Вперед в прошлое 12

Глава 1 Выслушай меня!

Это была последняя пятница января, шесть вечера, мы с Канальей возвращались домой с карманами, набитыми деньгами.

1994 год стартовал как действительно новый, совершенно новый год, и я надеялся, что моя и не только моя жизнь будет новой. Голова шла кругом от перспектив. Это напоминает, когда посадишь семена и наблюдаешь, как они растут. Вот проклюнулся первый росток, вот второй, третий, четвертый. А здесь пусто, семя погибло. Сейчас то время, когда стоишь напротив зеленого поля, росточки хрупкие, лаковые, но растут не по дням, а по часам.

По сути, у меня не получилось только два дела: сделать из Андрюши-наркомана человека и открыть частную клинику. О последнем рано говорить «не получилось» — Гайде просто не вышла на контакт, а тормошить ее и убеждать у меня не было времени и ресурса, их сожрала стройка, и это только начало!

Пока Каналья торговал, он полностью делегировал полномочия Алишеру, который и в диагностике смыслил, и мастером был отменным, и в иномарках разбирался. Чтобы упростить им задачу, я связался с дедом и заказал пособие по эксплуатации «Мерседеса», «Ауди», «БМВ» и какого-нибудь японца — в общем, что будет; на немецком, английском, без разницы. Главное не на японском. Переведу, распечатаю, может, брошюрку выпущу. Хотя нет, не стоит плодить конкурентов.

Благо компьютер у нас есть. Да какой! Я поговорил с Алексом-мажором, у которого тоже имелся комп, но он в сравнении с моим был грудой металла. О дисководе Алекс даже не слышал, подавляющее большинство компов, которые использовались в России, работали только с дискетами, и памяти у них было с гулькин нос. Так что, услышав ТТХ моего компа, Алекс воскликнул: «Гонишь! А такое бывает⁈» Так что мой авторитет в его глазах до небес взлетел. Может, впервые в жизни на его пути встретился человек, у которого что-то (зачеркнуто: больше) лучше, чем у него. Теперь я понял, отчего Слава индюком раздувался — он-то понимал, какой космический корабль нам дарит, а мы это даже оценить не могли, оценили постфактум.

Несмотря на то, что Леонид Эдуардович хотел, чтобы бесценная вещь лежала на антресолях, недоступная никому, я не собирался гноить комп и настоял на том, чтобы Леонид Эдуардович разрешил собрать компьютер — для Яна. Я был уверен, что паренек разберется в его работе и быстренько научится и винду устанавливать, и программировать. Так что и ему я заказал брошюры из Москвы. Установили комп в родительской спальне, которая закрывалась отдельно и куда гости не имели доступа — нельзя было допускать утечки информации. Потому что, если узнают, что у кого-то есть что-то ценное, всегда находятся те, кто это что-то пытаются отнять.

Ну а собирать комп пришлось мне вчера ночью. Забавный опыт, когда ты ничего не соображаешь, но руки помнят и все делают. Каретников-старший и то не решился все подключать и смотрел на меня с подозрением: ну как может пацан из бедной семьи разбираться в таких вещах⁈ Илья-то знал. Надо отдать ему должное, он не мучил меня расспросами. Он вообще сделал вид, что забыл все то, что я ему рассказывал — наверное, так проще было хранить тайну.

Боря остался равнодушен к компу и на сборку не пришел. Что касалось меня, с одной стороны, я прыгал от счастья — это же круто, обладать такой игрушкой! С другой стороны, помнил, что вещь — это просто вещь, не надо становиться рабом вещей, есть люди, которым они нужнее, например, Ян. Парнишка слюной весь пол измазал, пока я собирал комп. А потом уселся за него — и пропал. Причем его не игрушки интересовали — ему было интересно разобраться, как это работает. Когда видишь, как в чьей-то душе загорается огонь, никаких денег не жалко.

Прежде чем отогнать «Зилок» на завод ЖБИ, у которого на балансе он стоял, Каналья забросил меня в центр, к магазину, возле которого валялся какой-то алкаш. Его пыталась добудиться очень худая пожилая женщина.

— Завтра так же? — спросил Алексей, сгружая мопед. — Ты подъезжаешь к повороту, я тебя забираю? И надо бы с участком что-то решить, который под мастерскую. Потому что, если хозяин продаст дом, то мы останемся на улице.

— Да как тут решишь, — проговорил я. — Мы оба заняты. А чтобы открыть АОЗТ с двумя учредителями, это вагон времени.

— Так давай тогда оформим на Эльзу Марковну. Как с работой поспокойнее станет, займусь фирмой. А уж тетя Эльза продаст участок уже фирме. Жаль, тебе ничего нельзя оформить.

