Я вышел из подвала. В лицо сразу ударил горячий ветер, в котором медленно кружили кусочки золы. Где-то прилетело так, что произошло возгорание. Над аэродромом висела дымовая завеса из копоти и гари. Пахло разлившимся по земле керосином.
В ушах всё ещё звенело. Передо мной пронеслись двое уже знакомых санитаров, таща раненого на брезентовых носилках. Окровавленный боец держал автомат, не бросая оружия, даже почти потеряв сознание.
Мохамед выскочил следом, окинул взглядом небо, затем землю, будто прикидывал, откуда ждать следующего удара. Мы на секунду встретились глазами. Я заметил в его взгляде азартный блеск. Низко пригнувшись, он побежал в сторону позиций, где стоял расчёт АГС.
Куда он собирался стрелять, мне было непонятно. Дальность стрельбы у станкового автоматического гранатомёта не более 1700 метров. На такой дальности артиллерию никто не размещает. Так что, непонятно, для чего сейчас задействуют АГС.
Были и другие мысли. Я понимал, что один из ударов пришёлся по подвалу с пленными. Не похоже на евреев. Они своих товарищей не бросают.
Ну а если удар преднамеренный, значит, работают явно по наводке. Мелькнула догадка, что кто-то напрямую направляет артиллерию ЦАХАЛ.
Возникло небольшое затишье. В это время в гарнитуре рядом стоящего бойца советского спецназа раздался громкий голос Сопина.
— На КП. Срочно! — громко сказал старший.
— Я за тобой, — хлопнул по плечу бойца и начал двигаться вдоль стены.
Через несколько метров мы быстро рванули на командный пункт, то и дело прячась за поворотами и стенами.
— Ещё один! — услышал я громкий крик сзади.
Очередной снаряд упал где-то рядом со зданием. Ухнул глухой удар, поднялась пыль, и с крыши старого ангара обрушился град обломков.
Кусок черепицы с визгом просвистел в воздухе и врезался точно в стену недалеко от меня.
— Везёт нам сегодня, — сплюнул боец, тяжело дышавший в паре шагов впереди меня.
Мы свернули за угол. Я не без удивления обнаружил, что вход на командный пункт был уже ограждён бетонными блоками, образующими нечто вроде заслона. Молодцы ребята, не теряют время даром. Так быстро аэродром удалось превратить в неплохо оборудованный узел обороны.
Я шагнул внутрь и словно попал в другую реальность, окунувшись в гул голосов, резких команд, шороха бумаги и потрескивания раций.
Сопин вёл радиообмен через ретранслятор. В небе уже несколько часов кружили наши самолёты, и через них передавалась информация на главный командный пункт. Радиостанция была подключена к блоку усиления, шнуры тянулись от ящика связи к полевой станции в углу. Сопин стоял с тангентой в руке, опершись о карту.
— Я Песок, докладываю, — спешно, но отчётливо говорил он. — Артналёт продолжается. Калибр до 152. Работают веером. Азимут от меня 260. Квадраты: С-7, С-8, А-2. Повторяю, работа веером. Потери уточняются. Повреждения на объектах подтверждены и критичны.
Один из бойцов передал ему записку. Сопин её начал читать, пока ретранслятор передавал предыдущую информацию. Как только он закончил, Игорь Геннадьевич продолжил говорить в тангенту.
— Есть движение противника. Малыми силами с юго-востока. Ориентир — окраина Цфата. Приняли?
Эфир замолчал. Потом из рации затрещало:
— 452-й, Песку. Информацию передали. Колонна пока идти не может. Приказ — держать оборону.
Сопин только мотнул головой.
— А что ещё делать-то, — тихо проговорил про себя Игорь Геннадьевич и достал пачку сигарет. — Все приказ слышали? Работаем.
В этот момент он увидел меня и подошёл ближе.
— Карелин, что с заложниками?
— Подвал накрыло. Возможно, кто-то выжил.
— Зачищают хвосты, суки, боятся светить, что у них воюют наёмники… и ведь знают, куда лупить!
