Внешний враг

Глава 41

Он вел их по лесу до тех пор, пока деревья перед ними не слились в одну несокрушимую с виду стену и глаза перестали отличать землю от древесных стволов. Друзья не переча шли следом, сперва обходя огромные замшелые стволы, потом, когда солнце упало за край земли и небо, что виднелось сквозь листву стало темно-синим, определяя на ощупь где кончается дерево и начинается чистый лесной воздух. Шли молча, только изредка поскуливал Иосиф, когда его задевало веткой.

Упершись в очередной ствол Гаврила остановился и сел. Не спрашивая что к чему рядом уселись и остальные.

— Ночуем тут! — объявил Гаврила. — Хрен нас тут кто найдет!

Костер Гаврила разводить не стал — еды у них не осталось, а просто смотреть в пламя и греться дураков тут не было. Хотя не один из них не чувствовал погони, каждый знал, что Боги берегут только тех, кто сам о себе заботится.

— Поесть бы, — сказал Исин. Он не хуже других знал, что есть нечего и разговор о еде завел вроде как по привычке.

— Положи по монете за каждую щеку и спи. Может курица присниться…

Темнота быстро разъединила их. Листья закрывали их от тучь, а тучи — от звезд и воевода не видел ни то что никого их друзей, но даже и самого неба. Потом, когда все устроились и успокоились Избор услышал тихое сопение и почувствовал как Иосиф подобрался поближе, к теплому боку. Он подвинулся, давая ему место подальше от муравейника.

— Вы спите, я посижу, посторожу… — прошептал Иосиф. — Все равно не спится…

— Засыпай, давай… Завтра опять землю мерить.

— Ничего, я посмотрю тут…

— В лесу не смотрят, в лесу слушают, — устраиваясь поудобнее зевнул Избор. — Ты, если не спится, слушай, давай…

Он потрогал ковчежец с талисманом и представил как Мурин джин расправляется остроголовыми. Ветер качал ветки и откуда-то издали нес запах воды, а сквозь смеженные веки пробивался блеск золота. Он встряхнулся и несколько мгновений слушал спокойное сопение Иосифа. «Караульщик» — улыбнулся Избор — «Да, не детское это дело богатырей караулить…» Листья над головой шевелились на мгновения открывая звезды. «Не найдут» — подумал воевода. — «Не найдут!» Ветер свистнул, превращаясь налету в птичью трель. Он раздул костер, выхватив из темноты добрые лошадиные глаза. За лошадиной мордой мелькнула вышитая рубаха и из темноты, в свет костра вышел Белоян. Его борода летела за ним, рассыпая искры и он казался окружен роем светящихся комаров. Бесшумно ступая он прошел между костром и Исином. Избор хотел подать голос, но язык не повиновался.

Словно смотря на себя со стороны он увидел как волхв наклонился над ним и осторожно сунул руку за пазуху. Он понял зачем пришел Белоян и не почувствовал тревоги. Волхв пришел за тем, что принадлежало ему. Лошадь свесила морду через Белояново плечо и тихонько прошептала:

— Спи!..

Теплый воздух коснулся его лица, воевода улыбнулся и тут же безо всякого перехода лошадь закричала:

— Иосиф! Иосиф!

Избор вскочил еще не соображая где сон, а где явь. Под кронами уже висел утренний туман и листья кустов покрылись серым налетом росы. Он оглянулся одним взглядом обежав место ночлега.

— Белоян? — спросил он хриплым со сна голосом. — Где?

Моргая заспанными глазами воевода искал волхва, но не находил его. На полянке стоял только хазарин. Избор тряхнул головой, отделяя сон от яви.

— Что случилось?

— Иосиф куда-то делся… — отозвался хазарин. Он озабочено смотрел по сторонам. — Гаврила проснулся — нет его… Искать пошел.

— Белоян приехал?

Исин пристально смотрел на него и хазарские брови медленно поползли к переносице. Он отрицательно покачал головой.

— Откуда? Кто нас тут найдет?

Воевода вспомнил руку у себя за пазухой и уже готовый к тому, что сейчас произойдет, сунул туда пальцы. Ночное тепло, еще не исчезнувшее из-под одежды охватило ладонь как варежка. Растопырив пальцы он провел по груди раз, и другой, и третий.

Ковчежца не было.

— Сон… — сказал воевода. Под взглядом хазарина он копался и копался за пазухой, пока утренний холодок не сбросил с него остатки ночного сна.

— Ковчежца нет, — сказал он.

— Что?

