Внешний враг

Глава 20

Тонко взвизгнув он вдруг подскочил в воздух и крутясь волчком начал ножом пластать воздух вокруг себя. Сеющим смерть колесом слепец прокатился по земле успев прорезать воздух в сотне мест, но возраст брал свое и движение его замедлялись, замедлялись, замедлялись и, наконец, остановившись сел на землю.

Гаврила все время державшийся рядом сказал ему прямо в ухо.

— Вон ты оказывается какой… Плясун!

Старец ничего не ответил. Ему было не до того. Он тяжело дышал, вытирая пот, ручейками бежавший по морщинистому лицу.

— Устал? — спросил Гаврила.

Дела ему до старческого самочувствия не было. Он стоял и думал как бы половчее ему подвести Перерима под кулак Избора. Он кусал губы, чесал голову, но нужная мысль туда не приходила. Старик же тем временем безучастно сидевший что-то бормотал и шевелил руками. Набормотавшись он опустил с колен руки со старческими набухшими венами и только тогда ответил.

— Все равно мой верх будет! За мной сила и могущество! А за вами что? Чесночный дух?

Он замолчал и медленно поднялся. Гаврила понял, что старик так и не поверил ему и что он снова хочет начать игру в смертельные жмурки.

«Что же», — подумал Масленников — «Если ему так хочется…»

— За нами? За нами Вера и Правда! — сказал Избор. Это были его первые слова, с тех пор, как волшебный огонь ослепил их. Гаврила быстро посмотрел на него. Свесившись с камня он, сложив губы трубочкой, дул прямо перед собой. Перерим почувствовал запах и исполнился надеждой добраться до Избора.

— Вера и Правда? — повторил старик недоверчиво. Он медленно двигался по направлению к запаху… — Нет за вами ничего… Кроме яйца вашего поганого…

Он засмеялся довольно, словно именно этого требовали от него остроголовые, а не похищения талисмана. Внутри у Гаврилы похолодело, словно в брюхо кто-то положил некрупную льдину. Он слышал старца, видел его, но ничего не мог с ним поделать. Он даже не мог напугать слепца, как напугал давешних разбойников. И в этот момент Избор оттолкнувшись ногами от камня, упал сверху на старика. Чутье Перерима оказалось необычайно тонким! Каким-то чудом он почувствовал движение воеводы и шарахнулся в сторону. Нет! Он не сделал попытки убежать! В расчете на то, что его противник неизбежно свалится на землю, он только отступил на шаг. Так бы оно и получилось, если бы Избор просто прыгнул, но он, не видя противника, прыгнул, расставив руки в стороны. Слепец увернулся от правой руки, но попал под левую. Она пронеслась и ударила того прямо по шее. Перерим ахнул, и под радостный вскрик Гаврилы — Опять пополам! — не то пролетел, не то пробежал, не то просеменил четыре шага, но потом ноги его вдруг ослабли и на пятый шаг сил уже не хватило, и он упал.

— Где он?

— Тут! — Гаврила показал рукой где именно.

— Не шути, — зло сказал Избор. — Живой?

— Добегу — узнаю.

Исин, напряженно водивший перед собой мечом, облегченно рассмеялся.

Старик умирал. Голова его была неестественно повернута в сторону и Гаврила, не мало повидавший в своей жизни смертельно раненых, с первого взгляда определил, что дело там плохо. Для слепца разумеется. Избор сломал незадачливому убийце шею. Старец отходил. Он уже не принадлежал этому миру. Смерть наложила на него отпечаток благостности и теперь глядя на него Гаврила не мог поверить, что перед ним наемный убийца. Старческие руки и ноги подергивались, губы что-то шептали. Гаврила склонился к чуть двигающимся губам.

— Иосиф! Иосиф! — шептал старец. Голос его терялся в шуме ветра, слабел, но пока губы могли шевелиться, он все время повторял — Иосиф! Иосиф!

Слушая старика, Масленников совсем забыл про друзей.

— Где ты? Что там? — не выдержал воевода.

Масленников поднялся с колен.

— Готов! — довольно сказал он. — Сейчас остынет…

— Точно?

— Спускайтесь, погрейтесь, пока теплый…

Избор сам вниз не слез, но ноги спустил. Его сапоги двумя комьями грязи висели над землей, и, ощущая их тяжесть, он стал рукой снимать корку налипшей земли. Вполне доверяя Гавриле, как человеку опытному в военном деле, и, особенно в деле нанесения всяческих ран и увечий, он перестал беспокоиться о старике.

— Я всегда думал, что они плохо кончат, — сообщил Исин.

Гаврила посмотрел на тело Перерима, на хищный оскал Никули, на мальчишку, испуганно выглядывающего из-за камней.

— Жаль, что ты им об этом раньше не сказал. Наша совесть чище была бы…

Снимая с сапог комья грязи, Избор заметил.

