Вперед в прошлое 13

Глава 20 Пли!

Вчера вечером я договорился с Канальей, чтобы сегодня он поработал один. Гонял бабушку к нему домой, она чуть ли не сняла напарника с какой-то блондинки и нарычала на меня, что больше не потревожит этого блудника вечером. Ну а я озадачил Каналью вопросом установки телефона. В частном доме это было провернуть сложнее, чем в многоквартирном, где телефон у кого-то уже есть, но решаемо, все упиралось в деньги.

А вот с Геннадием Константиновичем я поговорить не успел, потому что освободился после девяти — заходил к Лидии, спросил, все ли готово к суду, который состоится в понедельник. Вроде и не видел детей всего ничего, но казалось, что Бузя повзрослел и подобрался, Света и Ваня, еще недавно гремевшие костями, набрали в весе.

Если Лидии не откажут в усыновлении, то дети пойдут в школу в апреле. Она уверяет, что занимается с ними по школьной программе по учебникам, которые я взял в нашей библиотеке, и они полностью готовы.

Будучи гражданином ответственным и законопослушным, вместо того, чтобы воспользоваться случаем и утром поспать подольше, я вместе с братом и сестрой поднялся чуть свет и поехал в школу на мопеде — отпрашиваться у дрэка.

Можно было бы просто остаться дома и передать учителям, что заболел, но я предпочитал не портить отношения с директором. Да и пример для друзей, которые на меня равняются, будет не самым лучшим.

Потому полвосьмого я уже топтался на пороге закрытой школы. Из-за стекол на меня зверем глядела техничка в выцветшем синем халате и косынке — воплощенное концентрированное зло для любого школьника — с ненавистью терла пол.

Дверь была закрыта, но, насколько я знал, директор в последнее время приходил на работу на час раньше. Значит, он был уже здесь, вот только как к нему попасть, когда вход караулит этот цербер?

Смиренно ждать я не собирался и постучал в стекло. Техничка как раз была возле окна. Бросила швабру и вызверилась:

— Чего приперся в такую рань?

— Мне нужен директор…

— Тама он, в кабинете трудов.

Техничка указала направление и занялась уборкой.

Во время урагана на крышу этого отдельно стоящего здания упал тополь, после нового года крышу починили, и у нас было где под руководством дрэка собирать табуретки или, как на прошлом занятии — тумбочки. Причем их собирали и мы, и параллельный класс, и десятый с одиннадцатым.

Ужасный уличный туалет, где Рамиль вступился за Алису и пырнул насильника, развалило, но никто не стал его восстанавливать — на перемене мы бегали по нужде в школу или пышные кусты сирени.

В здании, где проходили уроки труда, было темно, сыро и мрачно. Стены пестрели названиями рок-групп и фаллическими символами, пахло сосновой доской. Когда в соседнем кабинете куховарили девчонки, преобладал запах стряпни.

Дверь в кабинет была открыта, там визжала циркулярная пила, потому я стучать не стал — все равно не услышат, — а просто вошел. Директор стоял спиной, пилил лист ДСП, в стороны летела стружка.

— Здрасьте, — гаркнул я, когда пила смолкла.

Директор вздрогнул, развернулся, поднимая защитное стекло строительной маски.

— Павел? Зачем пожаловал? — Он прищурился. — Дай-ка угадаю. Хочешь отпроситься?

Последнее директор сказал недобрым тоном.

— Угадали! Всего на два дня, четверг и пятницу.

— До каникул никак потерпеть нельзя? — проворчал Дрэк. — Всего неделя осталась. Совсем ты обнаглел, Мартынов. И остальные, глядя на тебя, будут наглеть. Нет, не разрешаю пропустить уроки. Даже если ты потом все сдашь. Не потому, что жалко, а потому, что ты подаешь дурной пример одноклассникам.

Вот чего я не ожидал, так это отказа. И ведь бесполезно канючить: если дрэк уперся, проще землю заставить вращаться в другую сторону. Потому я сказал:

— Значит, я буду вынужден прогулять уроки и получить неуд.

Директор аж побагровел от такой наглости, и я продолжил, пока он не разразился гневной тирадой:

— Я мог бы взять больничный, сказаться больным, и никто не придрался бы. Но предпочитаю быть честным. Честно выполняю условия и сдаю пропущенное. Но раз нет так нет, извините за беспокойство.

Я развернулся, чтобы уйти, но дрек окликнул меня, когда я уже переступил порог:

— Павел! Вернись.

