Военкор

Глава 5

В коридоре стояла небольшая сумка с вещами. Самира ушла в комнату. Пока я продолжал рассматривать фотографии и названия книг, появился мальчик, держащий в руках плюшевого Чебурашку с потёртыми ушами. Игрушка явно была любимой. Возможно, подаренной кем-то из советских специалистов.

— Привет, Амир! Как делишки? — спросил я на арабском, но мальчик промолчал.

Он чуть сильнее прижал к себе игрушку и не сводил с меня глаз.

— Не бойся. Меня зовут Лёша, — присел я перед ним на корточки и протянул руку.

Амир несколько секунд думал, а потом медленно пожал её.

— Приятно познакомится. А как зовут твоего друга? — указал я на игрушку.

— Чебурашка, — по слогам произнёс Амир.

Вот уж кого, а нашего легендарного «ушастика» знают во всём мире. По мне так он приятнее американского Микки.

Самира вернулась из комнаты с небольшой сумкой.

— Это всё? — спросил я.

— Да. Мы налегке, — подтвердила Самира.

По-русски она говорила хорошо, скорее всего училась в Советском Союзе и теперь вернулась на Родину.

— Амир, иди попрощайся с бабулей, — отправила Самира мальчика к бабушке, которая сидела во дворе.

Ребёнок выбежал, а женщина зашептала молитву на арабском. Как только она закончила, я решил у неё спросить про бабушку.

— Она не поедет с вами? — спросил я, кивнув в сторону двора.

Самира покачала головой, прикусив губу. Амир и бабуля сидели на лавке и разглядывали Чебурашку. Бабушка улыбалась, пытаясь не показывать грусть.

— Нет. Это её дом. Она здесь родилась, здесь прошла вся её жизнь. У неё здесь воспоминания… Она говорит, что не хочет быть обузой и не знает, что её ждёт в другом месте.

Я знал, что значит для многих пожилых людей дом. Это часть самого себя. Покинуть его, значит, эту часть потерять.

К моменту когда я с Самирой и её сыном вышли из дома, бабушка сняла с верёвки высохшую одежду и сложила в стопку. При нас положила стопку с бельём на белую простыню, связала края узлом и отдала Самире.

Женщина склонилась, поцеловала руку бабушки, которая ничего не сказала, лишь кивнула едва заметно и села обратно, потупив взгляд.

Я помог семье сесть в машину, и мы выехали в сторону порта. Напоследок взглянул на бабушку через левое зеркало и встретился с ней взглядом. Никогда не избегаю прямого взгляда, но сейчас я отвернулся. Её глаза блестели от наполнивших их слёз. Она знала, что увидит внука нескоро, а может, даже больше не увидит никогда.

Дорога до порта заняла меньше получаса.

В салоне висела тишина, разбавляемая урчанием старого мотора. Я не спешил нарушать молчание, Самира заговорила первой.

— А вы хорошо говорите по-нашему.

— Не то чтобы хорошо, но немного понимаю, — я на секунду поймал её взгляд в зеркале заднего обзора. — Вы неплохо владеете русским языком.

— Я училась в Москве. Университете дружбы народов. У нас было немного девочек из Сирии, Иордании… Из Ливана я одна. В общежитии поначалу было тяжело, но мне помогли освоиться.

— Понравилось?

— Да. Там было… спокойно.

Она замолчала, глядя в окно. Я больше ничего не спрашивал. Хотя должен был, моя задача — снять об этих людях репортаж. Но чёрт возьми, я понятия не имею, как это делать.

Мы свернули на улицу, ведущую к порту. Уже на подъезде чувствовалось напряжение. Ворота на въезде охраняли солдаты с автоматами. Один из них поднял руку, останавливая мой «Жук». Он обошёл автомобиль, пристально вгляделся в лица.

— Документы, — пробасил он на арабском.

Я подал удостоверение, потом показал папку с бумагами на семью. Теми самыми, что Казанов вручил мне накануне. Солдат взял, раскрыл, пробежал глазами по строкам. После перевёл взгляд на Самиру.

— Это ваш ребёнок? — спросил он у женщины.

— Да, — ответила она по-арабски. — Мы в списке на эвакуацию от Советов.

Он ещё раз сверился с листком, затем кивнул напарнику.

— Откройте багажник, — обратился он уже ко мне.

