Вперед в прошлое 13

Глава 21 Что делать⁈

Десять, пятнадцать, двадцать минут… К нам никто даже не подошел! Да и подходить было особо некому: рынок только просыпался, на работу спешили торговцы, в основном женщины, с тележками, где громоздились огромные клетчатые баулы. Между точками рыскали перекупщики.

Будто погонщик мулов, рывками двигался грузчик с платформой на колесах, заваленной сумками, за ним шла толпа торговцев. Тощий мужичок помогал толкать платформу.

Интересно, как они преодолеют ступеньки? Или в обход пойдут, через рыбный магазин, что со стороны дороги? Неважно, они уже скрылись из виду, потому что рядом с нами образовался бородатый мужик и закрыл обзор широченной спиной. Принялся выкладывать книги стопочками, прямо на асфальт, застеленный клеенкой, косясь на нас недобро. Я встал на цыпочки и увидел книги Звягинцева, Головачева и много про бандитов и дамского чтива.

— Что-то как-то тухло, — пожаловалась Вероника, подставляя лицо солнцу, выглянувшему из-за домов.

— Так людей особо нет, не проснулись еще, — сказал я без особой уверенности. — После обеда должно быть повеселее.

Вероника продолжила распространять недовольство:

— Хорошо Аня приедет только к двенадцати. Нечего тут с ребенком делать!

Она смолкла, когда к прилавку подошли две девочки лет двенадцати, замерли, жадно глядя на пирожные, зашептались. Но покупать не стали, развернулись и ушли.

— Ну вот, — вздохнула Вероника.

— Надо ценники написать, — спохватился я, вспомнив, как сам раньше стеснялся спросить цену, достал блокнот, фломастеры и принялся выводить цифры прямо на столике.

Вероника осталась стоять, вздыхать и охать. Когда прошел час и мы не продали ничего, ее окончательно сразило упадническое настроение.

— Столько продуктов перевели! И все зря.

— Подождите расстраиваться! — попытался ободрить ее я, но поймал себя на мысли, что сам впадаю в декаданс, так заразительно она его транслировала в пространство.

Ей бы на сцене выступать или речи с трибуны толкать, воодушевлять толпу на подвиги, а не распространять убежденность, что все тлен и тщета. Вот и мне сделалось печально, и стало до слез жаль отличное начинание, и надежду, с ним связанную, и Лялиных, попытавшихся вырваться из нищеты.

Прошло еще полчаса, на рынке начали появляться первые покупатели, в основном пенсионерки. К тому моменту я написал ценники и выложил, и пенсионерки тыкались в них, качали головами и причитали, как же все дорого. Одна бабка прям лекцию нам прочитала, что мы, спекулянты позорные, честный народ обманываем. Да зажигательно так, с огоньком напускалась на нас. Вероника порывалась ответить, и каждый раз я хватал ее за руку.

В итоге не выдержал книготорговец:

— А вы поедьте в Москву! Потаскайте сумки, рискните быть ограбленной, тогда и обвиняйте нас!

Бабка только этот и ждала, уперла руки в боки и окончательно переключилась на него:

— Что ты производишь? Ничего. Перепродаешь то, что сделали другие, наживаешься! А я токарем во время войны работала! Вот! — Она показала средний палец, но не желая оскорбить нас, а чтобы продемонстрировать срезанную верхнюю фалангу.

Подкидывая эмоций в горнило намечающейся ссоры, подключилась другая бабка, с семечками. Старая, сморщенная, как урюк:

— Иди отсюда, припадошная! Подмахивай своим хозяевам! Сгнили они — туда им и дорога! Мене за гарбуз с поля в тюрму посадили. Теперь все можно! Кра-со-та!

Скандалистка переключилась на бабку-сиделицу:

— А нечаго воровать было!

— А детей моих ты накормишь, да? И так младшенький с голоду опух. На поле гарбузы гниют, а взять той гнилой нельзя. Кабы не брат, все опухли бы по детдомам. Тьфу на тебя, вали отсюдова, пока не накостыляли тебе.

Скандалистка радостно пустилась в спор:

— Хорошо тебе сейчас, да? Вся говняная пена всплыла! Нищета, проститутки, наркоманы — нравится, да? И что зарплаты не платють, и стреляють — нравится? Говно везде и разруха — хорошо, да?