Сопин мигом переключился и принялся раздавать приказы.
— Там ещё израильтяне. Или на них плевать руководству, как думаете? — спросил я.
Сопин опёрся на стол и сильно затянулся.
— Мне всё равно. Евреи, англичане, афроамериканцы… У меня за советских и сирийских бойцов душа болит. — Сопин сделал затяжку, выдохнул дым и затушил об руку сигарету. — Я могу понять сирийского солдата — он воюет за страну, которую атаковали. Мне несложно понять израильского бойца — у них зуб на палестинцев. Да и вообще, приказы нужно выполнять, а не обсуждать. Здесь тоже нет претензий. А к наёмникам, пришедшим убивать за деньги, у меня презрение. Если бы мне позволили, я бы их в плен не брал.
В штабе становилось всё душнее. Свет противно мигал, одна из ламп над головой дрожала, выхватывая резкими вспышками лица бойцов и офицеров, склонившихся над картами, бумагами и радиостанциями. Пыль сыпалась с потолка при каждом новом ударе, ложась на плечи, оседая в волосах и на бумагах. Но никто не обращал на это внимание.
— Пост наблюдения два — докладываю! — раздалось из радиостанции с хрипом. — Арта работает с юга, за деревней! Повторяю, за деревней. Визуально минимум три орудия. Калибр крупный!
Сопин резко повернулся к карте. Я подошёл ближе, взглянул через плечо.
— Вот… — пробормотал он. — Отсюда лупят, сволочи!
— И ещё одна батарея оттуда, где дорога уходит на восток, за старый карьер, — добавил другой офицер, указывая пальцем в карту.
— Район деревни Хацор, — прошептал Сопин себе под нос.
Местность, откуда работала артиллерия, я примерно знал. Видел, когда летели на вертолёте. До этих точек было километров десять, не меньше.
Сопин сжал губы в тонкую линию и передал координаты.
— Песок, 452-му. Уточняю, огонь ведётся из окрестностей Цфата и Хацора. По оценке — ствольная артиллерия. 155-й калибр.
Голос из рации ответил с задержкой.
— Принято.
Грохот снова потряс здание, сверху сыпануло больше обычного. Пыль будто сорвалась целым пластом. Сопин даже не прикрыл голову ладонями от пыли с каменной крошкой. Просто стряхнул её с лица и снова посмотрел на карту, словно пытаясь прожечь её взглядом.
— Песок, ответь 452-му!
Пока Игорь Геннадьевич вёл радиообмен через ретранслятор, я шагнул в соседнюю комнату, слабоосвещённую керосинкой. Стены здесь были сырые, где-то на полу капала вода, но никто на это не обращал внимания.
Сева лежал в углу на носилках из плащ-палатки и спал. Заснул крепко, лицо серое, под глазами синяки. Бинт потемнел от крови.
У дальней стены сидел Гриф, молча проверяя свой боекомплект. Гиря сидел у ящика с боекомплектом и сосредоточенно проверял магазины.
— Целый, Лёх? — спросил он, даже не поднимая головы.
— Я заговорённый, — усмехнулся я и присел рядом, положив блокнот на колени. — Что по плану?
— Скоро пойдут, — Гиря щёлкнул затвором, вставляя рожок. — Артой сначала отработать, потом будут зачищать. Надо их хорошенечко встретить.
Я никак не прокомментировал, но стало как-то суше во рту. В ближайшие часы жизнь каждого в аэродроме повиснет на волоске.
— Что с Севой? — спросил я.
— Спит, его медик обработал. Ему на вертолёт надо было сесть, он и так сдюжил больше, чем мог.
— Капитальный красавчик Сева! — хмыкнул Гриф.
Я перевёл взгляд на Грифа. Он не отрывался от автомата.
— Как ты?
— Нормально, — его голос был хриплым, как будто простуженным, но спокойным. — О! Слышишь?
Гриф поднял палец, и как только он сделал это, сразу же послышался гул.
— Птички полетели!
Через вентиляционные шахты пронёсся затяжной вой — звук пикирующего самолёта.
