Работу мы с Канальей закончили в пять вечера, и на участок я попал засветло.
Все было сделано, опалубка установлена, осталось залить ее и будущий фундамент бетоном. Наташка была тут же. Они с Сергеем жарили шашлык, а алтанбаевцы роились вокруг, как стая голодных ос, обильно орошая мой участок капающей слюной. Даже моё появление не отвлекло их от предвкушения предстоящей трапезы.
Мангала, естественно, не было. Просто обложили камнями клочок земли, и сейчас на этих камнях лежали шампуры. Мне-взрослому безумно нравилась походная романтика, нравилось создавать кострище и жарить мясо именно так, причем не на покупных углях, а на дровах, которые найдены поблизости.
Сейчас все натурально-естественное, никаких покупных углей и дров. Но не потому, что так хочется, а просто другого-то и нет.
Стол установили, положив свободные доски на кирпичи и накрыли клеенкой, поверх которой стояли консервированные помидоры и огурцы, был нарезан хлеб и в кастрюле паровала картошка.
Только Натка мною заинтересовалась, шагнула навстречу и проговорила:
— Договорилась смотреть квартиры. Одна двушка там, где живет Лихолетова, туда нам в восемь. Вторая — часть дома прямо вот тут, она кивнула назад. Сказала, в полвосьмого придем. Этот дом прям хороший, и цена — двадцатка.
— А телефон есть? — спросил я.
— Есть! Правда, в соседнем доме у хозяев, но поставить второй нам разве сложно? Ну, чтобы линия и номер одна, и в очереди не стоять.
Тонкости были мне неизвестны, и я сказал:
— Ну, не знаю. Комнат сколько? Туалет на улице?
Сегодня мой заработок составил восемьсот пятьдесят тысяч. С такими деньгами да в наше время возможно все.
— Две изолированные и маленькая проходная. Туалет — да, они в домах везде на улице. Еще есть полдома, мы вчера его обсуждали, это недалеко от Карасей и от твоего участка. Его с холма должно быть видно, если подняться.
— Быть соседом Карася — такое себе.
— Ну и фиг с ними! Че он тебе сделал? Дурак и дурак.
— Задолбает душевной простотой, в гости ходить повадится, — предположил я.
— Так пошлем!
— Ну что, саранча, готовы? — крикнул Сергей, переворачивая шампуры. — Через пять минут снимаю мясо с огня.
Я сел на корточки рядом с кострищем. Мясо, нарезанное кусками среднего размера, уже покрылось золотистой корочкой. Кипящий жир стек по кусочку лука, собрался в каплю, упал. Зашипели угли, вспыхнул огонь — Сергей тотчас брызнул водой, и задымило. Дым, естественно, потянуло на сидящего в статичной позе, то есть на меня.
Заурчал живот, ему ответил чей-то еще, и началась перекличка. Картина маслом: «Стая голодных животов слеталась к шашлыку, тоскливо курлыча».
Алтанбаевцы столпились за моей спиной, наблюдая за сакральными действиями Сергея. Я поглядывал на них и жалел, что нет Бориса с фотоаппаратом. Этот пикник для них — чудо, настоящая роскошь. Шампуров было десять, соответственно, мяса ушло четыре килограмма, это тысяч на двенадцать — недопустимая роскошь. Алтанбаевцы никогда не побывали бы на настоящих шашлыках, если бы не я. Это действие и воспринималось ими как чудо. Настоящее мясо! Да много как, нажраться можно от пуза!
Во второй раз на шашлыках уже не будет этого неподдельного восторга, как у маленьких детей в ожидании Деда Мороза. Дикость, конечно. Граждане самой читающей страны, страны, отправившей в космос первого человека, радуются еде! Девчонки отдаются за еду, и так будет еще лет пять.
У меня есть возможность улучшить жизнь нескольких десятков людей. Потом появится больше возможностей, и я постараюсь их не упускать.
Когда Наташка принесла миску для мяса, я обратился к прорабу:
— Сергей, как я понял, все готово, чтобы принимать бетоновоз? Работы по монтажу опалубки закончены?
— Да, Паша. Хоть завтра можно вызывать машину.
Я потер руки.
— Отлично! Сколько кубов заказывать?
Сергей задумался, потер подбородок. В этот момент жир снова брызнул на угли, вспыхнуло пламя, и он снял с огня три шампура. Наташка вилкой принялась снимать куски мяса. Алтанбаевцы налетели, как голодные чайки, норовя схватить кусок прямо на лету. Пришлось становиться грудью и раскидывать руки, защищать парней от самих себя, чтобы не обожглись.
