Вперед в прошлое 13

Глава 30 Голоса эпохи

Бывшая теща меня-взрослого, повернутая на всем эзотерическом и околонаучном, постоянно говорила, что планировать — последнее дело. Особенно — если в цепочке взаимодействий фигурируют третьи лица, у которых свои проблемы и видение ситуации. Чем больше участников, тем выше вероятность, что все сорвется. Выпало одно звено цепочки, и весь красивый и стройный план посыпался.

И спустя буквально год эта волшебная женщина уверовала в околопсихологическую теорию, где в основах классификации было отношение человека к упорядочиванию и, соответственно, планированию. Исходя из этого люди делились на рационалов и иррационалов. С первыми все понятно, это я, со вторыми — не очень. Им не нужно было планирование, они быстро перестраивались и действовали по ситуации, а планирование их угнетало.

По пути на вокзал я бешено им завидовал, отказывался верить, что Вазген меня кинул, и действовал по плану. То есть встал чуть свет, разбудил Борю, и на первом автобусе, который ехал из Николаевки мимо нашего района, мы отправились на вокзал за товаром для друзей и постерами.

На автобусе — потому что на Карпе я столько не увезу, мне должны передать четыре клетчатые сумки, да плюс постеры неимоверно тяжелые и объемный. Туда же должна нагрянуть бабушка на Толике, забрать запчасти и передать вино, закупаемое у мамы, пахлаву, чурчхелу и грецкие орехи. Ну и до того, как придет поезд, нагряну к этому Вазгену, благо это недалеко от вокзала, и своими глазами посмотрю, что там и как. Понятно, что Каналья меня не обманывает, там все будет закрыто и вряд ли кто-то появится, просто хотелось самому все увидеть.

Боря радовался, предвкушал, потирая лапки. Мои мысли вращались вокруг открытия магазина, которое откладывается на неопределенный срок. В лучшем случае Артур с Вазгеном просто забили на обязательства и уехали отдыхать, в худшем — сбежали с моими денежками. Я больше склонялся к первому варианту, уж слишком хорошо у них все налажено и схвачено, это кто-то совсем крутой должен наехать, чтобы согнать их с насиженного места.

И еле теплилась надежда на банальное человеческое раздолбайство.

Каналья обещал сегодня подключить своих афганцев и начать поиски братьев-армян.

Субботним утром автобус был почти пустым: несколько мрачных мужчин и женщин и старушки с тележками, везущие на продажу петрушку и укроп, выращенные под пленкой, а также тюльпаны и нарциссы. Обычно столь ранние пташки не задирали цену и сдавали товар оптом перекупщикам.

Когда отвезу постеры на базу, а одноразовую посуду и часть типографской продукции Боря забросит домой, мне надо на рынок, уточнить у Бигоса, все ли в силе с электричеством, торговым местом и так далее. А после меня и Зяму с Пончем ждала Гайде, чтобы побелить-покрасить в клинике, постелить новый линолеум и подготовить кабинеты к открытию. Нужно было завезти ей денег, чтобы она передала телевизионщикам, которые обещали смонтировать рекламный ролик и пустить рекламу по телику. Если неделя рекламы не даст эффект, идею можно считать убыточной. Ну а я заплачу за рекламу в газете, во вторник она должна выйти, и тысячи людей узнают, что теперь в нашем городе можно легально за деньги получить медицинскую помощь. Если клиника выйдет в ноль, вообще прекрасно будет.

Мама отказалась участвовать в проекте как соучредитель, испугалась волокиты и ответственности, но согласилась поработать медсестрой. Ну и ладно, пусть Гайде одна рулит, наверное, так даже лучше.

На центральном рынке, где пока суетились только перекупы и их жертвы, нас забрала бабушка. Точнее, Толик на своей «копейке», за рулем бабушка по делам ездить не рисковала. Каюк с продуктами для Вероники вышел, мы с Борей сели на заднее сиденье, взяв на руки коробки со сладостями и запихнув под сиденья орехи.

