Вечер в Эдинбурге начинался медленно, словно кто-то перебирал струны на старой виолончели. За окнами квартиры Макса стучал дождь, фонари загорались раньше обычного, а над городом клубился уютный туман. На столе между книгами и стопкой писем валялись магические артефакты: коробочка с рунными камнями, амулет-ключ, старая театральная маска, украшенная полустертыми золотыми завитками.
Макс в очередной раз вздохнул — протяжно, трагично, чтобы даже чайник понял, как устал его хозяин.
«Ты, конечно, знаешь, что собираешься не на обычную ночную вылазку, а на представление с неизвестным финалом?» — сам себе пробурчал он, выбирая артефакты. На автомате проверил карман шарфа, нашёл там сухую веточку вереска (на удачу), магический фонарь, а для верности взял и небольшой защитный амулет с гравировкой Коллегии.
В этот раз тревога была острее обычного — но, как всегда, он списал это на недостаток сна и избыток дождя.
На кухонном столе уже дожидалась записка от Мэйв: крупным, нетерпеливым почерком она требовала взять с собой «блестящий фонарь, запас чая и, если можно, немного оптимизма». Макс вздохнул, достал жестяную коробку с чаем, кинул туда ещё пару трав и зелье для бодрости — чтобы хватило на двоих.
На короткое время он задержался у окна. Эдинбург казался особенно старым: улицы, будто нити в ковре, уводили вдаль; где-то над крышами проплывали вороны; свет фонарей отражался в каждой луже, а тени спускались всё ниже, вползая в подворотни.
«Кажется, этот город пережил больше спектаклей, чем я чашек чая», — подумал Макс. — «И, возможно, каждый раз — не зря».
Он взял плащ, сунул под мышку коробку с магическими мелочами, огляделся: всё ли взял? В этот момент чайник жалобно пискнул. Макс махнул рукой: «Потерпишь до утра».
На лестнице он столкнулся с соседской кошкой, которая смотрела на него так, будто знала не только завтрашнюю погоду, но и исход ночного визита в театр.
«Если не вернусь, смотри квартиру», — буркнул он, и она, как показалось Максу, понимающе моргнула.
В переулке у входа в театр туман был особенно густым. Капли дождя падали на булыжники так, будто город играл на расстроенном пианино. Из темноты вынырнула Мэйв — в своём свитере, вязаной шапке и резиновых сапогах, держащая над головой крошечный магический фонарь, мерцающий всеми оттенками янтаря.
«Наконец-то! Я уж думала, ты решил отоспаться за всю неделю», — пошутила она, разглядывая Макса с ног до головы.
«Я пытался. Но магические театры, как известно, не дают магам спать спокойно», — ответил он, выуживая из сумки коробку с артефактами. — «Ты всё взяла?»
«Да!» — с гордостью показала она блокнот, спектроскоп, две броши-ловушки для иллюзий, зелье для стабилизации ауры и — почему-то — большой пакет леденцов.
«Леденцы?» — удивился Макс.
«Для призраков. Или для меня, если станет страшно», — невозмутимо пояснила Мэйв.
Они пересекли пустую мостовую, встали у двери театра. Надпись на потускневшей афише дрожала от влаги и времени. Макс провёл пальцем по руне на косяке — защита держалась, но была тонкой, как паутина.
«Готова?» — спросил он.
«Готова!» — прозвучал её голос бодро и чуть тише, чем хотелось бы.
Внутри было темно, но не холодно. Слабый свет фонарей ронял на ковёр длинные полосы, потолок терялся в тенях. Макс прошептал:
«Lus na solais, taispeáin dom an ród».
В ладони вспыхнул магический огонёк, залив фойе мягким золотым светом. Паутина блестела, кресла казались спящими великанами, а афиши на стенах чуть шевелились от сквозняка. Казалось, что театр вот-вот проснётся, стряхнёт с себя вековую пыль и вновь заполнится голосами.
Они двинулись к залу. За их спинами щёлкнуло — дверь аккуратно сама собой закрылась.
Мэйв зашептала:
«Не люблю, когда двери ведут себя самостоятельнее меня…»
«В театрах так всегда», — ответил Макс. — «Особенно если они — почти живые».
В зале пахло прошлым. Тяжёлые бархатные шторы, кресла, на которых когда-то сидели дамы в перчатках и господа в цилиндрах, теперь были покрыты слоем пыли и паутины. На сцене кто-то будто только что оставил букет роз — но лепестки уже высохли и рассыпались.
Мэйв достала из рюкзака маленький спектроскоп, провела им по воздуху. В луче виднелись крохотные блёстки — остатки магии, словно следы конфетти после праздника.
«Тут полно фрагментов эмоций», — прошептала она. — «Радость, ожидание, тревога, даже капелька… отчаяния».
Макс кивнул. Ему нравилось, что Мэйв уже умеет “слышать” место не хуже него, даже если выражается не такими словами.
Они заняли место в центре партера — как настоящие зрители. Мэйв села с ногами на кресло, Макс опёрся на спинку переднего ряда, разглядывая сцену.
Время тянулось медленно. Снаружи эхом доносились редкие шаги, шелест листвы, скрип где-то на галёрке. Макс впервые за ночь почувствовал себя почти спокойно — словно и вправду пришёл на ночной спектакль.
«Что будем делать, если призрак решит устроить музыкальный номер?» — шепнула Мэйв, перебирая броши.
