Военкор

Глава 7

Сева отдал мне бинокль, а сам напрягся и цокнул языком. Я же решил ещё раз посмотреть на этого европейца, который передал чемодан командиру заставы ООНовцев.

Приблизив изображение, я смог разглядеть его лицо. Странный взгляд — добрый и одновременно звериный.

— Это Патрис Брюдо.

— Французский или канадский подданный? — уточнил я.

— Канадец. Один из командиров «Блэк Рок Интернешнл». Частная военная компания. Формально — консультанты. Неформально делают всё, что скажет заказчик. Если этот парень здесь, это значит, что будет жарко, — с серьёзными лицом пояснил Сева.

Но через секунду улыбнулся.

— Ирония, мать её, — произнёс он.

— Что-то не так? — уточнил я, оторвавшись от бинокля.

— Когда будет время, расскажу.

Ни моя память, ни воспоминания моего предшественника информации о «Блэк Рок Интернешнл» не имели. Однако принципы и цели конторы, которую описал Сева, я знал.

Их волнует только цифра и количество нулей до запятой в чеке. Им плевать на политические, идеологические или национальные аспекты войны, участником которой они являются.

Кто-то зовёт их «солдатами удачи», кто-то «псами войны», а кому-то по душе более древнее прозвище — «дикие гуси». Суть одна — они наёмники.

— Думаю, мы увидели достаточно. Уходим?

— Поддерживаю, — ответил мне Сева.

С такого расстояния снимки сделать не получится. Так что придётся обойтись только устным рассказом.

Отойдя от куста, мы направились к машине. Махмуд шёл впереди и нас подгонял.

— Надо быстрее. Могут увидеть, — несколько раз повторил сириец.

Ему, как проводнику, виднее.

Пока мы шли к машине, Сева рассказал кое-что про Блэк Рок.

— Раньше были только слухи, но вот уже лет 10 эти ребята будоражат весь мир.

— Профи? — спросил я.

— Не пальцем деланные однозначно. Основу бойцов Блэк Рок составляют бывшие сотрудники французских и британских спецподразделений. Действуют по всему миру. Их нанимали для самых грязных и запутанных дел, как сопровождение, зачистка и даже охота за людьми.

— Смена правителей?

— И такое было. Оснащение у них самое передовое. Есть всё — от пистолетов до бронетехники и авиации. Очень эффективные сволочи.

— Значит, появление здесь «главной сволочи» Брюдо не к добру.

Я бросил взгляд на наручные часы и начал торопить Севу.

— Едем. Махмуд, показывай дорогу, — сказал я.

Машина тронулась, подняв за собой пыль. Обратно решили поехать другим маршрутом.

Некоторое время ехали молча. Я поймал себя на мысли, что здесь гораздо проще передвигаться на мопеде. На ухабах, которые не получалось объезжать, трясло так, что чудом не бился головой о крышу автомобиля. Стало понятно, почему проводник настоятельно рекомендовал нам пристёгиваться.

Вскоре впереди начали попадаться заброшенные блокпосты. Эти заставы, оставшиеся со времён боёв на Голанских высотах в 1973 году, ранее использовались различными сторонами. Сначала сирийскими и израильскими войсками. А теперь и силами ООН для контроля над территорией и обеспечения безопасности. Однако со временем, в результате изменений в линии фронта, перемещений войск и заключения соглашений о прекращении огня, многие из этих постов были оставлены и пришли в запустение.

И на их смену пришла буферная зона.

— Кто здесь только не был, на этих блокпостах, — прокомментировал Сева, чтобы хоть как-то разрядить напряжённую обстановку.

Я бы, наверное, поддержал разговор, но вдруг заметил в небе едва заметное тёмное пятно. Оно довольно быстро увеличилось, летя в нашу сторону. Я вспомнил про советские самолёты недалеко от ливанского берега, но здесь было нечто другое.

Пока мои попутчики обсуждали блокпосты, я продолжил наблюдение и вдруг понял, что в небе летит не самолёт. Слишком медленно. Да и звук мопеда наводит меня на мысль.

— Беспилотник. Тормози, Сева, — сказал я.

На таком расстоянии он был размером с чайное блюдце, но вскоре я увидел его крылья.

— Небось какой-нибудь «Скаут». Израильтяне здесь в небе почти как дома, — предположил Сева, тоже заметив БПЛА.

