какими волнениями встретили нас людские массы. А ведь это была попытка сгладить продовольственный дисбаланс. Но вместо того, чтобы сделать выводы и дать по шапке виноватым, переложили всё на людей. И что в итоге? Вижу по глазам, что вы помните тот бунт, куда пришлось подтягивать военных.

— Помню, Александр Николаевич, — тихо ответил Микоян, и в его глазах мелькнула тень. — Помню и залитую кровью площадь, и детей, в ужасе бегущих от милиционеров… Но именно поэтому я и говорю — нельзя повторять тех ошибок. Наука — дело нужное, но если народ будет голодать, никакие компьютеры нас не спасут.

Шелепин откинулся на спинку кресла, его лицо стало серьёзным.

— А кто спорит, Анастас Иванович? Я как раз о том же. Но решать продовольственную проблему нужно не за счёт науки, а вместе с наукой! Взгляните на сельское хозяйство Голландии или Дании — там каждый гектар даёт втрое больше нашей продукции. Почему? Потому что там работают учёные, а не трактористы с лопатами! Нам нужны новые технологии в агросекторе, а не дополнительные миллионы гектаров целины.

Микоян согласно кивнул:

— В поездке перед Хрущовым я был в Америке и видел их супермаркеты. Полки ломятся от продуктов! А у нас что? Очереди за колбасой… Длинная, зелёная и колбасой пахнет… Знаете, что такое? Это электричка из Подмосковья! И это в стране-победителе, в стране, первой пославшей человека в космос! Мы можем производить ракеты, но не можем накормить свой народ? Это абсурд! И в этом я согласен с Александром Николаевичем!

Шелепин перевёл дыхание и продолжил уже спокойнее:

— Я предлагаю не выбирать между наукой и продовольствием, а соединить их. Создать научные центры по сельскому хозяйству, внедрять современные методы земледелия, развивать пищевую промышленность. Тогда и народ будет сыт, и учёные при деле. И тогда не будет повторения новочеркасских событий.

Микоян не стал опускать голову. Он с вызовом взглянул на Шелепина:

— А всё почему они произошли? Потому что оказались неэффективными результаты экономической политики Никиты Сергеевича. Вряд ли нам была необходима ликвидация личных подсобных хозяйств колхозников с резким сокращением поголовья скота. А это ознаменовалось спадом производства молока и мяса в личных подсобных хозяйствах на двадцать процентов. На двадцать! А перевод восьми с половиной тысяч хозяйств из статуса коллективных в статус государственных? А поднятие целины?

— Так вот на этих ошибках и надо учиться! Вот у нас случились пожары этим летом… И что? Мы снова будем вынуждены закупать пшеницу у Запада! А где наши с вами резервы? Такая богатая страна, а чуть ли не ходим с протянутой рукой… Пожары… Неужели нельзя было предусмотреть? Заложить фонды на всякие непредвиденные обстоятельства?

Члены партийной верхушки молчали. Что тут скажешь, если всё на виду и всё очевидно?

Зал замер. В густой, тяжёлой тишине были слышны лёгкие шорохи и приглушённый скрип кожаного кресла, в котором беспокойно повернулся один из секретарей.

Члены Политбюро избегали смотреть друг на друга. Одни уставились в лежащие перед ними папки, делая вид, что изучают документы. Другие делали вид, что поглощены курением, хотя сигареты в некоторых пальцах давно потухли. Третьи, откинувшись на спинки стульев, рассматривали узоры на столешнице, демонстрируя показное спокойствие.

Между некоторыми из сидящих промелькнули быстрые взгляды, после которых лица снова застыли в каменных, невыразительных масках. Слова висели в воздухе, постепенно формируясь в лезвия топоров. И неясно — на чью шею эти лезвия нацелятся.

Все понимали: Шелепин и Микоян затронули не просто ошибки, а системные провалы, которые давно стали открытым секретом в высших эшелонах власти, но о которых предпочитали молчать. Теперь же эти проблемы были выброшены на стол переговоров, заставляя каждого присутствующего невольно задаваться вопросом — а какую роль он сам сыграл в этих неудачах? И не прозвучит ли в следующий момент его собственное имя в контексте очередного провала.

Наконец, Косыгин произнёс:

— Кхм, всё это понятно, товарищи. Но, есть ли предложения, как это всё можно исправить? Или понадеемся на западных партнёров, позволяя им богатеть, а самим доедать крошки со стола?

— Хотите сказать, что мы сами помогаем капитализму? — скривился Шелепин.

— Ага, именно это я и хочу сказать, — кивнул Косыгин.

В зале зашумели. Поднялся гвалт. Все хотели под общий шумок выразить своё недовольство словами Председателя совета министров СССР. Выразить, но аккуратно, чтобы нельзя было притянуть за слова…

— Вот вы спрашивали по поводу предложений… — поднял руку Шелепин, успокаивая людей.

