На рынок я ехал с «пятеркой» по геометрии и черчению и пытался угадать, что меня ждет на переговорах, настраивался вести диалог с администрацией рынка решительно и жестко. Кто сейчас рулил рынком, я не знал. Друзья тоже не знали, они исправно платили за место, их никто не трогал. Вроде раньше рынок был под племянником Гоги Чиковани.
Хотелось верить, что директор, пусть и номинальный, — вдова Войтенко. Она должна знать, кто вывел убийцу ее мужа на чистую воду, потому будет лояльной ко мне. Да и с женщинами мне всегда было проще договориться, они мне умилялись.
Если будет, как всегда, и меня не воспримут всерьез, имя Гоги Чиковани должно напомнить директору, кто тут на самом деле начальник.
Я начал подниматься по ступеням к пассажу, волоча за собой Карпа, кивнул Павлу-валютчику и его спутнице Алене, стоящими на своем месте.
— Ты ко мне? — спросил он вместо приветствия, поправил на груди табличку: «Доллары. Золото. Старинные вещи».
Я мотнул головой, подошел к нему и сказал:
— Не, по другому делу. Хотим с родственниками кондитерку открыть. Нужно перетереть с администрацией. Кто тут, на рынке, сейчас главный?
Павел ответил:
— Младший брат вдовы Войтенко, Роман. Фамилия у него, как еда… Бигус… Бигос, вот!
— Что за человек?
— Понторез. Меня не трогает, ходит павлином. Он ничего не решает, так, шестерка и говорящая голова. Рынок под грузинами, рулит Вано, племянник Гоги, но он тут редко появляется.
— Понял. Принял к сведению, спасибо. Ну а если торговое место нужно — это к нему? С ним решать вопрос?
— Попробуй. Если не получится, ссылайся на меня, меня тут знают. И это… оставляй транспорт, — предложил Павел. — Присмотрю. Я еще точно час буду здесь, а то неудобно же таскать мопед туда-сюда, да и в пассаж с ним нельзя. Вон туда поставь, к стене, где Алена.
— Еще раз спасибо, — улыбнулся я.
— Свои люди — сочтемся, — подмигнул мне Павел.
Оставив мопед, я поспешил в администрацию рынка. Прошел ряды с молоком и творогом к двери, где вместо выцветшей таблички «администрация» появилась вычурная, с золотой окантовкой «директор». На стуле возле двери восседал амбал, подтверждающий теорию, что неандертальцы не вымерли. Сей человекообразный впился в меня взглядом и буркнул:
— Куда?
— К директору, — кивнул на дверь я, — по делу. Он у себя?
— Ты? — шевельнул надбровным валиком неандерталец.
— Могу обратиться напрямую к Вано, — зашел с козырей я, — но сказали, что можно и с Романом порешать.
Имя племянника авторитета сработало ключом, открывшим передо мною дверь руками охранника.
За огромным столом, в огромном кресле, под гигантской люстрой, похожей на остекленевшего Ктулху, восседал он… Роман Бигос. Видна была только его голова и тощая грудная клетка.
— Парень, ты заблудился?
Захотелось развернуться и уйти, потому что кашу с таким не сваришь. Но я все-таки решил изложить суть проблемы:
— Добрый день. Я по делу. Мы с родственниками хотим открыть кондитерскую на вашем рынке.
— Ды-а? А чего тут ты, а не они?
Скрипнув зубами, я ответил вежливо:
— Потому что я лучше разбираюсь в таких делах.
И с ним захотелось зайти с козырей, рассказать, что Гоги Чиковани со мной лично знаком и благодарен мне, но это выглядело как отвратительный кич, и я решил попробовать пробиться собственными силами — из спортивного интереса, посмотреть, что получится. Прокачаю внушение… или нет, учитывая, как меня подкосило после внушения Крюковой.
— Ну ок, излагай. — Бигос откинулся на спинку кресла, сцепив руки на затылке, качнулся.
Я без приглашения уселся на стул для посетителей и подался к Бигосу.
