Военкор

Глава 15

Фадлалла долго молчал. Смотрел в одну точку на столе. Он понимал, что просто так подобными словами никто бы не кидался. И если Римаков говорит такие вещи, то с одобрения ещё более высокого начальства в Москве.

— Хезболла будет всеми силами содействовать поискам. Мы подключим все свои каналы. И как только получим хоть крупицу информации — сразу передадим всю информацию вам.

— Было бы замечательно, если бы мы получили информацию завтрашним утром.

— Не исключаю, что это случится уже в ближайшие часы, — произнёс Фадлалла.

— Что ж, я знал, что мы с вами договоримся. Со своей стороны попробую передать вашу озабоченность «учениями». Но в Бейруте проблемы со связью. Война идёт, — ответил Римаков и встал, не дожидаясь ответа.

Я поднялся вслед за ним. Фадлалла тоже встал и внушительно кивнул.

— Я понял вас, господин Римаков.

Когда мы вышли из штаба и сели в машину, я посмотрел на Максима Евгеньевича.

— Думаю, что сработает, — сказал я вполголоса.

Он не ответил сразу. Только когда наш джип тронулся, сухо бросил:

— Они знают, что такое быть врагом для Советского Союза. И не пожелают этого даже своему врагу.

— Но ведь в Москве не в курсе, да? Об ударах, которые вы пообещали Фадлалле?

— Иногда импровизация помогает лучше приставленного ко лбу пистолета, товарищ Карелин, — пояснил Римаков. — Но вы, крайне наблюдательны.

В посольство мы вернулись уже за полночь. В приёмной я сел в кресло и решил набросать заметки для нового материала в редакцию. В голове уже крутились словесные обороты и строки будущей статьи. Всё, что накопилось за день, требовало выхода. Я даже поймал себя на мысли, что мне всё больше нравится заниматься журналистикой.

Но я не успел сделать и пары записей, когда дверь в приёмную приоткрылась, и в проходе появился Римаков. Без пиджака и в расстёгнутой рубашке.

— Пойдёмте, — сказал он. — Перекусим.

Я закрыл блокнот и пошёл за ним. Заодно возьму у него анонимное интервью «без галстуков».

В кабинете горела тусклая лампа. На столе стояла алюминиевая фляга, разложены куски хлеба, пара банок тушёнки, кильки и солёные огурцы. Всё по полевому — скудно и без лишних церемоний.

— Присаживайтесь, — сказал он, открывая банку. — Мы с тобой… не против, если на ты?

Я покачал головой.

— Так вот, мы с тобой хоть и не были под обстрелом, но своего хапнули. Я думаю, ты понимаешь, что сегодня мы могли умереть.

— Речь твоя действительно была дерзкой. Однако вероятность того что они решили бы нас прикончить хоть и была, но маловероятна. Во-первых, они испортили бы отношения Советским Союзом. Во-вторых, подозрения, что они причастны к похищению заложников, подтвердились. И в-третьих, они понимали, что если мы не вернёмся, то прилёт ракеты, случайно сбившейся с курса, произошёл бы с большей долей вероятности. Так что считаю, в их интересах было ещё и проследить, чтобы мы добрались до посольства целыми и невредимыми.

Дальше ели молча. Периодически раздавался стук ложек по металлу и слабый гул вентиляции из зарешеченных отверстий.

— К нам не хочешь пойти, Лёш? — в лоб спросил Римаков.

Предложение заманчивое, но бросать ту работу я не собирался. Однако ответить не успел, в кабинет без стука вошёл Казанов. Но ему можно.

— Максим Евгеньевич, посмотрите в окно.

Римаков всё понял. Отставил тарелку и поднялся на ноги.

— Пошли, Карелин.

Мы подошли к окну, и Максим Евгеньевич отодвинул штору. Казанов встал рядом со мной.

Перед воротами стояли шестеро человек. Заросшие, обессиленные и в потрёпанной одежде. К ним уже спешили наши работники и врачи.

Те самые заложники, похищенные организацией «Свободный Левант», о расположении которых Хезболле якобы не было известно.

Они были живы. Измождённые, осунувшиеся, но живые.

— Думаю, на столе кое-чего не хватает, — сказал Максим Евгеньевич и подошёл к своему портфелю.

Тут же на столе появилась бутылка «Азербайджанского».

