Вперед в прошлое 13

Глава 7 Восьмое марта

Боря съежился, дернул плечами и сказал, глядя в сторону:

— Я не знаю. Меня дома не было. Приехал, ее нет, все в крови…

Я ворвался в дом, осмотрелся.

— Где в крови⁈

— Вещи ее, — пробормотал он, возле телефона прям лужа была, я вытер. — Это я виноват. Я!

— Она разбилась? Как это случилось?

Я встряхнул брата, он трепыхнулся, как тряпичная кукла, но сопротивляться не стал.

— Она разбилась? Как ты можешь быть виноватым, когда тебя не было дома?

Он упал прямо на пол, ударил кулаком по доскам и затрясся.

— Я виноват. Ударь меня, давай! Я за-заслужи-и-ил!

Первая мысль была — бабка попросила ее что-то переставить или перевесить занавески, Наташка не смогла отказать, полезла куда-то, упала, разбила голову… В лучшем случае. В худшем сломала позвоночник. С обычными травмами по «скорой» не увозят.

Понимая, что от брата ничего не добьюсь, я бросил рюкзак рядом с рыдающим Борей и побежал к хозяйке, подергал дверь. В кои то веки она была закрытой. Точно бабка поспособствовала Наташкиной травме! Я постучал. Не дождавшись реакции, постучал сильнее, припал ухом к двери и услышал далекое бормотание телевизора. Точно это из-за нее. Теперь делает вид, что не при делах и не слышит меня. Тогда я переместился к окну, постучал и заорал в приоткрытую форточку:

— Зинаида Павловна! Вы в порядке? Откройте, а то я разобью окно!

Донесся протяжный стон, еще один. Типа плохо ей, бедной.

— Считаю до трех и разбиваю окно. И раз, и два…

— Иду, иду-у!

Однако бабка дверь не открыла, выглянула из окна — всклокоченная, испуганная — и затараторила:

— Вы мне уголь должны были набрать. Захожу в котельную, значить, а угля-то и нет. А самой мне тяжело. Я стучусь к вам, чтобы напомнить. Тебя нет, Бори нет, есть Наташа. Ну я же не подумала, что она такая больная! Я, когда помоложе была, сама по два ведра набирала и таскала! Ну и попросила ее. Если бы я знала, то никогда бы! — Она размашисто перекрестилась. — А она не сказала ничего. Обулась, пошла набирать, я еще отругала ее за то, что раздетая, в одном халате. Ну, я на всякий случай за ней пошла, сказать, что и где. Она набрала ведро, подняла, чтобы наверх поставить, потом как закричит, за живот схватится…

— Твою мать… — уронил я.

— И не стала второе ведро набирать, вылезла и пошла скрюченная. Я думала… неважно, что думала. Но не бывает же так, что с ведра человеку плохо стало.

— Вы скорую вызвали?

Бабка отошла от окна и продолжила издалека:

— Я ей говорю, плохо тебе, мол? К врачу? Она даже не обернулась, ушла к себе, дверь закрыла. Ну а я что? Мне того ведра хватит, тепло ведь, а там ты или Боря придете…

— То есть вы оставили ее в опасной для жизни ситуации?

— Да откуда я знала, что все серьезно! Не с чего беде было случиться! А потом вдруг — стук в ворота, вой сирены. Я — бегом открывать, а там врачи с носилками, Наталью Мартынову спрашивают.

— То есть «скорую» она сама себе вызвала?

— Да. Помочь не просила. Ну, я проводила врачей, они дверь открыли — хорошо не запертой была, а то с петель сорвали бы — а она лежит возле телефона. Ну, ее на носилки, и увезли.

— Куда увезли, сказали?

— Сказали, что, наверное, аппендицит лопнул. В хирургию.

— И вы не поинтересовались? — воскликнул я. — Человек у вас чуть не умер, несовершеннолетний, между прочим! А вы даже не узнали, куда ее увезли? И родителям нашим ничего не сказали?

— Да я сама со страху чуть не померла! Давление подскочило, думала себе «скорую» вызывать. Где я ее искать буду, Наташу твою? Как туда доберусь, когда еле хожу? А родителей твоих тоже не знаю.

Я молча развернулся и побежал к сараю, где стоял мой мопед. Кровь, боль в животе… Не аппендицит у Наташки, а выкидыш. Судя по тому, что она потеряла сознание, началось серьезное кровотечение, и нужно срочно в больницу!

