Вперед в прошлое 12

Глава 29 Взрослый праздник

Здесь собрались все взрослые, кого я хотел бы видеть, кроме Канальи (надеюсь, он приедет позже) и деда, у которого не получилось вырваться, но он обещал взять недельный отпуск и появиться в начале марта.

— Друзья, — проговорил я и взял паузу.

По залу носились Ваня и Светка, Бузя строил из себя взрослого и пытался их приструнить. Послушались они только Лидию, взявшую обоих за руки. Я продолжил:

— Я не просто так сказал это слово. Вы действительно мои друзья. Еще год назад мне казалось, что учителя нас мучают, занимаются принуждением, но недавно понял, что тому, какими уже стали и какими станем, мы обязаны вас. В каждом из нас частичка вашей души, спасибо за это и за то, что вы пришли.

— Это тебе спасибо! — крикнул физрук, словно был поддатым, и поднял бокал с шампанским, но пить никто не спешил, и он смутился.

— Мама и Василий Алексеевич! Бабушка, тетя Ира и Анатолий — семья. Мы очень разные, но это не помешало нам быть вместе и поддерживать друг друга. И отдельное спасибо человеку, благодаря которому состоялся этот праздник. Он сейчас в Москве, это мой дедушка Шевкет Эдемович Джемалдинов.

Все знают, что у меня крутой дед, вот пусть и думают, что банкет за его счет. Я продолжил:

— Каждый человек — не только он сам, но и люди, которые его окружают. Вы — мой мир и моя вселенная, и не только это. Каждый из вас делает добрые полезные дела. Может быть, они не видны сразу, но, если каждый сделает что-то хорошее, то и мир станет лучше. Необязательно изобретать что-то грандиозное — новый двигатель для космического корабля, лекарство, которое спасет миллионы. Если каждый сделает что-то хорошее, то не только вокруг вас, но и в принципе мир станет лучше. — Я поднял бокал с газировкой. — За вас, ведь если бы не вы, не было бы праздника. За добрые дела, и пусть мир станет лучше.

Странное ощущение, будто это не я говорил, а слова сами рождались и лились, и все внимали с интересом, а потом подняли бокалы и загудели, принялись чокаться. Кто-то уже сидел за столом, кто-то стоял. Кто набирал еду, тот на время оставили свое занятие и слушал меня.

Ко мне подошли Илона Анатольевна с физичкой, наперебой начали поздравлять, но я поднял руку.

— Спасибо! Успеете. Сначала отдыхайте, расслабляйтесь, разговаривайте.

Зазвенела посуда. Федор Афанасьев включил музыку — это были «Битлы», они никого не раздражали и создавали приятное настроение.

Первым опустел лоток с оливье, потом — с сосисками. Быстро растащили сырную нарезку и копченую колбасу. Лишь спустя десять минут, когда гости воздали должное другим блюдам и расселись, официантки Аня и Яна наполнили пустующую посуду, поставили шампанское на каждый столик и две бутылки — на стойку, которую облюбовали директор, физрук и Инночка-математичка.

Гости так увлеклись едой, что я попросил Аню и Яну немного оставить гостям, которые припозднились, это Каналья и Андрей… хотя нет, Андрей вон он идет.

Престарелый зять шагал, подергиваясь, спрятав руки в карманы. Войдя в кафе, остановился, закрутил головой. К нему бросилась Наташка, а я отметил, что Андрей похудел чуть ли не вдвое — все-таки разлука с любимой ему тяжело далась. Мама сидела спиной и его не замечала, увлеченная банкетом. А вот бабушка, что, естественно, соседствовала с ней, Ириной и Толиком, заметила, напряглась и подалась вперед. Андрей встретился с ней взглядом и втянул голову в плечи. Наташка взяла его за руку и потянула за собой. И тут случилось странное: он расправил плечи и зашагал за ней, занял единственное свободное место за столиком напротив бабушки, потом встал, упершись в столешницу, и усадил на это место Наташку.

Мама с отчимом развеселились и раскраснелись от бокала шампанского, уставились на него с интересом. Бабушка что-то сказала — видимо, обидное, потому что Ирина накрыла ладонью ее руку. Андрей мужественно стерпел, положил руки на плечи Наташки и заговорил, будто бы обращаясь к бабушке.

Надеюсь, про беременность он пока ничего не расскажет — незачем им знать раньше срока и портить нервы Натке. Чтобы не начался сыр-бор, я проигнорирован директора, направившегося ко мне от стойки, и поспешил к ним, встал чуть в стороне и навострил уши, готовый вмешаться.

— Какой замуж, когда ей всего шестнадцать? — возмущалась бабушка. — А тебе сколько, Ромео великовозрастный⁈

— Любви все возрасты покорны! — огрызнулась Наташка.