Римаков вытер тыльной стороной ладони потный лоб, вгляделся в ночное небо Бейрута и гулко выдохнул.

— К столу, товарищи. Где твои бойцы, Виталик? — спросил Максим Евгеньевич.

— Отдыхают.

— Ладно. С ними ещё потом разок выпью, — разлил по рюмкам коньяк Римаков.

Молча выпили за успешное окончание операции. И также тихо коньяк был убран обратно в портфель.

— И да, Карелин, что думаете написать в своей статье? — закусил Римаков хлебом с килькой.

— Опубликуем интервью с лидером Хезболлы, в котором он называет нас друзьями. Опишу подвиги патриотов Ливана. Всё по схеме. Вообще-то, могли бы и не говорить, — сказал я.

— А насчёт моего предложения, оно остаётся в силе. Нам нужны такие ребята, как ты. Которые не только руками делают, но и головой думают. Если сомневаешься и не можешь дать ответ сейчас… у тебя есть время.

— У меня есть просьба.

— Можно и просьбу. Слушаю.

— Я хочу попасть в Сирию. На самую передовую.

Римаков сощурился и слегка улыбнулся.

— Виталик, а у него есть чуйка. Что думаешь?

— Нет. Ему там не место.

— Виталий Иванович, а не пошли бы вы сами в то самое место, — ответил я.

Казанов напрягся, но Римаков его похлопал по плечу.

— Сами решите, Карелин. Доедаем и выезжаем. Самолёты скоро приземлятся.

Следующим вечером я оказался на базе Эт Тияс в сирийской провинции Хомс. По-другому её также называют Тифор.

Авиабаза встретила нас гулом и пыльным горизонтом. Туда-сюда мелькали люди, ездила техника. Стоянка была заставлена Ил-76 и Ан-22. Шла выгрузка имущества и выгрузка личного состава.

Со всех сторон слышалась русская и арабская речь. Всё это было похоже на ввод войск в страну, но уж слишком мало было наших солдат здесь.

Я стоял в центре этого авиационного муравейника и внутренне радовался за себя. Это то самое место, где я должен быть. В центре всех действий. На самой передовой, чтобы запечатлеть самые важные моменты.

Казанов следовал всё время рядом со мной и контролировал, чтобы я снимал только сирийских коммандос.

В это время из Ил-76 вышла группа советских бойцов. В разгрузках и с ранцами РД-54. На каждом разная форма — кто в костюмах КЗС, а кто в «прыжковке». Гадать нет смысла — передо мной были бойцы отдельных отрядов специального назначения.

— Виталий Иваныч, как жизнь? — подошёл к нам один из бойцов.

Он поздоровался с Казановым и повернулся ко мне. Судя по возрасту и шрамам на лице, это был непростой рядовой или сержант.

— Подполковник Сопин Игорь Геннадьевич. Командир бригады, — представился он уже мне.

— Алексей Карелин, корреспондент газеты «Правда», — сказал я, и мы пожали друг другу руки.

— Во как! Никакой секретности от прессы? — посмотрел Сопин на Казанова, выгнув бровь.

— Ему можно. Он наш… внештатный корреспондент, — махнул рукой Виталик.

— О как! Не думал, что у вас в Комитете есть средства массовой информации. Что-то хотели узнать, Алексей? — спросил у меня Сопин.

— Можно пару слов? Не про политику, — моментально достал я блокнот.

— Если не про политику, то запишите: «Ждём, пока командование догадается, что война уже началась», — буркнул Сопин.

— Так и запишем, — улыбнулся я.

Сопин отошёл в сторону, чтобы дать указания своим офицерам. Казанов посмотрел на меня и достал пачку сигарет.

— Не буду скрывать — утром будет высадка тактического десанта на аэродром Рош-Пинна. Сирийские коммандос, советский спецназ, сотня вертолётов и почти столько же самолётов, — произнёс Казанов.

— Крупная операция.

Ощущение дежавю буквально сверлило мне виски. Насколько же история циклична. Однако, этой операции никогда не было.

И я не могу пропустить её.

— Вы никуда не полетите, Карелин. За вас там отвечать никто не будет, — сказал Казанов.

— Виталий Иванович, мне не хотелось бы с вами ссориться. Не мешайте выполнять мою работу.

