Сердце забилось в груди с бешеной скоростью, а всё вокруг будто замерло. Дыхание замедлилось. Имад держал меня на прицеле и мог в любой момент произвести выстрел.
Гиря тоже не растерялся и своевременно успел наставить пистолет на Радвана. Всё же без оружия, Кирилл решил из дома не выходить, прихватил с собой «Беретту» М71.
Мы коротко переглянулись. Буквально одно мгновение, чтобы Гиря понял — работаем в команде.
— Успокойся. Тебе же нужна плёнка? — сказал я, выставив левую ладонь впереди себя. — Бери! Гиря, пусть он подойдёт.
В правой руке я сжимал фотоаппарат.
— Оружие на землю, иначе я его убью! — прошипел сквозь зубы Имад и сплюнул.
Я едва заметно кивнул, и Гиря начал опускать ствол.
— Спокойно, не стреляй, я кладу пистолет…
Он медленно наклонился, чтобы положить пистолет на землю. На долю мгновения внимания араба полностью сфокусировалось на Гире. Я сделал небольшой шаг вперёд, сокращая дистанцию между мной и Радваном.
— Плёнку. Живо, — произнёс Имад, переключая внимание на меня.
Было видно, что Гиря еле стоял на ногах из-за ранения в плечо. Он сделал один шаг назад, второй…
— Сейчас! — выпалил я.
Гиря резко сорвавшись с места, кинулся на Радвана. Откуда только силы взялись…
Будто в замедленной съёмке я наблюдал, как араб переводит ствол на Кирилла.
Гиря тут же отбил ствол автомата в сторону, но произошёл выстрел. Времени терять нельзя.
— На!
Единственного шажка хватило, чтобы объектив фотоаппарата достал до его виска.
Я почувствовал, как на лицо попали брызги тёплой крови. Даже в общем звуковом фоне перестрелки и громких криков, я услышал, как что-то хрустнуло.
Боевик рухнул, как подкошенный, а кровь медленно стала растекаться под ним.
— Не жилец, — сказал Гиря, испытывая облегчение и поднимая пистолет. — Он тут точно не был один. Уходим и побыстрее.
— Согласен, — поднял я автомат Радвана и подхватил под здоровую руку Кирилла.
Спотыкаясь и уходя от мест перестрелок, мы продолжили пробираться к нашей машине. Уйдя на достаточное расстояние, залегли на первом этаже одного из зданий.
— Ты как? — спросил я, осматривая рану Гири.
Крови он уже потерял достаточно.
— Жить буду. За улицей следи, — ответил Гиря, скривившись от боли.
Я помог Кириллу разорвать ткань в месте ранения и сел у окна, наблюдая за улицей. С соседних домов велась перестрелка. Боевики враждующих группировок быстрыми перебежками преодолевали улицу, стараясь не попасть под огонь противника.
— А ты молодец, Лёха! Не зря фотоаппарат взял, — улыбнулся Кирилл, зажимая рану.
— Знал же, что пригодится, — ответил я, взглянув на Гирю. — Надо было его пристрелить ещё для надёжности.
— Зря переживаешь. Ты ему в висок пробил. После такого либо инвалид, либо труп.
Рукав футболки Кирилла был весь в крови. Капли пота стекали по его лицу, капая на бронежилет. Руку он перетянул, но с каждой минутой становился бледнее.
— Пора идти. Нам ещё один квартал, — сказал я, подойдя к Кириллу.
Он протянул мне здоровую руку. Взявшись за неё, я повернулся к окну. Снаружи послышался крик, и началась стрельба. Пули попадали в стену, отделявшую нас от улицы.
Через двадцать минут наступило затишье. Я подошёл к выходу, чтобы оценить обстановку.
— Можно, — позвал я Кирилла и мы выбежали из здания.
Перемещались быстро, прижимаясь к зданиям и скрываясь за грудами обломков. В конце улицы уже был виден наш жёлтый «Жук». Совсем немного и мы рванём из эпицентра боёв. Но район нас просто так не мог отпустить.
Впереди я увидел, как на другой стороне улицы появились четверо вооружённых боевиков. Те самые, что несколько минут назад нас обстреляли.
— Пригнись, — громко сказал я, и первым открыл огонь.
Первой же очередью убил двоих, но двое спрятались в здании. Тут же дёрнул Кирилла в сторону, и мы скрылись за очередным валуном. Начался беспорядочный огонь.
— Вперёд не пройдём. Есть идеи? — произнёс Гиря, скатываясь по камням вниз.