Раскрасневшаяся мама приложила ладони к пылающим щекам. Андрей очень спокойно заговорил, его волнение выдавало лишь подергивающееся веко.

— Поверьте, я мне было непросто решиться на этот разговор, я знал, что столкнусь с осуждением. Но правильнее быть честным. И, прося ее руки, я демонстрирую серьезность своих намерений. Я люблю Наталью, обязуюсь ее жалеть, оберегать, заботиться о ней.

— Чтобы она тебя, старика, потом досматривала? Хороша забота! — съязвила бабушка.

Андрей не стал обижаться и спорить.

— Я мог бы не приходить, так мне было бы спокойнее. И я сейчас уйду, раз беседа не ладится. Но послушайте, пожалуйста. Я понимаю, что у нас огромная разница в возрасте и даю отчет, что старюсь, когда Наташа становится все красивее и ярче. Что будет потом? Я не знаю, как любой из нас не знает, сколько нам отмерено. Может, я умру через пару лет. Но одно знаю точно и готов поклясться, что, если стану для нее обузой, то освобожу Наталью от своего присутствия, даже если она будет против, повинуясь чувству вины. А пока позвольте нам побыть счастливыми — не только мне, но и ей, потому что чувство у нас взаимное.

Его слова звучали пафосно, но я был уверен, что он искренен и именно так и поступит.

— Да, — кивнула Наташка. — Я тоже тебя люблю. И не говори так!

Бабушка заметила меня, тяжело вздохнула, махнула рукой и отвернулась от Андрея вместе со стулом. Мама же, которая тоже влюблена, была, похоже, солидарна с дочерью. Ирина и Толик делали вид, что происходящее их не касается, и ковыряли еду в тарелках. Толик не выдержал, поднялся вроде как за добавкой и увлек за собой Ирину, но Андрей не стал садиться на освободившееся место.

— Именно потому, что она несовершеннолетняя, я прошу у вас, — Андрей посмотрел на маму, — чтобы к Наташе не было вопросов, и все законно.

Бабушка делала вид, что не слышит, сосредоточенно жевала сосиску, заедая пюре и бобами, злобно поглядывая на меня. Мама хлопала глазами, раскрыв рот, и вроде была довольна происходящим. Отчим слушал без эмоций, топорщил усы, но не вмешивался.

Закончив, Андрей сказал:

— Спасибо за внимание. — И они с Наташкой ретировались.

На Наташкино место сел я, посмотрел на поджаристое куриное крылышко, и мой живот заурчал.

— Паша, — покачала головой бабушка и сказала, чуть не плача: — как ты это допустил?

— А что я должен был сделать? Запереть Наташку? Запретить ей? Так она не послушалась бы. Замуж — это ведь сейчас не навсегда, — попытался ее успокоить я. — Могло быть и хуже. Наташка могла влюбиться в подонка, в бандита… Да так и было! С Андреем она хотя бы учится и под присмотром.

— Какой позор, господи, — разочарованно проговорила бабушка и оставила тему.

Можно выдыхать? Я не рассчитывал, что они с Андреем обнимутся и расцелуются, думал, начнется скандал. Не начался — и на том спасибо. Я нашел взглядом источник второго возможного скандала — Лялину с Вероникой Игоревной и младенцем. Они сели за самый дальний столик, боясь пересечься с мамой, но она или не знала, как выглядит Лялина (что вряд ли, насколько знаю женщин, они интересуются соперницами и даже следят за ними), или, что более вероятно, ей стало все равно, и она перестала воспринимать Лялину как соперницу.

Взяв свой бокал с газировкой, я поднялся и направился к Лялиным. Меня заметила Анна, кивнула и улыбнулась. Вероника Игоревна подняла бокал, чокнулась со мной.

— С днем рождения, Павлик! Тебе сколько исполнилось? Шестнадцать?

— На год меньше, — улыбнулся я, присел рядом с Анной. — Спасибо, что пришли, теперь семья в сборе. Ну, почти. Только деда нет.

— Жаль, — вздохнула Вероника, — хотелось бы познакомиться с ним.

Анна придвинулась ближе, опустила сверток с Дианой, отогнула уголок.

— Диана Романовна спит, но тоже поздравляет тебя. Спасибо, что пригласил.

Малышка выглядела худой, изможденной и напоминала маленького сморщенного инопланетянина. Я-взрослый держал сына на руках и даже научился его мыть, я нынешний в сознательной жизни не видел младенцев так близко. Видимо, удивление отразилось на моем лице, и Анна пояснила:

— Она слабее, чем другие дети, потому что родилась раньше срока. Но хорошо набирает вес, и аппетит у нее отличный. Так что скоро будет пухлой и розовенькой.

— Я рад, что Мартыновых стало больше, — сказал я, и тут засвистел микрофон.

