Вперед в прошлое 13

Глава 26 Кинет — не кинет

Пятьдесят долларов в месяц — такую сумму мне озвучил Роман Бигос, капустин сын, исполняющий обязанности директора рынка. Причем он полностью брал под опеку мой павильон: и с ментами решит, и с горадминистрацией, и с санэпидемстанцией, пожарными и прочими кровососами, которые приходят не проконтролировать, чтобы было, как положено, а поживиться.

По нынешнему курсу пятьдесят баксов это примерно семьдесят пять тысяч рублей. Полторы зарплаты взрослого человека. Много, очень много.

Но это если посмотреть с одной стороны. С другой стороны, мы ментам и так платим две тысячи в день, а дней в месяце тридцать, иного шестьдесят тысяч. Получается, что с Бигосом работать выгоднее. Если он не кинет, конечно, как собирался сделать поначалу.

Но теперь, когда Бигос убедился, что я вроде как свой — это раз, и мой бизнес приносит деньги — два, не должен кинуть. Но на всякий случай я договорился платить за место не сразу, а два раза в месяц уже после того, как заработаю: две недели поработал — заплатил, поработал — заплатил.

В воскресенье утром мы с ним ходили делать замеры и освобождать место под контейнер от бабок с семечками. Уже вечером мы с Канальей на его мотоцикле мчали из автомастерской в частный сектор Заводского района домой к мужику, который торгует контейнерами. Его дом находился чуть ближе того места, где мы покупали солярку у водителя тепловоза.

Опять пришлось Каналью дергать, потому что каждый норовит нагреть глупого подростка, который приехал хотеть странного.

Дома тут были только с одной стороны разбитой грунтовки, другой стороной она огибала склон горы. Нужное нам место было видно издалека. Ржавые поставленные друг на друга контейнеры выглядывали из-за каменного забора, толпились напротив ворот. Казалось, ржавчиной тянет аж сюда.

Грузовики, разворачивавшиеся тут довольно часто, раздолбали колею, и нам пришлось метров тридцать до ворот пройти пешком. Каналья постучал в синие ворота, в них образовалось окошко, и оттуда проговорили:

— О, Лёха! Артур не соврал, ты пришел-таки. Ну, добро пожаловать.

Одна створка приоткрылась с ржавым скрежетом, и мы вошли в заваленный всяким хламом двор. Маленьких ветхий домик ютился с краю участка, а в середине под навесом стоял контейнер, который резали два сварщика в масках, как у космонавтов, посыпали его ворохами искр. Навес плавно переходил в крышу какого-то ангара с воротами, сваренными из контейнеров, внутри что-то жужжало.

— Добрый день!

Маленький сухонький армянин ростом по грудь Каналье пожал его руку, скосил на меня глаза.

— Твой сын? Похож!

Я представился.

— Вообще-то это не сын, — отмахнулся Каналья, задумчиво глядящий на разделываемый контейнер.

— Меня зовут Вазген. — Армянин сжал ледяной лапкой мою руку и долго ее тряс.

Я подошел к товару. Это были стандартные двадцатифутовые контейнеры: 2,3 метра в ширину, 2,7 в высоту, 6 метров в длину — ржавые, одни с отслаивающимся металлом внизу, другие деформированные. Понятно, что, если закрыть дыры заплатками и все это франкенштейнство убрать под вагонку, все равно будет красивее и дешевле, чем обычный ларек.

— Сколько штук нужно? — проговорил Вазген на чистом русском. — Шесть?

— Сорокафутовый контейнер есть? — спросил я, думая, что это будет идеально, он двенадцать метров в длину, можно сделать полноценный шестиметровый зал со стойками и стульями на высоких ножках.

— Есть один, — с готовностью ответил Вазген. — Как вас ждал, для других клиентов он сильно большой, он внизу стоит вон под теми. — Хозяин кивнул на нагромождение контейнеров возле забора. Не советовал бы его. Во время норд-оста его спрессовало другим контейнером, с ним много работы. Да и зачем такой большой? Неудобно и нестандартно.