— Мне нужно проходное торговое место, желательно возле остановки, откуда идут загородные автобусы, с перспективой открытия ларька, на постоянку. Эта территория относится к рынку, или в ведомстве администрации города?
Умные слова породили заинтересованность на его обезьяньей мордочке, глазки забегали.
— Ну, посмотрим. Идем смотреть, что есть. Месячная аренда с бронью места — тридцать тысяч.
Он снял со спинки кресла кожанку и подошел ко мне. Классика! Кожанка, спортивные штаны, остроносые туфли.
Директор вскочил, подошел ко мне.
Посмотришь на такого, и одно на ум просится: шнырь. Мелкий, ниже меня, сухой, длиннорукий, с впалой грудной клеткой, суетливый, как мартышка. Говорит — и озирается, будто украл что-то. Спасибо, хоть не гниет заживо.
— Всего? — не поверил своим ушам я.
— Идем смотреть.
Вопреки ожиданиям, повел он меня на рынок мимо овощных рядов и тех мест, где по выходным торгуют наши, показал место возле Наташкиного.
— Вот это свободно. Еще — вон тот весь ряд.
— Вы меня, наверное, не поняли, — сказал я, начиная раздражаться. — Мне нужно конкретное место, которое за пределами рынка или примыкает к нему, возле остановки.
Но Бигос меня будто не слушал, развернулся и зашагал назад, к центральному входу на рынок, кивнул на армянина с гранатовым соком и овощами.
— Пятьдесят баксов, и его место твое. А если сотка, то обоснуешься вон там, где сейчас хозтовары. Хорошее место, проходное.
— А куда денутся люди, которые там торгуют? У них, наверное, тоже место выкупленное. Нехорошо!
— Это не твои проблемы. Время такое, кто больше даст, того и тапки! — Он рассмеялся с собственной шутки. Воровато огляделся. — Ну как место, устраивает?
И тут я понял, что меня собираются развести как лоха. Шнырь возьмет деньги, и потом не докажешь, что они были. И никого выгонять он не собирался, потому что это чревато скандалом.
— Ладно, — вздохнул я, — обсужу твои предложения с Вано.
Глубоко посаженные глазки Бигоса вылезли из орбит, он замахал руками.
— Нет-нет! С ним не надо, он высокого полета птица…
— Не более высокого, чем Георгий, — отрезал я. — Слышал что-то про ликвидацию банды Славян?
Вот теперь псевдодиректор посмотрел на меня другими глазами, и я сказал:
— Георгий пообещал помочь, если мне что-то понадобится. Но ты, наверное, не в курсе, кто я. Теперь в курсе. Повторяю: мне нужно место возле остановки. На каких условиях вы можете его предоставить? Я готов платить, но по делу и с гарантиями.
Бигос задергался, почесал бритый затылок, огляделся.
— Покажи место.
Теперь я его повел к выходу, мимо Павла, который улыбнулся и подмигнул мне, мы спустились по ступенькам, обогнули точки с пакетами, кастрюлями, джинсами, ларек с пирожками и чебуречную и двинулись вдоль стены к остановке, где толпились люди и сидели тетки с семечками и арахисом в пакетиках, сигаретами поштучно.
— Вот тут. — Я указал на пространство между продавцом книг и столиком с жвачками и «Сникерсами». — Сперва поставим стол, потом, если пойдет, сделаем приличный ларек. Итак, вернемся к нашему вопросу. Возможно ли это, и на каких условиях.
Тяжело вздохнув, Бигос почесал в затылке, подумал и выдал:
— Ну-у, это сложно. Это надо обсуждать…
— Обсудите, — кивнул я, переходя на вы, — завтра я приеду, и мы поговорим более предметно. Когда спросят, кто приходил, скажете, что — Мартынов Павел. Мне обещано содействие. Правда, обещали несколько месяцев назад, а я пришел только сегодня. Поэтому вы, вероятно, не в курсе. Просто запомните: Мартынов, Георгий, банда Славяне.
Бигос кивнул.
