Вперед в прошлое 13

Глава 9 Эмпатия

Постучав в кабинет заведующей, я решил не дождаться приглашения, подергал ручку двери — она была закрытой. Хотелось ударить ее. Широким шагом я направился к сестринскому посту, но там никого не оказалось. В манипуляционной женщина средних лет раскладывала стеклянные шприцы по стерилизационным боксам. Встрепенулась на мое «здравствуйте», вскинула голову.

— Не знаете, где Екатерина Юрьевна? Срочно нужна.

Отведя взгляд, медсестра сказала:

— На планерке, наверное.

— На планерке? В такое время?

— В курилке, какая, нафиг, планерка, — протараторила пробегающая мимо постовая медсестра.

Любят сотрудники заведующую! Вот порадуются, если у меня получится. А если не получится… Нельзя такое оставлять безнаказанным. Что я могу? Что-нибудь точно могу, на холодную голову придумывать надо. Скооперироваться с ментами, чтобы привлечь ее за взятку. Посадить не посадят, но откупаться ей придется долго.

Потому что такому человеку нужно работать в тюрьме для особо опасных, а не с больными, которые и так несчастны. Если суммировать вред, который причиняет серийный убийца средней руки и такой специалист, то Крюкова, однозначно, победит.

Навстречу мне вышла Наташка, замотанная в простыню, с блестящими глазами.

— Забери меня отсюда! — проговорила она. — Где мои вещи?

— Пытаюсь выяснить, — покривил душой я. — Подожди пока в палате, хорошо?

— Если она ко мне сунется, хоть слово мне скажет, я ее убью, понял? Так и знай!

Однако меня Наташка послушалась, вернулась в палату, закрыла дверь. А вон и заведующая несется — стремительная, дерзкая, подбородок вздернут, ежик волос белеет. А ведь красивая, стерва, была бы, если бы не стриглась под ноль.

— Ты чего здесь? — поздоровалась она со мной, и в ее голосе прорезались такие нотки…

Как у маньяка-педофила, который зазывает жертву в подворотню. Как у живодера, приманивающего животное. Думает, я несу ей подарочек, ну-ну.

Я колыхнул пакетом, утверждая ее в мысли, что мне хочется что-то ей подарить, она наживку заглотнула и открыла передо мной дверь. Я на всякий случай принюхался: вдруг система распознавания дала сбой, и передо мной гнилушка? В таком случае мое внушение могло ее убить, а стать чистильщиком, убивающим людей, я не готов, как бы ни было это полезно для мироздания.

— Сюда ставь, — она кивнула на стол.

— Вот это наглость, — усмехнулся я.

Крюкова развернулась чуть ли не прыжком, вытаращилась на меня. Казалось, сейчас оскалится и зашипит, но я вскинул руку.

— Екатерина Юрьевна Крюкова, послушайте и услышьте не только разумом, но и сердцем. Каждой клеткой тела услышьте и отложите в голове. Вчера вы чуть не довели до самоубийства мою сестру. Скорее всего, сознательно не раскрыв всю правду о ее патологии. Уж зачем, это на вашей совести.

Она разинула рот. Ее горло свело спазмом от неожиданности, желваки вздулись.

— Вам должно быть стыдно. Очень стыдно. С сегодняшнего дня вся та боль, что вы сознательно причинили людям, вернется вам вдвойне. Да будет так!

Как уже бывало раньше, слова текли сами, и я уже знал, что все получится. Взгляд заведующей остекленел, губы затряслись, она указала на дверь, но не набросилась и ничего не сказала. Пока Крюкова не опомнилась, я выскользнул из кабинета, прихватив пакет с кофе для Юли, которой предсказуемо не оказалось в больнице.

До палаты, где лежала сестра, я дошел нормально, потянулся к ручке… одной, двум трем. Они закружились, и я не смог ухватиться, уперся в стену, тяжело дыша. Мир ходил ходуном, сердце выскакивало, пот хлынул градом.

Это что же, я в обморок собрался? Еще и тошнит. Я сглотнул вязкую слюну, и тут мир начал темнеть, словно кто-то крутил кнопку телевизора, убавляя и убавляя яркость. Представив, как валяюсь посреди коридора, я устыдился собственной слабости — как барышня, ей-богу! Это и удержало меня от падения. А потом кто-то взял под руку, и будто издалека донесся встревоженный женский голос:

— Что с тобой, тебе плохо?