— Сейчас. С едой разберемся, и посчитаю, — проговорил Сергей мне. — И подумаем, что и когда.
— Да че вы напираете! — воскликнула Натка. — Всем хватит! Четыре килограмма мяса, блин! Егор, ну хоть ты-то веди себя нормально!
Алтанбаев устыдился. Почесав макушку, отступил. Наташкин упрек подействовал на всех. Парни отошли к столу, взяли по куску хлеба. Крючок принялся стучать по столу единственной деревянной ложкой, но его не поддержали, и он вилкой, сделанной из веточки, выудил соленый огурец. Ложек, вилок и тарелок ни у кого не было — напасись-ка на такую ораву!
— Руки мыть! — скомандовала Наташка, указав на ведро с водой.
И толпа гопников послушно поплелась исполнять приказ царицы их сердец.
Закончив с шашлыками, Сергей резюмировал, снимая последние куски в наполненную миску:
— Нам нужно двадцать два кубометра бетона — если с запасом. Это два полных бетоновоза и еще немного. Но может уйти и меньше, в две машины уложимся. Когда вызывать бетоновозы?
— У меня директор завода знакомый, я вызову…
— Да, блин, когда уже можно жрать? — возмутился Заславский, перебивая меня.
— Ага, — поддержал его Понч. — Кишка кишке бьет по башке!
Я отвлекся на алтанбаевцев и дал команду приступать к еде. Шесть рук одновременно метнулись к миске с мясом. Потом по кусочку взяли те, кто не голодал: Я, Наташка, Сергей и Крючок. Воцарилась тишина. Пока парни поглощали еду со скоростью молотилок, я обратился к прорабу:
— Бетоновозы могут приехать и завтра утром. Нормально?
— Одиннадцать, — ответил он, прожевав. — Оптимально в двенадцать. Всем парням присутствовать необязательно, двух человек вполне достаточно.
— Хорошо, — я выхватил кусок мяса про запас, подозревая, что скоро миска опустеет. — Все оплачу с утра, машины приедут к двенадцати. Кстати, я вам всем зарплату за два дня должен.
Даже эта благая весть не оторвала алтанбаевцев от мяса. Они будто не слышали меня. А может, слышали, но не верили. Как в анекдоте, когда студент устраивался в колбасный цех.
Рис парни ели по очереди двумя деревянными ложками нов се еще молча. Сергей наблюдал за ними с добрым, почти ленинским прищуром. Наташка доминировала то над одним, то над другим, говоря, что они чавкают, как свиньи. Крючок из шкуры выпрыгивал, чтобы ей понравиться, и строил из себя интеллигента.
— Понял. В двенадцать буду здесь, — кивнул Сергей.
Воцарилось молчание. Парни размели мясо, опустошили котелок с картошкой, хрустели консервированными огурцами, постепенно возвращаясь в реальность.
— Вернемся к зарплате, — проговорил я, и Заславский процитировал тот самый анекдот про студента:
— А тут еще и платят?
— Да. Единственное, Нагу Амзатовича с февраля вы оплачиваете сами. Одна тренировка стоит две тысячи. Вот и считайте, по сколько скинуться.
— Триста тридцать рублей. — Крючок, похоже, в этой команде не только самый сильный и здоровый, но и самый сообразительный. — Вроде мало, но работа-то тю-тю. А деньги, которые ты еще раньше платил, мы потратили.
— А можно пацанов на тренировки позвать? — спросил Зяма. — Наших, николаевских, с фазанки. Они хотели!
— Пусть тоже платят, — сказал Хулио. — Где нам денег-то брать? Мы скоро не сможем.
Вспомнилось, что грядет строительство ангара для автомастерской, и я проговорил:
— Скоро будет аналогичная работа. К тому же демонтаж досок, погрузка-разгрузка — тоже труд. Не пропадете. Месяц пройдет, работы тут возобновятся, а их не на месяцы — на годы. Так что не дрейфьте. Кто не ленивый и с руками, будет при деньгах. Если научитесь чему-то, зарплата повысится.
— Ну клево, че, — улыбнулся Алтанбаев.
Я осмотрел гоп-команду и внушил:
— Вам нужно закончить вечернюю школу и получить профессию. Строительные специальности не так уж и плохи, и всегда актуальны. Можно сказать, за ними будущее. Сергей вас научит, да, Сергей?
— Научу, — кивнул он.
Посидев еще немного, я достал из кармана рюкзака часы. Было без двадцати семь.