Я спросил дежурное: «Как дела», но бабушка решила ответить развернуто:

— Как сыр в масле. — И улыбнулась. — Я ж думала корову продать, хозяйство свести на нет — ну не хватает времени! А теперь есть деньги, наняла соседку, она баба здоровая, помогает, и Юрка молодец, цены ему нет. Все прекрасно, Паш. Тяжело, конечно, но кому сейчас легко.

Я пожаловался на Арсена и, поскольку приезжали мы раньше поезда, возмущенный моим рассказом Толик выразил желание отвезти нас в мастерскую к армянам.

Еще на подъезде к дому Вазгена я заметил, что контейнеров на склоне горы стало меньше. Вроде было четыре, осталось два ржавых и помятых.

Каменный забор был явно выше двух метров — ни черта не видно, что во дворе. Пришлось подниматься на гору, чтобы посмотреть сверху. И снова неинформативно. Нашего контейнера под завалами вроде нет. Свет нигде не горит. Никого не видно.

Ну а на что я рассчитывал? Все ровно так, как говорил Каналья.

— Никого, — буркнул я, садясь в машину.

— Сволочи, что еще скажешь, — с чувством воскликнул водитель Толик, гневно сверкая очками и лысиной.

Похоже, открытие магазина откладывается. Черт, так хотелось сделать это на каникулах!

— Не расстраивайся, — попыталась меня утешить бабушка. — Все наладится.

Дежурно так сказала, сама себе не веря. Ну а куда я денусь, выкручусь!

До вокзала мы ехали молча, потом припарковались и, подождав, пока выйдут пассажиры с сумками и чемоданами, пошли за товаром. Бабушка, точнее Толик, отнес сладости, рехи и вино, забрал запчасти, мы с Борей приняли от Валентина три увесистые сумки в клетку и обернутый картоном неподъемный сверток — календари-постеры.

Еле дотащили их, две сумки запихнули в багажник «копейки», две держали в руках. Бабушка пожалела нас и предложила:

— А давайте я вас отвезу домой? Как же вы по автобусам толкаться будете с таким грузом?

— Да что нам тут ехать? — улыбнулся Боря. — Это раньше было сложно, когда в Николаевке жили…

Я толкнул брата в бок, но было поздно: глаза бабушки округлились. Она не знала, что мы живем без родительского присмотра. Звонил ей я обычно первым, а если она меня набирала, мы с мамой условились, что она говорит, будто я в туалете или отлучился, а я перезваниваю с другого номера, и вдруг — такое…

Деду мы просто сказали, что сменили номер, и это не вызвало вопросов — ему-то маме звонить незачем.

— С этого момента поподробнее, — строгим тоном проговорила она, поглядывая в зеркало заднего вида на краснющего и напуганного Борю. — Вы не живете в Николаевке? А где тогда?

Я попытался отбрехаться:

— Так наша кондитерская здесь, точнее, выпекают пирожные в пустой квартире. Мы используем ее как склад, туда просто ехать удобно, и оттуда удобнее доставлять пирожные на рынок. У Анны подруга переехала, а квартира пустая стоит, только плита и стол.

Я тарахтел и тарахтел про тараканов, про неважную плиту и профессиональное оборудование, которого так не хватает, бабушка кивала и вроде как успокоилась, то стоило мне смолкнуть, сказала:

— Боря четко сказал «когда в Николаевке жили». Боря, что это значит? — В требовательном голосе бабушки зазвучал металл.

— Оговорился, — проблеял он, сменив багряный окрас на мертвенную бледность, бабушка кивнула, но было видно, что она ни слову не поверила.

Неоднократно убеждался, что быть честным выгодно. Ну-ка еще раз проверю.

— Ба, вот скажи честно, я достаточно взрослый, чтобы зарабатывать большие деньги?

Она мотнула головой, пытаясь понять, к чему я клоню, но все-таки ответила:

— Да.

— То есть ты согласна, что не всякий взрослый так умеет?

— Ты удивительный парень, — смягчилась она. — Я жизнь прожила, но и половины не умею того, что умеешь ты.