Я встал в проеме двери, дрэк погрозил мне пальцем:

— Чтобы в последний раз такое! Пользуешься, понимаешь, моим хорошим отношением, разлагаешь дисциплину. А если вся школа пойдет на рынок торговать вместо уроков? Что будет, а? Это ты можешь самостоятельно учиться, а остальные будут халтурить. Понимаешь, почему нет?

— Понимаю. Правильно вы рассуждаете. Спасибо! — улыбнулся я и кивнул на сложенные по размеру фрагменты будущих тумбочек. — Зачем вам столько их?

Выражения злобного тролля сошло с лица директора, он блеснул глазками и лысым черепом и поделился:

— Это к кроватям, их много. Вон для них основания из досок, тоже самодельные. Я со всеми надзорными органами договорился, так что летнему лагерю на девяносто человек быть!

У стены лежали обработанные доски — основания для кроватей. Вот почему директор приходит так рано на рабочее место!

— Вы их сами, что ли, делаете? — удивился я.

— Тридцать кроватей я купил в рассрочку в закрывающемся пионерском лагере, а также тридцать три тумбочки. Там же мне отдали еще шестьдесят матрасов, но под них нет кроватей.

— А-а-а, здорово! — искренне обрадовался я.

— Вот я и восполняю недостающее, пропадаю в кабинете труда. С тумбочками старшеклассники еще справятся, с кроватями — очень вряд ли, вот и приходится работать самому.

Сложив части распиленной доски по размеру, дрэк поделился:

— На деньги, вырученные с лагеря, куплю для школы кинотеатр. Раскладные стулья я уже привез.

— Простите за нескромный вопрос, где они? Их же надо хранить где-то.

— В аварийном кабинете, где был 3-й «В». Там же кровати и остальное. Заодно и ремонт там сделаю, и поспособствую, чтобы школе выделили компьютеры посовременнее, и у нас появилась информатика.

— Вот это вообще круто! — оценил его начинание я. — А повара в столовой согласны поработать летом?

— За прибавку, равную зарплате, почему бы и нет? А вот воспитатели не наши, они приедут из Москвы, это будут учителя, которым хочется к морю, но они не могли себе этого позволить.

— Хорошее доброе дело мы затеяли, — дал оценку происходящему я.

— Три месяца осталось на подготовку. Думаю, справимся. Палаты будут на первом этаже, душ починю в раздевалках, но там всего две кабинки, а людей вон сколько будет…

— Можно поставить кабинки летнего душа, пусть солнце нагревает воду, — предложил я и развил мысль: — Поставьте за школой, откройте запасной вход, и все будет как надо.

Директор кивнул.

— Спасибо, дельная мысль.

— Я поехал, мне пора. Спасибо, что отпустили! — улыбнулся я и выбежал во двор, где начали собираться школьники.

Солнечный свет ненадолго ослепил. Пятнадцать минут назад тучи на небе пухли — и вот солнце, аж на душе посветлело. Все-таки у нас на юге погода непостоянна, как настроение кокетки. Надеюсь, хорошая погода продержится до темноты, даст Лялиным нормально поработать. Я оседлал мопед и покатил к Анне, точнее, к Веронике, по грунтовке вдоль виноградников, чтобы избежать вопросов одноклассников, куда это я и зачем.

Земля подсохла, на пригорках показались желтые и сиреневые пятна крокусов, в изумрудной траве желтели одуванчики, а в воздухе парили ошалелые первые мошки, набивающиеся в рот, нос, волосы. По окрестностям разливались брачные трели скворцов — первых перелетных птиц, вернувшихся на родину с зимовки, им подкурлыкивала горлица. Лет через шесть, когда климат начнет меняться и потеплеет, скворцы начнут зимовать здесь, сбиваясь в огромные черные тучи.

Песнь скворца будто бы подкручивала во мне колки, настраивая струны души на весенний лад и пробуждая особенное ощущение торжества жизни над смертью.

Прибыв в Верхнюю Николаевку, я сразу же поехал ко второй полуразвалившейся общаге, полагая, что Вероника там. На первом этаже повернул направо, посторонился, прижимая к стене Карпа и пропуская к выходу потрепанного мужчину лет сорока, пошел на аромат ванили и выпечки. Вроде поел дома, а желудок заурчал. Нет уж, ничего не получишь, ненасытный!

Дверь в нашу кулинарную мастерскую была не заперта, я толкнул ее и переступил порог комнаты-квартиры. Вероника работала, как положено, в косынке, фартуке и перчатках, хотя никто ее не заставлял этого делать, и такой подход мне очень нравился. На столе, подоконнике, холодильнике, самодельных столиках из фанеры, лежащей на кирпичах, красовались пирожные: корзиночки с розовым и белым кремом, эклеры в шоколадной и белой глазури, куски торта-наполеона, лебеди из подрумяненного безе, авторское пирожное «цитрусовое», желейные шедевры с клубникой на тонкой прослойке теста, пирожные типа «Черного принца», всего десять видов, по десять штук каждого.

