В школу мы ехали в полупустом автобусе: я, Боря, Наташка и Каюк, нагруженный продуктами, как ишак — оккупировав на галерке сиденья, повернутые друг к другу. Наташка вчера допоздна пропадала в театре, а после до двух ночи готовилась к урокам и потому зевала и терла красные глаза. Боря ерзал и все напоминал:
— Ты это, позвони тому чуваку насчет постеров. А то кончаются. Не забудешь?
Я молча достал ежедневник и внес это в распорядок дня, точнее вечера, показал брату.
— Теперь точно не забуду.
— Ты на тренировку сегодня придешь? — спросил Каюк, глядя в мои записи, почесал в затылке и вздохнул: — Похоже, что опять нет.
— Очень постараюсь, — сказал я.
— Тебя не хватает, — продолжил Боря. — Я сам не все время хожу, но без тебя… как бы сказать… тупая бессмысленная суета. Как будто сердца нет у нашего клуба.
Задумавшись, я глянул на проплывающие за окном автобуса виноградники и поймал себя на мысли, что реальность здесь пошла совсем другим путем, как будто я перевел стрелки, и состав понесся в неизвестность. Этих картинок не было в той реальности. Точнее были, но — вне моего восприятия. Не должен был я сейчас ехать тут в автобусе. Я жил себе в своей раковине, с Зямой и Синцовым воевал, Баранову боялся. В этой реальности они все сидят в моем поезде, а я — машинист. И вот теперь, когда все у нас получилось, я отстранился и, выходит, вырвал хребет у нашей организации?
Память взрослого подсказала: реальность такова, что движение возможно либо вверх, либо вниз. Это касается всего: травинки, человека, бизнеса, государства. Движение вверх противоестественно, потому требует сил, и тут в топку идут честолюбие, жажда, голод, злость, то есть желание. Как только остановился — сила тяготения тянет вниз. Можно, конечно, покатиться по инерции. Но бессмысленность сего действа рано или поздно либо толкнет вверх, либо потянет вниз.
Мой клуб «Воля и разум» начал стагнировать, а значит, если не вывести его на новый уровень, все скоро развалится. А ведь какие планы были! Можно ведь было целое молодежное движение создать со своей идеологией — в противовес идеологии «отбери, обмани, продай ближнего».
Кто виноват? Я виноват, моя извечная жажда странствий и тяга к экспериментам. Потому я и подыхал на службе, но смог бы быть неплохим кризис-менеджером, наверное. Начал что-то интересное, разобрался, как оно работает, — потерял интерес, думая, что кораблик поплывет дальше без меня. Увы, некоторые суда могут управляться только мной.
Но где взять этот консолидирующий фактор? Ничто так не объединяет, как общая угроза извне.
Нет больше угрозы: локальные враги в виде Райко и Барановой перешли на сторону света, заводские повержены. Ну не инициировать же аналогичный замес только ради того, чтобы наши держались вместе? С той стороны ведь такие же ребята с такой же правдой.
Вильнув хвостом, «Икарус» с гармошкой повернул в Николаевку. Подумав немного, я сказал:
— У меня всего две руки и две ноги. Мне как-то надо быть на стройке — нам ведь хочется собственный дом, правда? И кондитеркой надо заниматься — интересное ведь дело, прибыльное, да? Увы, все по щелчку пальцев не появится. Плюс всякие мелочи типа поездок по городам с мукой, баннеры, товар для вас, больница, о рекламе которой надо договориться в ближайшие дни. Это все деньги, деньги — возможности. Если брошу что-то, оно развалится или пойдет через одно место, надо подождать, пока все стабилизируется, тогда и…
Я сам понимал, что сперва подожду день, потом два, три, неделю, а важные дела будут сыпаться и сыпаться. И вообще, я веду себя как весь из себя деловой родитель, который ночует на работе, а воспитание детей переложил на нянечек.
— Спасибо, Боря, — сказал я, лихорадочно думая над тем самым консолидирующим фактором для моей команды. — Сегодня на тренировке я буду хоть тушкой, хоть чучелом.
Автобус распахнул дверцы на остановке в Верхней Николаевке, Каюк потащил сумки, чтобы передать их Веронике, я помог ему — хотелось посмотреть на нее и по внешнему виду определить, спала ли она ночью.