— Вот! Я учусь на «отлично», зарабатываю деньги, беру ответственность за взрослых, веду бизнес — так почему мне нельзя жить в отдельной квартире? Я не пью, притон не устраиваю. Нам тесно в нашей маленькой двушке. Наташа спала на кухне — ну куда это годится? Все друг другу мешали, ссорились. Потому я снял двухкомнатную квартиру. У Наташи своя комната, никто не будит ее в шесть утра. Мы с Борей спокойно делаем уроки, телевизор нам не мешает. Чем это плохо?

Бабушка шумно выдохнула, почесала переносицу, подыскивая аргументы, и задала уточняющий вопрос:

— То есть вы сами ушли, а не усатый вас выжил?

— Сто процентов! — подал голос Боря.

— Если бы остались там, плохо было бы всем, — сказал я.

Бабушка ухмыльнулась.

— Вы-то молодцы, что можете обеспечить себе квартиру, а вот Ольга… — Она покачала головой. — Родила детей, а жизни им дать не может!

— Потому мы и такие взрослые, что тут поделаешь.

Она снова покачала головой.

— Не представляю себя на ее месте: чтобы дети ушли из дома, в котором поселился чужой дядька. Да я бы себя уважать перестала! Это он пусть ей жилье обеспечивает, взрослый мужчина все-таки! Он-то чужой, а квартира — ваша. Вы представляете, что будет, если ваш отец узнает?

— Ему на нас по барабану! — припечатал Боря.

— Может, это и так, но он очень злопамятный вредный человек! Удивляюсь, как Рома не стал делить квартиру. Вот если узнает, что дети из дома ушли — так станет, просто из вредности.

— Через сто метров нужно повернуть налево, — сменил тему я. — Бабушка, приглашаю тебя в гости! Быстренько, туда и назад, чтобы ты убедилась, что нам не плохо, а, наоборот, хорошо! Ты же хочешь, чтобы нам было хорошо?

— Вот этот дом! — Боря указал пальцем на нашу пятиэтажку, испытав облегчение от того, что буря обошла стороной.

— Толик, ты ведь подождешь десять минут? — обратилась бабушка к водителю.

— Только не дольше, пожалуйста, — проговорил он.

И мы поволокли сумки на пятый этаж. Бабушка попыталась нам помочь, но мы не позволили ей таскать тяжести. Еще чего не хватало!

На рынок я ехал уже на мопеде, надо было поменять скопившиеся рубли на доллары, встретить маляров-штукатуров и проводить их к Гайде.

Валютчик меня не обрадовал: курс доллара снова скаканул и составлял теперь 1742 рубля за один доллар. То есть за два месяца бакс подорожал на двести рублей. То ли еще будет! Замучается Вероника ценники на пирожных менять, а Каналья — на запчастях. Пока доедут из Москвы к нам, на пару десятков рублей подорожают, надо все к доллару привязывать. В итоге я поменял только сто долларов, а сто накопившихся тысяч оставил на текущие расходы.

Так меня доллар расстроил, что ненадолго я перестал думать о Вазгене, спутавшем мои планы. Вспомнил только, когда к Бигосу зашел, уточнил насчет ларька, поинтересовался, не страшно ли, если дата монтажа сдвинется.

Все предложения и.о. директора оставались в силе, я проблему обозначил, немного успокоился и, пока алтанбаевцы не прибыли, отправился встречать Веронику, чтобы помочь ей донести товар и разложить стол, но моя помощь не потребовалась: с ней приехала Лика, поблагодарила меня за заботу, и мы простились. О том, что павильон не готов и неизвестно, когда это освятится, я пока промолчал: вдруг сегодня все наладится самым неожиданным образом, а люди будут нервничать?

Алтанбаевцы приехали через сорок минут после Вероники, на следующем рейсе. Я их ждал уже с краской и кисточками, проводил к Гайде, а сам рванул решать вопрос с рекламой, расставаться с деньгами.

Завтра тоже предстоят траты: черепица и кровельная доска. В свете последних событий аванс за что бы то ни было не казался мне хорошей идеей. Поговорю с Сергеем, чтобы расплачивался по факту, никаких авансов!

