Вперед в прошлое 13

Глава 16 Язык проглотишь!

К Лялиным я поехал после тренировки — стоял в автобусе потный, на трясущихся ногах. Сегодня мы с алтанбаевцами поменялись тренерами, к ним отправился холерик Антон Елисеевич — невысокий чернобородый мужчина, похожий на нерусского. К нам пришел Нага Амзанович, в котором нерусского выдавала только темно-рыжая монобровь, нагрузка у него была совершенно другая. В отличие от алтанбаевцев, нас он не жалел и гонял, как настоящих спортсменов. Лихолетова и не привыкший к нагрузке Каюк полегли на десятой минуте физухи, Алиса, Ян и Боря — на двадцатой, Гаечка и парни дотерпели до конца.

Спарринг тоже был жестким. Одежда прилипла к телу, хоть выжимай ее, и даже в сменке я ощущал себя липким и душистым.

На то, чтобы идти пешком, не было сил, и в Верхнюю Николаевку я отправился на автобусе. Вывалился оттуда и поплелся к общаге, рассеянный от усталости. Потому чуть не врезался в высокую сутулую пожилую женщину, шагнувшую из темноты.

— Привет, Павлик! — улыбнулась она.

Привыкнув к темноте, я узнал мать Барика, которая протянула мне черно-белого котенка.

— Нужен? Хороший, ласковый, Кузей назвала.

А ведь у Бузи есть компаньон, который ищет дом, он просился к Лидии, но его просто негде разместить. Эта женщина могла бы дать ему тепло и кров и спасти человека… А может, и не одного.

И ведь я могу внушить ей эту мысль. Аж извилины зачесались, но я себя остановил. Одно дело — от смерти спасти, как Каюка, алтанбаевцев, Каналью, другое — делать таких разных людей похожими на себя, внушая близкие мне ценности.

— Спасибо, нет.

— Он ведь погибнет от холода. Смотри, какой крошечный.

— У меня нет жилья, — сказал я. — На улице весна. Можно сделать ему домик…

— Ну а у друзей? — жалобно проговорила она. — Мне уже некуда брать котят. Хорошо, соседи помогают, хамсу дают им на прокорм, там Федька-рыбак.

— Спрошу, — пообещал я.

Вот Людмила, которая сходит с ума от одиночества. Вот бездомные никому не нужные дети, страдающие от холода и голода. Почему бы им не помочь друг другу? Но нет, Людмила предпочитает котов. Ян, которому собственная мать предпочла котов, ее не понял бы. Но это ее выбор, не буду туда лезть, пусть и очень хочется.

Я бросил взгляд на телефонную будку, стоящую между двумя домами и освещенную единственным трескучим фонарем, вспомнил, как звонил оттуда, вспомнил отца, повел плечами. Потом поздоровался с алкашами, которых уже знал и которые знали меня, и поднялся на второй этаж общаги.

К застарелому запаху еды добавился еще один — выпечки. Желудок заурчал и аж подпрыгнул. «Кто-то жарит пирожки», — подумал я. Мой организм, хотя я перекусил на полднике, требовал восполнить потерю белка и глюкозы.

Ничего, вот поговорю с Вероникой — и домой, мне еще с Аланом постеры обсуждать, а с дедом — очередной список запчастей Канальи. У деда сейчас было два продавца: Влад и женщина, которую он выгнал в октябре прошлого года за то, что она агрессивно любила Ельцина. Теперь же, когда вместо «эх, заживем!» — стало ощутимо хуже, она покаялась и была прощена. Ну и сам дед тоже торговал: вином, орехами; пахлавой и чурчхелой, которые бабушке прямо домой привозили поставщики-армяне, а также «Сникерсами», жвачками и прочими сладостями, покупаемыми на оптовых складах.

Те орехи, которые мы собирали, уже давно проданы. Зато у бабушки есть соседи, у которых мешки с грецкими орехами пылятся на чердаках. Ну а бесперебойную поставку вина обеспечивала мама, разбавив ассортимент шампанским. Каждая точка приносила около двадцати тысяч в день, за вычетом зарплаты продавцов — по семнадцать каждому со всего оборота.

То есть в месяц получалось полмиллиона. Если сравнивать с небольшими дневными доходами сентября, то на то и выходит в долларовом эквиваленте. Казалось бы, сумма фантастическая, но это всего двести пятьдесят баксов, столько мы с Канальей пока зарабатываем за день.

Был бы директор нормальным, можно было бы с ним обсудить поставки в московские рестораны, продукция ведь качественная, а цена на нее низкая

Как быстро привыкаешь к хорошему!