Я молча потянулся к ручке. Из машины не выходил. Пока один солдат стоял у багажника, второй обходил «Жук», держа в руках палку с зеркалом. Он осматривал днище на предмет взрывчатки.

— Проверка у вас серьёзная, — сказал я, выйдя из машины.

— Сами видите, что происходит на улицах в «зелёной зоне», — ответил солдат, поправив кепку и ремень автомата.

Я открыл багажник, и он быстро посмотрел на сумку.

— Много людей эвакуируется. Возможны теракты. Так, что будьте внимательны, — сказал солдат и показал мне закрывать.

— А были инциденты? — спросил я, хлопнув крышкой багажника.

Начинаю уже разговаривать как корреспондент. Всё хочу узнать и записать.

Солдат показал на стену рядом с КПП. Она была прострелена в нескольких местах, а рядом с ней забор и вовсе был с большим чёрным следом от взрыва.

Ещё дальше — стена забора с большой надписью «Свободный Левант». Рядом один из девизов этой группировки: «жизнь за свободу священного Леванта».

Вообще, эти террористы мыслят крайне масштабно. Если даже представить, что они хотят освободить весь Левант непонятно отчего, то им придётся воевать в нескольких странах. Ливан, Сирия, Палестина, Израиль — вот неполный список государств, расположенных на этой исторической территории.

— В самом порту ещё не было. И не хотелось бы. Проезжайте, — ответил солдат и вернул мне документы.

Мы заехали в порт. Внутри было полно как военных, так и гражданских лиц. Портовый персонал сновал вокруг грузовых кранов и контейнеров, уворачиваясь от армейских внедорожников и машин с флагами международных миссий ООН и Красного Полумесяца.

Советские машины стояли чуть в стороне. Вокруг них толпились наши специалисты с блокнотами и радиостанциями. Знал я таких. Они и дипломаты, и логисты, и охрана в одном лице. Именно такие спецы координировали эвакуацию.

Бейрутский порт был не просто выходом к морю. Он был единственной артерией, по которой можно вывести раненых, спасти женщин и детей, вытащить тех, кто оказался не в том квартале и не в тот час.

Самолёт посылать накладно, да и не всех он сможет взять сразу. Корабль предпочтительней.

Мне нужно было оставить автомобиль, поэтому я подошёл к одному из советских специалистов и коротко объяснил ситуацию. Он как раз работал в посольстве.

— «Жук»? Редкая машина даже для Ливана.

— Так что думаешь? В долгу не останусь. А то от редакции влетит, если хоть царапина будет.

— Не будет. Подержим рядом с посольством. Надеюсь, не угонят, — улыбнулся посольский работник.

— Спасибо, — поблагодарил я и отдал ключи.

Хорошо, что он не стал задавать лишних вопросов.

Закончив, я посмотрел на Самиру, она смотрела на порт с надеждой и всё понимала.

— Пойдёмте, — негромко позвал я девушку и ребёнка.

Мы свернули вглубь порта, где стояли суда под советским флагом. Наш корабль ждал у причала № 4.

На кормовом флагштоке красиво развевался флаг Советского Союза, а на сером борту красовалась надпись, нанесённая белой краской: «Капитан Мещеряков». Это было судно Министерства морского флота СССР.

Людей вокруг было настолько много, что я бы не взялся говорить точное число. Здесь присутствовали как советские граждане, так и граждане Ливана, учившиеся в СССР, а также члены семей русских специалистов.

Преимущественно это были женщины с детьми. Мужчин почти не было. Только редкие сопровождающие в лице врачей, сотрудников дипмиссий или охранников.

Я показал документы советскому офицеру у трапа. Он взял и тут же передал человеку в панаме с рацией, что-то коротко шепнув тому на ухо. Второй офицер сверился с длинным списком.

— Надим Самира и Амир… вы? — он посмотрел на меня.

— Карелин Алексей Владимирович. Аккредитованный корреспондент газеты «Правда».

Я показал удостоверение и получил утвердительный кивок в ответ.

— Идите дальше. Там вас ещё раз проверят. Удачи! — сказал офицер, и мы продвинулись вперёд в очереди.