— Мне как раз нормально, — уперся я. — Покажите, что и где с ним не так.

Вазген поскреб голову под кепкой и развел руками:

— Он завален. Манипулятор только завтра придет.

— А вы на рисунке покажите повреждения, — предложил я. — Размер для нас принципиален. Нам вообще два нужно. Большой и маленький.

— Не шесть? — расстроился армянин.

— Для ангаров они не подходят, — объяснил Каналья. — Но сгодятся как склад и для магазинчика. Нужна будет внешняя и внутренняя отделка вагонкой, окно и двери.

— Два окна, — добавил я. — Ставни, обивка железом снаружи, чтобы не было похоже на контейнер, а вагонкой внутри, а также металлический каркас под стойку и для витрин, я нарисую чертеж и напишу размеры. Вот только где это сделать?

Готов поспорить, что он зарабатывает не только на списанных контейнерах, но и столько же, если не больше — на реконструкции и отделке.

— Идемте, покажу наш цех! — истолковал Вазген мои слова по-своему. — Заодно посмотрите, как обиваем вагонкой. Красиво! Модно!

Мимо сварщиков, мимо горой сваленных обрезков с контейнеров, похрустывая ржой и песком, присыпавшим асфальт, мы направились в ангар.

Он состоял из двух частей: рабочей, где стоял контейнер с окошком, и склада с деревяхами, по большей части вагонкой.

— Это у нас бытовка и временное жилье! — Вазген похлопал синий контейнер, открыл вваренную сбоку дверцу и кивком поманил за собой.

Мы вошли в контейнер, приспособленный под времянку. Каналья по привычке втянул голову в плечи, чтобы не удариться головой, но тут было высоко. Вазген включил фонарик и сказал:

— Вся электрика разведена, вот эти люминесцентные лампочки на потолке — рабочие. Розетки тоже. Вон щиток, счетчик — не проблема. Пол — линолеум, рисунок выбираем. Под ним — листы ДСП, все делаем от души. — Он посветил на стену, которую вагонкой обшили лишь частично. — Утепление стекловатой, видите? Ржавчину удаляю пескоструем, обрабатываю металл и только потом утепляю. Он рейкой отогнул стекловату. — Смотрите, чистое все. Там, где металл прогнил, накладываем заплаты. Заходи и живи!

— Так можно дачные дома строить, — посоветовал я. — Два контейнера — полноценный дом. Недорого, наверное, получится. Будут брать.

Вазген махнул рукой.

— Им все дорого. Строят из того, что лежит на земле. А прописаться в таком доме нельзя.

— Обидно. Хорошая ведь задумка. И одноэтажный дом можно, и двухэтажный…

Да хоть гостиничный модуль можно собрать! Временный, конечно, но пока буду основной корпус строить, пусть работает…

Ага, размечтался! На месте твоей воображаемой гостиницы сейчас заболоченный пустырь и непонятно чья земля.

— Ну как вам? — самодовольно спросил Вазген.

Я показал «класс».

— Очень круто! Мне нравится, и я хочу такой домик заказать… Такой, но не такой, а чуть посложнее. Два окна, дверь в центре…

— Для каких целей?

— Кондитерская, кафе. Маленький магазинчик со сладостями. С одной стороны витрины и продавец, с другой — стойки, чтобы люди могли съесть пирожное с чаем и согреться или спрятаться от дождя, а может, скоротать время, пока придет их автобус, ведь это вблизи конечных на рынке. Потому мне важно видеть повреждения контейнера. Я хочу, чтобы все было не просто красиво — идеально.

— Если снаружи обшивать листами железа, то все поправимо, — воодушевился Вазген, заозирался. — Где бы нам присесть?

Мы вышли из вагончика, Вазген крикнул:

— Иван! Иван!

Прибежал парнишка лет восемнадцати, больше похожий на Арсена, чем на Ивана, и Вазген распорядился:

— Принеси бумагу, ручку, карандаши. И поживее!