Я повернул голову на звук и увидел маму, пытающуюся сказать речь. Федор Афанасьев помог настроить микрофон, мама испуганно огляделась и проговорила:

— Сынок! Ты у меня такой взрослый уже, — она всхлипнула и продолжила будто через силу: — Такой… ответственный. Праздник такой всем нам устроил, я ни разу на подобном не была, это же надо! Вместо того, чтобы подарок себе купить, нам праздник устроил. А вообще, когда дети взрослеют, это с одной стороны здорово, а с другой — грустно. Только бегал такой вот карапуз, — она подняла руку на полметра от пола, — и вдруг — мужчина. Иногда мне кажется, что ты взрослее меня, и это пугает — с одной стороны. С другой я знаю, что у меня есть родной человек, на которого можно положиться и который никогда не предаст! Расти большим, сынок! Удачи тебе, ведь и ум, и внешность, и упорство — это все есть. И я не удивлюсь, если вдруг стану матерью президента страны! — Мама подняла бокал. — За тебя сынок!

Первой ей зааплодировала Лялина, овации подхватили, пара секунд — и гости рукоплескали, а мама улыбалась, смахивая слезу.

Проигнорировав отчима, который держал ее тарелку, мама прошагала ко мне, обняла и разрыдалась, расчувствовавшись. Погладив ее по спине, я скосил глаза на Веру, которая с интересом смотрела на меня.

Все принялись чокаться, Вера поймала мой взгляд и подняла бокал. Настроение сразу воспарило, на губах застыла улыбка, я кивнул ей.

— Напарник, с днем рождения! — с порога прогрохотал знакомый голос.

Вместе со всеми я повернул голову к выходу. Широким шагом к микрофону направлялся Каналья. В теплой джинсовой куртке, черных штанах и лаковых туфлях, чистый и благоухающий, будто сошедший с обложки. Молодых учительниц словно касалась его магия: они начинали сиять, приосанивались, хорошели, стройнели — словно волшебник касался их волшебной палочкой и превращал из обычных женщин в особенных. Еленочка наша Ивановна аж куртку сняла, оставшись в скромном черном платье с нескромным декольте. Огромная Инна Николаевна, математичка, наконец увидев мужчину, который был выше нее, сразу обозначила его как цель и томно приоткрыла ярко-красные губы.

Даже официантки Аня и Яна приосанились и заулыбались больше обычного. Математичка бросилась наперерез Каналье, Еленочка наградила ее недобрым взглядом. Но Каналья, держащий в руках картонную коробку, уклонился от атаки разочарованной Инночки, успешно избежал Елену и подошел ко мне, стиснул в объятиях, похлопал по спине и вручил коробку.

— Тебе, братишка! Должны подойти. Эльза Марковна подсобила с размером. Я заглянул туда и увидел черные джинсы с цепями.

Он взял микрофон и прогрохотал:

— Всем добрый день. Я знаю Павла меньше года, но вот что хочу сказать… Нет — говорю с полной уверенностью. Это — человечище! У меня нет детей, но я был бы счастлив, если бы мой сын был похож на этого парня. В свои уже пятнадцать лет он слово держит лучше, чем иной взрослый. Будь таким же крутым парнем, и пусть огонь твоего сердца горит ярче с каждым годом!

Вместо бокала он поднял кулак, легонько стукнул им по бокалу подошедшей Инночки. Наша классная руководительница Еленочка оказалась расторопнее и поднесла Каналье бокал шампанского, но он отвел его, как мужик с советского плаката, пропагандирующего трезвость.

— Спасибо, красавицы, но я не пью. Вообще.

Радовало, что Алексей перестал замечать маму, просто кивнул ей и отвел взгляд. Инночка с Еленой принялись объяснять ему, как правильно пользоваться шведским столом, каждая пыталась утянуть его в свою сторону, что лишь веселило напарника, сердцееда со стажем.

Поздравления посыпались, как из рога изобилия. Говорили директор, Еленочка, физрук, потом — Лидия. Наконец решилась на речь бабушка, которая поначалу злилась на меня, а потом ее сердце смягчилось.

Не разумом, а будто каждой клеткой тела я ощущал: здесь и сейчас происходит что-то очень важное. Я пытался поймать это ощущение, осмыслить его — и не мог. Оставалось одно логическое объяснение: я ждал, когда меня поздравит Вера, но она молчала.

Отчим, Кариночка, Лялина…

Когда речь взяла Анна с ребенком на руках, мама с интересом ее рассматривала. Как мне показалось, совершенно без злости. А когда Анна закончила, подошла к ней, отвела в сторону и заговорила. Я насторожился, Василий — тоже. Вероника Игоревна на всякий случай встала возле дочери, готовая отбивать ее. Но не случилось ничего плохого. Чуть охмелевшая мама говорила с чувством и страстью, хлопая себя по груди, Анна слушала. Улыбнулась и, кивнув Веронике, пошла за стол к маме.