Процесс посадки шёл медленно. У подножия трапа собралось десятка два человек. Одна тучная женщина тщетно пыталась занести на борт чемодан, который был почти размером с неё. Я поднял чемодан и отнёс его ближе к трапу. Женщина только кивнула, опустив глаза, и её губы шевельнулись в беззвучном «спасибо». У трапа ей уже помогли советские моряки в белых рубашках с тёмными погонами.

Два фельдшера проверяли состояние прибывших. Проверяли не просто так. На фоне стресса и недоедания у некоторых детей поднялась температура. Так называемая стрессовая лихорадка.

Фамилии выкрикивали с бумажных списков. Иногда кто-то не отзывался, и офицер ставил пометку. Двое не прошли, у них не оказалось нужной визы или бумаги, подтверждающей их личность. Обоих увели в сторону.

Видел я и капитана корабля. Он стоял у поручня на верхней палубе, держа бинокль.

Уже у трапа нас остановил администратор пассажирской службы. После очередной проверки документов он спросил, почему у нас такой смешанный состав. Я показал своё удостоверение.

Администратор глянул, сверился со списком и задержал взгляд на мне.

— А чего с женщинами, а не с мужиками идёте, товарищ Карелин?

— По заданию. Редакция просила снять материал об эвакуации, — ответил я, показывая на «Зенит». — Самира — герой моей статьи.

— Ишь ты, с бабой, да с фотоаппаратом. Тоже служба… — тихо хмыкнул кто-то сбоку.

Я повернулся в сторону старшего бортпроводника и сурово посмотрел на него. Он осёкся и отвернулся.

— В чём дело? Что за задержка? — спустился к нам по трапу один из членов команды.

Думаю, что это один из помощников капитана. Он взял документы и начал слушать объяснение администратора.

— Да странно. Она и ребёнок — не наши, а он — наш. И документы в порядке…

— Тогда в чём проблема, если в порядке. Вы из газеты «Правда», Алексея Владимирович? Я помощник капитана по пассажирской части.

— Верно. У меня задание редакции осветить эвакуацию советских граждан. В частности, взять интервью у госпожи Надим и её сына.

Помощник капитана кивнул и протянул мне документы.

— Я в курсе вашей работы. Проходите, — ответил он и пропустил на трап.

Администратор назвал номера наших кают, и мы начали подниматься по трапу.

— А ты чего здесь? Где ты должен быть? — услышал я, как помощник капитана высказывает старшему бортпроводнику.

— При посадке и высадке пассажиров находиться на месте, указанном в расписании, — расстроено тот ответил ему.

— Вот и шуруй!

Женщин с детьми пропускали группами по шесть-восемь человек. В основном шли налегке, с небольшими сумками в руках, усталые и молчаливые. Почти все с детьми. На меня поглядывали с любопытством, внимание привлекала фотокамера.

Я достал «Зенит» и сделал пару кадров — как поднялась Самира, как Амир держал её за подол.

В объектив попадали и другие лица. Я сфотографировал девочку с пластмассовой куклой, женщину с грудным ребёнком и совершенно растерянного старика, прижимавшего к груди портфель в мужской половине.

На палубе отдавали последние команды, швартовщики держали канаты.

Мы прошли к каютам через узкий коридор с линолеумом. Стены здесь были выкрашены под светло-бежевую эмаль. Вдоль тянулись металлические двери кают, пронумерованные чёрной краской.

— Это сюда. А вам, товарищ Карелин, прямо по коридору. Пятая дверь по левой стороне, — показал нам один из бортпроводников, где наши каюты.

— Спасибо, — ответил я.

Мы вошли в каюту Самиры и Амира. Внутри были два узких спальных места, на которых лежали сложенные полотенца. Тут же столик, на стене закреплён светильник с матовым плафоном и над койками спасательные жилеты в пластиковых креплениях.

— Располагайтесь. Моя каюта в другом месте…

— Вы нас оставите? — спросила Самира, испуганно взглянув на меня.

— Мне выделили другую каюту. В Латакию плыть недолго, так что скоро увидимся. Я буду рядом.

— Не подумайте ничего плохого, но не могли бы вы остаться с нами. Мне будет спокойнее.

Я немного опешил от просьбы. Мне просто поручили их сопроводить. Не хватало потом участвовать в семейных разборках и объясняться с мужем Самиры, что это я делал в каюте с его женой.

Амир отпустил подол одежды Самиры и подошёл ко мне, взяв за руку. Мальчишка потянул меня к одному из спальных мест и начал усаживать.