— Ложись! — крикнул кто-то.
Я уже был на полу, когда вдалеке рвануло. Потом ещё несколько раз. Стены в бункере дрогнули, и на меня снова сыпануло пылью из щелей между бетонными плитами.
— Прилетело! — донеслось снаружи. — По топливу попали!
Я выскочил в коридор, оттуда на выход из штаба. Навстречу хлынул удушливый жар и запах керосина, с примесью жжёной резины и копоти. У дальнего края аэродрома полыхало. Клубы густого, почти чернильного дыма вздымались в небо, скрывая горизонт. Один из топливозаправщиков уже пылал факелом, а второй, объяло языками пламени, и изнутри вырвался столб огня.
— Твою мать, — выдохнул Сопин, появившийся рядом.
Он сплюнул, не отрывая взгляда от огненной волны, расползшейся по земле. Пожар накрывал сектор стремительно. Пламенем затянуло половину стоянки, огонь охватывал припаркованные грузовики. Где-то рванул бак — и над взлётной полосой взметнулся новый столб огня, пусть и не такой мощный.
Рация на поясе одного из связистов затрещала.
— Внимание, внимание всем постам! Пехота противника начала движение! Повторяю — идёт атака! Район южного сектора, направление со стороны подъездной дороги! — голос был срывающийся, захлёбывающийся.
Сопин тут же развернулся. Схватил рацию.
— Песок-Третьему, Песок-Третьему! Что у вас?
— Противник в двухстах метрах! Лупим по ним из АГС и миномётов! Но они с флангов жмут, танки подтягивают!
— ПТРК на южном фланге в готовность! Связь держать!
— Есть! — отозвался один из бойцов и сорвался с места выполнять приказ.
Я наблюдал, как над аэродромом сгущается облако дыма и пыли. Сопин задумчиво смотрел туда же.
— Сейчас всё решится. Или мы выстоим, или хана… — процедил он.
Меня чуть не сбили с ног. Двое бойцов тянули на спинах ящики. Один был без бронежилета, в простой разгрузке и насквозь мокром камуфляже.
Я тоже решил не оставаться у штаба и отправился в самую гущу событий. Пошёл к главному КПП, стараясь идти вдоль стен и перепрыгивая через обломки. Основной обстрел артиллерии уже прекратился, но редкие снаряды ещё долетали.
Подбежав к укрытиям, я залёг и начал снимать. С холма, через пустырь, на нас шла пехота. Растянулась цепью, за спинами три танка. «Меркава», чёрт бы их побрал. Громоздкие танки медленно катились вперёд. Пехотинцы шли слаженно, пригибаясь и перебегая от укрытия к укрытию, прикрывая друг друга.
Башня одного из танков пришла в движение. Прогремел выстрел. Стена одного из складов впереди нас вздрогнула, осыпалась и частично обвалилась. Куски бетона посыпались на асфальт.
Я перевёл взгляд левее. Там за бетонными плитами стоял расчёт ПТРК, на котором работали сирийцы во главе с нашим командиром расчёта.
— Под башню. Жди… — процедил наш командир в каске, наводя пусковую трубу «Конкурса» на один из танков.
Танк начал замедляться. Башня повернулась в сторону одного из зданий. Сейчас будет ещё один выстрел.
И тут я перевёл камеру на расчёт ПТРК.
— Пуск! — рявкнул командир расчёта.
Момент был напряжённый, а пуск ракеты «Конкурса» я наблюдал будто в замедленной съёмке.
Передняя крышка транспортно-пускового контейнера открылась, освободив нажимную тягу пиропатрона.
Тут же произошло воспламенение вышибного заряда, и ракета вышла из пускового контейнера.
Ракета набрала нужную скорость, и в работу вступил маршевый двигатель. Она мчалась по траектории, оставляя дымный след. Я прижал плечо к стене и следил за происходящим, не опуская камеру.
Через несколько секунд произошёл взрыв. Попадание было прямо в башню. Вскинулся дым, танк замер и из него начали выбегать члены экипажа.
