Иногда на их пути попадались тропинки, но яйцо словно понимая, что такие богатыри как они прямыми дорогами не ходят, перекатывалось через них и уводило их куда-то в глубь леса. Избор шел первый, за ним — Гаврила, а Исин последним. Хазарин шел, разговаривая сам с собой. Воевода несколько раз недовольно оборачивался, но хазарин говорил не громко и его бормотание ловили и комкали ладошки березовых листьев.
— Песиголовцы, пожар, камнепад, река из грязи, — выводил он за спиной Гаврилы. Масленников посмотрел на небо — солнце стояло уже высоко, и он повернулся так, чтобы тень была перед ним. Увидев лицо Масленникова хазарин спросил у него.
— Ты как-то этот ветер называл?
— Самум….
— Пожар, камнепад, река из грязи, самум…
С каждым словом в его голосе прибавлялось уважения к самому себе.
— Все преодолели, все превозмогли!
— Ну почему все? — не согласился с ним Гаврила. Ветка прошла сквозь его голову и хазарин, чтобы не оцарапаться отвел ее. — С нами много еще чего не было… Наводнения, например, снежной бури..
— Это летом-то? — хмыкнул хазарин. Ветка распрямилась и осталась в прошлом.
— А чума? А песчаная буря? — спросил задетый тоном сотника Гаврила. — А если они все то, что уже было, по второму разу попробуют?
Исин посмотрел на него, потом, на Избора, и обрадовано улыбнулся.
— Хорошо бы… Я тогда второй халат себе возьму. Тебе-то он все равно пока ни к чему..
Вскоре яйцо наткнулось на тропу, которая чем-то отличалась от других в этом лесу и покатилось по ней. Они шли по ней всю вторую половину дня и весь вечер, до тех пор, пока тонкий рожок месяца из туманной полоски не превратился в острый клинок, подвешенный над их головами. Они не думали о ночлеге, полагая, что ночь сама позаботится о них. Так оно и вышло.
Избор, шедший впереди остановился и предостерегающе поднял руку. Исин с Гаврилой замерли, осторожно поставив занесенные для очередного шага ноги. Гаврила вслушивался в тишину, изредка на прерывающуюся птичьим свистом и ничего не слышал.
— Что там? — наконец спросил он. — Ничего не слышу.
Дорога перед ними поворачивала, и ее продолжение скрывала рощица молодых березок. Оттуда, из-за деревьев, донеслось звяканье. Металл стучал о металл. Избор даже готов был поклясться, что звенит серебро… Точно также звенели серебряные подвески, что всегда носила княгиня Ирина.
— Ох уж эти повороты… — прошептал воевода. — Не люблю поворотов…
— Что же их любить? — отозвался тоже шепотом Гаврила. — Для засады самое милое дело. Лучше места не знаю…
— Засада?
Сквозь грудь Гаврилы просунулась голова сотника. Даже не удивившись его появлению, Избор озабоченно ответил.
— Была бы засада, то сидели бы тихо…
Звяканье не стихло. Оно постепенно удалялось в глубину леса.
— Да и не сидят они. Идут.
Гаврила по привычке вытащил меч.
— Я схожу посмотрю.
Сказал так, что непонятно было, предложил он это или просто поставил в известность. Расставив руки в стороны, чтобы ненароком не звякнуть металлом о металл он канул в темноту. Избор тихонько выругался и поднял с земли яйцо. Едва он успел убрать его, как вернулся Гаврила.
— Там люди, — улыбаясь сказал он.
— Ясно, что не лошади…
Гаврила покачал головой.
— И лошади тоже есть при телегах… И даже верблюды.
Избор посмотрел на него с недоумением.
— Тебя там, в темноте, никто копытом по башке не задел? Верблюды-то откуда?
— Купцы с востока, — объяснил богатырь. От его слов в воздухе запахло благовониями.