— Да, приходи завтра после обеда…
— В это же время, — настоял на своем я. — Жду от вас нормальных условий. Запомните: нужно именно это место.
— Сделаю.
Мы обменялись рукопожатиями, распрощались, но не разошлись, а двинулись к ступенькам, где я кивнул валютчику и забрал мопед. Бигос прошел метров десять и обернулся. Потом еще раз обернулся. Лицо его было испуганным и удивленным — видимо, валютчик пользовался авторитетом, и знакомство с ним утвердило Романа в мысли, что паренек-то не так прост, как поначалу показалось.
Как же хотелось его наказать! Аж руки чесались. Но я решил, что всему свое время. Скорее всего, скоро этот шнырь сам себя закопает, все-таки истинные хозяева старались, чтобы у рынка была репутация надежного места, и люди с радостью несли денежки за аренду торговой точки.
В то время как в других местах процветали рэкет, воровство, вымогательство, здесь доморощенные предприниматели были, как у бога за пазухой. Зашел за ворота — ты защищен. Полезли гастролеры — сразу получили по шапке и ретировались.
Ничего не решив, я поехал в газету и к журналистам, чтобы разведать, сколько будет стоить реклама клиники.
У кого-то жизнь — тоска смертная, у кого-то — бой, моя жизнь — бег сайгака по росе. Все время что-то кому-то от меня надо. Приедешь вечером домой, только переступишь порог — Боря зачитывает список звонивших и их сообщения. Брат у меня вместо пейджера. В итоге я ужинаю звонками. А когда заканчиваю звонить, уже и есть не хочется.
Утро начинается с ежедневника, где расписан план на день, потому что событий в моей жизни стало происходить столько, что я многое начал забывать. Менее важное вытеснялось более важным и интересным.
Оказалось, что самое интересное для меня — быть акушером события. Создать все условия, чтобы появилось новое, окрепло, задвигалось и задышало без моего участия. А когда ясно, что все получилось, вместо того, чтобы выдоить дело досуха, мне хочется и дальше создавать что-то новое, отпускать — и пусть живет.
Вчера я предварительно обсудил рекламу клиники в газете платных объявлений. Потом состыковал Гайде с журналисткой Ольгой Ольховской, той самой, что делала репортаж, когда мы протестовали против Джусихи, они должны будут обсудить время и место встречи. А также я забронировал места в двух газетах. В «Вестях» тему открытия в городе платной клиники сочли интересной и пообещали написать о нас бесплатно, а вот во второй газете за первую страницу запросили пятьдесят тысяч. Поскольку было не к спеху, я взял их телефон и обещал подумать.
Радовало, что интервью будет давать Гайде, мое участие в этой кампании минимальное. Что касается больницы, а если точнее, платных медицинских кабинетов, их открытие планировалось на четвертое апреля, понедельник. Это примерная дата, можно было и раньше открыться, но мы с Гайде заложили неделю на случай, если вдруг что-то пойдет не так. Все-таки медицина — дело серьезное, требующее серьезного подхода и регистрации ИП. В будущем такое проворачивалось максимум за неделю, но пока приходится превозмогать бюрократию месяцами, бегать по кабинетам, выстаивать очереди и терпеть хамство.
В эти субботу и воскресенье в будущую клинику к Гайде пойдут Сергей и самые хилые алтанбаевцы, Понч и Зяма, чтобы побелить, подкрасить, положить плитку в туалете. Собрать мебель и стойку, которые Гайде нашла сама. Хорошо, что она пробивная, может договориться и найти необходимое, мне остается только платить.
Постеры у друзей разлетались, как горячие пирожки, а Наташка распродала все, что было на складе. Но договориться с Аланом, чтобы быстро напечатал новую партию, не получилось — он уехал в командировку на пять дней, а без него никак. Так что придется подождать. А я пока попрошу Веру на уроке выведать, каких актеров и певцов любят мои ровесники — не бойцовский клуб, а ребята попроще типа Лихолетовой и Белинской с Поповой.