— С ума сойти, — выдохнул я. — Вероника, вы спали хоть немного?

— Спала, — улыбнулась она, но ее красные глаза говорили о другом, как и тетрадь в клетку, исписанная мелким почерком, куда Вероника вносила рецепты.

— Вы героиня…

— Это я на два дня напекла. Сто штук пирожных, — сказала она и кивнула на две картонные коробки, куда уже привязала ручки из веревок. — Вот в этом будем везти. Влезает шестнадцать штук. Если простелить второй ярус фанерой, будет тридцать два пирожных. Смотри, я сделала прорези для фанеры. А между пирожными проложим бумагу для запекания, чтобы они не помялись и не перепачкались.

— Идеально, — оценил ее изобретение я.

Вероника продолжила:

— Все продукты, что ты привез, я израсходовала. Ты не сказал, какова точная цена масла, муки, прочего, и я брала среднерыночные цены.

Она уселась прямо на идеально чистый пол, скрестила ноги по-турецки и открыла тетрадь с рецептами.

— Вот, смотри, здесь сам рецепт, — она перевернула лист, — тут количество ингредиентов и вес каждого в расчете на килограмм пирожных, по сто граммов каждое. А тут, — палец скользнул на третью страницу, — себестоимость каждого пирожного.

— Вы проделали колоссальную работу, — проговорил я, и Вероника самодовольно улыбнулась. — У меня просто слов нет. Все идеально! Лучше просто не бывает. Честно, я думал, получится меньше, а так — десять килограммов!

— Ну так мука, сахар — только этого ушло сколько! В желейках пирожных много воды, вообще они самые дешевые получились и самые тяжелые.

— Ну отлично. Грубо говоря, ушло тридцать восемь тысяч. Сто пирожных, даже если продавать в среднем по тысяче, — сто тысяч. Шестьдесят чистыми. Если все это продастся за два дня — тридцать чистыми. Делим на двоих — пятнадцать мне и вам.

— Это же фантастика! Пашка, мы спасены!

— Накидывайте по сотне-две на текущие расходы: проезд, плата за место и так далее. Тысяча — хорошая демократичная цена. Получается пирожное чуть дороже булки хлеба или батона.

— Мне одно не понятно, цены-то каждый день меняются, как высчитывать себестоимость? — забеспокоилась Вероника. — Это ж с ума сойти можно.

— Проще простого. Будем ориентироваться по муке. На сколько она подорожала, в процентах, на столько будут дорожать пирожные.

— Логично, — кивнула Вероника. — Или — равняться на сахар.

Она поднялась, закрыла тетрадь и отчиталась:

— Коржи на свадебный торт для твоей мамы я испекла. Кремом его залью, когда вернусь с рынка. Вот коржи, в холодильнике.

Судя по всему, выпекала Вероника коржи в обычном продолговатом противне, а потом скруглила их края. Коржей было четыре: два бисквитных, ярко-розовый непонятно из чего и тонкий, будто бы из вафельного теста.

Тут же на блюдце лежали два ярко-красных сердца, залитых помадкой, и два белых сцепленных кольца. Из чего они, спрашивать я не стал, одного взгляда достаточно, чтобы понять — съедобные.

— По крему хочу посоветоваться. Возможно два варианта: заварной, взбитые сливки и прослойка, как у киевского торта: безе, арахис, сгущенка. Или просто масляный крем, как у всех?

— Я бы понимал, что из чего и как, — вздохнул я. — Давайте первый вариант, он кажется более интересным.

Если я хочу заниматься кондитеркой, придется вникать. Пока для меня пирожные делились на вкусные, так себе и чизкейк, который везде заказывала бывшая жена меня-взрослого.

— Да, так гораздо вкуснее и необычнее. — Вероника потрясла второй тетрадкой, больше похожей на книгу. — Я с юности сюда собираю интересные рецепты. Будем стоять, торговать — все расскажу и покажу. Нет, не все, а то, с чем мы имеем дело. Эти пирожные — несложные в производстве. Когда раскрутимся, можно будет экспериментировать с изысками… Это еще не все! Я подумала, что всухомятку пирожные не едят, и вот… Идем!

В центре пустой спальни стоял легендарный трехлитровый термос «Темет».