— Хорошо, что не остроголовые, — сообразил Исин. — На ночь глядя такое было бы слишком.
— Много их?
— Десятка два…
— Что делают
— Молятся…
Избор достал ножи, потрогал остры ли…
— Богобоязненные…
— Знаем мы этих богобоязненных, — ответил осторожный хазарин, глядя как блестит сталь.
Избор коротко вздохнул.
— Мусульмане перед едой молятся. Как мы кстати…
Тишину леса нарушили голоса — Аллах! Аллах! — и тут же, как по волшебству, небо озарили сполохи огня. Купцы разжигали костры. Богатыри простояли еще несколько минут в нерешительности, и тут до них донеслась волна запахов.
— Пошли, — решительно сказал Избор. — Не утра же тут стоять. Может быть, накормят. Эти-то точно не отравят.
Исин слушавший разноголосый шум, что несся из леса, сказал.
— Настоящие ли они? А то сунемся, и самих съедят.
— Зубы обломают. Я злой сегодня…
Избор поднялся, расправил плечи
— Пойдем.
— А если…
— Никакого если.
Не боясь, что его услышат, он пошел вперед, говоря на ходу.
— На лошадях, с телегами… Не на ковре же самолете они сюда добрались? А у кого за неделю до этого ума хватит угадать где мы окажемся… Купцы это…
Вскоре они уже видели отблеск огней на вершинах деревьев, а следом и сами костры. Купцы расположились на поляне, поставили телеги в круг и отгородившись ими от неприятностей готовились к ночевке. В прохладном воздухе пахло дымом. Исин, так и не разжиревший на картагиных хлебах, вынюхивал чем кормятся странствующие и путешествующие.
— Мусульмане? — вдруг спросил он у Гаврилы.
— Сам же слышал, как Аллаха славили.
— А почему свининой пахнет?
— С чего взял что свинина? Мясом пахнет — да, а что б свининой…
— Когда Моряна поросенка из печи вынимает так же пахнет… У-у-у, она свинину хорошо жарит… — Исин неволей сглотнул. Из темноты с ветром снова донеслось. — «Аллах!» Это гортанный выговор знали и Избор и Гаврила.
— Ага, свинина… — сказал Гаврила — У кого в темноте глаз ошибается, а у кого нос… И такие, оказывается, есть…
А Исин вроде бы и не услышал слов Гаврилы.
— Чудные они какие — то. Магомета чтут, а свинину трескают.
— Это нос у тебя чудной. Чего с голодухи не покажется…
Избор остановился и с силой втянул в грудь воздух. Он пах мясом, пряностями, а рядом с запахом тепла и сытости ручейком звенел запах хорошего вина.
— Вином пахнет… — сказал он шепотом. — Влипли….Назад…
По Руси, славившейся своей веротерпимостью, бродило множество людей верящих не Перуна, Сварога и Даждьбога, а в своих чудных Богов. Таких иноверцев хватало и в Пинском княжестве, а уж Избор, побродивший по свету и повидавший там много всякого, знал, что последователи пророка Мухаммеда вина не пьют.
— Может быть они не все там… — начал Исин, но договорить ему не дали.
— Стоять! — скомандовали из темноты, и в грудь Избору уперся широкий как ладонь наконечник копья. — Кто такие?
Воевода одним взглядом пробежался по копью от наконечника, точно такого же, какие он видел в сарацинском походе базилевса, до стражника, державшегося за другой конец древка. Он не разглядел лица, но различил чалму на голове, кольчужную сетку на плечах — обычный легкий доспех саркинозского воина. По тону Избор понял, что их не считают врагами, а вопрос задан для порядку. С одним мечом на троих даже в темноте он не походили на разбойников.
— Не тебе спрашивать… — нашелся хазарин. — Мы-то здешние, испокон веку тут ходим, а вот вы кто?
Стражник глядя им за спины отошел в сторону.
— Идите к костру…. Там скажите.