Я ещё раз присмотрелся. Впереди была характерная выпуклость камеры слежения. Но мне было не по себе.

В эти годы беспилотники ещё не были приспособлены нести снаряды. Кроме…

— Скаут так не жужжит. Быстро из машины.

Моё предположение — на нас наводят беспилотник «Мохаджер». У него был узкий цилиндрический фюзеляж, сдвоенные хвостовые балки и прямые крылья, расположенные высоко и сзади корпуса.

И на него предполагалось вешать до шести снарядов РПГ-7.

Он шёл ровно и уверенно. Прямо на нас!

— Из машины! — произнёс я жёстко.

Никто толком не понимал, что происходит. Но я, в отличие от них уже знал, что движущаяся цель для БПЛА приоритетная. Особенно если оператор видит силуэты через камеру.

Сева резко нажал на тормоз. Машина встала, как вкопанная. Раздался скрежет тормозных колодок. Я распахнул дверь, и звук работы беспилотника сразу ударил по барабанным перепонкам.

Автомобиль застыл на обочине как цель в тире. Сева первым выскочил из автомобиля и бросился наутёк. А вот Махмуд всё ещё оставался в машине и дёргал за ремень безопасности.

— Не могу! — заорал он, дёргая застёжку.

Я подскочил к нему, дёрнул ремень — бесполезно. Механизм заклинило. Время на размышления не оставалось, я выхватил тот самый нож, что подарил Гиря, и разрезал ремень.

— Выпрыгивай.

«Мохаджер» стремительно приближался. Несколько секунд оставалось до момента, когда он будет атаковать.

Я выдернул Махмуда из машины. Глядя на падающий боеприпас, мы прыгнули в разные стороны. Я повалился в канаву и там распластался, прижавшись грудью к земле, соединив стопы, и закрыл голову руками.

Взрыв.

Оглушающий, с хлопком и последующей взрывной волной. В ушах зазвенело, ослепительный свет резанул глаза. Мне на спину начали падать куски земли. В воздухе стояла гарь вперемешку с пылью и оседающим дымом.

Я перевернулся набок, почувствовал боль в рёбрах и сухой хруст песка на зубах. Глаза щипало от едкого дыма. Где-то рядом закашлял Сева.

— Что это за… мопед⁈ — прокашливался он.

— Вот такой мопед.

Звук жужжания начал удаляться. Похоже, что контрольный заход делать не стали. Слишком хорошо попали.

Я поднял голову, чтобы увидеть место взрыва. Машина быстро выгорала, превращаясь из японского пикапа в искорёженную до неузнаваемости груду металла.

Махмуд исчез.

— Цел? — прохрипел я, поднимаясь на локтях.

Сева не ответил сразу. Он перевернулся на спину и лежал, уставившись в небо. Затем медленно сел и затряс головой.

— Ты был прав, — сказал он глухо, глядя в сторону воронки и пылающего кузова. — Это не было случайно. Такой дрон в воздух не поднимут без надобности.

— Особенно в Израиле. Такие только у Ирана.

— Ты откуда знаешь? Они только недавно начали разработку и производство БПЛА? — удивился Сева.

Надо бы ему что-то ответить, но не говорить же ему, что через 40 лет наша страна закупит несколько партий беспилотников у Ирана.

— Прочитал в «Авиации и космонавтике».

Он сглотнул, вытер ладонью губы от прилипшего песка.

— Похоже, нас видели. Что-то задумали наёмники и хотели нас зачистить без лишнего шума и свидетелей.

Я молча кивнул. Выводы у меня были примерно те же, что и у Севы. Вчера я видел больше, чем должен.

— Что теперь? — спросил Сева, отряхивая пыль с одежды. — Махмуд вёл нас, а теперь…

— Где Махмуд? — спросил я.

Мы обошли машину, чтобы найти старика. Он лежал недалеко от машины — обожжённый, с окровавленным затылком и без движения.

Махмуда больше не было, а значит, у нас не было проводника. Я посмотрел на оплавленные бусины от чёток, рассыпавшиеся неподалёку от воронки.

Мы отнесли тело в сторону, собрали в округе камни и обложили тело.

— Ладно. Идти надо. До Дамаска мы отсюда не дойдём. Пешком по такой жаре и без воды, в пустыню лучше не соваться, — сказал я, осмотревшись по сторонам.