— И не собираюсь. Поймите, там будет очень «жарко», можно пострадать. Вы ценный кадр. Как журналист вы можете бывать в тех местах, где мне нужно и общаться с определёнными людьми. Можно сказать, что вы мои глаза и уши. Так что вам не стоит принимать участие в захвате аэродрома.

— В том то и дело, что я не ваш мальчик на побегушках. Одно дело оказывать вам помощь, а другое выполнять приказы. С чего вдруг? Никаких документов о сотрудничестве я с вами не подписывал. С сестрой вопрос закрыт, заметьте, это вы мне сказали сами, — улыбнулся я.

В это же мгновение к нам вернулся Сопин. Увидев нашу перепалку, он сразу решил понять суть нашего спора.

— Иваныч, а чего ты боишься? Он крепкий, спортивный. Не пропадёт. Зато материал какой будет. Надо вам, отредактируйте на этапе выкладки.

— Геннадич, не лезь, а? — возмутился Казанов.

Но Сопина это задело.

— Короче, я командир группы и не возражаю.

— Спасибо. А уж с лётчиками я договорюсь, — добавил я.

Казанов покачал головой и махнул рукой.

Через несколько минут на посадку зашли и Ми-28 с базы в Эс-Сувейде. Когда лётчики вылезли из кабин, их встретил Казанов и Сопин.

Приятно было в очередной раз увидеть в добром здравии Александра Клюковкина.

Суматоха на аэродроме начинала стихать, и мне предложили поселиться в здании высотного снаряжения вместе с Гирей, Грифом и Севой. Когда я уходил вместе с ними, обратил внимание на романтическую сцену.

Прямо на аэродроме, посреди всей суеты и при свете ночных фонарей, мило беседовали двое. Саня Клюковкин о чём-то разговаривал с девушкой в военной форме. Я заметил, что эти двое друг другу подходят как нельзя кстати.

— Лёха, чего застыл? — спросил у меня Сева.

— Кадр хороший. Жаль, что ночь, — ответил я.

Но мне вспомнилось, что этих двоих я уже запечатлел когда-то на рынке в Дамаске.

Разместившись в комнате со скрипучими кроватями, я приготовился к проверке своего оборудования.

Фотоаппарат, видеокамера, кассеты, плёнка и аккумуляторы — всё на месте и заряжено. В поле негде будет заряжать.

— Лёха, ты как? Морально готов? — спросил у меня Сева.

— Да. Не впервой. В смысле, в бой идти, — улыбнулся я.

— Не знаю, зачем это тебе. Но интересно будет потом хронику посмотреть, — посмеялся Гиря, прикладывающийся на кровать.

— Если выживем. А не выживем — забудут нас, — произнёс Гриф.

И в этих словах была некая констатация факта — выжить будет сложно.

— Слова живут дольше, чем выстрелы. Так что никто о нас не забудет, — ответил я.

Утром собирались все не спеша. Ещё перед сном нам принесли камуфляж сирийского коммандос и разгрузки западного образца.

— Неудобная. Я привык к нашему «лифчику», — снял с себя амуницию Гиря и надел обычную, сшитую своими руками.

— Лишний автомат есть? — спросил я.

Все трое переглянулись и пожали плечами.

— Найдём сейчас. Ты пока экипируйся, — протянул Гриф мне разгрузку и медикаменты.

Закладывая перевязочные пакеты и аптечку, невольно вспоминаю прошлую жизнь. Вроде и сейчас в форме и с оружием, но это нечто иное.

У меня задача сохранить память о каждом сирийском и советском солдате в этой операции. Что потом с плёнкой сделают в КГБ, не столь важно.

Команды на погрузку всё не было. Я уже успел написать несколько строк для статьи. Название придумал — «Подвиг обычных парней».

— Что пишешь? — спросил у меня Сева.

— Название для статьи есть. Теперь начало придумываю.

— И что получается?

Я не был уверен, понравится ли моя фраза Севе, но строчка из песни Романа Метума как нельзя кстати подходила к этой операции.

— «Эти парни предпочитают не носить список добрых дел в разгрузке. И на весь беспредел смотрят с рукой на спуске», — ответил я.

— Хорошо сказано, — послышался за спиной голос Казанова.

Виталий Иванович, одетый в камуфляж и полностью экипированный, вошёл в комнату и с каждым поздоровался.

— С самого утра работаете? — спросил он у меня.

— Заготовки делаю.