— Ждём, — ответил я, отстегнув магазин.
Патроны ещё были, но мало.
Но в этот раз «взорванный рай» Западного Бейрута сыграл за нас.
Стрелявшие в нас боевики попали под обстрел из окон верхних этажей. Появился шанс переместиться дальше.
— Сюда! — потянул за собой Кирилла, и мы укрылись за покорёженной машиной.
Стрельба не прекращалась. Крики с обеих сторон усиливались. Пыль, жара и запах горячего металла с примесью крови уже стали нормой.
— И не знаешь, в кого стрелять, — громко сказал Гиря, прижимаясь к камням.
На улицу выехал очередной пикап. На этот раз «Симург». В кузове был крупнокалиберный пулемёт, который и начал стрелять по зданию, из которого по нам вели огонь. Обломки стены долетали до нас. Голову было не поднять.
Спустя минуту я выглянул, чтобы оценить обстановку. В здание напротив уже не сопротивлялось.
Но тут из переулка выскочил боец в арафатке и с РПГ на плече. Он вскинул ручной гранатомёт, целясь в автомобиль за нами.
— Ложись! — крикнул я, схватив Гирю за край бронежилета, и прижал его к земле.
Прозвучал выстрел. Реактивный снаряд пронёсся в нескольких метрах над нами. Будто на медленной перемотке я увидел, как он врезался в машину. Её откинуло вбок, а сам пикап объяло огнём.
— Двигаемся, — подхватил я Кирилла, и мы рванули дальше по улице.
Выстрелы ещё звучали за спиной, но мы всё быстрее и быстрее отдалялись от эпицентра боёв.
Подбежав к машине, я помог Кириллу занять место пассажира, а сам сел за руль.
Гиря, стиснул зубы от боли.
— Ты как?
— Прорвёмся, — ответил мне Кирилл.
Я завёл машину и дал газу. Жёлтый «Жук» сорвался с места, унося нас в сторону корпункта. Через пять минут мы были уже далеко. Проезжая по одному из благополучных районов Бейрута, начинаешь путаться в реальностях.
В нескольких кварталах отсюда люди друг друга на части рвут. А здесь и магазины с красивыми вывесками, и мясом приятно пахнет, и хлеб свежий пекут. И никого из жителей не беспокоят сирены и выстрелы, доносящиеся до них.
— Сколько ещё? — спросил Гиря, откидывая голову на сиденье.
— Минут десять. Терпи.
— Да я уже не знаю, что меня больше беспокоит, — усмехнулся Гиря сквозь стиснутые зубы. — Ссать хочу…
— Лучше помолчи. Силы береги.
Мы остановились на одном из перекрёстков. Гиря смотрел в окно, отстранённым взглядом рассматривая Бейрутский морской порт. Пока не загорелся на светофоре зелёный свет, я размышлял об увиденном сегодня.
Разрушения, кровь, трупы людей… Согласен, что гражданская война — страшная вещь. Брат идёт на брата, сын на отца и наоборот. И уже никто не помнит, кто первым выстрелил…
Но здесь другое. Слишком много криминальных элементов запустили свои щупальцы в умирающую «ближневосточную Швейцарию», как называли раньше Ливан.
В прошлой жизни я боролся с такими же отбросами и бандитами в Сирийской Арабской республике. Нельзя, чтобы эта террористическая зараза расползалась.
На светофоре загорелся зелёный, и мы поехали дальше.
— Неплохо стреляешь. Ты где служил? — спросил у меня Гиря.
— В армии, — коротко ответил я, словами одного из киногероев.
— Шутник. Иваныч говорил, что в Афганистане был?
Я попытался быстро вспомнить, где Карелин служил «за речкой». Оказалось, что не просто «в штабе писарем».
— Сначала 185-й мотострелковый полк, который был переименован в 77-ю бригаду. Дембельнулся из Джелалабада.
— Бывал там. Оазис! — мечтательно произнёс Кирилл.
Спустя пять минут я затормозил у подъезда. Заглушил двигатель и повернулся к Гире.
— Кирилл? — потеребил я его.
Гиря не ответил, только что-то несвязное пробормотал.
— Сумеешь идти?
Он медленно кивнул и попробовал сам открыть дверь. Его лицо нервно вздрагивало, как будто по телу пускали электрический разряд.
Я вылез из машины и огляделся. Преследования за нами не было, но и помощи от Виталия Казанова тоже.
Микроавтобус, на котором Виталий и его подчинённые приехали, отсутствовал.
— Они могли покинуть корпункт? — спросил я.