Вообще забавно. С девяностыми ассоциируются определенные постеры: Арни в очках и с пистолетом, Рембо, Джексон, Мадонна… Теперь появились новые якоря для ассоциаций — наши постеры. Правда, будут они только в нашем регионе.
Ну а сегодня мне предстояли переговоры с Бигосом уже на равных. Как я и думал, он ничего не решал, решал Вано. Но и это не гарантировало мне успех. Вдруг племянник Гоги уже все забыл и велит гнать наглеца, то есть меня, взашей?
Посмотрим. На всякий случай я вчера вечером заскочил к Лялиным и заказал небольшую партию пирожных, чтобы показать, чем мы собрались кормить народ.
После школы я заехал в общежитие к несостоявшейся мачехе. Ее дома не было, видимо, гуляла с дочерью. Меня встретила Вероника, провела в комнату и кивнула на стол, где в рядок стояли три корзиночки, шесть эклеров разных видов, штрудель, какие-то пирожные из песочного теста.
— Сделала из того, что было под рукой, — сказала Вероника с любовью. — В крем добавила немного лимонной кислоты и апельсиновой цедры. Назвала цитрусовым. Забирай.
Закрыв глаза, она сложила руки на груди и выдохнула:
— Господи, помоги! Пусть все получится. — Открыв глаза, Вероника обратилась ко мне: — Может, мне с тобой поехать? Как ты там один, с этими барыгами?
— Нормально, не переживайте, — ободрил ее я. — Вы позвоните мне часов в восемь, я ж теперь не в Николаевке живу, не наездишься туда-сюда.
Вероника засуетилась, принялась укладывать пирожные в коробку, приговаривая:
— Вот, все упакую, забирай…
— Жирно будет им там, — проворчал я. — Половину себе оставляйте…
— Сам решишь, куда их девать. Захочешь — друзей угостишь. Это все твое.
— Я к тому, что надо разделить на две партии, — сказал я.
— Это пожалуйста! — Вероника полезла в заваленный вещами шкаф, нашла коробку поменьше, определила туда по пирожному каждого вида, остальное, включая эту коробочку, сложила в коробку побольше.
Перед тем, как мне уйти, Вероника повторила:
— Господи, помоги!
Столько в ее голосе было и страха, и надежды, что я понял: Вероника поставила свою жизнь на это дело. Если у меня не получится, рухнут не просто ее надежды на лучшую жизнь — целый мир. Потому я должен постараться.
Спрятав коробку с пирожными в школьный рюкзак, я оседлал мопед и помчался на рынок, мысленно прокручивая варианты развития событий. Если не получится договориться о месте на центральном рынке — буду искать другие пути, через администрацию попробую протащить идею, но не отступлю.
Оставив мопед валютчику, как и в прошлый раз, я побежал в кабинет директора. Хуже всего была неизвестность. Мне могли как постелить красную дорожку, так и прогнать меня взашей за то, что размахиваю честным именем Гоги, как флагом.
Подпирающий стену знакомый неандерталец кивнул мне и ничего не сказал. Я постучал и стразу же открыл дверь, нашел взглядом Романа Бигоса. Так-так, что ты, голубчик, мне приготовил…
— Павел! — улыбнулся он заискивающе, и камень с плеч скатился — значит, помнят меня, замолвили слово.
Захотелось привалиться к стене и выдохнуть, вытерев пот.
— Что там по нашему делу? — Я уселся напротив него, поставив между ног рюкзак.
Бигос отвел взгляд и выдал:
— Все, что за ограждением — земля города. Тут мы ничем тебе помочь не можем…
— Но люди ведь там торгуют.
О, каких усилий мне стоило на выказать разочарование!
— Одно дело стол поставить, другое — ларек. Стол-то, конечно, можно. Но платить надо не нам. Там, сам понимаешь, менты пасутся. Хотя что тебе менты, когда твой отец тоже мент.
Молодец, справки навел! Но, видимо, навел недостаточно хорошо, иначе знал бы о нашем с отцом конфликте, а также о том, что он убоповец, сотрудник четвертого отдела, а торговцы — это тля, которую доят ппсники. Или он считает, что мент менту глаз не выклюет?