Второй расчёт уже готовился. Навели, подали сигнал, и ещё одна ракета, взяв чуть пониже траекторию, снова попала в цель. Башню повело в сторону. Из люка сверху кто-то попытался вылезти, но был охвачен огнём.
Пехота замерла. Потом кто-то закричал, подняв руку. Наступление начало захлёбываться.
Справа рвануло. Бронемашина, та, что шла следом, наехала на мину. Солдат, что были рядом, раскидало, как тряпки.
— Хрен вам, а не аэродром! — сказал командир расчёта ПТРК.
Солдаты противника пригнулись, попытались отступить ползком и короткими перебежками.
Пробиться вражеской пехоте не удалось, попытки прорыва прекратились. Вместо этого, как по взмаху волшебной палочки, начался новый обстрел. Где-то на горизонте начало ухать, и спустя несколько секунд волна прилетела, накрыла аэродром.
Бетон снова завибрировал под ногами. Я пригнулся, пробегая вдоль ангара, и снова метнулся в укрытие штаба. Солнце уже клонилось к горизонту. Сквозь дым и гарь пробивался оранжевый свет — будто и не солнце вовсе, а сигнальная ракета, зависшая в небе.
В коридоре, у сломанной двери, я увидел одного из связистов. Он сидел прислонившись к стене, нога вытянута, штанина насквозь в крови, на лбу тоже кровь.
— Эй! — я шагнул ближе. — Ты как? Давай врача позову.
— У меня канал с миномётами. Если уйду — обрежется, — он покачал головой.
Я хотел помочь, но он уже переключал частоту.
Сопин стоял у карты и вставлял в магазин пистолета патроны.
Вернулся и Сардар, сириец докладывал Сопину об остановке. На полу в углу сидел связист и повторял координаты, передаваемые с постов наблюдения.
— Два здания сровняли с землёй, — говорил Сардар. — Есть погибшие. Сейчас всего несколько ребят, но если обстрел продолжится, будет больше…
— До ночи осталось меньше часа. Они попробуют снова. Либо зайдут в темноте, либо попытаются нас вымотать. Надо выстоять до утра. Будем надеяться, что наши успеют придти.
Он замолчал. За его спиной по стене мелькнул огненный блик — очередной взрыв где-то снаружи подсветил помещение. Все взгляды поднялись к потолку, будто ожидая, что тот вот-вот рухнет.
— Проверить запасы. Перераспределить боекомплект. Пусть у каждой огневой точки будет резерв, — бросил Сопин. — И готовьте дежурные смены. Спать будем по очереди… Если будем.
Обстрел не прекращался. Он стал ритмичным, давящим, почти музыкальным — с мрачной мелодией.
Я подошёл к карте и решил вставить свои «пять копеек», исходя из наблюдений с диспетчерской вышки и той техники, что я видел в ангаре.
Вертолёты на аэродроме уже были разрушены, а вот несколько машин с миномётами — вполне на ходу. Я на это надеялся.
— Игорь Геннадьевич, там лесопосадка рядом с деревней. По прямой километров 7–8. С севера прикрыта сопками. Если скрытно выдвинуть миномёты, можно отработать по батарее 155 калибра, — сказал я.
— Щас бы их авиацией накрыть. Много бы проблем решило, — продолжал перебирать патроны Сопин.
— Но у нас есть только миномёты, — предложил я.
Сопин посмотрел вопросительно на меня.
— Ты их сам потащишь туда? Лёша, ты парень крепкий, но не Юрий Власов, — улыбнулся он.
Не теряет чувства юмора командир.
— Вы не поняли. Я в ангаре тут видел кое-что. Старые «Шерманы» с установленными миномётами 160-го калибра. Думаю, есть и чем стрелять.
Игорь Геннадьевич почесал подбородок.
— Эффективная дальность 10 километров у этой штуки.
— 9600, если быть точным, — ответил я.
— Может сработать. Раз предложил, значит, возглавишь процессию.
— Ну а что… Нам всё равно уже нечего терять. Да и обзор хороший, если на дерево залезть, — улыбнувшись, ответил я.