— Когда мне станет восемнадцать, мы просто сменим учредителя, — сказал я. — Поменяем ее на меня. Три года терпеть осталось — не так уж много, хотя и немало.

— Ладно, давай! — Каналья помахал мне рукой, а я поехал в Николаевку.

Еще при повороте в Николаевку я заметил на пустыре, где был мой участок, пылающий костер — как маяк на горе. Что они там затеяли? Что это не пожар, понятно: слишком сыро, и гореть там нечему. Потому перед тем, как заехать к Лике Лялиной, справиться о здоровье новорожденной сестры и счастливой матери, я свернул туда. Давно стемнело, нормальным людям пора бы разойтись, но, заглушив мотор, я услышал взрывы молодецкого гогота. Тонкой ноткой пробивался женский смех.

Это мне не понравилось, и я ускорился, катя мопед — ехать по таким буеракам было опасно. И опять женский смех — заливистый, звонкий. Это кого они привели? Наверное, Карасиху, Ласку или Бучиху Ольгу — нормальная девчонка разве пойдет с такими тусоваться?

Хотя Лихолетова, вон, слюни на Алтанбаева, Бреда Питта местного разлива, пускает. Но смех не ее, она рогочет, как взбесившаяся лошадь. Надо гнать их оттуда и запретить водить баб. Что это за работа, когда вокруг девки?

На фоне огня я насчитал восемь силуэтов. Ну ничего себе тусовку устроили! Только я собрался разозлиться, как увидел на огне наш казан, в котором мама или Наташка готовила еду для рабочих. Еще плюс десять метров, и я разглядел Сергея, сидящего на самодельной скамье из досок и кирпичей. Возле казана стояли Зяма и… Я глазам своим не поверил: Наташка! Глаза горят, волосы развеваются, на лице пляшут огненные сполохи — ну прямо мать драконов! Давно не видел ее такой воодушевленной.

Что-то рассказывая парням, она мешала варево в казане и указывала туда рукой. Алтанбаевцы были тем же составом, что и вчера. Когда сестра замолчала, парни один за другим встали, окружили котел. Крючок помешал варево половником. Так же сделал Хулио.

Я остановился, желая оставаться незамеченным. Наташка взяла какую-то пачку, столовую ложку, зачерпнула что-то из пачки — видимо, соль — и отправила в казан. Она что же, учит их готовить еду? Что ж, разумное решение. Пока остальные работают, Зяма или Понч вполне могут куховарить.

Меня охватил азарт. Хотелось явиться народу эффектно, и я вспомнил фирменный вой Яна, от которого мороз по коже. Интересно, на алтанбаевцев подействовало бы?

Еще я заметил, что Алтанбаев и Крючок вьются вокруг моей сестры, но она держится с ними, как учительница, однако парни не теряют надежду ее очаровать. Неуклюже-то как! Ну точно брачные танцы бабуинов! Пока два альфача соревнуются, менее перспективные самцы наблюдают с завистью. Наташка не может не понимать, что происходит. Скорее всего, она все видит, и ей льстит внимание парней. Потому она до сих пор и не ушла с участка, рисуется, дает им кулинарные уроки. А Сергей остался, чтобы они не набедокурили, спасибо ему, адекватный человек оказался. Если он и мастером окажется отменным, возьму его бригадиром.

Пока выводы о его мастерстве делать рано. Два дня лил дождь, и земляные работы накрылись, так что траншеи закончили только вчера вечером. Сегодня, поскольку я был занят, Сергей вызвался взять в аренду доски для опалубки и закупить арматуру.

Начав подниматься по склону, я увидел доски, сваленные кучей и накрытые драной пленкой. Часть уже установили в траншею, вырытую под забор.

Меня заметили, когда я ступил на участок. Наташка, указала на меня и проговорила:

— О, смотрите, инспектор пришел!

— Ревизор, — отозвался я.

— А мы тут пельмешками балуемся, — похвастался Игорек Заславский.

Сергей обернулся, встал, я пожал его руку.

— Спасибо, что остались.

Из темноты вынырнул Понч с сырыми ветками в руках, бросил их в костер — повалил дым, да такой едкий, что мы разбежались по участку. Алтанбаев с Крючком, закрыв лица, стянули котелок.

— Ниче, шо мы тут это? — заискивающе спросил Зяма.

— Все правильно, — сказал я, и в это время вспыхнул огонь, выплюнув сноп искр, как фейерверк.

Закусив язык от усердия, Понч намотал обрывок пленки на хворостину, сунул в огонь, а потом замер, глядя, как горящие капли падают в костер: вж-жух, вж-жух! Вспомнилось, как я мелким делал так же, и аж самому захотелось повторить. А главное, захотелось взрослому во мне.