Вот и хорошо!

Напряжение рассеялось. Федор включил музыку громче. Инночка уволокла Каналью танцевать, маму пригласил Василий, Толик — Ирину. Дрэк закружил в танце Кариночку, которая была выше него на полголовы. Географичка запорхала бабочкой, бросая томные взгляды… На Каналью, на кого же еще!

А физрук скромно топтался в сторонке, ему нельзя в Бельдяжки, он женат. Когда выпили все шампанское и опустошили стол, а отяжелевшие гости расселись за столами, официантки унесли лотки и вынесли кофе и чай на огромных подносах, расставили по столикам. Потом Адель определила на столы в середине зала подносы с десертом. Остались всего две бутылки шампанского, и девочки разлили их по бокалам всем поровну. И вот только сейчас поднялась Вера, огладила платье и направилась к трибуне. Я замер, а сердце — зачастило. Ради этого момента все и затевалось… наверное.

Воображение нарисовало, как мы танцуем, как моя рука лежит на ее спине, там, где она переходит в… черт, о чем ты думаешь! Слушай.

— Паша, — проговорила Вера в микрофон, — тебе столько теплых слов сегодня сказали, и все было от души. Но мне есть что добавить. Ты самый яркий, самый необычный парень, которого мне доводилось учить. Помните момент из фильма, как Алиса Селезнева отвечала на английском? Мне иногда кажется, что ты тоже из будущего.

У меня дыхание оборвалось: она поняла, прочувствовала меня как никто другой…

— А ты просто человек, опередивший время. Спасибо, Паша, за помощь и за то, что ты есть. Родители, — она посмотрела на маму и отчима, — вы в праве гордиться сыном. Пашка, как говорил твой друг, сохрани огонь своего сердца. За тебя.

Вера подняла бокал и сделала глоток.

Я стоял и млел, и на губах растягивалась улыбка. Безумно захотелось пригласить ее на танец… Но сперва я пригласил Карину, чтобы не вызывать подозрений, потом — маму и лишь затем — Веру. Это была песня «Энджи» «Роллингов» — пошел сборник медляков.

Вера улыбнулась, положила руки мне на плечи. Какая же она маленькая и хрупкая! Как девочка. Я робко обнял ее… Хватит, Пашка, дрожать! Женщины любят уверенных, и мои руки скользнули чуть ниже талии, а разум поднял из глубин памяти навыки взрослого, который не был супертанцором, но с девушками танцевал неоднократно, и я уверенно повел Веру в танце, глядя в ее раскосые синие глаза.

Рядом образовались еще пары, но я никого не замечал. Это был мой триумф, мое мгновение счастья, которое хотелось длить, длить и длить. И бесконечно смотреть в ее глаза, и руками ощущать тепло ее тела.

Но все подходит к концу. Музыка стихла. Я осмелился поднести руку Веры к губам.

— Благодарность прекрасной даме!

Чуть поклонившись ей и нехотя разжав пальцы, я направился к Ирине и Толику. Толик, который попивал крепкое из фляги, быстро спрятал ее, встал, потянулся к моим ушам, но я увернулся, уселся напротив. Тетушка уставилась на меня выцветшим взглядом, и на ее глаза навернулись слезы.

— Спасибо, что пришли, тетя Ира, мне очень приятно.

— Прости меня, Павлик, — пролепетала она. — Мне просто… просто…

— Не просто, — сказал я, — очень сложно. Адски сложно. Давайте — за вас. Чтобы раны побыстрее зарубцевались и вы нашли новый смысл. Он обязательно найдется. Так и будет, вот посмотрите. — Я перевел взгляд на Толика: — А вы ей не будете препятствовать. Вы — ее самый близкий человек, и если не вы, то кто?

Ирина соприкоснулась бокалом с моим.

— Сложно, да… — Она поправила ворот платья, словно он ее душил.

— Вы молодая красивая женщина. Будьте счастливой!

Она не набросилась на меня. Значит, внушение подействовало. Помолчав немного, Ирина кивнула на Лялину, беседующую с мамой.

— А это кто?

— Бывшая жена отца с моей сестрой на руках.

В глазах Ирины полыхнула зависть — видимо, из-за младенца. Заиграли «Скорпы», я обернулся, чтобы посмотреть на Веру… Она улыбалась пригласившему ее Каналье. Твою мать, сердцеед хренов! Ну что ты делаешь? Ну зачем? Тебе других женщин мало?

Каналья же, похоже, решил осчастливить всех молодых учительниц. С какой целью, оставалось только догадываться. Танцуя с ним, Вера нашла взглядом меня, и я не стал отворачиваться.