— Надо искать ближайший населённый пункт. Я какой-то видел на подъезде сюда.

Сева разминал шею. Его лицо было покрыто копотью.

— Селение в нескольких километрах к юго-западу. До темноты дойдём.

— Надо только не попадаться никому, — прошептал Сева.

— В такую жару местные сидят по домам, да и военные не особо высовываются.

Мы с Севой приняли решение идти по пересохшему руслу реки.

Дожди в этих местах редкие, но когда идут, вода стекает с холмов в лощины. Сейчас это русло пересохло, но по нему удобнее идти. Оно ниже уровня земли, там прохладнее, и с воздуха нас сложнее заметить.

— И следов почти не видно, если не знать, куда смотреть, — согласился Сева.

Мы спустились в высохшее русло, некогда бывшее рекой, местами поросшее колючим кустарником. Воздух здесь действительно был чуть прохладнее, но пыль поднималась от каждого шага. Вдобавок палило солнце, обжигая кожу.

Мы шли друг за другом, без разговоров. Сева один раз оступился. Его нога слегка провалилась, так что он увяз в песке.

— Хватайся, — дал я ему руку и вытянул.

— Так и останусь в сирийской земле, да на одной ноге. Благодарю, — ответил Сева.

На одном из поворотов на песке я заметил следы копыт. Значит, где-то рядом есть вода, и мы идём туда, где есть люди. Однако здесь есть нюанс — это не всегда хорошие новости. Мы могли встретить и враждебно настроенных бедуинов, поддерживающих «другую» сторону.

Израиль занял Голаны, и часть местного населения была эвакуирована или покинула регион. Но некоторые остались. И эти самые некоторые могут быть связаны с разведкой, контрабандой и поставками оружия.

Идти было тяжело. Всего-то через час у нас от пота потемнели спины, а сухость во рту стала невыносимой.

Я старался думать на отвлечённые темы. Например о том, что песок в пустыне не золотой, как в туристических буклетах, а серо-жёлтый, тусклый. И тишина здесь была буквально звенящей. Из звуков только шорох ветра, да наши шаркающие шаги и тяжёлое дыхание.

— Тяжко, блин! Чёртова жара, — сказал я.

К закату мы добрались до деревни.

Она появилась за поворотом, как мираж. Невысокие дома из необожженного кирпича, перемешанного с соломой. Крыши плоские, обмазанные известью.

Пока мы приближались, нас уже заметили. Босые, в пыльных длинных рубахах, дети выбежали из-под навесов и заборов, оглядывая нас с осторожным интересом. Один из мальчуганов, подражая автоматной очереди, заорал «бум-бум!».

К детям подошли женщины в тёмных закрытых платьях абайях с прикрытыми лицами. Вышли мужчины в ветхих кафтанах и куфиях. Один из них, видимо, старейшина, шагнул вперёд. Остальные наоборот отступили на полшага.

— Мин аин? — спросил старейшина.

Он не спрашивал, кто мы и зачем пришли. Скорее интересовался, откуда мы идём?

Сева сделал шаг вперёд. Он знал язык явно лучше моего.

— С юга, — сказал Сева спокойно, на хорошем арабском. — Наша машина сгорела. Мы остались без воды и транспорта. Нам нужно добраться до Дамаска. Просим помощи.

Я знал традиции местных арабов и понимал, что для них если гость просит, то это значит, что его нужда велика. Для бедуинов в таких случаях отказывать позорно. Как и нельзя расспрашивать гостя с порога о его делах или происхождении.

Старик выслушал молча. Потом медленно поднял правую ладонь и коснулся ею груди.

Это был знак, что он берёт нас под защиту.

С этого момента мы его гости, и если кто-то тронет нас, то тронет его честь.

Я всегда поражался, что у этих мужественных людей хватает сил следовать обычаям. Они разделят с тобой свой последний хлеб и отдадут последний глоток воды.

— Агла у сахла. Бейтна бейткум, — сказал старейшина.

Значение этих слов я тоже знал: Добро пожаловать. Наш дом — ваш дом.

Он повернулся и подал короткий знак рукой. Один из мальчишек сбегал в дом и принёс воду в глиняном кувшине. Мы жадно начали пить прохладную воду со слабым привкусом тины.