— Ковчежца нет, — шепотом повторил Избор. Сейчас он, как и в нынешнем ночном сне, видел себя со стороны, словно душа его вылетела из тела и висела за плечами у хазарина.

— Гаврила! Гаврила! — заорал Исин пятясь от Избора. — Гаврила!

За спиной у Избора затрещало. Так и не вынув руки из-за пазухи воевода обернулся. Из темных кустов, переплетенных ночным мраком вылезал Гаврила. В нахмуренных бровях его не было гнева, а только недоумение.

— Нет его, — сказал он. — Куда подевался? По нужде если только…

— Ковчежец пропал! — сказал Исин. — Талисмана больше нет!

Еще думая о том, куда мог запропастился в лесу мальчишка, он посмотрел на Избора.

Январский снег был темнее лица воеводы. Не подчиняясь голове руки его сами собой начали бесполезную работу сызнова. Гаврила дернулся, словно его сверху саданули клевцом. По лицу попеременно проскочило несколько выражений — недовольство, оттого, что его отвлекают от важного дела, потом недоверие и только потом, когда он разглядел глаза Избора — страх. Он подскочил к нему и не тратя время на слова сам, руками, обстучал груди и спину воеводы. Избор не сопротивлялся. Все также молча Масленников обшарил траву в том месте, где спал тиверец.

— Где? — наконец спросил он.

— Не знаю… Нет.

Масленников сразу понял, что все, что тут происходит — не шутка. Несколько мгновений он крутил головой не зная что сказать — слишком уж много всего случилось за столь короткое время — и «Паучья лапка» пропала и Иосиф потерялся…

— Следы! — наконец сообразил Гаврила. — Ищите следы!

Исин ухватился за эти слова как за спасение. Нужно было делать хоть что-то.

— Следы! Следы-то должны были остаться?

Почти обнюхивая землю хазарин пробежал под деревьями. Кусты сомкнулись за ним, а Гаврила опустился на колени и по раскручивающейся спирали начал осматривать поляну. Избор, все еще оглушенный случившимся, смотрел на него, пока он не поднялся во весь рост.

— Нет следов!

— Не нашел? — Исин высунул голову из кустов.

— Нет следов, — упрямо повторил Гаврила, глядя воеводе прямо в глаза. — Если бы были, то нашел. А их просто нет.

— Кто ж такой нашелся, что ребенка и талисман украл, а следов не оставил?

Избор сказал это и вдруг его словно громом оглушило. В одно мгновение все сложилось один к одному и он понял, кем должен был оказаться вор, не оставивший ни следов, ни талисмана.

Гаврила, похоже, догадался до этого немного раньше и теперь ждал, что Избор подтвердит его догадку.

— Нет, — сказал Избор, почувствовал слабость в ногах и опустился на землю. — Нет!

Гаврила молчал, на его лице все четче проступала уверенность, что все это правда.

— Как это? Нет! Не может быть!

— А почему? — наконец разжал губы Масленников. — Почему не может быть? Что мы о нем знаем?

— О ком вы? — спросил еще ничего не понявший Исин. — Кто Иосифа украл?

Избор вскочил и начал суматошно собираться.

— Пошли отсюда!

— Зачем?

Задав вопрос Гаврила глядя на воеводу и сам начал застегиваться и проверять все ли на месте.

— Муря нужен. С зеркалом своим. Он нас искать будет, а хрен он нас в этой чащобе отыщет.

Гаврила давя в себе желание прямо сейчас побежать и что-нибудь сделать обстоятельно похлопал себя по бокам, по груди, с таким видом, словно рассчитывал найти там пропажу.

— Найдет. Нас теперь кто хошь найдет… — Пробормотал он. Оторопь уступила место злости.

— Ну может и найдет, а только как он сюда спуститься…

Утро уже бродило в лесу, хотя солнце еще не поднялось, и под кронами еще растекался сырой мглистый свет от ущербной луны. Глядя на смятую траву, еще хранившую отпечаток мальчишеского тела он вспомнил вчерашнее обещание Гаврилы пересчитать по утру всех врагов и сказал, глядя тому прямо в глаза:

— А врагов-то у нас на одного больше стало!

…Устало прикрыв глаза Санциско спокойно поглаживал подлокотники дубового кресла, забавы ради, пытаясь кончиками пальцев проследить как меняется резной узор. Пальцы нащупывали непрерывную череду превращений, где бутоны цветов, связанные в узлы превращались в летящих коней. Он вел эту линию пальцами до тех пор, пока они подлокотник не кончился. Его собеседник не решался нарушить затянувшееся молчание и тоже молчал. Тогда маг открыл глаза и сказал.

