Глава 4 Благими намерениями…

Только я переступил порог квартиры, как на меня коршунами налетели мама и отчим, оба выглядели взволнованными. Мама затараторила:

— Ну что, ты продал свою акцию?

Я сказал, что она у меня осталась одна — спокойнее спать будут.

— Что там с Мавроди? — задал я встречный вопрос.

Каждый раз, когда соприкасаюсь с потусторонним и необъяснимым, бежит холодок по спине. Вот и сейчас, ведь это все отчасти из-за меня, насколько помню, в той реальности никакого покушения на Мавроди не было. Выходит…

Додумать мне не дали, мама продолжила:

— Все с ним хорошо, пуля по касательной кость задела, мозг не поврежден. Он выступал уже, говорил, чтобы не поднимали панику. Так что поспешил ты акцию продавать и нас чуть не подбил на глупость.

Злость отогнала понимание сути вещей и мое место среди этой сути. Обидно будет, если они потеряют накопления! Я попытался их убедить:

— Я не считаю, что поступил неблагоразумно. Потому что это только начало, в любой момент Мавроди могут убить, посадить в тюрьму — и что? Плакали ваши денежки крокодильими слезами. То, что сегодня — первая ласточка, предупреждение для внимательных.

— Мы невнимательные, значит? — обиделся отчим. — Ты самый умный на земле? Ну ладно. Посмотрим. Потому что уже в понедельник акции подорожают! Надо было немножко подождать и следить за обстановкой, эх ты… И уже завтра ты потеряешь пять тысяч с акции! А через неделю — десять тысяч. А через три…

— А если пожадничаете, вы потеряете все, — отчеканил я. — Мое дело предупредить, а потом — не жалуйтесь.

— Шо ты со мной, как с тупым разговариваешь? — взвился отчим. — Нашлась тут сопля! Яйца курицу учат.

В самом деле, чего это я? Взрослые люди, хотят убиваться — пускай, лишь бы не насмерть. Нужно просто внушить матери, чтобы она тихонько продала акции, это для ее же блага, потом сама спасибо скажет. Давай, Пашка, загладь конфликт и внуши ей!

Но это будет мое решение, а не мамино. Так она никогда не получит жизненный опыт и не повзрослеет, а я первращусь в кукловода, вынужденного дергать близких за ниточки, чтобы они не накосячилии.

Но и с отчимом ведь мама не повзрослеет! Она просто делает так, как он говорит. Однако это — ее выбор, пусть и выбором его назвать сложно.

Посомневавшись немного, я в очередной раз решил, что хрен с ними. Не мои деньги… а все равно жалко! И невыносимо смотреть, как родственники позволяют на себе наживаться.

В прихожую высунулся Боря, услышал, что отчим негодует, и исчез. Я смотрел, как Алексеич вращает глазами, как вздуваются желваки на шее, и безумно хотелось ему втащить. Снять вместе с Наташкой двушку, забрать Борю и жить себе спокойно, я вполне смогу всех прокормить. Собственно, почему бы и нет? То, что дети ушли из дома, лишились родительского контроля и живут себе поживают — событие, конечно, странное и порицаемое обществом. Но я-то не вполне подросток. После жизни с Андреем Натку тоже можно считать взрослой — она семью содержала, Да и Боря вполне ответственный товарищ. Можно попробовать, хуже от этого не будет никому. А мать пусть себе живет счастливо с этим умным и всесторонне развитым человеком.

В конце концов, сколько можно терпеть дебилизм? Нет ничего страшнее, чем деятельный дурак, который несет свою дурь в массы и насаждает окружающим.

Не желая слушать, как отчим фонтанирует нравоучениями и купается в собственной мудрости, я пошел на кухню.

— Совсем распоясались они у тебя! — донеслось в спину. — Никакого уважения к старшим! Ка-ак взял бы ремень! Ка-ак всыпал бы!

Хотелось выйти к нему и сказать: «Давай, усатый, рискни здоровьем!» — но я сдержался, все больше утверждаясь в мысли послать их куда подальше, но я сдержался, налил себе суп с ребрышками и фасолью. Подумал, что давно не оставлял маме денег, и скоро меня начнут попрекать едой. Как там отчим говорил? Шестнадцать исполнилось — вон из дома? Ладно.