На закупку автозапчастей уходило двести-триста долларов в неделю — все равно больше, чем зарабатывалось на рынке. И деньги деду я раз в неделю отправлял, чтобы умножить здесь.

И работники завода счастливы, есть куда сбывать продукцию. Все село знает, что мама скупает вино ящиками на перепродажу, но никто так и не понял, где эта перепродажа. Нужно будет напомнить ей про акции, вдруг кто-то созрел их продать?

Вспомнились мамины акции «МММ», цена которых улетела в космос. Она так их и не продала. Обидно будет, если пирамида рухнет.

Автомастерская мне приносила в день примерно двадцать тысяч, могла приносить больше, но мы решили не скупиться на зарплату и посадили мастеров на процент. Они получали половину от вырученного за вычетом цены запчастей.

Так я не заметил, как постучал в дверь Лики, она открыла сразу же, схватила за руку и потащила по коридору, сверкая глазами.

— Идем кое-что тебе покажу. Язык проглотишь!

Кажется, я начал догадываться, откуда этот аромат!

Заговорщицки улыбаясь, Лика распахнула передо мной дверь в родительскую комнату. Анна, качающая малышку, посторонилась, открывая взору поднос на столе, а на том подносе… Я шумно сглотнул слюну, не в силах отвести взгляд от корзиночек с разным наполнителем, покрытых белой помадкой эклеров, пончиков, посыпанных сахарной пудрой…

— Пончиковая, — прошептал я, вспоминая, каким спросом пользовались пончики и как из нескольких ларьков развилась популярная сеть. — Кому платить, чтобы прикоснуться к этой красоте?

Вероника улыбнулась.

— Это далеко не весь ассортимент того, что я могу. Разрешите вам представить, корзиночки… — Она посмотрела на Лику. — Внуч, сделай нам чаю, а я пока Пашу познакомлю со сладостями.

Лика молча убежала.

— Не надо, — мотнул головой я. — Как же я буду их есть, когда мы познакомились?

— Смотри: корзиночки со сгущенкой и заварным кремом, вот — просто с заварным кремом и земляничным вареньем. Вот — со взбитыми сливками. Можно еще сделать ягодные, но формы нужны побольше и желатин.

— И ягоды, — сказала Анна; не поворачиваясь, она пыталась кормить Диану грудью.

— Варенье пойдет, — махнула рукой Вероника.

— Я знаю, где консервации вкусные, — вспомнил я нашу первую поездку по заводам в поисках товара. — И контакт у меня записан. Правда, директор там чудак…

Рука потянулась к корзиночке со сгущенкой. Не дожидаясь чая, я съел ее, невольно закатывая глаза от удовольствия. Второй пала корзиночка с заварным кремом… потом — со взбитыми сливками.

— Где вы взяли сливки? — спросил я.

— Молоко отстоялось, я их сняла и немного разбавила, а потом взбила. Получилось граммов сто пятьдесят. Добавила немного ванилина и лимонной кислоты.

— Божественно! И это правда.

Лика принесла две чашки, сказала:

— Сказала же, что язык проглотишь. Буду толстой, э-эх! Реально во всем городе нет такой вкуснятины.

Я кивнул.

— Однозначно нет… Во всем мире нет! В жизни не ел ничего вкуснее!

Это была чистая правда. Я-взрослый, может, и ел, но те воспоминания обесцветились и превратились в опыт.

Вероника придвинула ко мне эклер.

— Попробуй вот это.

Я шумно сглотнул слюну и не удержался. Четвертое пирожное за раз! Точно что-то слипнется.

— И это при том, что продуктов мало.

— Я так понимаю, вы согласны стать хозяйкой кондитерской? — спросил я.

Вероника сделала испуганное лицо и закивала.

Это только кажется, что предпринимателям все достается просто. Каждый первопроходец — все равно что Колумб, поверивший в то, что Земля круглая. Но когда собираешь людей, снаряжаешь флотилию, все равно терзают сомнения. Но больше всего они терзают сейчас, когда есть только идея. Да, я знаю, что все с большой вероятностью получится, но немолодая женщина ни в чем не уверена, и я ее понимаю: без денег, связей, со школьником в компаньонах. А вдруг я перед первыми трудностями спасую?

— Ума не приложу, с чего начинать и как оно будет.

Вероника сцепила дрожащие пальцы, я накрыл ее руку ладонью.

— Не бойтесь. Самое страшное — сделать первый шаг. Я же обещал, что организация процесса — с меня, с вас — талант. Одного только вам не прощу…

Она втянула голову в плечи, и я решил ее не пугать:

— Что не вы испекли торт мне на день рождения!

Лика рассмеялась, Вероника улыбнулась.

— Просто было не из чего, а денег у нас только на хлеб.