— Должны были, — прошептал Гиря.
— Опирайся на меня. Ты сам сможешь дойти? — спросил я.
Гиря не ответил, а только моргнул, подтверждая готовность.
Автомат я оставил в машине, но взял пистолет у Кирилла. Интересное ощущение, когда вместо отечественного образца огнестрельного оружия, у тебя столь любимый МОССАДом пистолет.
Я подхватил Гирю под локоть, стараясь не задеть рану. Оглядевшись напоследок, закрыл автомобиль и потянул Кирилла в подъезд.
Он тяжело дышал, шёл с трудом и каждый десяток шагов просил остановиться, чтобы перевести дыхание.
— Голова кружится…
— Терпи!
В подъезде воняло подгоревшей проводкой — я смутно припомнил, что накануне у соседей сгорела проводка.
На первой ступени Гиря споткнулся, на седьмой остановился, упёрся лбом в стену и хрипло задышал ртом.
— Пойдём, — процедил я. — Немного осталось.
Получив утвердительный кивок, я подхватил Кирилла крепче и потащил за собой. Оставалось два пролёта, но каждые несколько ступеней Гиря останавливался, чтобы перевести дух.
Во время очередной остановки я заметил жестяную банку на подоконнике между этажами. Внутри лежали два окурка.
Соседями у Карелина были старики. Курящих не было.
— Подожди здесь, — шепнул я.
— А чего, устал тащить? — Гиря попытался усмехнуться, но получилось плохо. — Эх, худеть надо было…
Я приготовил пистолет. Возможно, нас накрыли здесь.
Кирилл открыл рот, будто хотел что-то сказать, но я приложил ладонь к его губам и качнул головой.
— У нас могут быть гости, — прошептал я.
Гиря понял без разъяснений. Я перехватил его под плечо и потянул вниз, на пол-этажа ниже, где ступени уходили в полумрак. Усадил Гирю под лестницей, где стояли мешки с цементом и старая банка из-под краски.
— Сиди тихо, — сказал я, прижимаясь к стене и прислушиваясь.
Наверху скрипнула дверь, и кто-то вышел из моей квартиры. Через пару секунд раздался щелчок зажигалки, и в подъезде запахло табачным дымом.
Кто-то спустился на пару ступеней, задержался и посмотрел вниз, где на бетоне вился алый след крови. Незнакомец замер и начал переносить руку к поясу.
Я не стал медлить и, сделав несколько бесшумных шагов, приставил ствол пистолета к затылку гостя.
— Кто такой?
Он не дёрнулся и даже не вздрогнул. Только спокойно затянулся, как будто дуло у затылка для него не в новинку. Сигарета осталась в зубах. Дым пошёл вверх ровной струёй.
Полсекунды тишины.
— Свои, Карелин — сказал он глухо.
Голос этого человека я уже слышал ранее. Это был один из бойцов Казанова.
Я ничего не ответил, и молча убрал пистолет от его затылка.
Боковым зрением увидел, как из моей квартиры вышел ещё один боец. Автомат болтался у его бедра, чуть позвякивая кольцом ремня. Негромко, но в тишине звук был слышен отчётливо.
Я сделал шаг назад. Боец затянулся напоследок, будто ничего не произошло, и только тогда медленно повернулся. Взглянул прямо мне в глаза и затянулся в последний раз, бросив окурок в жестяную банку. Коротко улыбнулся, пожав плечами.
— Нехорошо получилось, да?
— Харе болтать. Гиря ранен. Лучше помоги, — бросил я, убирая оружие.
Вместе мы подняли раненого, стараясь не беспокоить рану. Гиря едва держался на ногах.
— Хвост? — спросил коротко боец, выглянувший из квартиры, но не резко.
— Следа не оставили.
Казанов встретил нас и подхватил Гирю под ноги вместе с подчинённым.
— Плёнка не засвечена? — спросил Виталий.
— Посмотрим.
Мы оказались в узкой кухне. Гирю дотащили, опустили на кушетку у стены, под картой Бейрута, приколотой кнопками.
— Больно… ай… — зашипел Гиря, сцепив пальцы на ране.
Его лицо было бледным. Солнце било в окно, выхватывая из тени чёрно-красные пятна на его одежде.
На кухне появился ещё один боец, видимо отлучавшийся в санузел. При виде раненого он выругался сквозь зубы.
— Живее! Обработай рану, — приказал Казанов.