Два враждующих лагеря в лице этих двух женщин сошлись насмерть. Мне грешным делом подумалось, что если их не растащить, то все может закончиться смертоубийством. Однако я ошибся: бабки полаяли друг на друга, как собаки из-за забора, и разошлись, довольные друг другом. А вот продавец книг до сих пор дергался и шевелил губами, изредка сплевывал, косясь в сторону, куда ушла старуха-склочница.

К нему подошел хорошо одетый паренек лет семнадцати и спросил:

— Есть «Черный человек» Головачева?

Книжник помотал головой.

— Если надо, запишу, и приходи через две недели. Записывать, или что другое купишь?

— Записывайте! — радостно закивал парень. — На Иванова!

Пока мы тут торчали, купили десять книг. В основном это были мужчины, которые в нашу сторону не смотрели. Вспомнилась наша с Канальей поездка на юг, когда мы почти ничего не заработали, но убили два дня, и настроение упало. Надо что-то делать! Ну не может такой шикарный товар не идти, где-то я просчитался. Но только где?

Товар отменный, цены демократичные — точно просчет не здесь. Место хорошее. Вывод: либо утром в принципе не покупают, либо что-то еще. Скорее всего, второе. Но что надо исправить?

Вряд ли кислая физиономия Вероники отпугивает покупателей. Я вылез из-за прилавка, отошел в сторону и посмотрел на наше место: стоит женщина в фартуке за столиком, накрытым белой скатертью. Вокруг что только не продается, даже, вон, рыба вяленая.

Выходит, к ней не идут, потому что не понятно, у нас товар, моя ошибка — отсутствие рекламной вывески. Если вместо скатерти к столу прицепить плакат с красиво нарисованными пирожными, дело может пойти. Но сейчас рекламу никак не сделать. Боря освободится часа в два, еще столько же уйдет на рисование — сегодня никак не успеть, разве что к ночи, к закрытию рынка.

Значит, нужно идти другим путем…

Среди потока посетителей, похожего на дорожку муравьев, я заметил Анну с коляской. Получается, она зря приехала, теперь расстроится, что ничего у нас не получилось.

Я скосил глаза на понурую молчаливую Веронику. Если бы кто-то торговал молоком рядом, оно скисло бы. И я, видимо, скис, раньше времени сдался. Ну уж нет!

— Вероника, — проговорил я, — надо что-то делать.

— Что ты сделаешь? На столе станцуешь? — печально сыронизировала она.

— Если это поможет делу, станцую, — с вызовом бросил я. — Мне нужен поднос.

— Зачем?

— Рекламы для, — ответил я, мысленно себя накручивая, как воин перед неравным боем.

Где достать поднос? Купить? Так просто его не найдешь. Попросить у кого-то? В пассаже должен быть…

— Думаешь, поможет?

— Если телега не едет, может, ее надо подтолкнуть? Я и собирают подтолкнуть. Скоро вернусь.

Поднос и правда обнаружился в пассаже, мне его под роспись выдал охранник-неандерталец. Правда, пришлось долго отмывать его в туалете от многолетних напластований то ли жира, то ли еды. Вернувшись, я, поглядывая на лицо-маску Анны, где не отражались эмоции, застелил поднос белым полотенцем, которое непонятно зачем прихватила Вероника, выложил эклеры, цитрусовые пирожные; то, что хрупкое: желейки, безе и корзиночки — определил на блюдца.

— Осталось на ходу придумать название нашей кондитерской. Есть соображения?

Видя мою суету, Анна с коляской отошла в сторону.

— Ты это все по рынку, что ли, понесешь? — удивленно и испуганно уставилась на меня Вероника.

— Слишком длинно, не пойдет. Ну же. Нужно название.

Иронию Вероника не уловила.

— Зачем?

— Чтобы уже сейчас работать на имя и не переименовываться фирму. Ну?

Вероника зависла. Пока она думала, я вышел из-за столика, опустил поднос так, чтобы было видно товар, и прокричал:

— Дамы и господа! Представляем сладости новой кондитерской «Ум отъешь»! Ничего более вкусного вы в жизни не пробовали! Налетай, подешевело, завтра — дороже!

— Дурацкое название! — донесся голос Вероники, но я не отвлекался.

— Только качественные продукты! Домашние сливки и молоко! Лучшая свежайшая мука! Позвольте себе удовольствие! И пусть весь мир подождет! Корзиночки. Эклеры. Низкокалорийное желе! — Дальше я обратился к проходящей мимо толстушке, у которой заблестели глаза. — Смотрите, какая красота! Попробуйте — и останьтесь с нашей фирмой навсегда!