Собственно, почему бы и да? Недолго думая, я соорудил себе такой же факел.

Вж-жух! Вж-жух!

Наташка взяла миски и принялась разливать суп с пельменями. Первую тарелку отнесла Сергею, вторую отдала мне. Я уселся рядом с ним и повторил:

— Спасибо, что остались с ними.

— Ой, да не за что. Смотрю на них — и себя вспоминаю, как таким же был и так же делал факел из пленки. И будто молодею.

Он прихлебнул из миски, крякнул и оценил:

— М-м-м, копчененькое, вкусно.

И правда было вкусно, я оценил.

Закончив раздачу, Наташка взяла кусок хлеба, нанизала на прутик и расположила над костром.

— А еще можно так, получается хрустик.

Все, кроме нас с Сергеем, сделали так же. Понч и Зяма быстро передумали, напали на еду, а потом взяли себе добавки.

Романтика! Почти поход. Почти лагерь скаутов. Костер, еда, приготовленная на огне — чего еще не хватает для счастья парням? Знаю чего — гитары. Но чего нет того нет. Надо обзаводиться гитаристом.

А ведь для алтанбаевцев все могло сложиться более печально. Так, глядишь, и людьми вырастут.

Разошлись мы в семь. Ну как разошлись: толпой пошли к остановке, чтобы отправить Сергея домой. Алтанбаевцы волочились за Наташкой, неуклюже расспрашивали про театр и что такое «Фауст». Сестрица расцвела.

На остановке я велел алтанбаевцам не обижать Натку и сказал, что мне надо проведать Лялину, узнать, как там моя юная сестренка. Наташка потупилась и спросила:

— А можно с тобой? Лика меня не прогонит? Я ж ее гоняла…

— А ты извинись, — посоветовал я.

— Так извинялась уже… Так интересно на мелкую взглянуть хоть одним глазком. А как ее назвали?

— Диана Романовна, — сказал я. — Так Анна хочет, но, может, отец не согласится, посмотрим. Я не знаю, что там у них. Может, они вообще разбежались, Лика рассказывала, они жутко ругались накануне родов.

— Так он ее тоже бил? — воскликнула Натка и прищурилась, зашипела: — С-сука! А можно так сходить, чтобы его не видеть?

— Можно, — кивнул я. — Лика в отдельной комнате общаги.

Мы направились к сводной сестре, минуя приподъездных алкоголиков, которых я уже запомнил, а они запомнили меня, поздоровались, я поднял руку, приветствуя их.

В подъезде Наташка зажала нос рукой.

— Фу, ну и вонь тут.

Со второго этажа донесся басовитый женский крик:

— Жэ-еня! Жэ-еня!

Кто-то пел, кто-то ржал, звенела посуда, работающие телевизоры создавали адскую какофонию. У Наташки вытянулось лицо, ноздри затрепетали. На втором этаже поперек коридора в майке-алкоголичке и трусах лежал пьяный Женя. Дверь в его комнату была распахнута. На кровати, опершись на подушки, сидела очень толстая старуха, седая и всклокоченная, прижав к груди усохшую, скрученную контрактурами руку.

— Может, его поднять? — предложила Наташка. — А то что ж он так? Мама, вон, волнуется.

— Это не мама, — процедил я. — Жена.

Наташку перекосило. Она отступила на шаг, посмотрела на старуху, та оскалила беззубый рот и зашипела, раскачиваясь из стороны в сторону:

— Уйди. Уйди. Уйди!

— Ужас, — шепнула сестра, обошла валяющегося алкоголика и юркнула ко мне.

Я постучался к Лике и проговорил:

— Сова, открывай, медведь пришел…

В этот момент распахнулась дверь в комнату ее матери, оттуда, покачиваясь, вышел мой отец с бутылкой вина в руке. С трудом сфокусировал взгляд на нас с Наташкой, указал пальцем и пробормотал:

— Предатели! Фаш… колла… кобаранты!

Держась за стенку, он двинулся к нам. Похоже, таки придется поднять руку на отца. Но нас спасла Лика, втянула к себе в комнату. Отец подолбился немного в дверь и успокоился.

Лика поначалу будто бы не заметила Наташку, она боялась отчима. Потом же посмотрела на нее недобро и буркнула:

— Ты тут зачем? Я тебя не звала.

Натка опустила голову, поникла и проговорила, отводя взгляд:

— Лика, я мириться пришла. Была неправа. Прости меня, пожалуйста! Паша рассказал, что случилось, и я, вот…

Натка полезла в сумку и достала оттуда купленные в аптеке новенькие бутылочку для кормления новорожденных и набор сосок.