Домой я попал в начале шестого. Боря с Наташкой распотрошили постеры и отобрали себе чуть ли не половину.

В прошлый раз я заказал две тысячи календарей-постеров, в этот раз их приехало в три раза больше и ассортимент расширился в два с половиной раза: часть — те, что были месяц назад, вторая часть — модные молодежные исполнители плюс русская попса и календари с кумирами родителей, как это представлял Алан.

Боря отсортировал постеры с попсой, положив их лицевой стороной вниз, и сказал, кривясь:

— Только ты Мановару не показывай, а то он умрет в корчах. Там всякая попсятина.

— А сам-то возьмешь их на реализацию?

— Ну а че нет, это ж деньги!

Сев на ковер и скрестив ноги по-турецки, я принялся перебирать постеры, потому что сам не знал, что там за певцы-актеры. Кое-что мы с Аланом обсудили, а кое-что он заказывал на свое усмотрение, уверяя, что именно эти календари быстрее всего разойдутся. Ну, я ему и доверился, потому что всегда был далек от, скажем так, массового потребителя.

Стопки постеров с разными исполнителями Алан разделил белыми листами. Итак, кто у нас первый? Я календарь перевернул и снова… Интересно, эта песня уже есть?

Первым были «На-на». В голове заискрило от когнитивного диссонанса, и задергался глаз: схлестнулись две системы ценностей — меня-нынешнего и меня-взрослого. Для меня, каким я был еще год назад, эта группа была апофеозом тупизма и эталоном отечественного говнопопа, я ненавидел их примитивную музыку, ненавидел рожи эти слащавые, под которые скачут и брызжут слюной, захлебываясь от восторга, те, с кем я воевал.

Я-взрослый знал немного больше. Знал, что это умные и одаренные парни, которые просто делали то, на что был спрос. Могли ли они лучше? Бесспорно. Но кому оно надо? Эстетствующим снобам? Артист и художник должен быть голодным, чтобы, может быть… Не может. Его в любом случае забудут, как только умрет последний, кто ходил на концерты этой группы. Сколько таких одаренных парней сгинуло в безвестности…

Вот, например, Володя Лёвкин «ГИТИС» закончил, сам песни писал. Когда выпустил сольный альбом, попсовый по самое не хочу, но с более осмысленными текстами, особым успехом он не пользовался. Умер Владимир осенью 2024, на полгода раньше меня-взрослого, от лейкемии.

А так популярным стал, народ радовал. Наверняка и поклонницы у него имелись — «смех и радость мы приносим людям». Это у нас с Мановаром отношения с музыкой сложные: если бездарный текст и примитивная мелодия, меня начинает физически ломать, а людям попроще надо, позабористей.

— На фига он это говно напечатал? — возмутился Боря.

— Нормально разлетится, не переживай.

Из спальни вышла красноглазая Наташка, взяла один постер с «нанайцами».

— Девки разгребут аж бегом, ты посмотри, какие они хорошенькие! Отборные просто, хоть и поют фигню.

Я перевернул вторую стопку постеров, и меня накрыло ностальгией по настоящему. Итак, группа «Нэнси» — лица этой троицы вряд ли вспомнят через двадцать лет, а вот песни… Ну просто символ эпохи! «Дым сигарет с ментолом». У-у-у! Вспомнились слова другой песни: «Все, что нам сегодня по… потомки назовут эпохой».

Женя Белоусов. Как сейчас бесит его «Девчоночка темные очи», которая звучит из каждого утюга! И какое щемящее чувство она будет рождать спустя время! Веселый был товарищ, до нулевых не дожил, умер молодым.

А что слушали в будущем? Была ли музыка, которую знали все? Я покопался в памяти взрослого и не нашел воспоминаний.

Потому что тот я не ездил в общественном транспорте, а в машине у него играло «Радио Максимум» или «Rock FM», он ходил по ресторанам, где мелодии ласкали слух. Наконец в голове перестало искрить, и пришло принятие. Да, вот такие у нас приметы времени и песни. Руки прочь от нашей попсы! Это наша музыка, наши кумиры, они пели для нас и уйдут вместе с нами.