Толстушка остановилась, заинтересованно рассматривая пирожные. Вероника подобралась, порозовела, не веря, что вот он, первый покупатель. Я продолжил разораться:

— Первому покупателю — скидка 50 %, второму и третьему — 25 %! Вы наш первый покупатель.

Тетушка указала розовым пальцем, украшенным резной печаткой, в «Наполеон».

— Если со скидкой, это будет шестьсот рублей? — И полезла за кошельком в сумку. — А если три пирожных? Все со скидкой?

— Только одно, — ответил я. — И так отдаем по себестоимости. Вы прочитайте, какие рецепты! Какие продукты мы используем!

Вероника положила Наполеон на салфетку, но я протянул ей кусок на тарелочке.

— Попробуйте! С чаем. — Я в упор уставился на Веронику, но та не поняла, чего я от нее хочу, пришлось говорить: — Налейте чаю девушке, пожалуйста.

Тетка с благодарностью взяла чашку, понюхала пирожное, откусила кусок, ее глаза округлились, она заработала челюстями, прожевала и воскликнула:

— Мне еще парочку. Корзиночку вот эту и эклер… Нет, безе! Как третьему и второму покупателю, со скидкой!

Вероника захлопотала, две молодые женщины заинтересовались, остановились.

— М-м, очень вкусно! — оценила толстуха.

— Мы еще и торты на заказ делаем! — сказал я громко. — По цене магазинных, но вкусные и с учетом ваших пожеланий.

Парочка женщин подошла к столику, с интересом изучая ассортимент, одна что-то спросила, указав на безе, Вероника ответила.

— Вам тоже скидки, — дал добро я.

Женщины не удержались, одна купила желейное пирожное, вторая — эклер, сразу же его попробовала и принялась нахваливать.

— Как называется ваша кондитерская? — спросила она с набитым ртом. — Где продается продукция?

— Сласть… сластёна! — выдала Вероника название и сама испугалась. — Купить можно только здесь, мы тут каждый день.

— Это великолепно! — делала нам бесплатную рекламу толстушка.

Пока никто не видит, я метнулся к Анне, принялся качать коляску:

— Идите купите что-нибудь.

Прочитав непонимание на ее лице, я объяснил:

— Должна быть толпа у прилавка, тогда народ идет, видите? Стадный инстинкт срабатывает: если народ толпится, значит, там что-то ценное продают. Только не сразу подходите. Понятно?

— А-а, кажется, да, — кивнул Анна, и я вернулся к прилавку.

После двух женщин подошла женщина с девочками-близнецами лет пяти, купила им самое дешевое пирожное, желейку по 800 рублей, одну на двоих, а потом снова никто к нам не подходил. Дело близилось к обеду, и я кое-что придумал.

Подошел к Анне, которая тайком возвращала купленное пирожное, и сказал:

— Подстрахуете Веронику? Я сгоняю домой, сделаю рекламную вывеску. Без нее приходится стоять и орать, а это не дело.

— Конечно поезжай, — дала добро Анна. — После школы должна Лика приехать, так что не пропадем.

Прежде чем уйти, я отогнал несостоявшуюся мачеху и заголосил:

— Дамы и господа! Вашему вниманию — эксклюзивная продукция новой кондитерской! Самые вкусные в мире пирожные! Воздушные эклеры! Непревзойденные торты! Русские синнабоны, профитроли… И дефлопе! Лучшее у нас.

О, как заинтересовали народ чудеса заморские! Корзиночками их не заманишь, корзиночки и бисквиты — попса, а вот если женуаз и монблан, вот это изыски! И ведь сработало, стайка модниц студенток, которые и слов таких не знали, заинтересовались, подбежали к растерянной Веронике, которая тоже не знала таких слов, и стали расспрашивать, что есть что.

Пришлось выручать и рассказывать, что монблан — вот такая корзиночка, а дефлопе сразу же разбирают, потому их уже нет. Падкие на все иностранное дамочки нагребли себе всего понемногу, и вовсе их не смутило, что продаются французские лакомства не в изысканном кафе, а по-крестьянски, прямо со стола.

— Что такое дефлопе? — спросила Вероника, когда все ушли.

— Не знаю. Слышал где-то, понравилось слово.

— Слово звучное, давай так кондитерскую назовем.