Миновав стражника они не спеша пошли к костру. До ближайшего было шагов двадцать, а следом за ним горело еще несколько. Темнота вокруг уже не казалась ни мирной, ни безопасной. Даже звезды в небе искрились словно наконечники далеких пик. Понимая, что теперь придется выворачиваться, Избор шепотом сказал:
— Себя не называть. Вы наемники, а я калика перехожая… Ты Гаврила иди по-человечески. У твоей тени я потом сам прощения попрошу.
Костров на поляне было несколько, и они пошли к ближайшему. Около остановившись. Тени их фигур отпрянули в темноту и Гаврила, верный зароку, из вежливости повернулся боком, делая вид, что смотрит по сторонам. Жмурясь на пламя они дали торговцам рассмотреть себя. Потом Избор сказал.
— Мир вам, добрые люди…
Избегая неприятностей они не двигались с места до тех пор, пока кто-то из купцов не ответил им.
— И вам мир…
Эти спокойные, полные достоинства слова перекрыл звериный рык, донесшийся с поляны. Гаврила повернулся, но в темноте ничего не разглядел.
Несколько стражников подошли поближе, разглядывая их. Они не спешили освобождать дорогу к стоявшим недалеко повозкам и понимая, что пришельцы не позволят обыскивать себя просто рассматривали их. Гаврила и Исин уловив в их взглядах вызов расправили плечи, а Избор напротив, улыбнулся как можно шире. Стражники молчали. Через мгновение Избор понял, что всех их интересует не столько он, сколько халат.
— Так смотрит, словно видел его уже… — сказал за воеводиной спиной Исин. Избор вспомнил блудливый взгляд старичка и подумал. «Может и правда у них украли. Придет сейчас каравнщик и скажет: „А халат-то мой… Снимай одежонку“. А у меня даже меча нет…»
— Много вас там? — наконец спросил кто-то.
— Мы ни душегубы, ни разбойники. От добрых людей не прячимся… Все, что есть — все перед вами…
— Проходите с миром…
Страж цокнул языком, провожая халат.
Когда они отошли на десяток шагов Гаврила прошептал.
— Это он не нас. Это он халат пропустил…
Гаврила шел рядом с ним и рукоять меча описывала круги в ночном воздухе. Избор посмотрел на богатыря, на хазарина, узкими глазами высматривающего остроголовых.
— Богатство и сила, — пробормотал он.
— Что, что?
— Богатство и сила Руси, — сказал Избор громче. — Мы с вами олицетворяем богатство и силу Руси…. Я, точнее мой халат — первое, а вы — не смотря на всю призрачность Гаврилы — второе.
Гаврила хмыкнул, но тихо, не желая привлекать к себе внимание бдительного стражника, и провел бесплотной рукой по халату Избора.
— Спасибо Картаге. Куда бы сейчас без его халата. Под кустом бы ночевали…
— Ты погоди еще радоваться. Кабы тебя самого тут под дерновое одеяльце не уложили… — одернул его Исин.
Большой костер, разложенный торговцами посреди поляны, был уже недалеко, когда в воздухе пронесся новый звериный вопль и среди людей сидевших вокруг костра возникло замешательство. Они вскочили с мест, указывая руками в темноту. Богатыри невольно посмотрели туда, куда указывало с десяток пальцев.
Поодаль от костра они увидели клетку. Она не была пустой — пламя костра отражалось в чьих-то глазах двумя зелеными огоньками. Послышался властный голос.
— Какой дурак оставил клетку открытой? Где эти неверные? Опять вино пьют?
Другие голоса тут же подхватили этот крик:
— Дверца! Дверца!