Знакомое лицо мелькнуло за стеклом, Вероника подошла к дверцам, помогла спуститься старушке с палочкой и забрала сумки. Вроде бы выглядит свежей, а значит, прислушалась к совету себя беречь.
Едва не сбив Юрку, в автобус ломанулись школьники, заметались по салону стаей голодных волков в поисках незанятых мест, примостили пятые точки. Только сейчас до меня дошло, что напоминает дикое желание школьника, который и так задницу отсидел, во что бы то ни стало занять место в транспорте: это как игра, когда толпа носится вокруг стульев и занимает их по хлопку. Кому места не хватило, тот проиграл.
— Кислый лошара! Лошара! — дразнила толпа семиклассников пухлого парнишку, оставшегося стоять.
Недолго думая, он стянул тощего приятеля с сиденья и уронил на пол, сказал без злости, занимая его место:
— Ну и кто лошара?
К нам протиснулась сперва Лика Лялина, а потом вся наша шайка-лейка: Димоны, Памфилов, Мановар, Рамиль. Радостно скалясь, парни принялись жать мне руку, я скосил глаза на Анечку Ниженко, жертву педофила. Анечка ни с кем не здоровалась, делала вид, что нас не видит. Интересно, почему? Не может нам простить, что мы освистали и прогнали ее жениха, или я преувеличиваю, и она всегда была такой нелюдимой? Скорее второе, просто в той, параллельной, жизни, мне было плевать, что со мной не здоровается скромная девочка. Затрещины не раздают — и на том спасибо.
Лика попыталась оттеснить парней и что-то мне сказать, но перекрыть их тестостероновую мощь и обратить на себя внимание ей было сложно, и она отступила.
Все школьники вышли на одной остановке. Если смотреть со стороны, казалось, что автобус — эдакая рыбина, которая выметала икру и дальше поплыла пустой. Я посмотрел на нашу шелковицу по ту сторону дороги.
Илья, Кабанов и Лихолетова уже ждали нас.
Ко мне все-таки пробилась Лика, взяла под руку, ожидая, когда гомонящие друзья пройдут вперед, и проговорила:
— Паша, я хочу к вам в секту. У вас там весело и хорошо.
Я сбился с шага, глянул на сводную сестру.
— В секту? — переспросил я шепотом, провожая взглядом парней, которые, угукая по-обезьяньи, перебегали дорогу.
— Ну да. Все так говорят. А еще говорят, что не всех принимают. Надо заплатить пятьдесят баксов или отработать.
Я присвистнул.
— Что — на полном серьезе такое болтают? А что еще? Котят режем? Младенцев замучиваем во славу Ваала?
— Про пятьдесят баксов — да, правда верят. Типа потому на рынке все и торгуют, отрабатывают. Я говорю — нет. Не верят. «Вэшки» особенно злобствуют из-за Мановара — сманили парня, мозги промыли. Алтанбаева так вообще зазомбировали, заставили работать.
— Забавно, — только и сказал я. — Хочешь к нам — приходи. Но у нас не так уж весело. Во-первых, мы, когда собираемся, не пьем, курим и тусуемся, а домашку делаем и друг другу помогаем, понедельник, среда, пятница — у нас бокс и борьба, вечером можем чуть поиграть в приставку на базе — и все веселье. Во-вторых, голосование за кандидата может быть обидным. После инцидента с одной девушкой все к новеньким относятся с осторожностью…
— Это Инка-то? Красивая такая, из-за нее вы с заводскими зарубились? — Глаза Лики еще больше заблестели. — Прям как Троя!
— Некрасивая история, — скривился я, вспоминая, как мы искали мертвую Инну, прочесывая берег.
— Говорят, она зачем-то соврала, что отказала тебе, ты обозлился и стал ее травить. Заводские и поверили. Но мы-то видим, что этого не было, кто ее вообще трогал?
— В общем, могут тебя не одобрить, а это всегда обидно, — сменил тему я, а сам подумал, что, если я правильно преподнесу новость, никто не будет против Лики возражать.
Лика озадачилась, с завистью посмотрела на наших под шелковицей, куда подошли Алиса и Гаечка, сильно сблизившиеся за год, хотя в той реальности они вообще не дружили.