— Наверняка у вас налажен контакт с ментами, которые окучивают эту территорию, — совсем обнаглел я. — И вы бы могли замолвить о нас слово. Понимаете, я собственными силами хочу справиться, не привлекая отца.
— Похвально, молодой человек! Контакт-то налажен, но не то чтобы мы друзья, — развел руками Бигос. — Вы точку поставьте, от гастролеров мы прикроем, потому что менты свои обязательства по защите не выполняют. А как менты придут деньги требовать, наладь с ними контакт сам.
Похоже, придется брать с собой Анну Лялину… то есть Мартынову, она все-таки лейтенант, а отделение пэпсов возглавляет, насколько знаю, сержант. Сработает ли это?
— Получается, платить за точку — ментам? — переспросил я. — А за аренду земли?
— Какой ты правильный! — покровительственно улыбнулся Бигос. — Ты сперва просто точку открой, а потом уже, когда поймешь, выгодно это или нет, будешь думать о регистрации бизнеса. Надо получить разрешение в администрации, зарегистрироваться предпринимателем, потом — пожарные, СЭС и налоговики, и всем надо дать на лапу. В общем, живи пока спокойно, зачем тебе лишняя волокита?
Надо же, как складно излагает! Мне поначалу показалось, что вместо мозга у Бигоса понты. Я молча открыл рюкзак, достал маленькую коробочку с пирожными, поставил на стол.
— Вот наши пирожные, попробуйте. Это не взятка, просто демонстрация товара.
Бигос взял эклер, понюхал, рассмотрел со всех сторон.
— Выглядит неплохо.
— На вкус еще лучше.
Наконец он решился и недоверчиво откусил кусок. Округлил глаза, заработал челюстями активно.
— М-м-м!
— Вот! — воздел перст я. — Это не просто кустарное производство, это — кулинарное искусство. А произведения искусства, будь то самоцветы или картины, должны быть достойно оправлены. Потому я и говорю про ларек или павильон со столиками. Не сразу, конечно же.
После эклера Бигос съел штрудель (звучит-то как!), облизнулся и придвинул коробочку к себе.
— Не против, если я заберу, сына побалую?
— Конечно нет. Они ваши.
— В общем, начинайте торговать. После истории со Славянами чужие сюда не суются. А если сунутся — прикроем. Зуб даю! Если нужен столик, он найдется. Аренда — триста рублей в день.
— Зуб — это прочнее слова, да… — Я пристально всматривался в псевдодиректора, силясь разглядеть подвох.
Уж очень этот тип скользкий. Или поверить в то, что он и правда будет мне помогать? Может, внушить ему что-то? Пожалуй, нет: а вдруг кинется на меня? Тогда переговоры пойдут прахом.
Бигос рассмеялся с моей шутки, потер руки.
— Работай! Мешать не буду. Когда думаешь приступать?
Я задумался.
— В субботу… Нет, в четверг.
— Это же завтра. Успеешь? Вижу, успеешь с таким-то задором. Удачи тебе, дерзкий малой.
Как запел! Похоже, имя Вано подействовало как заклинание. Мы пожали друг другу руки. Вместо того, чтобы ехать домой, я рванул к Лялиным.
Летел я туда на крыльях вдохновения. Так хотелось принести отчаявшейся Веронике радостную весть! А также поддержать Анну, впавшую в депрессию после выходки отца. Наверняка она думает себе всякое: что жизнь кончена, есть нечего, впереди нищета и тлен. И вдруг — надежда!
Не видя никого вокруг, я влетел на второй этаж общаги, постучал в дверь Лялиных. Не спрашивая, кто пришел, мне открыла Анна с моей сестренкой на руках.
— Договорился насчет места! — выпалил я.
Сидящая за столом Вероника вскочила, рванула ко мне и сжала сильно-сильно.
— Спасибо тебе, Павлик!
— Готовьтесь. В четверг, то есть завтра, выходим. Составьте список продуктов, которые нужно купить, и я — на рынок и к бабушке.