Отчим продолжал изливать возмущение в пустоту. Ко мне пришел Боря, показал средний палец воображаемому отчиму и матерно сказал, как его утомил Василий Алексеевич. И ведь дома бывает ранним утром и поздним вечером, но успевает достать.

— Скоро свалим, — припечатал я.

— Так дома еще нет, — вздохнул Боря.

— А мы просто свалим. Снимем квартиру — и прощайте. Кошка бросила котят, пусть гуляют, как хотят.

— Правда?

Его лицо напоминало цветочек, разворачивающий лепестки на солнышко в замедленной съемке. От меланхолии к равнодушию и через надежду — к радости. И вот он уже сияет, аж лучится.

— А как это? Просто взял и…

— Просто дал денег, и… — объяснил я, сопоставил память взрослого и нынешний опыт и подумал, что сейчас, в девяностые, квартиры почему-то снимать не принято.

Принято сидеть друг у друга на головах и спать на коврике в прихожей. То ли народ еще не понял, что так можно, то ли мало свободных квартир, то ли просто все катастрофически бедные. В отличие от моих современников, человек будущего предпочитал отдельное жилье, пусть маленькое, красной икре и прочим радостям вкусовых сосочков.

— Ура! — прокричал брат, хлопнул себя по губам и испуганно посмотрел на дверь.

Но никто не стал капать на мозги. После рабочего дня я утомился, и если бы отчим явился выедать мозг, когда я ужинаю, прибил бы его.

Вскоре пришла Наташка, я затащил ее на кухню и предложил:

— Слушай, дело есть. Мне тут отчим присел на уши и поселил в голову одну идею: давай вместе снимать квартиру. И пошли они!

Наташка аж затанцевала, закружилась по комнате, обняла меня и поцеловала в щеку.

— Да!

— Боря, — распорядился я. — Садись писать объявление.

Брат зашагал за фломастерами и альбомом, но Натка его остановила:

— Стой! А мама против не будет?

— Чего бы? Думаю, она обрадуется, что мы перестанем мешать, — предположил я.

Сестра помотала головой.

— Ты ее плохо знаешь! Не отпустит она нас, знаешь, почему?

— Ну? — заинтересовался Боря.

Наташка схватилась за голову и изобразила истерику:

— Куда вы! А ну стоять! Это что же люди скажут? Что родных детей — из дома? Не-ет уж. Оставайтесь, мучаемся дальше.

Подумав немного, я решил, что такой вариант возможен.

— Значит, искать будем по объявлению, действовать — осторожно, и поставим маму уже перед фактом…

В кухню вошла мама, мы замолчали, посмотрев на нее. Она вела себя, будто ничего не случилось, дежурно спросила у Наташки, как дела, и удалилась, плеснув в чашку воды и даже не дослушав дочь.

— Типа ей интересно, как мои дела, — проворчала Наташка. — И всегда так было. Решено: пора валить! Скидываться будем как?

— Пятьдесят на пятьдесят, — ответил я. — Наши договоренности в силе: я компенсирую твою долю в июле, если закончишь без трояков или поступишь бесплатно.

Боря аж подпрыгнул.

— Йес! Живем!

Наташка похвасталась ему, поглядывая на меня:

— Прикинь, Боря, один из трех бандитов, которые меня выгоняли из квартиры, сегодня приперся на рынок и мои деньги мне вернул. Ну, которые украл. А двое других передрались, и в больнице оба.

— Да ну, — не поверил Боря.

— А все потому, что Пашка у нас — гипнотизер. Сходил, переговорил с бандитами, жаль, я не слышала как, и вуаля.

Недоверчиво глядя на нее, Боря почесал висок.

— Разводишь?

— Скажи ему! — обратилась она ко мне.

— Про гипнотизера — вранье, — усмехнулся я. — Остальное — правда, сам видел.

Боря промолчал, переваривая услышанное. Распахнулась дверь, вошел отчим.

— Шо замолчали? — проговорил он. — Меня обсуждаете?

— Делать нам больше нечего, — фыркнула Наташка. — Я рассказываю, как мне долг вернули, а Боря не верит.

Засопев, Боря покосился на Василия недобро — типа тебя не звали, чего ты лезешь?