— А ты поговори с ними, проведи голосование, чтобы я не видела, и скажешь мне. Я это к чему. Бабушка тебе торт испекла. Большой, для всех, я его принесу на тренировку, и еще один, который на заказ. Примете меня — хорошо, отпразднуем. Не примете — сами съедите. Ну, или домой заберешь.
Помолчав немного, она грустно сказала:
— К вам Караси попасть мечтают, и Ласка, и дура ваша слабоумная… Желткова. Кто ж таких захочет в секту. Так что понимаю, почему голосование.
— В секту не захотят, а на тренировки пусть ходят, прокачиваются. Тренировки — это для всех, они в спортзале чаще всего. А мы собираемся в подвале, там наша база.
— Пашка, ты чего там примерз? — крикнула Гаечка.
Памфилов сделал приглашающий жест, я положил руку на плечо Лики и увлек ее за собой.
— Идем.
Девушка побледнела, ее ноги вросли в землю, она замотала головой, но сопротивлялась недолго и поплелась к нашим.
— О, Ликуша, — громогласно констатировала факт Лихолетова.
— Привет, — сквозь зубы процедила Гаечка, она всегда к чужим была настроена негативно.
— Друзья, это Лика, моя сводная сестра. С ее бабушкой у нас совместный бизнес. А еще у нас совместная сестра Диана, ей чуть больше месяца. Вы все это знаете. Лика хочет в клан.
Все уставились на девушку, она спряталась мне за спину, я продолжил:
— Мне тоже хотелось бы, чтобы Лика была с нами. Все собрались? Кто против Лики?
— Ничего личного, — проговорила Гаечка, требовательно глядя на Алису, и подняла руку.
Рамиль тоже посмотрел на Алису. Она потупилась, подумала немного: на одной чаше весов подруга, на другой тот, кто спас жизнь. Алиса покачала головой и не поддержала ее. Похоже, конец их дружбе. Хотя что я понимаю в этом таинственном явлении? Я осмотрел остальных.
— Больше никто возражений не имеет?
Лихолетова ответила честно:
— Я Лику знаю плохо, так что считайте меня воздержавшейся.
Илья сказал:
— Я тебе доверяю. Нечестно быть против твоей сестры. Однозначно «за». Ян тоже будет «за».
Все поддержали Илью. Памфилов обнял Лику, которая сжалась и оцепенела:
— Поздравляем! Теперь ты — часть клана.
— Секты, — улыбнулся я. — Будем резать черных петухов и замучивать младенцев. Прикиньте, так о нас говорят — что мы секта, которая зомбирует людей. Зачем только?
— Алтанбая работать заставляешь, — сказала Рая и сама рассмеялась.
— Бабос обладает явным зомбирующим эффектом! — пошутил Денчик.
— Поздравляю, — сказал я Лике.
Ко мне подбежал Памфилов и сжал кулак.
— Давай покажем, как мы это делаем. — Ден выдвинул кулак вперед и выкрикнул: — Воля!
Я ударил по его кулаку, говоря:
— И разум.
Каждый счел своим долгом приблизить свой кулак, говоря «воля» либо «разум». Лика смотрела, разинув рот.
— Это у нас девиз такой. Ну?
Она сделала так же, ей выпало произнести «воля». Помолчав немного, Лика сказала:
— Спасибо! Я так рада! И на тренировку можно?
— Это необязательно, только если хочешь научиться бить морды, — проворчала Лихолетова. — Там тяжело.
— Ладно, тяжело так тяжело. В семь я приду на базу, можно же, да? С нашим тортом!
— Покупайте продукцию кондитерской «Монблан», — проговорил Боря. — Самые вкусные сладости в мире!
Прерывая его, зазвенел звонок.
— Ой! Опаздываем! — воскликнула Гаечка, и всей толпой мы рванули к школе.
А я думал над тем, как сделать клан более открытым, но без ущерба для качества кандидатов. Может, выдумать что-то типа масонских лож с разной иерархией? Типа первая ступень — алтанбаевцы, вторая — новенькие, третья — только хорошисты и ребята, у которых правильная цель в жизни.
Если Райко и прочие попросятся, у них будет только вторая ступень, доступ на базу, в святая святых, первое время не пустим.