— Вроде это дефлопе делают из мяса, — не поддержал ее я. — Но вы правы. Название должно быть французским. Например, Мадлен. Это бисквитные печенья с…

— Знаю, — кивнула она. — Да, и они долго не портятся. Что ж, будут в ассортименте… Не нравится мне это «Мадлен», очень вычурно.

— Людям и надо, чтобы было вычурно, — объяснил я. — Это маркетинговый ход такой. Сейчас модно всякое заграничное. Все, что импортное — хорошее и модное, так у них в головах. Просто назовем пирожные на французский лад, и будет им счастье. Мне самому «Сластена» больше нравится, но для дела лучше Франция.

Вероника тяжело вздохнула и согласилась, а я пропел песню, которую еще никто не знал: «Там такая жизнь, там такая культура! Там выступает Майкл Джексон, там — Мадонна, там играет Ван Дамм».

— Все, я погнал!

Как хорошо, что я приехал на мопеде! Но прежде, чем стартовать, я побежал в канцтовары, купил два… нет, три ватмана для рекламы, потом приобрел рейки на строительной точке. Теперь порядок, можно ехать.

По пути я думал, что надо будет поразмыслить над маркетингом, над скидками и акциями — сейчас еще никто это не практикует, и может сработать. А тортам устроим фотосессию. Все, что будут заказывать Веронике, я сфотографирую и сделаю каталог — пусть выбирают. Сперва — из фотоальбома, потом закажу полноценный каталог в типографии, вот крутотень будет! Фото торта — а ниже рецепт. Должно сработать! Но прежде надо раскрутиться.

А еще можно видоизменить пирожные и назвать их как-то по-хитрому. На манер «Павловой» «Мадонна», вот это черное — «Бетмен». Красненькое — сердце кого-то там. Будет забавно.

Домой мне из центра было ближе, чем Боре из Николаевки, и я приехал первым, разложил ватман прямо на полу. Пока нет нашего художника, можно написать тушью рекламный слоган. Например, «сладости твоей мечты». Нет — «Изысканные сладости. „Мадлен“». Спасибо дрэку за то, что научил нас писать перьями. Я извлек набор из своего стола, вытащил самое большое перо. Вот это подойдет, широкое, почти как мастерок. Издали буквы видно будет. Правда, тушь есть только черная, но ничего, можно потом буквы обвести ярким фломастером.

Как написать, наискосок или прямо? Пусть будет пока прямо. «Изысканные» на одном уровне, под ним будет рисунок большого пирожного. «Сладости» ниже и правее. «Мадлен» еще ниже, над этими двумя словами — тоже пирожное. Да, так и сделаю.

Приступать было боязно, я карандашом наметил, где что будет, прочертил линии, чтобы текст не ушел вниз или вверх, и приступил.

Когда клацнула дверь, и вошел Боря, я как раз закончил с буквами, позвал брата:

— Борис, срочно нужна твоя помощь!

Он заскочил в комнату не раздеваясь.

— Что такое?

— Нужно срочно нарисовать пирожные, а то без рекламного плаката торговля не идет. Вот тут эклер, а тут можно и целый торт. Как быстро справишься? Надо очень быстро.

— Ну… — Боря поскреб в затылке. — Если эклер и торт схематично — то быстро. Часа за два.

— Надо, чтобы издалека было видно и узнаваемо, — подсказал я.

Брат скинул куртку на пол, достал краски из ящика стола.

— Акрилом нарисую. Они яркие, сохнут быстро. А ты пироженко привез мне за труды?

— Забыл в запаре, — развел руками я. — Вечером будут.

Больше не отвлекаясь, Боря изобразил эклер с блестящей шоколадной помадкой и торт наподобие «Пражского». Пока краски сохли, пером отчертил рамку. Я прибил рейки.

— Везти желательно не складывая, — посоветовал Боря. — Давай лучше я на автобусе приеду? Тут их много ходит. Где вас искать?

— Где отправляются автобусы в Васильевку, возле рыночной стены, — ответил я и поволок мопед с пятого этажа.

Этот момент раздражал меня больше всего.

Тарахтя мотором, я думал о том, как там Лялины. Уже начало четвертого. Лика, наверное, доехала на рынок.

Даже если не продастся столько пирожных, сколько мы рассчитывали, не беда. В этом деле главное — наработать авторитет, ведь о нас никто не знает. Рекламная вывеска, вот, есть. Можно сколотить треножник со щитами и рекламой с двух сторон, поставить возле перехода, стрелкой указать, где самые вкусные пирожные на свете. Только через неделю после этого можно делать выводы.