Ведь бывает так, что там даже физраствор отсутствует, не говоря о донорской крови, которая может Наташе понадобиться. Это в будущем в «скорой» есть все необходимое, сейчас же даже от сердца и давления может ничего не быть. Хроники носят с собой лекарство. Мама рассказывала, еще с прошлой жизни помню, у бабки на ее участке были сердечные приступы, которые могли случиться когда угодно и ни с чего. Если не сделать укол, сердце могло остановиться. Потому она всегда с собой носила спирт, жгут, ватку и ампулы.

Сколько людей погибло только потому, что нечем было оказать первую помощь! Потому срочно надо найти Наташку, поговорить с врачами, купить самое необходимое, заплатить за неразглашение, потому что иначе прибежит мама и вместо того, чтобы поддержать дочь, может начать истерить, стыдить и угрожать. Ну и нехорошо, если новость пойдет гулять по селу — случится именно то, чего Наташа боялась.

Куда Наташку повезли? Если кровь, очевидно, что в гинекологию. Но в какую? Ей шестнадцать. Не в детскую же. Во взрослую, куда же еще. А где она? Причем это должна быть хирургия или даже реанимация. Скорее всего, первая горбольница, там все отделения есть.

Пока катил мопед к воротам, ощущал на себе Борин взгляд. Теперь ясно, почему он себя винил — забыл набрать бабке уголь, подставил Наташку под удар. Если бы сняли нормальную квартиру у Жабы, этого бы не было. Черт, теперь я себя виню, что не ушел, когда стало ясно, что пора рвать отсюда когти. То одно, то другое…

Я вырулил на главную и покатил в город, пытаясь себя утешить тем, что, скорее всего, у Наташки непорядок со здоровьем, и беременность протекала не как следует. Потому что здоровый организм не должен так реагировать на небольшую, в принципе, нагрузку. Наверное же она неполное ведро набрала. Или полное, дуреха? Забыла о своем положении, не побереглась, резко напряглась — и вот результат.

Все понемногу виноваты и одновременно — никто. Но больше всего хотелось винить зловредную бабку. Но, если разобраться, она-то при чем? Договоренность была набирать ей уголь вечером? Была. Боря ее нарушил. Я не напомнил, не проконтролировал, и Наташка попала под раздачу, не смогла отказать, а сказать, что ей нельзя поднимать тяжести, постеснялась.

Эх… Еще и дождь начался, я не взял дождевик и теперь промокну до нитки. Но я уже километра четыре проехал — домой не вернусь. Для Наташки каждая минута может стать фатальной. Знать бы еще точно, какая у нее группа крови, а то вся информация с маминых слов. Вдруг я понял неправильно? Вдруг мама перепутала?

Если у Наташки кровь, как у меня, можно сдать ее на месте. Но ведь бывает, что и такая же группа не подходит, какие-то там белки несовместимы.

Из «Карпа» я выжимал максимум, он ревел и тужился. Ледяной дождь скатывался за шиворот, пропитывал джинсы. Хорошо, куртка не промокает. Плохо, что она без капюшона, а шапку я в спешке не надел. Может, ничего страшного и угрожающего жизни не случилось? Пусть будет так!

Продержат Натку в больнице пару дней и отпустят домой.

Я въехал на больничный двор, припарковал Карпа на стоянке между «Москвичом» и «Ниссаном» и побежал в приемное отделение, приготовив пару тысяч рублей на случай, если мне не скажут, где Наташка. Заглянул в окошко и обратился в молоденькой армянке:

— Здравствуйте, милая девушка! Мою сестру недавно привезли по «скорой». Скорее всего, в гинекологию, возможно — в хирургию. Возможно, не знают ее имя. Мартынова Наталья, шестнадцать лет…

Пожилая женщина, которая мыла пол, вскинула голову.

— В детскую больницу ее надо. А тут вдруг — в гинекологию ко взрослым бабам. Брюхатая небось?

— Ну теть Тася! — повысила голос армянка.

— Я очень волнуюсь, по «скорой» просто так не привозят, — продолжил я, пропустив реплику мимо ушей.

— Сейчас узнаю, — пообещала девушка и принялась звонить.

Я замер, рисуя себе страшные картины. А вдруг ее уже в живых нет? Просто не знают, кому сообщить страшную новость… Нет, не может быть!

— Узнала! — крикнула девушка, и я снова заглянул в окошко. — Гинекологическое отделение, палата интенсивной терапии, состояние тяжелое. Это главный корпус, четвертый этаж.

Я рванул к лифтам, вослед донеслось:

— Туда нельзя! Время посещений прошло, девушка все равно без сознания!