— Сергей, разберетесь, кого вызывать на работу завтра? Мне пора идти.
Я достал заранее отсчитанные деньги и принялся раздавать парням. За вчера и сегодня каждый заработал по четыре тысячи. По нынешним меркам деньги фантастические, а главное — живые. На них можно купить килограмм свинины на рынке или две-три пары носков.
— Идем смотреть хаты! — Наташка схватила меня под руку и повела туда, где планировались ворота.
Мы шагали по неосвещенному пустырю, я светил вперед фонариком и думал о том, как быстро этот совершенно дикий район обживут, застроят коттеджами, поставят фонари и заасфальтируют подъезд. Благодаря первым жильцам, то есть нам, процесс может ускориться.
Как же здорово у нас будет! Просторно, и море будет видно с балкона второго и третьего этажей. Или вообще сделать крышу видовой? Мысль! Забетонировать, сделать легкий уклон, чтобы вода стекала, и встречать рассветы, а по вечерам смотреть на огни поселка сверху.
Эх! Жаль, что нельзя перенестись в момент, когда все будет готово!
А с другой стороны — и вовсе не жаль, потому что за это время произойдет много других приятных моментов, равных новоселью по силе.
Эти мысли сменились мыслями о таинственном недруге, поджидающем нас на мукомольном заводе. Бухгалтерша поделилась, что скользкий тип подолгу беседовал с директором, и тот к нему благосклонен. Так что, возможно, он нас сдаст с потрохами, и придется искать новый мукомольный завод.
С одной стороны, это неприятно, с другой — ничего страшного, потому что мы проехались по всем окрестным деревням, даже в городах поработали. Скоро у всех желающих будет наша мука, и мы начнем кататься вхолостую. То есть придется искать другой товар и продавать уже его.
Бухгалтерша обещала предупредить, если опасность станет явной. Пока же мы с Канальей соблюдали наши меры предосторожности, и этого хватало. В принципе-то нам нужны недели две, чтобы покрыть все населенные пункты, что поблизости.
Следующую неделю, когда Василий заберет грузовик у напарника, я в школе, он будет работать один…
Зачем так далеко забегать? Завтра мы поедем за «Зилком», я порадую Завирюхина и оплачу двадцать два куба бетона. Даже торговаться не буду, хотя мог бы. Потому что вижу, что Завирюхин не в карман эти деньги кладет, а старается, чтобы завод работал и рабочие не разбежались.
Заодно толкну идею заниматься декоративной плиткой. Если дать рекламу, все новые русские с их убогими дворцами наши. Можно попроситься в долю, оформить предприятие-дочку и спонсировать закупку оборудования. Не прямо сейчас, через несколько лет, когда достигну совершеннолетия. Все-таки предприятие не с нуля, рабочие в наличии, производственные мощности тоже. Да и к тому времени народ чуть жирком обрастет, будет не так голодно, как сейчас.
Вспомнилось, что еще на металлопластиковых окнах люди состояния сколачивали — те, кто занял нишу первыми. И на мини-пекарнях, как Корм. Кто первым додумался и рискнул, тот и снял сливки. А ниш этих после распада Союза, как ячеек в сотах, ничего не развито. Развивай — не хочу.
Вспомнилось развитие сетевого маркетинга типа «Орифлейм». Вот где Наташка развернулась бы или та же Лялина!
Блин, и угораздило попасть в себя мелкого! Можно ведь было не в себя попасть, а в кого-то взрослого. Вот где можно было бы развернуться! Или ценность имеет именно мое тело?
Ладно, это все перспектива, разорваться я не могу, буду развивать автомастерские, а там посмотрим. Все зависит от того, будет доверенное лицо, которому можно доверить новый бизнес.
Уже почти подойдя к нужному дому, я кое-что вспомнил:
— Тут телефонов нет ни у кого. Ты не забыла про него спросить?
— Не забыла, — мотнула головой сестра. — Первым делом спрашиваю. Сказали, есть.
— Странно… Вот он, этот дом.
Сдавался флигель из палок и навоза с потолками такими низкими, что я легко доставал его рукой с моим ростом метр семьдесят пять. Стены были кривыми и сырыми. Ковры воняли сыростью. В общем, страх и ужас, а вишенкой на торте — телефон тут, оказывается, есть, но — в перспективе! Хозяева встали в очередь, и почти завтра его должны подключить.
Когда мы распрощались с толстой хозяйкой, тетей Женей, Наташка сказала:
— Нормально. Был бы телефон — можно было бы снимать.