После нас провели внутрь одного из домов, где оказалось на удивление прохладно и не чувствовалось дневного зноя.

Вместо мебели здесь были мягкие ковры, покрывающие весь пол, и подушки, разложенные вдоль стен. В центре комнаты стоял низкий деревянный столик с медным подносом. На нём покоилась глиняная чаша с финиками и пара маленьких чашек для кофе.

С потолка свисала лампа в стеклянном абажуре, светившая мягким светом, не резавшим глаза.

Нам поднесли арабский кофе кахва, сваренный на углях, с кардамоном и горечью. Потом подали блюдо с бобами и лепёшками. В завершение поставили кувшин, обмотанный тканью, от которого пахло анисом.

— Давай есть, — сказал мне тихо Сева.

— Поддерживаю. Как говорил мой дед — голод не тётка, пирожка не подсунет.

После приёма пищи, нам принесли и «более горячительные напитки».

— Арак. Самогон местный. Угощают, когда видят, что ты не враждебен, — шепнул мне Сева.

— Уважить надо. Но без глупостей. По глотку и всё, — тихо сказал я.

Мы выпили по глотку. Улыбались, кивали, благодарили, но каждый держал в поле зрения все ближайшие проходы и окна.

Когда мы отдохнули, в комнату снова вошёл старейшина и вместе с ним ещё один араб.

— Когда будете готовы, Садам доведёт вас до дороги на Дамаск.

Садам был крепким мужиком с сухим лицом и внимательным взглядом. Мы предпочли не откладывать дело в долгий ящик и со словами «пионер всегда готов», выразили желание выдвигаться уже сейчас. Сведения, которые были в нашем распоряжении, следует передать незамедлительно в штаб.

Мы тепло попрощались с местными и отправились в путь.

Араб оказался молчаливым мужиком. Мы выехали на лошадях. Проводник был впереди и знал, как пройти наиболее безопасно и по короткому пути. День шёл к вечеру, жара спадала, но уставшие мышцы всё равно отзывались на каждый шаг.

Пейзаж менялся медленно. Постепенно начали появляться низкие холмы и редкие деревья. Иногда мелькала старая дорога.

Ближе к ночи на горизонте вспыхнули огни Дамаска. Мы остановились у небольшой возвышенности. Город расположен в низине и хорошо просматривался.

Проводник Садам указал на город — мол, дальше сами.

— Спасибо. Без тебя бы не дошли, — поблагодарил я, протянув ему руку. Садам пожал её крепко. После он повернулся и, потянув лошадей за поводья, пошёл обратно в деревню.

— Странные они, — пробормотал Сева.

— Зато в них людского побольше, чем в некоторых, — сказал я.

Мы пошли к Дамаску.

Я понимал, что выглядим мы сейчас не лучшим образом. Но времени на то, чтобы привести себя в порядок не было.

Моя рубашка была разорвана под мышкой, брюки запятнаны, а рюкзак в двух местах прожжённый.

Сева выглядел не лучше. Чумазый, в рванье и пыли с головы до пят. Он к тому же слегка прихрамывал.

Пока мы шли по городу, люди оборачивались, провожая нас взглядом. Двое явно неместных мужиков так или иначе привлекали внимание.

— Сейчас ещё кто-нибудь тормознёт, — хмыкнул Сева, озираясь на очередной переулок.

Тормознуть действительно могли. В одном месте показались внутренние войска — трое сирийцев, с автоматами. Один повернул голову в нашу сторону, прищурился, но ничего не сказал.

— Пронесло. Сейчас ещё не хватало объяснять, кто мы такие, — выдохнул Сева, не сбавляя шаг.

— Ага. Конная полиция.

— Ты ещё скажи, что мы из эскадрона гусар летучих, — посмеялся Сева.

Наконец, мы зашли в район, где располагалось здание советского посольства в Дамаске.

Дежурный на проходной оглядел нас с подозрением, всё-таки наш внешний вид оставлял желать лучшего.

— То есть, наши документы тебе ни о чём не говорят? — спросил я, показывая ему своё чудом уцелевшее удостоверение

— К кому? Зачем? — строго спросил он.

— Срочно к Максиму Евгеньевичу Римакову! — гаркнул Сева.

— Его нет… — нахмурился дежурный. — Вы время видели?