Иван убежал, а мы обогнули кучу вагонки и оказались в закоулке, где стоял сколоченный из досок стол с настольной лампой и три старые табуретки.

— Присаживайтесь, сейчас нарисуем чертеж.

Вазген придвинул к себе исписанный цифрами листок, взял карандаш и нарисовал прямоугольник, прочертил волнистую линию по одной стороне.

— Вот тут повреждения. Что-то впечаталось в контейнер, погнуло и пробило стенку. Но это неважно, починим, стоит все вместе с починкой как целый контейнер. Как склад ценных вещей его использовать нельзя, как магазин — вполне.

— А доставка? — уточнил Каналья. — Он же огромный, больше стандартных.

— Об этом не переживайте, техника есть и для транспортировки, и для монтажа.

Вазген придвинул к себе альбом для рисования, который оказался скорее ежедневником с хитрыми заказами типа моего, и подвел итог:

— Итак, заказ: контейнер 20 футов и контейнер 40 футов, так? — Он записал все, что озвучил.

— Я себе на стройку тоже один возьму, на участок под мастерскую, — сказал Каналья и посмотрел на меня: — Надо будет инструмент хранить и все прочее.

— Записываю еще один 20 футов. Уточняю: 20 футов — это шесть метров в длину. 40 футов — двенадцать.

— Отлично, — кивнул я. — Давайте я нарисую и напишу, чего бы мне хотелось.

Вазген придвинул мне отдельный лист. Я начертил прямоугольник, дверью разделил его на две части, затем изобразил два окна.

— Тут просто стекла, без рамы. Сможете вписать в контейнер?

— Да вообще не проблема.

Закрываться окно будет ставнями…

— Я бы все-таки сделал раму, чтобы закрывать ставни изнутри, а не вешать замок снаружи, который легко сбить.

— Согласен. Делаем открывающиеся окна. Ставни распашные, железные, с щеколдой, и паз под замок. И еще важная деталь. Хочется козырек на всем протяжении павильона, чтобы на полметра выдавался и люди могли прятаться от дождя.

Потерев переносицу, Вазген оценил:

— Бестолково. Я бы посоветовал с этой стороны, где зал, ставни не делать, а закрывать сплошным железным листом. И ставни, и навес.

— Сотрудница не поднимет тот навес. Вот если все-таки ставни оставить, а приварить облегченную конструкцию, которая будет опускаться сверху на эти ставни…

В будущем полно подходящих материалов, с помощью которых можно решить эту проблему, а сейчас…

— Я подумаю, каким материалом перекрыть, и предложу, — кивнул Вазген. — Теперь давайте обсуждать размеры окна, двери…

Я бы предложил стандартную. Около получаса мы все записывали, а закончили уже совсем затемно, и Каналья спросил:

— Сколько этот домик будет стоить?

— Важное забыл! — воскликнул я. — Вагонка должна быть покрашена в белый. Под цвет линолеума самого светлого, который я выбрал.

Вазген пожевал губами, скривился. Я знал, что он хочет, но не решается сказать: «Зачем белой? Белый — маркий. Другое дело дерево, дорого-богато! Или обои на худой конец!» Но он оказался тактичным человеком и промолчал.

— Только не проси снаружи белым красить — совсем глупо! — не сдержался Вазген под конец. — Изрисуют твою красоту за два дня!

— Согласен, — кивнул я, — красьте в черный… нет, в темно-серый… Не красьте, оставьте грунтовку.

— Итак, огласите приговор, — напомнил Каналья.

Вазген поскреб в голове кончиком ручки, пожевал губу, задумавшись, и выдал:

— Пятьсот долларов за магазинчик. Может, плюс сто. Надо смотреть, цены скачут, как быки на родео. Вам как? Подъемно? Могу рассрочку дать на месяц, но тогда плюс пятьдесят долларов.

— Ничего себе процентики у тебя! И цены нифиговые такие. Комнату в общаге купить можно.

Да, пятьсот баксов — запредельная сумма по нынешним временам.