— Это для чая. Вот только кружки возить с собой неудобно. Мыть их можно и в туалете… Ты поговоришь с администрацией, можно ли их оставить там же, где и арендованный столик?

— Я закажу деду одноразовые стаканы из Москвы, — пообещал я. — И Термос с помпой, как у теток, которые по рынку ездят, чтобы удобно было наливать.

— Было бы здорово.

— А поначалу пусть будет так, но — несолидно ведь, согласитесь? И не только чай нужен, а кофе со сгущенкой. Его тоже из Москвы надо заказывать, потому что тот, что здесь — редкостная дрянь, которую фасуют в гаражах.

— Пока чаем обойдусь, без него никак.

— Согласен. Вы большая молодец. Я, честно, не ожидал такого профессионального подхода.

Вероника аж расцвела, она была из тех людей, что одобрение ценят больше похвалы.

— И еще вопрос, — продолжил я, — Анна поедет с нами?

— Аня прибудет на час позже. Она рассказала, что надо будет договариваться с милицией, чтобы меня не трогали. Ну и после уроков приедет Лика — на случай, если меня надо будет подменить.

— Вот и отлично. Ну что, погнали?

— Как, когда в автобусе давка, и пирожные сплющат в блин? Разве что если я поеду на конечную.

— Так и сделайте. А термос и чашки заберу я и довезу до места на мопеде. Пирожных, как я понял, в первый день будет шестьдесят?

— Да, — кивнула она, посмотрела в блокноте расписание движения автобусов и воскликнула: — Ой! Опаздываю! Все, побежала.

Она принялась раскладывать товар по коробкам. Я делал так же, глядя на нее, и через пять минут Вероника сняла спецодежду, косынку, перчатки и рванула на автобус, даже не причесываясь и оставив ключ от комнаты на столе.

Я огляделся, выискивая, что бы помыть или положить на место, но все формы для выпечки лежали в ведрах, плотно закрытых крышками, чтобы тараканы не набежали, посуда и кастрюли блестели, пол сиял чистотой, в туалете пахло хлоркой. Когда Вероника все успела? Какая же она молодец! Обидно будет, если ничего у нас не получится.

Нет, получится! Костьми лягу, чтобы получилось.

Я открыл ежедневник и написал на листке, отведенным под события 17-го марта, то есть сегодня: «Позвонить деду, заказать одноразовую посуду». В нашей глубинке ничего такого точно нет. Помнится, Райко хвастался стаканчиком из московского Макдональдса, оставил его на парте, отвлекся и — оп! Нет стаканчика, украли. Кто украл, так и не выяснили, перевели стрелки на Желткову и Карася.

На место я прибыл раньше Вероники, в девять утра. Поздоровался с Павлом-валютчиком, заглянул в пассаж к Бигосу, чтобы забрать столик, но директор рынка еще не пришел. Зато на месте был неандерталец-охранник, который без лишних вопросов отвел меня на склад, вынес раскладной столик и установил прямо на месте, на которое я указал.

— Удачи, — буркнул он и удалился.

Я осмотрел столик. Крышка пластиковая, с верхом под мрамор, заляпанным темными пятнами, на алюминиевых ножках, легкий и какой-то кособокий, несолидный. Сложив столик, я отнес его на сохранение Павлу, а сам рванул покупать клеенчатую скатерть — все-таки солиднее будет.

Когда Вероника приехала, накрытый скатертью столик уже ждал ее. Чтобы скатерть не унесло ветром, я придавил ее термосом и выложил белые фарфоровые чашки, четыре штуки, сахарницу и подумал, что, пока холодно, и насекомых нет, а когда потеплеет, нужно будет соорудить из стекла закрывающиеся подобия витрин — и мухи не налетят, и красиво. А сделать такое проще простого, и сам могу смастерить, если будет клей и стеклорез.

— Вот и наше место. — Вероника поставила коробки друг на дружку, надела перчатки и принялась выкладывать пирожные на стол.

Смотрелось все это кустарно и по-сиротски. Витрины нужны были прямо сейчас, как и реклама. Поскольку типография недоступна, закажу рекламный плакат Боре, повесим его вот сюда, на стол.

Вероника с тоской посмотрела на остановку, которая пустовала в это время суток, на дорогу, на пустой переход.

— И как люди о нас узнают? — еле прошептала она, поежилась под порывом ветра. — Где вообще они? Как их привлечь?

— Узнают, не волнуйтесь, место проходное, хорошее, — уверил ее я. — Не сразу, конечно. Но известность — дело наживное. Будем зарабатывать авторитет.

Мы встали за столик плечом к плечу. Редкие люди, проходившие мимо, на наш товар даже не глядели.