— Отец совсем, что ли, не помогает? — возмутился я и вспомнил, как он вынес все из квартиры, сообразил, что ляпнул глупость.

Лика громко фыркнула. Анна холодно проговорила:

— Я подала на развод. Уже не отвертится, хоть на хлеб у нас будет. Если бы не Лика, с голоду померли бы.

— У вас будет и на икру с маслом, уж поверьте! — обнадежил их я. — Как развернемся, ух! Весь город к вам за тортами выстроится.

Придется вместе с рекламой больницы рекламировать кондитерскую, чтобы два раза не вставать. Да и на место людное я не поскуплюсь. Кстати, что там есть, возле остановки? Бабки с пирожками и семечками, чебуречная — чуть дальше… достать бы где-то одноразовые стаканчики, чтобы делать кофе с собой. Впрочем, кофе — не основное.

— А почем продавать будем? — спросила Лика.

— Нужно все высчитать, — ответил я. — Продукты у нас будут качественные, и есть риск работать себе в убыток.

— А с поставкой продуктов как?

— Все, что я принес — бабушкино, у нее коровы. И масло есть, и сметана…

— Сметанник — классная штука! — перебила меня сводная сестра и хлопнула себя по губам.

— И творог, — продолжил я. — Мука тоже будет, сахар купим. Комнату, говорите, вы нашли. Ну вот, полдела сделано! Осталось мне выбить хорошее место, но с этим, думаю, будет порядок.

— А бандиты не ограбят? — округлила глаза бабушка.

— Нет, — отрезала Анна, — уж я позабочусь.

— И директор рынка позаботится… точнее директриса, ее мужа убили на разборках.

— Это Войтенко-то? — прищурилась Анна. — Который Руслан?

— Ну да.

— Хотелось бы мне знать, откуда тебе это известно, ну да ладно. Она там, как я поняла, номинально, а заправляет всем Вано, племянник Гоги Чиковани, который в тюрьме за то, что… неважно.

— Срок у него большой? — спросил я, помня о подарке Георгия и о том, что он помог избавиться от «Славян», оккупировавших нашу базу.

— Срок-то большой, десять лет, но кошелек у него еще больше, — отчеканила Анна. — Хорошо если пять лет отсидит. Скорее всего, раньше выпустят.

— Когда ты займешься кондитерской? — чуть ли не взмолилась Лика.

Я почесал в затылке. С четверга до воскресенья хотелось поработать. Возвращаться буду поздно, к тому моменту администрация рынка разойдется, и обсуждать идею будет не с кем. Остается два дня — завтра и послезавтра.

Я представил, что иду на переговоры со взрослыми людьми, и стало стремно, захотелось отложить на среду, а еще лучше — на следующий понедельник. И снова я пересилил себя.

— Скорее всего, завтра. Крайний срок — среда.

Лика подпрыгнула от счастья, упершись в меня мягкой грудью, и расцеловала, потом повернулась к бабушке.

— Ба! У нас будет свой магазин! Наш магазин! Лавка, как за границей!

Уходил от них я, взяв сладостей для Бори и Наташки — две корзиночки и четыре эклера. Пусть тоже язык проглотят! В голове крутился новый проект. Сначала ларек. Потом первая в городе кофейня на западный манер, с нормальными ценами. Потом — сеть кафе. После — магазины в других городах.

В очередной раз я поймал себя на мысли, что мне нравится не столько зарабатывать деньги, сколько создавать что-то красивое и полезное. Деньги — просто награда за мои усилия, на которые можно создать еще что-то красивое и полезное…

Направившись к остановке, я улыбался, пока улыбку с моего лица не стерли чьи-то рыдания, доносившиеся из темноты. Я остановился, пропуская к телефону воющую женщину в ватнике, сапогах, платке… Такую смутно-знакомую…

— Помогите! — бормотала она. — Помогите! Держись, любимый, держись!

Это «любимый, держись», она бормотала, треща телефонным диском, а я смотрел на телефонную будку, освещенную единственным фонарем. И пытался вспомнить, где же я видел эту женщину, причем при не очень приятных обстоятельствах.

— Скорая? — прокричала она, всхлипнула. — Человек умирает! Скорее! Адрес? — Она назвала улицу, где был дом Веры Ивановны. — Лет сколько? Пятьдесят один. Мороз… Александр Мороз… Что? А-а-а… Упал, глаза закатил, губы синие… Не знаю, я к телефону убежала.

Будто могильным холодом повеяло, влажной землей раскопанной погребальной ямы. Очень хотелось верить, что Мороз выживет, но я понимал, что, скорее всего, его путь на земле завершился. Как и путь еще одного человека из списка.