Можно оставить все как есть, брать в аренду столик, тихонько торговать, не выходить в непогоду и снимать сливки. Но пройдет год, два, появятся повторяйки, и возле Вероники выстроится рядок доморощенных кондитеров. С кондитерской случится то же, что и с нашей торговлей мукой.

Бизнес должен развиваться, для развития требуются вложения. Кто пришел первым — того и сливки. Это прописные истины, но народ у нас ленивый и жадный. Капают деньги — зачем строить контейнер, вкладываться, ремонтировать сарай в огороде, сдаваемый отдыхающим — и так сойдет! Кто-то да придет.

Год приходят, два приходят, а потом идут к соседу, у которого комфортно и красиво.

Лично мне столик с пирожными принесет около 700 000 рублей в месяц. То есть павильон окупится за месяц с небольшим. Стоит ли вложить пятьсот баксов в перспективу? Конечно.

— Нормально. Я согласен на рассрочку, но без пятидесяти баксов, цены-то в долларах неизменны, не надо на нас наживаться. Аванс сразу.

— Эти деньги — за риск, — признался Вазген. — Завтра я распишу, сколько стоят материал и работы, передам через Артура Алексею. Я ж вам по-братски считаю! Мне ж еще машину ремонтировать! А вообще я «Опель» присмотрел, скоро покупать буду. И кто мне его починит, если я вас обману?

Похоже, Арсен здорово обиделся, повернулся к Каналье, приложил руку к груди.

— Я не знаю, как за аванс говорить. Металл — купить. Вагонку — купить. Электроды — купить. Сварщикам заплатить, плотникам заплатить. Фуре за транспортировку я со своего кармана плачу.

— Без претензий! — Вскинул руки я. — Оформляйте!

— Пишу расписку на двести долларов… Ой, это ж только один контейнер! Еще ж два обычных…

— Это другим счетом, — сказал я.

— По сто баксов за штуку? — прищурился Каналья.

— Ну ты меня убиваешь! Сто было, если покупаешь шесть!

— Но мы-то покупаем три, значит, не сто пятьдесят, а сто тридцать. Ну логично же! — Каналье больше играл, чем торговался, однако Вазген махнул рукой:

— По рукам!

— Мне павильон нужен уже на следующие выходные, — внес уточнение я. — И монтаж на центральном рынке.

— Уложимся! Все сделаем! — пообещал Вазген, отдал нам альбомный лист, где написал, что взял двести баксов за контейнер, и мы рассчитались.

На душе было неспокойно. В разгар девяностых я расстаюсь с немалыми деньгами без каких-то ни было серьезных гарантий. Память взрослого вопила, что тут какая-то подстава, а понимание реальности убеждало, что сейчас все так работают, и слово имеет силу, а те, кто слово не держит, рискует ответить головой. Тем более Каналья ручается за этого человека, у него серьезный бизнес, и проблемы ему ни к чему.

В ворота постучали, и Вазген побежал к следующему клиенту. К этому моменту все его рабочие уже разошлись по домам, убрав инструменты, и воцарилась тишина.

Каналья пропустил во двор толстого мужика с папиросой в зубах, и мы выкатили мотоцикл.

— Вазген в порту работает? — спросил я.

— Там работает его брат Артур, — ответил напарник. — Забирает списанные контейнеры. Тебя отвезти домой? В центр?

— В Верхнюю Николаевку, нужно узнать, как дела в кондитерской.

Еще меня волновала мамина судьба. Помирились они с отчимом или нет? Наверное, помирились.

— Ах да! — Каналья достал из кармана косухи сложенный тетрадный лист. — Тут торт, который я хочу. Ну, или что-то примерное. Доверюсь вкусу твоей кондитерши. Все, садись, погнали!

Отправив Каналью домой, я сразу рванул в так называемый цех, комнату на первом этаже полуразваленной общаги, где должна была суетиться Вероника. В подъезде пахло выпечкой, перебивая въевшуюся в стены прогорклую вонь стряпни прошлых десятилетий.