Свернув за угол, я чуть не сбил мужика на костылях, всего замотанного бинтами, как мумия. Извинился, запрыгнул в лифт, откуда вышла женщина в белом халате, с мешком и букетом нарциссов. Нажал на кнопку, сунул руку в карман и только сейчас понял, что у меня в нагрудном кармане куртки около миллиона, остальное в рюкзаке, брошенном в домике. Надеюсь, Боря туда не полезет. Не то чтобы я волновался о сохранности денег, просто не хотел лишних вопросов.

Лифт дрогнул, медленно поднимаясь. Я отсчитал двадцать тысяч рублей — лечащему врачу, рассовал купюры помельче по карманам штанов — медсестрам и санитаркам, потому что с больными контактируют в основном они. Подумав немного, приготовил еще десятку — заведующей.

Пообещал себе, что, если все обойдется, буду спонсировать «скорую», покупать им хотя бы самое необходимое. И кровь сдам обязательно.

Дверцы разъехались, и я оказался на лестничной клетке. Белая дверь с одной стороны, белая с дверь с другой. И где нужное отделение? И кнопки нет, чтобы позвонить…

Мимо прошла женщина-медработник, просто открыла дверь и потопала дальше. Ясно. Я пошел следом за ней. Потоптался в предбаннике, наблюдая за больными через стекло. Одни женщины: молодые, пожилые, всякие. Стало как-то неловко врываться в их женское царство. Вдохнув и выдохнув, я распахнул вторую дверь, стеклянную. Память взрослого ожила, подсказала, что где-то должны быть халаты, бахилы и маски для посетителей. Я покрутил головой. Ага, сейчас. Если бы они и были, их украли бы.

Так что пришлось снимать куртку, класть прямо на пол и идти к сестринскому посту. По пути попалась дверь заведующей, Крюковой Екатерины Юрьевны. Я остановился, постучал и зашел, не дожидаясь ответа. Заведующей оказалась лысая худая женщина лет сорока и землистым цветом лица… Нет, не лысая, у нее очень короткая стрижка, волосы светлые, и потому сливаются с кожей.

— У меня сестра в реанимации, — выпалил я. — Очень волнуюсь, как она?

Заведующая прищурилась.

— Кто тебя сюда…

Ясно, выставит за дверь, а то и из отделения, и придется медсестричек ловить, расспрашивать.

— Наталья Мартынова здесь? Диагноз: вероятно, выкидыш, кровотечение. Поступила несколько часов назад.

— Она отходит после наркоза, к ней нельзя, а тебе тут нечего…

Я шагнул к столу и положил десять тысяч. Лицо заведующей стало хищным.

— Пожалуйста, расскажите, что с моей сестрой и угрожает ли что-то ее жизни. — Сверху я положил еще десятку. — Купите бинты, шприцы или что еще нужно.

— Спасибо, — сказала заведующая уже другим тоном, посмотрела на меня с интересом. — Она потеряла много крови, но жизнь вне опасности. Брат, говоришь. А может, отец ребенка?

— Он жив? — спросил я.

— Нет конечно, — скривилась она.

— Брат я, это точно. О положении Наташи знаю только я, родители не в курсе. Как я понял, она больше не беременна. Нам очень нужно, чтобы то, что тут произошло, не покинуло стен больницы.

— Мы обязаны известить родителей. Девочка-то несовершеннолетняя.

Пришлось раскошелиться еще на десятку.

— То, что они узнают и задергают ее претензиями и, возможно, накажут физически, никак не поможет ситуации, ведь так? Лекарства и все необходимое могу купить я прямо сейчас. Давайте не будем предавать огласке этот случай, пожалуйста! — Я посмотрел на нее жалобно, представил, как выгляжу: промокший до нитки озябший мальчишка, отдающий последнее, чтобы спасти сестричку.

— Это уголовно наказуемо, — жадно прищурилась заведующая. — Я не хочу рисковать.

Ах ты крыса, еще денег хочешь? Ну вот тебе. Я выгреб из кармана мелочь, включая монеты, начал раскладывать на столе по номиналу, пусть думает, что ребенок копилку разбил, и устыдится. Насчитал девять тысяч.

— Это последние. Есть еще пять тысяч на лекарства. Пожалуйста!

Деньги, конечно же, были, просто не хотелось их отдавать таким вот наглым вымогателям. Закатив глаза, врачиха сгребла мелочь в ящик стола.

— Девочка в школу ходит? Справка нужна? Могу сделать, что она лечилась по поводу разрыва кисты, но в карточке напишу правду, тем более она… э-э-э… неприятная и будет влиять на ее дальнейшую жизнь.