Когда я прибыл на место, сперва услышал звонкий голос:

— Пирожные! Самые вкусные пирожные! Эклеры, безе, дефлопе!

И лишь потом за спинами суетящихся прохожих увидел Лику с подносом. Качая малышку на руках, за столиком стояла Анна, Вероники поблизости не наблюдалось. На остановке две студентки делили корзиночку. Отходя от столика, молодая мама протягивала «Черного принца» пятилетнему малышу.

Дело идет!

— Где Вероника? — спросил я у Лики.

Поднос в ее руках дрожал — она волновалась, но переступила через себя и зазывала покупателей.

— Пашка! Похоже, мы больше не нищие. К вечеру как поперло! Бабушка поехала за второй партией. Потом я останусь торговать…

К прилавку подошли молодые влюбленные. Парень купил девушке желейку, и пара удалилась. Лика продолжила:

— А бабушка поедет домой! Печь пирожные на завтра! И доделывать торт на свадьбу.

Я приблизился к Анне и прошептал:

— Менты приходили?

Она кивнула.

— Приходили. Мы договорились. Им две тысячи в день, и нас не трогают.

— А не слипнется у них? — возмутился я.

— С остальных они пять берут, — холодно ответила Анна. — Все-таки ведомство другое, но пошли навстречу, как же еще.

— Ну что ж, — вздохнул я и посторонился, чтобы было видно товар.

Остался «Наполеон», «Цитрусовое», две корзинки и эклер, плюс на подносе безе и желейное.

— Мы решили, что бабушка будет торговать до трех, потом я ее сменю, а она пойдет готовить, — поделилась планами Лика. — Вот только продукты…

— Продукты — с меня, — напомнил я и задумался над тем, как их доставлять Лялиным из Васильевки, ведь если я буду заниматься еще и этим, то просто сдохну от усталости…

Юрка! В Васильевке есть Каюк, который каждый день ездит в школу в Николаевку. Утром он будет передавать Веронике все необходимое по списку, не выходя из автобуса! А взамен получать сладости или тысячу курьерских. Надо спросить, что ему интереснее: деньги или сладкое.

А вот и Боря подоспел, гордо развернул рекламный плакат, демонстрируя его Лялиным. Лика показала «класс», и мы с братом прицепили ватман к столику. Правда, часть пришлось подогнуть, но все рисунки и надписи остались на виду.

— Отойди, не загораживай, — скомандовала Лика и встала за прилавок. — Надо посмотреть, как работает плакат. Ма, можешь ехать домой.

— Нет, Лика, я тебя подстрахую, — возразила Анна. — Время страшное, мало ли что случится. Это не рынок, где за всем следят, тебя могут ограбить.

— Малая разорется, — отмахнулась Лика. — Еле утихла. Она отпугивает покупателей.

— Не ругайтесь! — повысил голос я и отошел к остановке, посмотрел на торговую точку: надписи читались, эклер манил глазурью, а вот торт смазывался и проступал во всей красе, только если подойти поближе.

Значит, на втором плакате нужно одно большое пирожное. Вернувшись к столику, я сказал:

— Мне надо ехать на стройку. Вечером заскочу за тортом и расскажу, как минимизировать усилия и что делать дальше. А также, где менять рубли на доллары, есть у меня один проверенный валютчик.

— А можно остаться? — спросил Боря, беря из рук Лики корзиночку. — Интересно посмотреть, работает ли…

К прилавку подошли две девушки как доказательство того, что реклама — двигатель прогресса. Пока мало кто ее использует, и она работает бешено.

А мне предстояло сегодня много всего. И на стройку заскочить, и ниточки нового бизнеса воедино свети, и наладить доставку продуктов. Краем уха слышал, что бабушка собралась расставаться с коровой, потому что тяжело и не сказать чтобы прибыльно. Теперь у нее будет постоянные клиенты, а если нарастим производство, то и ее соседи будут продавать нам молоко, масло, сметану и сливки.

Чувствую, скоро все упрется в оборудование, которое стоит, как машина. Хорошо все-таки будет в будущем, когда по интернету можно заказать что угодно, в том числе духовые шкафы. А так мне придется побегать…

Пожалуй, нет. Пусть Анна бегает, она договариваться умеет. Мое дело — направить ее по правильному пути.