— Нормально, — не признал свою слабость я и попытался отодвинуть того, кто меня схватил.

Куда идти, я помнил. Доберусь до ближайшей кровати, сяду, отдышусь — авось никто не заметит, что я поплыл.

— Где ж нормально? Ох ты ж… Света! Света, принеси вату и перекись! — прозвучало уже ближе.

Меня куда-то отвели, я сел, вероятно, на кровать, глубоко вдохнул, и яркость начала возвращаться: в темноте проступили очертания предметов, светлое пятно окна, человек возле него. Кровати, тумбы, люди. Потом мне запрокинули голову, вытерли лицо и сунули что-то в ноздрю.

— Она тебя избила? — села рядом Наташка. — Меня била, когда привязывала, сука!

Я хотел опустить голову и вытащит вату из носа, но постовая медсестра, та самая, некрасивая, схватила меня за руку.

— Посиди так. У тебя кровь из носа пошла, вон какая лужа набежала.

В голове немного прояснилось. Как-то мы с Наташкой почти синхронно закровили.

Интересно, почему так? Из-за того, что много сил потратил на внушение? Такого рода внушения всегда будут сопровождаться кровотечением? Или просто совпало? Как бы ни хотелось думать, что это так, я понимал, что это не совпадение.

— Никто меня не бил, психанул просто. Сильно психанул, вот и…

— Выходит, психовать тебе нельзя? — проговорила Наташка с сочувствием.

И все равно я считал наказание недостаточным, как, наверное, каждый человек, который не видит результат мести. Тот, кто на левом плече, подначивал, хотел насладиться мучениями жертвы.

Убедившись, что мне ничего не угрожает, медсестра ушла. Я нашел дежурного врача, это был пожилой мужчина, который аж расцвел, увидев лицо мужского пола в женском царстве, спросил, можно ли забрать Наташку домой, тот ответил, что не желательно, возможны осложнения. Я немного настоял, сказал, что под мою ответственность, врач попросил расписку, даже не спросив мой возраст. Всем было на всех плевать.

Наташкин халат вернули, весь перепачканный застывшей кровью, тут-то я и понял, что ехать ей не в чем. Вызывать такси и в таком виде ее везти? Или сгонять домой за одеждой? Какой там, я ведь на автобусе приехал. Или, может, пусть еще денек побудет под присмотром? Я скосил глаза на Наташку, с брезгливостью надевающую грязный халат расцветки, как цыганский платок — черный с розами. Нет, неизвестно, как сегодня себя будет вести Крюкова. Вдруг яриться начнет, на людей кидаться, как бешеное животное? Наташка — моя сестра, значит, первой попадет под раздачу.

Как-то за больных страшно, хотя медсестра вон какая здоровенная, уверен, в единоборстве она Крюкову одолеет.

Выждав минут пятнадцать, я встал, повертел головой, поприседал, вынул из носа напитавшийся кровью ватный тампон. Вроде кровотечение остановилось.

— Пойдем? — спросила сестрица с надеждой.

— Подожди.

Любопытство пожирало меня изнутри. Может, именно оно подточило этот сосуд в носу. Очень хотелось посмотреть, что происходит с людьми сразу после внушения. Тем более внушение было необычным, более сложным, я попытался выйти на новый уровень.

— Я сейчас.

Сперва я прошелся по палате, поприседал, чтобы проверить свое состояние. Потом, отделив от Наташкиного букета пятнадцать нарциссов, с замирающим сердцем направился к кабинету заведующей. Постучал, открыл дверь.

Крюкова сидела за столом, сжав голову руками. Лицо красное, зубы сжаты, желваки вздулись. На скрип петель она вскинула голову, увидела меня, и ее перекосило, как бесноватую в фильме «Константин». Она уперлась в стол, оскалилась, и я отшатнулся.

Драка с лысой теткой не входила в мои планы, потому я хлопнул дверью, рванул к Наташке, крикнул, распахнув дверь:

— Уходим, скорее.

Постовая медсестра вскочила, увидев, как мы бежим по коридору.

— Что случилось?