— Я вам кое-что принёс, — ответил Виталий и начал снимать с себя автомат и отдавать мне магазины с патронами.

— А вам не нужно? — спросил я.

— Ещё возьму. Меня в отличие от вас никто не отпускает на высадку. Удачи, военкор! — пожал он мне руку и вышел.

Я быстро экипировался. И тут поступила команда на выход.

Колонной техники мы выдвинулись в исходный район десантирования. На подъезде к нему я уже видел, насколько масштабной будет операция.

На примыкающих друг к другу дорогах стояли десятки вертолётов. Ми-8 и Ми-24 уже были готовы к вылету. Лётчики выполняли предполётный осмотр, а техники проверяли наличие предохранительных чек на вооружении. Перед самым вылетом их снимут, а сейчас это лишь мера предосторожности.

Мы высыпали на дорогу, и пошли к нашему вертолёту. Командир экипажа сириец тут же принялся инструктировать нас по порядку высадки.

— Дам две команды — за три и за минуту до высадки. Вставать, только когда дверь откроет бортовой техник.

Стандартный инструктаж в таких операциях. Когда идёт большая высадка, самостоятельно спрыгивать без команды бортового техника не стоит. А то ещё вертолёт переедет ненароком.

Я попал в группу к троим спецам Казанова. В их профессиональных навыках я не сомневался. Как и в своих.

Но с нами было ещё трое сирийцев — радист, санитар-инструктор и пулемётчик. Это всё одна группа, которой уже была поручена задача. Эту самую задачу мы будем выполнять с ещё одной группой, которая летит с нами в одном вертолёте.

— А вам по сколько лет? — спросил Сева на арабском.

Ответ поразил даже меня. Парням по 23 года. Каждый в сирийском коммандос всего месяц.

— Ладно, знакомиться будем в бою, — похлопал Гиря пулемётчика по плечу.

Полный сириец с ПКМ и рюкзаком улыбнулся и показал поднятый вверх большой палец.

— Лёха, скажи, что для нас главное? — спросил меня Гиря.

— Как говорил мой дед — главное не ссать, — ответил я по-арабски.

Сирийцы шутку оценили.

— Ну, можно и так, — добавил Гиря.

И тут по всей колонне прокатилась команда.

— По машинам! Запускаемся!

Вертолёты загудели. Шум поднялся невообразимый. Когда закрутились винты, начала подниматься и пыль, осевшая за ночь и утро.

Я быстро забрался вслед за сирийцами в Ми-8. Замыкающим был Гиря. После него бортовой техник закрыл боковую сдвижную дверь, а Кирилл показал ему «класс».

Вертолёт вибрировал и слегка покачивался. И только через минуту он начал отрываться от полосы.

Лётчик поднял вертолёт в вверх и, отклонив ручку управления, начал разгон. Ми-8 начали выстраиваться в колонну пар.

Одно движение, разделившее время на «до» и «после».

В грузовой кабине всё гудело. Ми-8 болтало над сопками и песчаной поверхностью. Желудок, будто бы подбрасывало к горлу.

А за бортом шла тяжёлая работа. Вертолёты прикрытия шли рядом, постоянно маневрируя и уходя от препятствий. То же самое делали и мы.

— Вот и наши, — крикнул мне Гиря, показывая, как под нами идёт колонна техники в сторону Голанских высот.

Проходит минута и вертолёт снизился ещё ниже. На горизонте появились россыпи тепловых ловушек. А ещё были видны следы пусков с земли. Начали работать ПЗРК противника.

Наш лётчик маневрировал так, что приходилось держаться за лавку. Лица сирийцев выражали некую неуверенность в исходе.

— Не ссы, — крикнул я бойцу, который смотрел на меня с широко распахнутыми глазами.

Впереди виден уже аэродром, тонущий в чёрных дымах пожаров. Вокруг него крутятся вертолёты, выполняя пуски ракет и реактивных снарядов.

Даже с расстояния в чуть более десяти километров отлично видно, как Ми-28 периодически уворачивались от «дымных стрел» ПЗРК, разбрасывая в стороны тепловые ловушки, а после методично перемалывают противника залпами неуправляемых авиационных ракет.

В этот момент, будто чувствуя подходящее время, в кабину экипажа через плечо бортового техника заглянул Гиря. Кивнув головой, он развернулся и крикнул:

— Три минуты!