— Вызванивай, родной. И передай, что у нас информация по «горному делу».

— Так вы геологи? — спросил солдат.

На КПП зазвонил телефон, и молодой боец подошёл к трубке.

— Понял, — ответил он в трубку и повернулся к нам. — Вас ожидают.

Дежурный нажал кнопку звонка, и через две минуты нас пропустили внутрь. В приёмной сидела женщина, которая и позвонила Римакову, косясь на нас исподлобья.

— Максим Евгеньевич скоро будет, — сообщила она, положив трубку. — Можете присаживаться. Хотя погодите!

Женщина выдала нам по газете, чтобы мы не испачкали диван.

— Через сколько он будет, не сказал? — спросил Сева, усаживаясь на расстеленную газету.

— Через полчаса. Вы чай будете?

Никто не отказался, но прежде чем она ушла, я уточнил о возможности воспользоваться телефоном.

Я набрал редакцию с телефона в приёмной посольства. Долго висела тишина, потом пару раз щёлкнуло, и сигнал соединился с Москвой.

— Карелин, — сказал я коротко. — Передаю срочно.

— Чёрт побери, ты где пропадал? — выпалил редактор.

— Записывайте!

Писать статью мне было некогда, потому пришлось импровизировать. Я вкратце рассказал о попытке израильских катеров перехватить наш корабль, о мужестве экипажа и храбрости пилотов, которые не позволили этому случиться. С их стороны демонстрация флага была выполнена на отлично.

— Пишу, пишу… вот это я понимаю! Вот это материал! Наш главный будет до потолка прыгать от такого репортажа!

Редактор замолчал на секунду, потом голос изменился, стал подозрительно будничным.

— Погоди, Лёша. А ты вообще как в Сирии оказался?

— Чутьё привело, — отрезал я. — Скоро здесь что-то будет.

— Какое, на хрен, чутьё? У нас в Ливане всё важное, ты сам это знаешь!

Я не ответил. Просто повесил трубку.

Во-первых, не хотел тратить последние силы на спор. Во-вторых, в приёмную как раз вошёл Максим Евгеньевич Римаков.

Внешность Римакова ничем не была примечательной. Невысокого роста и «поджарый». Короткие, аккуратные тёмные волосы с редкой сединой. Глаза карие, но взгляд «холодный».

Речь вкрадчивая. С каждым словом ты всё больше прислушиваешься к Максиму Евгеньевичу. Как я понял со слов Севы — первый секретарь, а на деле «советник по безопасности при посольстве» и резидент КГБ. Вероятно, именно он курировал Казанова и, соответственно Севу.

Он посмотрел на меня внимательно.

— Карелин? Пройдёмте. Ты тоже с нами, — Римаков повернулся к Севе.

Сева вскочил с дивана, вытянувшись по струнке.

Кабинет Римакова был просторным. Тяжёлый стол, лампа с зелёным плафоном, сейф в углу. На стене висел портрет Феликса Дзержинского в потемневшей раме. Ни Ленина, ни генсека — только он.

Римаков сел за стол.

— Слушаю, — сказал он спокойно.

Мы изложили всё от начала и до конца. По пунктам: мои наблюдения за ООН на высотах, буферная зона, столкновение с БПЛА, потеря Махмуда, путь до Дамаска. Он не перебивал, но временами делал пометки в блокнот. На столе перед ним лежала тёмно-красная папка с номером 880, аккуратно подложенная под обычную служебную бумагу.

Когда мы закончили, Римаков поднял голову.

— Вы, товарищ корреспондент, в редакцию звонили. Надеюсь, рот держали на замке? — показал «советник» свою осведомлённость.

Готов ручаться, что содержание разговора он тоже знал.

— Так точно. Но редакция требует объяснений моего пребывания в Сирии. Потому вынужден просить вас организовать мне обратный рейс.

Римаков кивнул, будто это было ожидаемо.

— Всё будет улажено. Не волнуйтесь. Но мне нужен от вас ещё один репортаж в Сирии, — сказал Римаков и, повернувшись к Севе, добавил: — Ты свободен. Отдохни.

Сева встал, молча кивнул и вышел.

Римаков посмотрел на меня чуть дольше обычного.

— Базу на аэродроме Хальхалла, знаете? Я попрошу вас посетить базу и встретиться с одним человеком.