— Ты серьезно? — удивился я. — Жить в этом коровнике? Видно же, что домик слепили из сарая. Там наверняка псе пропахло свиньями и козами.
— Зато комната своя, — мечтательно проговорила Натка.
И вдруг я понял, что просто избалован. То есть я-взрослый избалован, потому что он знал, как должно быть, и это знание передалось мне. Все остальные люди считали, что кривые стены, отсутствие телефона, сырость, жуткие ковры и вонючий уличный туалет — это нормально, ведь все так живут. А вот все остальное — роскошь, как шашлык из свинины, когда можно наесться мясом. Как в принципе возможность наесться до отвала чем-то вкусным и сытным.
Мне просто надо поумерить запросы.
Вспомнилась квартирка Красной Жабы. Если сравнивать с тем, что видел я-взрослый — бабушка стайл. Но на общем фоне — просто хоромы. Чистая, светлая, с телефоном. Одно только останавливало: жаба-хозяйка.
Ничего, надеюсь, что-то приличное подвернется, это только третье жилье.
Если и подвернется, то точно не сегодня.
Часть дома, которую мы пошли смотреть потом, сдавала бодрая и наглая старушенция. Одного взгляда на нее хватало, чтобы понять: жизни она не даст, будет везде совать нос. Всю дорогу струшка жаловалась, что она ищет больше не квартирантов, а помощников, которые печь растопили бы да дров накололи, потому что газа у нее нет.
Помогать немощным — конечно, святое дело, но я подозревал, что запросы станут приходить в самые неподходящие моменты, и жизни нам не будет.
Квартира возле Лихолетовых оказалась, в принципе, ничего, но очень настораживало соседство. Слева от нее был притон. Улыбчивую молодую хозяйку перекосило, когда оттуда вышел наркоман, высохший, грязный, со впалыми щеками. Потянуло чем-то химическим… впрочем, понятно чем.
Наташкино лицо вытянулось и окаменело. Видимо, она рассчитывала, что сегодня наши поиски увенчаются успехом, но все оказалось не так уж просто. Домой мы возвращались, что говорится, на щите.
Стоило переступить порог, как навстречу выбежал Боря. Наташка скорчила гримасу разочарования и развела руки в стороны. Он все понял и тоже скис.
Следом за Борисом вышел отчим.
— Как дела? — спросил его я.
— Сто пятьдесят тысяч чистыми, — самодовольно ответил он и удалился.
На Наташку налетела мама, схватила за руку и увлекла в зал, сверкая глазами.
— Смотри, что мне Вася купил! Пуховик! Настоящий!
Это было ярко-голубое дутое пальто в пол, в котором мама походила на снеговика.
— Красивое, — сказала сестра без энтузиазма.
Мы с Борей направились в кухню, где он сжал горло и пожаловался:
— Задолбал, сил нет.
— Его же нет весь день, — удивился я.
— Как приезжает, так прям ищет, к чему докопаться, — прошипел Боря. — Ненавижу.
Распахнулась дверь, вошел отчим и вызверился на Борю:
— Кого ты ненавидишь? Меня, да? Меня⁈
Он подслушивал, что ли? Боря тихо говорил, случайно не услышишь. Я думал, брат что-нибудь соврет, но он вскинул голову и ответил:
— Того, кто пришел в мой дом, везде лезет, поучает, ни вздохнуть, ни пернуть не дает! Шагнул — не туда. Сказал — плохо сказал. Тихо. Или громко. — Говоря, он больше и больше распалялся, перешел на крик: — Не убрал — свинья. Убрал в квартире — плохо убрал. За-дол-ба-ли!
У отчима глаза округлялись, и округлялись, и округлялись. Он наливался кровью, но вместо того, чтобы разразиться бранью, спросил растерянно:
— Это ты про меня? Про человека, который заботится о тебе? Учит. Направляет…
Блин, пат. Эти двое никогда друг друга не услышат. Боря — из-за подросткового максимализма, Василий — из-за ограниченности. Обоим попросту нечем услышать.
— Свинья ты неблагодарная, — покачала головой выглянувшая мама. — Уж от кого, от тебя такого не ожидала.
Отчим подложил мне свинью вопросом:
— Ну что, я не прав? Не прав, да?
Боря оттолкнул его, схватил куртку и убежал в домашних тапках.
— У каждого своя правда, — уронил я, бросаясь за Борисом.
Думал, что мы неспеша найдем идеальное жилье для нас троих, потом тихо и мирно туда переедем. Теперь придется поторопиться, а значит, жилье будет неидеальным. Или повезет?