Наши все подтянулись, даже Минаев, извечный тихий троечник, теперь хорошист. Устно он, интроверт, отвечать не любит, но контрольные пишет неплохо. У Чабанова так вообще три «четверки» всего — почти отличник. Нельзя их бросать, они на меня равняются, недаром, когда о вечерней школе задумался, случился отрицательный откат.
И чем больше будет людей в клане, тем лучше станет жизнь этих подростков, тем больше шансов у них появится не пролюбить свою жизнь, ведь немногие родители знают, как надо, и могут научить своих детей если не правильно жить, но хотя бы идти своей дорогой. Потому что как правильно — большой и спорный вопрос.
Додумывал я уже в классе, доставая учебник географии и готовясь к контрольной. Так что сегодня вечером я по-любому с нашими. После уроков рвану на участок, обговорю детали с Сергеем — без этого тоже нельзя, потом загляну к Лидии, спрошу, как прошел суд (надо было еще один торт заказывать), а потом тренировка и — встречать Лику и предаваться чревоугодию.
Витрины-аквариумы пока отложу до вторника, это терпит. На центральном рынке есть аквариумисты и прочие животноводы, они должны уметь работать со стеклом.
Пока ждали второй звонок и Кариночку, я думал о том, кака она, правильная цель? Повзрослеть, завести семью, двоих-троих детей, купить квартиру и устроиться на хорошую работу? Все люди разные. Правильная цель — найти себя, найти свой путь и быть хоть немного счастливым, а не тянуть лямку, как ишак, и откинуть копыта, не дожив до пятидесяти.
Сегодня у нас были аж три контрольные: география, алгебра, физика — аж голова закипела, потому последняя физкультура была как нельзя кстати.
О, как я ненавидел физ-ру еще год назад! Потому что на ней все раскрепощались и могли мне мнительность оттоптать, да еще и физрук подтрунивал над отстающими. Плюс ко всему набегаешься, лицо, как помидор, потом несет потом. И кросс, собака, никак не дается, я всегда приползал последним, потому что не хотелось напрягаться.
А сейчас плевая нагрузка! Разминка, потом через козла поскакать, по канату полазать, покувыркаться — легкотня! Ну и баскетбол в конце, где Баранова королева дискотеки — она профессиональная баскетболистка, за юношескую сборную играет.
Какое там лицо-помидор? Я даже не вспотел! Можно не переодеваться, спортивный костюм на стройке более чем уместен.
Урок заканчивается в 14.45. Автобус от конечной отправляется в 14.20 — очень кстати, если на автобусе ехать в Верхнюю Николаевку, десять минут экономятся.
Мужская раздевалка с подростками, вернувшимися с физры — тот еще газенваген. Потому я открыл окно. Сейчас малыши второй смены придут и могут задохнуться насмерть от пота и благоухания носков.
— Как там мама и Ян? — спросил я у Ильи, стягивающего футболку.
Друг пожал плечами.
— Они только сегодня ложатся на обследование. Кровь, анализы, то и се. Только завтра-послезавтра что-то будет известно.
— А че с мелким? — услышал наш разговор Памфилов.
Ответил Илья:
— Легли в больницу, чтобы выяснить, можно ли сделать операцию и восстановить зрение, у него один глаз обожжен и не видит, вы же знаете.
— А можно восстановить? — прогудел Чабанов.
— Не знаю. Никто пока не знает. Ян-то детдомовский, кто бы его лечил?
— Это надо в Москву, — посоветовал я. — В какой-нибудь институт, где глаза лечат. Там всякие профессора, может, кто диссертацию пишет, тот и возьмется за него. В общем, если в областном центре завернут, я бы попробовал поехать в Москву.
— Так и планируем, — сказал Илья. — Спасибо, что интересуешься.
— Он же мне как брат.
Димоны уже переоделись и ждали нас.
— Ну вы как, идете? — спросил Минаев.
— Я к Мановару, — отчитался Памфилов и убежал.
Рамиль сказал:
— Я тут слышал, что между школами соревнования по боксу. Кто пойдет? Физрук еще никого не звал, я так, слухи распространяю.
Димоны переглянулись. Мне очень хотелось испытать себя, устроить себе встряску, но точно было не до этого, потому сказал честно:
— Я бы с радостью, но — дела. И так времени ни на что не хватает.