Пробежав темный коридор, я постучал в дверь, слыша жужжание миксера. Оно прекратилось, и мне открыла Вероника — осунувшаяся, постаревшая, с синяками под глазами. Улыбнулась и похвасталась:

— Все прекрасно, просто шикарно! К шести вечера распродались под ноль! И столько же продали бы, если бы было…

— Так стоп! — Я схватил ее за руки и заглянул в лицо. — Вы мне не нравитесь, выглядите уставшей. Так дело не пойдет! Вам надо высыпаться.

— Дианочка капризничала, не давала спать. А так я понимаю, вон, — она кивнула на свернутый матрас. — Тут буду ночевать.

Она принесла пачку денег, сложенных по номиналу.

— Твои сорок восемь пятьсот. Все честно!

— В воскресенье будем ставить павильон! — Обрадовал ее я.

Вероника всплеснула руками, затараторила, бегая по комнате, заваленной коржиками, мисочками, емкостями со взбитым кремом, грязной посудой.

— О-о-о, хорошо-то как! В понедельник на рынке санитарный день! Как раз обживемся! Продавать с ларька — это совсем другой уровень! У нас, представляешь, бомж корзиночку украл и желейное помял, скотина!

— Закажу витрины, такие, как аквариумы, уже никто ничего не украдет. Надо только по магазинам походить, посмотреть, как их делают и какого они размера.

— А дальше? Где ты их купишь?

— У аквариумистов и закажу, где ж еще? — заразился ее энтузиазмом я. — Посуду закажу, пластиковые одноразовые тарелки и ложечки, чтобы не мыть.

— А где ж такое есть? — удивилась она.

— В Москве все есть, — потер руки я. — Хотите расскажу, каким будет наш магазин?

Вероника вытянулась в струнку, а я излил на нее свои фантазии, наблюдая, как огонь в уставших глазах загорается все ярче, и ярче, и ярче. Вот она уже дрожит от нетерпения увидеть чудо, которое я описал. А мне все более стремно, что что-то где-то пойдет не так. Например, меня кинет Вазген. Нагрянут на него бандюки — и до свидания. От задумки я, конечно, не откажусь, но реализацию ее придется отложить.

В конце рассказа Вероника прижала меня к себе, качнула в одну-другую сторону, приговаривая:

— Господи, какое счастье, что мы встретились, Пашка! Я ж от отчаянья про петлю задумывалась. Ане не говорила, кто ж таким пугает, но… А теперь так все хорошо! Мы мяса купили настоящего! Целый свиной окорок, два дня ели! У Ани молоко появилось. Вырастим теперь Дианочку. Только имя дурацкое заморское, нет чтобы Оленькой назвать или Наташей.

Помолчав немного и смахнув слезу, Вероника продолжила:

— Я ж всю жизнь мечтала печь, а сама возилась с бумажками.

— Рад, что помог вам найти себя, — сказал я. — Мне надо бежать. Теперь, наверное, только послезавтра увидимся.

А завтра хоть разорвись. Во вторник начинаются кровельные работы на стройке, надо встретиться с Сергеем, обсудить все, а потом найти аквариумистов. Вообще интересно мастерить магазин на коленке, из подручных средств. Это своего рода творчество. Когда привез готовый павильон, поставил, ощущения совсем не те.

Дома не оказалось ни Бори, ни Наташи. Улыбаясь своим мыслям, я набрал маму.

Трубку снял отчим, сразу ответив на вопрос, помирились ли они.

— Привет, как вы там? — спросил я.

— Да нормально, — ответил отчим и выпалил: — Я те ща такое расскажу — обалдеешь. Помнишь мента этого, Пацюка? Суд еще все переносили и переносили… Так вот подох он! Говорят, в камере удавился несколько дней назад. А мне тока сказали! Все, не будет теперь суда!

Меня словно окатили холодной водой. И думать забыл о втором гнилушке из списка, на которого не распространилась моя благосклонность. Второй труп. Что и требовалось доказать.