На миг остановившись, я покрутил пальцем у виска, указав на открывающуюся дверь заведующей, и побежал дальше.

Гнаться за нами никто не стал. На лифте мы спустились на первый этаж, и я сказал Наташке:

— Побудь пока здесь, ты ж раздетая. Я найду такси, и мы подъедем сюда.

Сестра кивнула, уселась на откидной стул, поерзала, ища удобное положение.

Одевшись, я побрел по улице, надеясь найти машину недалеко от больницы. Вспомнил, что все еще держу эти пятнадцать нарциссов, подарил их плачущей девушке, бездумно идущей навстречу.

Машину я нашел в километре ходьбы — зеленый «Москвич-412», похожий на крокодила. За рулем читал газету пожилой армянин, согласившийся отвезти меня и Наташку за две тысячи рублей.

Усаживаясь в машину, сестра радовалась, словно сбежавший узник Освенцима. Когда немного отъехали, она проговорила шепотом, словно заведующая могла ее услышать и наказать:

— Знаешь почему Россия непобедима? Благодаря больницам. Если мы в таких местах умудряемся выздоравливать, то нам и ядерная война не страшна. Выживем. И нашествие зомби или инопланетян… Блин, там так все устроено, что выжить сложно. От одного вида туалета удавиться хочется. А плитка отваливающаяся…

— Как бы сделала ты? — спросил я.

— Хм… Увеличила бы зарплату врачей и медсестер в десять раз. Они получили бы нормальные деньги и заулыбались сразу. И увольняла бы за хамство. Человеку и так плохо, а они добивают. — Она тяжело вздохнула. — Сделала бы двухместные палаты, картины бы веселые на стенах, занавесочки, журналы. И чтобы в палате — больные с одинаковой бедой. И врачам проще, и нам, есть с кем бедой поделиться.

— Еще психолога в каждое отделение, — сказал я. — И количество сотрудников удвоить. Тогда люди сами бы туда шли, а не оттягивали до последнего, боясь, что залечат.

— Врачи суки. Одна там хорошая, а другие такие твари все! Просто нелюди. Упыри.

Как-то даже обидно стало и за маму, и за Гайде, за Юлю, за тысячи врачей, которые валятся с ног от усталости от нагрузки. У них ни личной жизни нет, ни хорошей зарплаты, ни уважения — половина людей высказывается, как Наташка, и получается замкнутый круг.

— Им тяжело и голодно, — объяснил я. — Если изменить условия, и люди изменятся. Будет ли улыбаться измученный несчастный человек? Нет. А довольный жизнью и собой всегда стремится радостью поделиться. Это не люди, это система такая, Наташ.

— Ой, типа Крюкова будет улыбаться, ага, — не согласилась со мной сестра.

— То, что я сказал, не исключает наличия упырей. Но все нормальные люди обычно злые, когда уставшие.

Возразить было нечего, и Наташка вздохнула.

Мы приехали… не домой — к зловредной бабке, которая теперь не бегала за нами, а пряталась от нас, я позвонил по объявлениям о сдаче жилья, подтвердил просмотры. Боря обнял Наташку и расплакался.

И только сейчас я кое-что вспомнил, сказал Наташке:

— Звонил Андрей вчера, просил передать, что все у него хорошо. Обещал вечером еще набрать.

Наташка сразу порозовела, выведала все, окончательно успокоилась и стала ждать звонка любимого. Но вместо него позвонил дед, я скоординировал его с Аланом, и он отчитался, что забрал тираж постеров и готов их передать, приедут они, соответственно, в четверг.

Теперь оживился Боря, который свои постеры нарисовал и вызвался ими торговать по вечерам.

— Вечером отожмут выручку, — предостерег его я. — Только на рынке по выходным, там порядок и присмотр, хозяева пасут свое стадо и никому не позволяют его доить.

Время шло. Андрей не звонил, и с каждой минутой уверенность облетала с Наташки. Вот уже девять вечера. И десять. Звонка все нет.

Я пытался утешить сестру, что Андрей не звонит, думая, что она в больнице. Однако интуиция говорила, что что-то здесь не так. Оставалось разобраться, действительно ли это интуиция или — паранойя?

Друзья! Глава чуть короче, чем вы привыкли — не успел. Информация в блоге.