— Так что, Тьерн чудеса действительно возможны…. Если б они подержали талисман открытым еще несколько минут, то…

Он покачал головой, не желая говорить о грустном.

— Но, как видите, со мной все обошлось и место Главы Совета все еще занято…. Да и барон сделал все так, как и обещал. Талисман теперь у нас.

Глаза у Тьерна Сельдеринга открылись широко, став похожими на витражи Императорского дворца. Он несколько раз вздохнул успокаиваясь.

— Это были знатные враги. Я думаю мы должны воздать должное их силе и мужеству.

Тьерн произнес это с такой ненавистью, что это даже покоробило Санциско. Слишком много личного слышалось в нем, слишком много человеческого…

— Это значит… — начал Глава Совета, но Тьерн не в силах сдержаться крикнул:

— Убить! Всех! До единого!

— Убить? — маг задумался. — Убить?? — повторил он, размышляя над тем, какую пользу можно извлечь из трех трупов. — Убить?

— Да! — подтвердил Тьерн. Он ударил кулаком по столу. — Кровь за кровь…

«Шишка за шишку…» — подумал Глава Совета.

Санциско вспомнил каким был Тьерн всего лишь несколько дней назад, когда он нашел его избитого и униженного и чуть было не улыбнулся, но взял себя в руки. Предложение Сельдеринга было уже плохо не только тем, что от него не было никакой пользы, но и тем, что исходило от него самого. Может быть он уже не был врагом и соперником для Главы совета, но он не был другом.

— Пожалуй нет… Убивать их не стоит… — сказал Санциско. — Не тонкая это работа.

Нарочито покряхтывая (кости груди все еще болели, как это часто бывало после действия мертвой воды) он поднялся и в размышлении прошелся перед шаром.

— Поступим иначе…

— Если им оставить жизнь, то они опять попытаются разрушить наш замысел.

— Наш? — спокойно и холодно удивился Глава Совета.

— Твой, — поправился Тьерн, опустив глаза к земле. — Твой замысел…

В одно мгновение он стал похож на улитку, которая после мягкого касания тут же втягивает в себя грозные рожки и прячется в раковину. Санциско не выдержал и улыбнулся. Тьерн опустил глаза.

— Они как тараканы, — не поднимая глаз сказал он. — Всегда откуда-то появляются…

Санциско молчал, раздумывая как быть дальше. Ему, думавшему о судьбах Империй, вдруг стало любопытно управиться с судьбой трех врагов, пройтись по ней не грубым топором, как этого хочет Тьерн, а искусным резцом Мастера. Это могло стать игрой, отдыхом от важных дел. К тому же игрой опасной, но и оттого еще более привлекательной, не сейчас, конечно, а дней через десять — двенадцать, когда он закончит свои дела на Руси и «Паучья лапка» окажется в Вечном Городе. Привыкший к хитрости разум тут же подсказал нужный ход.

— Если просто оставить жизнь, то, наверное, да, а вот если оставить им жизнь и лишить памяти…

Санциско погладил ковчежец. То, что было заключено было его и мечом и щитом. Теперь он мог сделать все, что считал нужным с кем угодно — с магом, волхвом, воином, князем и императрицей.

— Теперь у них нет защиты… Мы всегда можем найти их, и сделать с ними то, что захотим…

Тьерн молчал, напряженно наклонившись вперед. Он не решался советовать, ибо понимал, что любой совет Санциско истолкует как простое, вполне человеческое желание отомстить за полученные синяки и шишки.

Все же он решился напомнить:

— Белоян…

— И без Большой магии я сумею сделать все так, что он не заметит… Решено! Я сам все доведу до конца.

Тьерн, все еще надеясь, ждал, чтобы глава Совета сам сказал что сделает с врагами.

— Я лишу их памяти. Они разойдутся и больше не попадутся на нашем пути.

Сельдеринг все же не сдержался.

— Лучше убить…

— Убить — проще.

Санциско то ли жалел Тьерна, то ли действительно хотел объяснить ему раз и навсегда чем Глава Совета отличается от простого, пусть и очень сильного мага.

— Но лишить памяти и потом, время от времени вспоминать, что где-то бродят враги не переставшие быть врагами, но уже не опасные…

Он покивал головой, соглашаясь со своими мыслями.

— Да! Так и будет….

Не заботясь о том как это оценит Сельдеринг он взмахнул рукой и Шар залила тьма.