Лика окаменела, и лицо у нее стало точь-в-точь, как у матери. Подержав немного бутылочку в руке, она поставила подарок на стол — видимо, решила сгладить острые углы. Наташка еще не поняла, что прощена, и затараторила:

— Не представляешь, как я тебе сочувствую и как понимаю! Он, — она покосилась на дверь, — меня чуть не убил. Ненавижу! Но ты не переживай, этот потаскун у вас долго не задержится.

И тут Лика выдала то, что я никак не ожидал услышать:

— Мать его выгнала. Сказала, чтобы его тут не было, когда она вернется, или напишет заявление о побоях. Ну, он теперь на меня охотится, чтобы хоть кого-то побить. Мне страшно, сегодня весь день просидела. Только в туалет бегала.

— Так это он ее ударил? — возмутился я, сжимая кулаки.

Лика дернула плечами.

— Я не знаю. Вроде не то чтобы ударил…толкнул, может, или расстроил сильно. К ней все еще не пускают, а ходить ей не дают. Очень волнуюсь за нее, она любит этого козла до безумия. Как мы будем жить, что есть и всякое такое — это она не сейчас, это я уже слышала. Типа мы сейчас очень-то едим.

Лику прорвало, она говорила, говорила и говорила:

— Как ребенок без отца? Одна дочь, то есть я, без отца, и вторая будет наполовину сиротой. Ей, понимаете, нормальной семьи хотелось, когда друг за друга горой, а не это вот все. Она и была горой, а ему что-то не хватало… Хотя я знаю, чего не хватало. Мама сильно закрытая. Она кажется холодной, но на самом деле это не так. Но это нужно очень хорошо ее знать, чтобы это понять. Они ж вместе пять лет уже. Сначала так хорошо все было! А как жить с нами стал, будто подменили его. Все ему не так, особенно — я мешаю.

Лика всхлипнула. Наташка шагнула к ней и обняла, и они вместе заревели — в прошлом два заклятых врага, а ныне сестры по несчастью.

— Ничего, все будет хорошо! — утешала ее Наташка. — Будет что вам есть. Я, вот, торгую, по тридцать тысяч в месяц получается. Пашка и вас научит, да?

— Научу, — кивнул я.

Проревевшись, Натка резко сменила тему:

— Я так хочу сестричку в руках подержать, аж не могу!

— Это нескоро будет, — сказал я, — она ж недоношенная.

С Ликой мы просидели около часа, за это время узнали от нее, что у ребенка все хорошо — мамина соседка по палате из окна записку скинула. И вообще забавно смотреть, как отцы дежурят под окнами, весточек ждут.

— А батя приходил? — спросила Наташка.

— Мать его прогнала, — ответила Лика. — Ей было очень тяжело, но она смогла. Она сильная.

— Слабые в ментовке не работают, — припечатала Наташка.

И снова подумалось о делении людей на сильных и слабых, в очередной раз я пришел к выводу, что это всего лишь данная от природы способность держать удар. Это не значит, что так называемый сильный меньше страдает, когда его бьют — он точно так же чувствует боль, просто способен ее пережить и не сломаться, когда другой, например, Андрей, падает в нокаут и притворяется мертвым.

Когда Лика выплеснула обиду на отчима, заговорила Наташка, а у нее за почти шестнадцать лет накопилось к нему куда больше претензий. Я слушал ее, и волосы шевелились на голове, оживали воспоминания, я понимал, какие мы переломанные и перекошенные, и ничего удивительного в том, что та Наташка сломалась и плохо кончила. Да у всех у нас жизнь не сложилась. И почему женщины считают, что абы какой отец, чем никакого — лучше для детей? Вот наш отец ушел — и жизнь наладилась. Отчим, хоть он и чужой дядя, и то лучше.

Домой мы возвращались в полдесятого пешком. Наташка жалела Лику и была уверена, что наш отец настолько конченый, что способен поднять руку на беременную женщину.

Я слушал ее и одновременно думал, как же хорошо, что конфликт с заводскими исчерпан, и можно гулять по темноте, ничего не опасаясь. В нашем районе даже гопники нас уважают.

Что касается Анны Лялиной, да, ей будет тяжело с маленьким ребенком на руках, и на первых порах я помогу, а потом найдем ей занятие по душе.

Вдалеке появился наш дом, возвышающийся над частным сектором. Начал моросить дождь, и мы побежали — не хватало еще промокнуть в ста метрах от дома!

Но только мы подошли к дому, дождь прекратился. Я открыл дверь подъезда, и навстречу Наташе из темноты шагнула тень. Сестра вскинула руки и заорала, я инстинктивно чуть не захлопнул дверь.

— Наташа! — Андрей выступил вперед, протягивая руки к сестре. — Выслушай меня! Пожалуйста.

Натка шумно выдохнула и сжала пальцы на моем запястье. Ее рука мелко дрожала.