«Главное — не аплодировать слишком громко», — ответил Макс. — «Вдруг это его держит в этом мире».
Ближе к полуночи воздух сгустился. Фонари в фойе стали тусклее, за сценой раздался лёгкий звон, будто кто-то проверял кулисы. Кресла начали обретать призрачные очертания: там, где только что было пусто, вдруг возникли тени людей — дамы в кринолинах, мужчины в сюртуках. Кто-то восседал с биноклем, кто-то шептался, кто-то — только тень и запах духов.
В воздухе закружилась музыка — старая, забытая, но удивительно лёгкая. На сцене промелькнула балерина — полупрозрачная, словно нарисованная акварелью на облаке. Она сделала несколько па и исчезла в свете рампы.
Мэйв прижала руку к сердцу:
«Это… прекрасно. И страшно».
Макс кивнул. Он чувствовал, как магия места накатывает волнами, мягко, но настойчиво.
Вдруг, в одном из кресел партера, материализовалась фигура. Высокий мужчина, в костюме с эпохи Эдварда VII, с платком в нагрудном кармане. Его лицо было одновременно ясным и неуловимым, как имя на забытой афише. Он смотрел на сцену с тоской и ожиданием.
Макс осторожно поднялся, сделал шаг вперёд. Мэйв — следом, держась чуть позади.
«Вы… ждёте финала?» — тихо спросил Макс.
Мужчина обернулся. Его глаза были полны усталости и невыраженной надежды.
«Всё началось… и не закончилось», — проговорил он голосом, похожим на тень дождя. — «Театр… помнит. Но я не могу уйти. Акт третий… не сыгран…»
Мэйв вытянула вперёд руку, на ладони дрожал огонёк.
«Почему вы остались?»
Призрак покачал головой.
«Мечта… Финальная сцена… Последние слова… Никто не услышал. Музыка оборвалась на полуслове. Я жду аплодисментов, которых не было…»
Макс сделал ещё шаг, чувствуя, как воздух тянет его к сцене.
«Ваша роль — главная?»
Призрак слегка улыбнулся.
«Роль… мечта… Надежда… Всё смешалось. Я был Арчибальд, я был Гамлет, я был просто тенью в этом зале. Я — не завершённая история. Помогите сыграть финал…»
В этот момент балкон наполнился новыми тенями — публика пришла в призрачный партер, музыка сделалась отчётливей, а в воздухе запахло жасмином и бархатом.
Мэйв быстро взглянула на Макса, её глаза блестели азартом:
«Мы можем… попробовать восстановить финальную сцену. Память места жива, эмоции здесь сильнее, чем где бы то ни было. Это не чистая аномалия, а просьба — последний акт».
Призрак смотрел на них — то ли с надеждой, то ли с опаской.
Макс, с трудом сглотнув, кивнул:
«Мы узнаем, какой был финал. Но нам понадобится время — и, возможно, помощь».
Фигуры в зале медленно растворялись, музыка стихла, тени поплыли к выходу, будто их уносил утренний туман. Призрак ещё раз взглянул на Макса и Мэйв, его голос стал тише:
«Я жду. Театр ждёт. Не забывайте аплодировать…»
Всё исчезло. Только эхо вздоха пронеслось по залу — как будто стены сами запомнили эту встречу.
Макс и Мэйв долго сидели в пустом зале, не в силах заговорить. Лишь когда часы на ближайшей башне пробили первый час, Мэйв наконец нарушила тишину:
«Это было… по-настоящему. Не магия — а просьба. Думаешь, мы справимся?»
Макс задумчиво посмотрел на сцену:
«Сначала — узнаем, что случилось в ту ночь. Надо искать архивы, расспрашивать соседей, искать воспоминания. Я не умею разыгрывать пьесы, но если это поможет душе уйти — будем репетировать хоть неделю».
Мэйв слабо улыбнулась:
«Обещаю — никаких фокусов без предупреждения. И… я попробую найти старые афиши, может, даже сценарий».
Макс поднялся, встряхнул плечи.
«Главное — не разбудить остальных призраков. Мне хватает и одного зрителя. А если что — у нас есть леденцы».
Они прошли по пустому фойе, стараясь не шуметь. За дверью их встретил всё тот же туман и редкие вспышки фонарей. Город казался моложе — или, напротив, ещё древнее, чем был час назад.
На улице они, наконец, выдохнули.
«Ты ведь чувствуешь, что аномалия усилилась?» — спросила Мэйв.
«Да. После нашего визита магия стала плотнее, театр как будто начал дышать. Завтра могут быть новые проявления», — признал Макс. — «Это и пугает, и… даёт надежду».
Мэйв вздохнула:
«Знаешь, я боялась, что все эти истории про “печальных призраков” — просто городские сказки. А оказалось… иногда достаточно не забыть аплодировать».
Макс посмотрел на неё серьёзно:
«В городах вроде Эдинбурга сказки — самая прочная часть реальности. Иначе мы бы давно сошли с ума от дождя».
Они договорились встретиться утром в библиотеке Коллегии — чтобы начать расследование прошлого театра, собрать детали несыгранной драмы.
Пока они шли к дому, город сопровождал их музыкой дождя и обещанием новых загадок.
Театр, укрытый туманом, на миг осветился изнутри — будто кто-то там снова ожидал своих аплодисментов.