Он выждал паузу, поскольку то, что хотел сейчас сказать, должно было воспроизвести эффект разорвавшейся бомбы. Люди постепенно успокаивались, переводили внимание на Генерального секретаря.

Шелепин вздохнул и начал говорить:

— Дайте мне договорить, а потом задавайте вопросы! Итак, начнём. Нам нужен переход от плановой экономики к рыночной. Будет произведён постепенный отказ от жесткой плановой экономики и внедрение элементов рыночного регулирования. Это будет выражаться в децентрализации управления, предоставлении большей автономии предприятиям и поощрении частного предпринимательства! Однако, всё это под контролем государства.

Выпученные глаза. Приоткрытые рты. «Как у Гоголя: 'Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!» — подумалось Шелепину.

— Нам нужны сельскохозяйственные реформы. Частично будет распущены некоторые колхозы, и внедрена «Система ответственности домохозяйств», которая позволит крестьянам самостоятельно управлять землей и продавать излишки продукции на рынке. Это должно резко повысить производительность в сельском хозяйстве. Таким образом люди получат деньги, а страна — продукты питания.

— Но… это же капиталистические условия! — воскликнул Суслов. — У нас же свобода, равенство и братство!

— По поводу свободы, равенства и братства…

Шелепин резко повернулся к Суслову, его глаза вспыхнули.

— Свобода? Равенство? — его голос прозвучал с горькой иронией. — А разве свобода — это когда талантливый инженер не может реализовать свою идею, потому что она не вписана в пятилетний план? Разве равенство — это когда ударник труда и лодырь получают одинаковую зарплату? Разве братство — это когда мы держим народ в нищете, прикрываясь красивыми лозунгами?

Он обвёл взглядом шокированный зал.

— Я говорю о социализме, который работает! О системе, где человек будет получать по труду, а не по разнарядке. Где крестьянин, вырастивший богатый урожай, будет жить в достатке, а не отдавать всё государству за копейки. Где завод сможет самостоятельно распоряжаться частью прибыли и развиваться.

— Но это… это ревизионизм! — попытался возразить кто-то из зала.

— Это прагматизм! — парировал Шелепин. — Прагматизм, который позволит нам догнать и перегнать Америку не на страницах газет, а в реальной жизни. Мы сохраним государственную собственность на основные средства производства, сохраним руководящую роль партии, но дадим людям экономическую свободу. Свободу работать лучше и жить достойнее.

Он посмотрел на бледное лицо Суслова.

— Михаил Андреевич, вы боитесь слова «рынок»? А что такое колхозный рынок? Это уже есть в нашей стране! Я предлагаю лишь расширить эту практику, дать ей государственную поддержку и направить в цивилизованное русло.

В зале снова поднялся шум, но теперь в нём слышались не только возмущённые, но и заинтересованные голоса.

— Товарищи! — Шелепин повысил голос, перекрывая нарастающий гул. — Мы стоим на пороге исторического выбора. Либо мы продолжаем двигаться по накатанной колее, которая ведёт нас в тупик, либо находим в себе смелость обновить методы, сохранив принципы!

Он оперся руками о трибуну, его взгляд стал пронзительным.

— Возьмите китайский опыт. Они сохранили партийное руководство, но проводят экономические реформы. И результаты налицо — рост производства, насыщение рынка товарами…

— Сравниваете нас с Китаем? — возмутился Суслов. — У них совершенно иная ситуация!

— Я сравниваю подходы, Михаил Андреевич! — твёрдо ответил Шелепин. — И предлагаю творчески осмыслить их опыт. Мы можем создать свою, советскую модель рыночного социализма!

В первом ряду поднялся седовласый член Политбюро:

— Александр Николаевич, но не приведёт ли это к расслоению общества? К появлению… нуворишей?

— А разве сейчас нет расслоения? — парировал Шелепин. — Разве партийная номенклатура живёт так же, как простые рабочие? Я предлагаю честную конкуренцию, где преуспеет тот, кто работает лучше, а не тот, у кого лучше связи!

По залу прокатился взволнованный шёпот. Шелепин понимал — он перешёл все допустимые границы, но отступать было поздно.

— Я предлагаю создать комиссию для изучения этих вопросов, — смягчив тон, продолжил он. — Не для немедленного внедрения, а для всестороннего анализа. Разве партия не должна искать лучшие пути построения коммунизма?

Эта последняя фраза несколько успокоила собравшихся. Идея комиссии — компромиссная. Но Шелепин знал: если комиссия будет создана, это уже будет победой. Первым шагом на пути к переменам, которые, как он верил, могли спасти страну от надвигающегося кризиса.

Да, предстоит набить немало шишек, преодолеть даже не тысячи, а миллионы сопротивлений на местах. По сути, надо было совершить новую революцию, только теперь уже в умах людей. Однако, оно того стоило!