Плеснув себе молока и достав с верхней полки шкафа вафли, отчим удалился. Видимо, ответ его удовлетворил. Дождавшись, пока он уйдет, Боря поднялся, выглянул за дверь, проверил, никто ли не подслушивает, и пожаловался:

— Пашка, ты целыми днями мотаешься, а нам жизни нет. Везде сует свой поганый нос.

Наташка закивала и спародировала его:

— А шо это тут лифчик лежит? А шо это тут у вас пыль? Шо без дела? Солдат должен быть занят! Че, получился акцент?

Боря прыснул в кулак, я кивнул и отметил, что мы начали отдаляться друг от друга, у каждого появились свои дела, теперь же общий враг нас здорово сплотил.

— Если б не твоя торговля, — признался Боря, — я б его нах послал. Но подумал, что у тебя могут быть проблемы, и не стал.

— Ну… ведь он тоже катается целыми днями? — уточнил я. — На «Волге» своей.

— Сегодня нет, поломался. Ремонтирует что-то, — сказала Наташка.

— Душный человек, — употребил я выражение из будущего.

— Точно! — поддержала меня Наташка. — Лучше и не скажешь.

— А еще бесит, что он сладкое ныкает, — пожаловался Борис шепотом. — Раздаст по вафельке, а остальное надо просить. А попросишь, нотацию прочитает, что нельзя до еды. А сам жрет!

Я озвучил план:

— Значит, просматриваем объявления, спрашиваем знакомых, кто что сдает. Желательно, чтобы это была двушка. Газеты смотрим, колонку «Объявления», изучаем то, что на фонари наклеено. Звоним не отсюда, здесь лишние уши. Кстати, начать можно прямо сейчас.

Боря кивнул, принес из прихожей ворох газет. Я отложил в сторону «КоммерсантЪ», раздал каждому по газете, и мы ненадолго друг для друга потерялись. Аренда двухкомнатной квартиры колебалась от тридцати пяти до пятнадцати долларов, в зависимости от района. В нашем селе никто ничего не предлагал, а в городе, далеко от школы, снимать не было никакого смысла. Больше намучаешься на забитых автобусах.

Завтра Натка тоже собралась торговать, а Боря так проникся идеей жить самостоятельно, что первую половину дня собрался ходить по поселку, читать объявления, после обеда ему надо было к Эрику. Брат решил поступать на художника, и я считал, что это правильно.

Как часто родители говорят талантливым детям: «Ну что тебе эти танцы (стихи, гитара, рассказы)? Это тебя никогда не прокормит. Иди на что-то гарантированно оплачиваемое. На бухгалтера (экономиста, юриста) или на учителя на худой конец». И вместо того, чтобы идти своей дорогой, человек проживает чужую жизнь, как я-взрослый. А когда понимает, что его не устраивает, бывает слишком поздно переквалифицироваться.

— Главную-то новость я не сказала! — вспомнила Наташка. — Карантин продлили до среды включительно. Вроде бы хотели в понедельник начинать уроки, но переиграли.

Боря показал «класс».

— Отличные новости! — резюмировал я.

Боря замахал руками и воскликнул:

— Свобода попугаям! Свобода попугаям! Ура!

— Пойдем на базу? — предложила Натка. — Тут… душно! — Она передернула плечами.

— А и пойдем! — поддержал ее Боря.

Я вышел в прихожую, и тут зазвонил телефон. Это был Каналья.

— Паш, — выпалил напарник. — Отбой завтра. Надо по бюрократам побегать по нашему делу. И своей работы накопилось. Иномарку пригнали. Я вечером от Эльзы Марковны позвоню, закажу запчасти.

— Наверно, к лучшему, — сказал я. — Тоже есть чем заняться. Тогда до послезавтра? Кстати, карантин продлили, так что до среды включительно работаем.

Простившись с ним, я подумал, что все действительно к лучшему. Утром сгоняю на стройку, посмотрю, как кипит работа, все ли получилось у Сергея заказать и привезти. Потом — к Лялиной. К Анне уже должны пускать, поедем с Ликой к ней, передадим вкусного. Потом — к Лидии, узнаю, что и как. И, наконец, — тренировка, сперва наша, потом погляжу, что делают алтанбаевцы. А вообще нет, немного не так. После Лялиной -к бабушке, она свинью зарезала. Куплю у нее мясо, буду своих архаровцев откармливать, а то хилые они совсем.

Загрузка...