Но зверь в клетке не стал дожидаться, когда люди придут в себя, Он мощным ударом распахнул ее — на траву посыпалась какие-то миски, и выпрыгнул на поляну. Сейчас они могли рассмотреть его целиком.,
Великолепный пардус, размером никак не меньше сажени очутился посреди лагеря. Купцы в большинстве своем не стали проявлять отвагу. У кого не хватило сил убегать — застыл на месте. От зверя до богатырей было шагов тридцать, не больше. Он вошел в круг света, разлитый вокруг костра. Хвост, словно ошалев от страха метался вокруг него, задевая то левый, то правый бок.
— Какой он здоровый! — сказал Исин.
— Не длиннее меча! — отозвался Гаврила, привычно берясь за орудие убийства.
— Ты его как резать собрался? Вдоль или поперек?
Избор сделал шаг вперед и его халат вспыхнул словно костер, с которого ветер сдул золу и пепел. Зверь прищурился, заворчал. Уже не обращая внимания на купцов он, прижимаясь брюхом к траве, медленно скользил к воеводе.
— Если мы его убьем, то вряд ли обрадуем хозяев. По нашим местам зверь редкий. Дорогой, наверное.
— Сердобольный какой… Может быть, тогда и накормишь его? — спросил хазарин, вращая головой, чтобы найти хотя бы палку. — Может у тебя рука или нога лишняя есть?
Гаврила задышал и плюнул — вспомнил, что ни пардус ему, ни он пардусу ничего плохого сделать не могут. Его меч со скрежетом вернулся в ножны.
— Везет вам. Опять ваша потеха … — сказал он, скрещивая руки на груди. — Любят вас Боги…
— Не на всех у них, видно, драконов хватает — напомнил Избор богатырю о недавнем прошлом. — Кому-то приходится и с пардусами дело иметь.
— Его бы живым взять! — сказал Исин. — Вот за это они нам спасибо точно сказали бы…
— Тебе-то что, очень нужно? Это спасибо? — спросил Исин.
— Да не помешало бы. Сделай мы им что-нибудь хорошее, и они ответят нам тем же! Есть же хочется!
Исин, как знаток Востока, не мог не согласиться с Масленниковым, но все-таки сказал:
— Вы для Руси доброе дело сделайте — талисман сберегите. А уж все остальное по возможности.
Переговариваясь, они не отрывали глаз от зверя. Тот тоже не сводил с них глаз, увидев в людях нечто привлекательное. Блестящие глаза его перебегали с одного на другого. Как оказалось, в свете костра могли блестеть не только пардусовы глаза. Камни, усыпавшие халат Избора возвращали свет костра назад, и блеск их привлек зверя. Издали воевода казался похожим не то на догорающий костер, вспыхивающий жаркими углями, не то на туманность в звездном небе. Он сделал шаг вперед. Зверь зажмурился, зарычал, присел на задние лапы.
— Сейчас прыгнет, — предупредил сотник воеводу. — Ты бы хоть пальцы в кулак сжал …
Избор не ответил. Под взглядом пардуса он сделал несколько шагов в сторону и встал так, чтоб фигура богатыря оказалась между ним и зверем.
Едва Избор спрятался за Масленникова как зверь, которому было безразлично на ком выместить свое голодное раздражение прыгнул на богатыря. Избор видел, как напряглась спина Гаврилы, но он не дрогнул, не отступил назад. Он был неколебим, как скала.
После этого все произошло так, как и должно было произойти по расчетам Избора. Зверь, выпустивший когти, пролетел сквозь богатыря. Это получилось настолько неожиданно для пардуса что из Гавриловой спины он вылетел перевернувшись хвостом вперед. Этого-то и ждал Избор.
Аккуратно, чтобы упаси Бог, не повредить хвост, Избор ухватился за него, и, крутанув зверя, бросил его назад. Вой зверя, уже не злобный, а жалостный пронесся по воздуху и влетел точно в открытую дверцу. Избор отряхнул руки и сказал, глядя на тени вокруг.
— Всего и делов то. Раскрутить и бросить.
— Поймать за хвост, — напомнил хазарин.
— Конечно.