— Но «пятерки» таскаешь, как ставриду в мае, — усмехнулся Рамиль. — Та че, Илюха, давай, копошись быстрее, а то наш автобус уйдет.
В раздевалку с гиканьем ворвались пятиклассники, увидели нас и притихли, разбежались по углам. Я кивнул на выход, Илья засобирался быстрее, и мы высыпали в коридор, где толокся Карась, чтобы упасть нам на хвост.
Мы выдвинулись по галерее к выходу, Карась потащился за нами.
— Все стеснялся спросить, — проговорил Рамиль. — А что у Яна с лицом? Ну, шрамы эти.
Ответил Илья:
— У него дом сгорел. Мать шизанутая была, побежала спасать не детей, а кучу своих котов, ее там и завалило вместе с котами. Пожарные Яна вытащили вот такого, обожженного, а сестричку его не спасли.
— Вот дура, — оценил Памфилов. — А видели, мать Барика тоже на котах поехала? Тащит и тащит их домой, соседей замучила — они же ссут, воняют.
— Она сына потеряла, — приструнил его Илья. — Утешается хоть так.
Памфилову стало стыдно, и он потупился. Миновав галерею, мы приблизились к выходу, и я увидел спешащую домой Верочку, которая жила в том же доме, что и Илья. И вдруг я кое-что вспомнил. Это дело нельзя было откладывать, тем более я обещал ей помочь. Потому я остановился и сказал:
— Парни, вы идите, у меня дело есть.
— Че за дело? — заинтересовался Памфилов.
— Надо помочь Верочке с домом, — отмахнулся я и направился к ней.
То ли послышалось, то ли и правда кто-то шепнул: «влюбился… старая…». Аж сердце застучало и сделалось жарко, я обернулся, но никто на меня не смотрел. Показалось. Я все время кому-то помогаю — обычное дело. Дрэку помогаю, например. Это ж не значит, что у нас любовь.
Но ноги стали ватными, а голос — чужим, когда я ее окликнул:
— Вера Ивановна, подождите!
Она встрепенулась, обернулась.
— Паша, что случилось?
Я подошел к ней и, не зная, куда девать руки, глаза, да всего себя, выпалил:
— Поехали на участок… ваш. Где дом. Я там рядом дом строю, вожу стройматериалы, у меня ребята работают. Вам же выплатили компенсацию на ремонт. Нужно срочно эти деньги вложить, пока они не сгорели.
Учительница округлила глаза, не понимая, чего я от нее хочу. Пришлось разжевывать:
— Пока у меня там ведутся работы, мои люди могли бы и вам помочь, чего-то подвезти, фундамент выкопать, стены положить, вывезти мусор.
— Мне надо к урокам готовиться… — растерялась она.
— Потом все подорожает, и денег вам не хватит ни на что! Вы просто скажете, что надо, а рабочие сделают. Там дядька очень толковый, Сергей. Ну о-очень толковый! Идемте прямо сейчас.
И Верочка пошла за мной, цокая каблуками и поправляя сумку с тетрадями, перекинутую через плечо.
— Я совершенно не готова, — призналась она. — Это так неожиданно.
Мы пришли на остановку, где кучковались и наши, и не наши. Думал, парни будут подмигивать, бросать косые взгляды, но они нас обступили. Карась брякнул:
— А знаете, что Пашка кондитерскую открыл!
— Вообще-то мы по другому вопросу едем, — приструнил его я. — Ремонтировать дом Веры Ивановны. Вы же хотите, чтобы она у нас осталась?
Все радостно закивали.
— Вот! Надо восстановить ее домик, разрушенный ураганом. А лучше построить новый. Такой же маленький, зато крепкий, надежный и свой.
— На новый у меня точно денег не хватит, — вздохнула она.
— Хватит! Если что, поможем, так ведь?
Парни с готовностью закивали. У меня там стройка века и куча народа. Алтанбаевцы, пока простаивают, могли бы что-то поделать и на участке Верочки. Ее домик такой маленький, что вполне может быть построен из того, что не пригодилось мне, а если не хватит того, что есть, ничего, докупит. На это ей точно хватит. В конце концов, таймер сдвинулся в нужную сторону, когда я помог ей решить вопрос с квартирой.
Но, если честно, очень… безумно хотелось, чтобы она улыбалась… И была ближе. И я чаще видел ее улыбку.