Я насторожился, пальцы сжались. Врачиха замотала головой.

— Нет-нет, ничего фатального или жизнеугрожающего. Некоторые… физиологические особенности. Анатомия у тебя была?

Я кивнул, заведующая продолжила:

— У твоей сестры двурогая матка. Не такая, — заведующая показала пальцами капельку, — а вот такая. — Она соединила ладони у запястий и изобразила сердце. — Это ничего страшного. Ну да, возможно, она не сможет выносить ребенка, потому я бы рекомендовала поставить спираль, а то с выкидышами намучается…

В кабинет заглянула молоденькая медработник в марлевой маске на подбородке и с рыжими кудряшками, выбивающимися из-под чепца, стайкой веснушек на носу и ведьмовскими зелеными глазами. Наверное, медсестра или санитарочка, очень уж молоденькая.

— Юля, зайди-ка на минутку. Это ж ты малолетку чистила? — девушка кивнула, ее глаза потемнели. — Расскажи о ней вот ему, это старший брат. Можешь прямо здесь. А ты не думай, Юля врач, ординатуру у нас проходит.

Заведующая поднялась и направилась к двери, а мне захотелось бросить ей в спину что-то тяжелое. Какая стерва! И Юлю сдала с потрохами, что у девушки опыта мало, и мне теперь нервничай.

Когда дверь закрылась, Юля устало опустилась на стул и проговорила:

— Ты не подумай, это не первая моя такая операция, я все сделала отлично. Поработаю тут, и в Москву поеду, там и лекарства в больницах есть, и оборудование хорошее, есть где развернуться.

Глаза Юли снова стали изумрудными. А мне захотелось сказать ей спасибо, выгрести и отдать все деньги, что остались — просто отблагодарить за то, что в наше скотское время есть врачи, которые действительно увлечены своим делом, и в Москву едут не потому, что там перспективы и бабло, а потому, что есть чем работать.

— Расскажите про Наташу, — попросил я.

— Состояние средней тяжести. Она потеряла много крови, но до шока не дошло. Группа крови распространенная, кровь была, так что все нормально, через день-два домой пойдет.

— Правда ли, что она не сможет иметь детей из-за двурогой матки? — спросил я.

Юля пожала плечами.

— Выкидыши, да, у женщин с такими анатомическими особенностями происходят чаще. Но успешные роды не исключаются. А если уж совсем никак, делают операции, соединяют два рога, и такие дамы успешно рожают. Приятного, конечно, мало, но это не приговор. Понятное дело, такие операции платные, и их делают не у нас в городе. А ты кто ей, жених? Уж очень взрослые вопросы задаешь.

— Брат. Мы с Екатериной Юрьевной договорились, что ничего не скажем нашим родителям. Они… сложные и ничем делу не помогут. Вы поможете в этом мне?

Юлия вздохнула.

— Заведующая пообещала помочь, — сказал я. — Просто конкретно вы не звоните родителям, поверьте, если они узнают, будет хуже.

— Хорошо.

— Какие лекарства нужны Наташе? Я все куплю. Или давайте так. Я оставлю денег, а вы купите. И для нее, и для других больных. Я знаю, в больнице нет ничего, даже перекиси.

Юля посмотрела на меня с опаской, схватила листок и принялась писать.

— Ты это мне брось. Я не она. Вот список необходимого, жду тебя через час.

Я просмотрел его и спросил:

— Юлия, в городе открывается клиника, где врачи будут принимать за деньги. Пойдете туда работать? Не на постоянно, можно совмещать.

Девушка открыла рот от удивления и покрылась красными пятнами. Я был уверен, что есть сейчас дам ей денег, она швырнет мне их в лицо. Надо же, остались еще такие врачи.

У меня дома три пачки кофе остались. Не поленюсь, сгоняю за ним, накуплю конфет и вкусной еды. Ну не могу я не отблагодарить ее за человечность!

— Так пойдете?

— Не знаю. Наверное…

— Я скажу вам, когда она откроется. Только, пожалуйста, не уходите из медицины. Можно к Наташе?

— Она отходит после наркоза и немного не в себе. Лучше приходи завтра.

Если бы я был собой прежним, то не усмотрел ничего страшного в бесплодии Наташки. Мы сами дети, какое там размножение! Но память взрослого говорила, что для женщины это может стать большой трагедией.

— Вас же завтра не будет…

— Будет другая дежурная, тебя впустят. Поторопись, наша аптека работает до шести.