Лада Дэнс с кошачьей внешностью — молоденькая-молоденькая!

О, а вот «Технология». Как фанат «Депешей», я не мог их не любить. «Технология» — это хорошо. И снова когнитивный диссонанс: как же по ним тащится я-нынешний, и каким простым и угловатым их творчество стало казаться мне-взрослому! Сейчас ощущения наложились одно на другое и боролись за главенство.

«Кар-Мэн», где Лемох с Титомиром. Оказывается «Пипл хавает» — его фраза. «Браво» с Сюткиным. «Наутилус». «Ария». «Алиса». «Рондо». «Агата Кристи» — Димонам и Гаечке на радость.

Ну и старая гвардия. Киркоров. Серов. Апина. Овсиенко. Добрынин. «Не сыпь мне соль на рану», — надо быть глухим, чтобы не слышать эту песню, которая была повсюду. Или «синий туман, похож на обман».

В противовес им — Deep Purple, Rolling Stones, Beatles, Twisted Sisters, A-Ha, U2, Motörhead.

— Ты чего там примерз? — спросил Боря, заглядывая мне через плечо, я как раз рассматривал ZZ Top. — О, а че это за кенты?

— Если бы родители были меломанами, ты бы знал. Видишь, что написано? ZZ Top. — Я напел то, что было «Синим туманом» в США: — «Gimme all your lovin», аll your hugs and kisses too'.

Боря надулся и засопел, почувствовав себя темнотой, собрался что-то возразить, но тут позвонил телефон. Я сразу же спикировал к нему, снял трубку.

— Привет, — выдохнул Каналья. — Новостей нет, но отчитываюсь, чтобы ты был в курсе дела. Подключил наших людей, ребята эти, Вазген с Артуром — парни серьезные, их многие знают, и адреса их тоже знают. Так вот, дома их нет, никого нет, дверь никто не открыл. Они куда-то уехали. Но ты не переживай…

— Да как, когда я рассчитывал в воскресенье открыть павильон, с людьми договорился… А теперь что? Когда?

— Вечером у армян попытаюсь узнать, куда они запропали. Те все друг про друга знают. Может, и ничего страшного, умер кто-то, они и сорвались.

— Но сказали же, что все готово, — проворчал я. — Я на это и рассчитываю. Так не делают!

— Согласен, — сказал Каналья. — Давай, вечером, с восьми до девяти, позвоню.

— Ты когда телефон себе проведешь?

— Заявление написал. Осталось взятку дать, и хоть завтра. Я сделаю, просто сейчас не до того. Жди новостей!

Боря и Наташка были в курсе проблем и замерли, как сурикаты на дозоре.

— Ничего, — проговорил я, возвращаясь к календарям. — Боря, поможешь допереть на базу сумки?

— Так то ж вечером, — сказал он. — Мне сейчас к Эрику, я из-за него даже торговать не пошел. Освобожусь часов в пять, и поедем. Как раз остальные распродадутся.

— А я на репетицию, — пожала плечами Наташка. — Скоро премьера «Фауста».

Так и прошел день, в суете и заботах. И с каждым часом становилось все яснее, что завтра открытия магазина не будет.

На базе, раздавая товар и собирая дань за двенадцать лет, я рассказал Лике, что открытие переносится. Завтра все как всегда: сумки, столик, и дай бог, чтобы не было дождя!

Каналья позвонил позже, чем обещал, аж полдесятого, и сходу отчитался:

— Новости неутешительные. И Артур, и Вазген исчезли вместе с семьями. В диаспоре ничего особенного о них не знают, родственников в нашем городе у них вроде нет — спросить не у кого. Ищем рабочих. Они-то должны знать, почему вдруг выходные.

Открытие павильона сорвалось, а остальное было не так уж важно, потому я выслушал Каналью, ощущая не злость — пустоту. И пообещал утром быть на связи.