— Хорошо. Присядем тогда.

Самира села ближе к иллюминатору и пока мы размещались, всё время смотрела в сторону берега.

Корабль дёрнулся с характерным вибрационным толчком от винтов и медленно начал отходить от причала. Самира прижала ладонь к стеклу. Глаза блестели, но она не плакала. Это был бы просто отличный снимок, но мне не захотелось лезть в личное пространство этой, без сомнения, волевой девушки.

Я так и не поднял «Зенит».

Амир, свернулся калачиком и уткнувшись в Чебурашку сразу уснул.

— Он на службе? — вдруг тихо спросила Самира, почти шёпотом.

Я понял, что Самира спрашивает о муже. Кроме того, что его зовут Камаль, мне ничего не известно.

— Вы о Камале? — всё же уточнил я.

Она медленно кивнула.

— Да. Сейчас сложная обстановка.

— Он уже несколько дней не выходил на связь. Я ждала до последнего, что он даст о себе знать. Перед уходом он сказал, что о нас позаботятся «руси мусташар», если у него не выйдет.

Так обычно называли советских советников в Сирии и Египте.

— А что он хотел сделать?

Самира выдохнула и продолжила.

— Он давно говорил, что думает над предложением людей из «Свободного Леванта». Они предлагали ему вступить в свои ряды.

Возможно, муж Самиры решение принял о вступлении. И именно Камаль и был информатором Казанова.

Самира что-то хотела сказать, но не успела.

За бортом в этот момент начались короткие очереди. Сначала будто хлопки, а потом раскаты, от которых вздрогнул даже пол под ногами.

Мальчик тотчас проснулся. Я вскочил на ноги, понимая, что стреляют из крупнокалиберного орудия.

Команда корабля отреагировала оперативно. Громкоговоритель хрипнул, и по кораблю разнёсся голос капитана.

— Всем оставаться в каютах! Без паники. Повторяю, всем оставаться в каютах!

Самира вздрогнула, сильнее прижала к себе сына. Амир вцепился в её руку и уставился на дверь, будто ждал, что за ней что-то произойдёт.

— Это обычное предупреждение, — сказал я, пытаясь успокоить мать ребёнка. — Всё под контролем.

Я опустился на корточки, чтобы быть на уровне Амира.

— Ты с мамой. Всё нормально. Сейчас схожу, посмотрю и вернусь, — подмигнул я мальчику и протянул конфету.

Мальчик взял карамель и молча кивнул, а я перевёл взгляд на Самиру.

— Не выходите.

Она тоже кивнула, сжимая губы в тонкую линию. Я вышел и поднялся наверх.

На лестничной площадке стояли двое матросов. Один из них посмотрел было с вопросом, но, увидев моё удостоверение и фотоаппарат, только махнул рукой.

— На мостик? Давайте. Только не мешайте!

Я зашёл в рубку и увидел капитана с биноклем в руках.

— Не помешаю? Газета «Правда», я корреспондент.

— Писаки. Давай, смотри и записывай. Вон, гребут в нашу сторону, черти, — прохрипел капитан, не выпуская изо рта курительную трубку.

Я подошёл к стеклу и увидел, как по левому борту шли два катера под израильским флагом. На носу каждого была установлена 76-миллиметровая пушка, а по бокам — пусковые установки. У пулемётных точек маячили пулемётчики в касках, держа нас на прицеле. Катера шли параллельно, один чуть впереди. Из динамика громкоговорителя первого катера, донёсся приказ на английском.

— Говорит патруль Военно-морских сил Израиля. Немедленно снизьте скорость. Подготовьтесь к досмотру.

Я поднял «Зенит» и сделал несколько кадров. Капитан сам решил ответить израильтянам.

— Говорит капитан корабля «Капитан Мещеряков». Это советское гражданское судно. Мы эвакуируем гражданских. У нас на борту женщины и дети. Вооружения нет!

Катера не замедлились и тем более не развернулись. Капитан выдохнул и дал команду мостику.

— Держим курс. Не дёргаться. Пока не стреляют, идём по графику, — он повернулся к радисту. — Дублируй в Бейрут. Пускай свяжутся с нашим консулом. Куда он в таких случаях звонит.

— Повторяем. Снизьте скорость. Это последнее предупреждение! — ответили израильтяне.