Боец кивнул, присел рядом с Гирей и достал из нагрудного кармана индивидуальный перевязочный пакет. Аккуратно разорвал герметичную упаковку, извлёк стерильный бинт с ватно-марлевыми подушечками и безопасной булавкой. Смочил одну из подушечек антисептиком, обработал края раны, затем произвёл тампонаду и наложил повязку, закрепив её бинтом и булавкой.
Гиря стиснув зубы шипел, но не дёргался. Его пальцы побелели, сжимая кушетку, но он не стонал.
— Жить будешь, — заверил боец. — Но в госпиталь надо.
— Вас одного нельзя оставлять. Всё время вляпываетесь, товарищ Карелин, — хмыкнул Казанов.
— Так у вас скучно, товарищ Казанов. Только сигареты и дисциплина, — подмигнул я.
Виталий усмехнулся краями губ, покачал головой, но спорить не стал.
Я сделал несколько шагов к ванной, но меня остановил Виталий.
— Пойду с вами проявлять. Хочу как можно быстрее увидеть фотографии, — сказал Казанов и первым вошёл в ванную.
Пол здесь был мокрый. Стены покрыты трещинами. Пахло сыростью и пленкой.
Ванная была тесной. За старой занавеской, когда-то прикрывавшей душ, стояли бачки, лотки и сушильные шнуры.
На стене висела старая красная лампа. Я не включил ее сразу, пленка не прощает света.
— У тебя тут целая лаборатория, — Казанов провел взглядом по комнате, вскинул бровь.
Я не ответил. Все-таки не я это собирал, но теперь это мое. Выключив свет, я захлопнул за нами дверь. Пространство сразу сузилось
В полной темноте я аккуратно достал плёнку из металлической кассеты. Делал все, как учили еще в школьных фотокружках. Плёнка двигалась с легким шорохом, выходя из катушки.
Казанов стоял в углу, как в блиндаже — не шумел и не двигался.
По памяти я нащупал конец плёнки, вышедший из кассеты. Спираль уже ждала в бачке. Плёнка должна лечь виток к витку, без слипания.
Я вставил край, почувствовав, как она зацепилась, и начал медленно крутить, без рывков. Плёнка пошла послушно. Пальцы вели её вслепую, шаг за шагом. Главное — сейчас не коснуться эмульсии. Ошибка здесь стоила каждого кадра.
Когда спираль легла как надо, я закрыл бачок и только тогда включил красный свет.
Комната наполнилась мягким светом, приглушённым, ровным. Всё стало как в старом фотокружке с запахом, треском таймера и с каплями на краях ванны. На секунду я поймал взгляд Казанова, тот смотрел с любопытством.
— У меня дядя так печатал. Ванну отнимал под вечер. Я тогда пацаном был…
Я проверил температуру старым спиртовым термометром с потемневшей, но точной шкалой. Влил в бачок раствор и завел с тугим щелчком старый механический таймер.
Потом слил проявитель и пустил тонкую струю воды. Промывка — шаг обязательный. Без неё кадры сохранятся ненадолго.
Закончив, я залил фиксаж.
Казанов чуть кивнул и прокомментировал:
— Вот это я помню. Какой же был запах…
Он говорил негромко, не мешая процессу.
Через десять минут я сделал вторую промывку, убирая химию. Снял крышку и осторожно за края достал плёнку.
Кадры проступили. Я повесил плёнку на шнур, щёлкая прищепками, и она начала медленно покачиваться, как маятник.
Казанов подошёл ближе и внимательно посмотрел на плёнку.
— Там что-то есть? — спросил он наконец.
— Есть, но пока ничего не понятно. Подождём. Сухой кадр не соврёт.
Когда плёнка чуть подсохла, я выбрал нужный кадр. Контрастность была отличная, Зернистость была на высоте. Вставил в фотоувеличитель, выставил масштаб.
Казанов стоял всё так же тихо, будто опасался, что его догадки станут реальностью.
Положил бумагу на столик фотоувеличителя, щелкнул лампой фотоувеличителя, отсчитал несколько секунд экспозиции. Выключил фотоувеличитель и в красном свете стал обмакивать фотобумагу в ванночке с проявителем. На снимке медленно начали выплывать очертания. Главное не передержать. Я дождался когда очертания станут реалистичными и чёткими, быстро вынул пинцетом фотокарточку. Промыл в ванночке с водой и опустил в ванночку с фиксажем. Осталось подождать, а затем промыть и высушить на глянцевателе.
— Готово, — сказал я не оборачиваясь.
Казанов подошёл почти вплотную, взглянул… и застыл. Лицо у него не просто изменилось, оно стало другим.
— С-сука…