— Совесть… Это по-моему единственное, что у меня осталось чистым.

Под их разговор старик затих.

Заходящее солнце раздвинуло облака, и теперь каждая щель меж камней сочилась оранжевым светом. Вечер обещал быть дивным. Мелкие камни на площадке искрились каплями, но лужи уже ушли в землю, а вот за большими камнями земля превратилась в какое-то влажное месиво, по которому нельзя было не идти не плыть. Для Гаврилы этих неудобств не существовало, но он представил, как цепляясь друг за друга тащатся по этому месиву Избор и Исин, да еще и волокут за собой мальчишку…

«Кстати…» — подумал Гаврила. — «Поводырь. Только что ведь был тут..»

— Эй! — крикнул он. — Отрок! Выходи, не бойся…. Кончились твои неприятности…

Лицо мальчика вынырнуло из-за камня. Издали, еще не решаясь подойти, он смотрел то на сидевших на каменных глыбах Избора с хазарином, то на Гаврилу.

— Иди сюда. Хуже чем было, не будет… — позвал его Масленников.

Мальчик сделал несколько шагов и вновь остановился. По его лицу ясно было видно, что он еще и сам не знает, что ему лучше сделать — то ли убежать, то ли подойти к этим грозным воинам. Заметив его нерешительность, Гаврила сам двинулся ему навстречу. Чтобы успокоить мальца он полушутя, полусерьезно спросил.

— С кем ты, отрок? С ними или сам по себе?

Мальчик обвел глазами тела стариков и серьезно, по взрослому, ответил.

— Я с вами…

— С нами? — Гаврила покачал головой, не зная, что и сказать на это. — Поглядим… Как звать-то тебя?

Мальчик посмотрел на него из-под насупленных бровей, словно раздумывая говорить ему свое имя или подождать до другого случая.

— Иосиф.

— Иосиф и все?

— Да. Просто Иосиф…

Мальчишка оказался чище стариков, и его прямые льняные волосы ровно падали на некрепкие плечи. Вид он еще имел испуганный, но потрясение от происшедшего потихоньку начинало проходить и он несмело улыбнулся богатырю.

За спиной у Гаврилы грохнуло. Обернувшись, он увидел, как помогая друг другу Исин и воевода слезают с камней. Иосиф, увидев шаткую походку сотника и растопыренные руки воеводы, подошел и привычно подставил плечо. Не смотря ни на что, поводырь остался поводырем. Избор принял эту помощь как должное — руками этого мальчика им помогали Светлые Боги. Вместе с ними он дошел до костра, около которого лежали стариковские вещи. Исин уже учуявший где жарится мясо потянулся руками и обжегшись выругался.

— Горячо!

Пальцы его шарили, вместо мяса натыкаясь на горячие угли.

— Я сейчас! — быстро сообразил мальчишка, и в руках у сотника и воеводы волшебным образом очутилось по ломтю мяса. Набив рот, Исин спросил.

— Давно ты у этих стариков?

— Нет. Дней десять….

— Сирота? — спросил Избор, оглядывая мальчишку незрячими глазами.

— Не знаю, — сказал Иосиф. — Я домой иду.

— А где твой дом?

— За лесом.

— За каким лесом?

Мальчишка смотрел в костер и Гаврила сообразил, что тот голоден. Он кивнул на кусок мяса, что оставался в костре, позволяя ему взять его.

— Ешь. Так за каким лесом?

Иосиф опустил глаза.

— За лесом. Не знаю где…. Ищу…

Жалость окатила Масленникова жаркой волной. Уже не расспрашивая дальше, он готов был сам рассказать, что случилось с мальчишкой. История была наверняка не хитрой. Разбойники или степняки, или еще кто-нибудь, из такой же братии, охочий до легких денег напал на весь. Поселянам пришлось плохо — разбойники кого порубили, кого увели с собой. Наверняка путь в неволю был не близкий и вот он ухитрился сбежать по дороге. А теперь идет домой. Только откуда такому мальцу, может быть ни разу не бывавшем дальше своего леса, что окружал весь, что Русь и есть один большой лес?

— Ничего… Не пропадем… — сказал Исин. — Чтобы четыре мужика да с жизнью не справились? Да быть такого не может!

— Я найду, — серьезно сказал малец. — Я уже большой. Двенадцать зим…

— Тебе плохо было с ними? Обижали, небось? — спросил Гаврила, ломая разговор.

Иосиф кивнул.

— Да.

И не впопад добавил.

— Они веселые были. Плясали, песни пели…

— Ничего, — сказал Избор. — Мы тоже плясать умеем. А как Исин песни поет! Заслушаешься…

Он хотел успокоить и развеселить мальчика, но тот действительно оказался взрослее, чем казался.

— Вы меня сейчас не бросите?

Гаврила улыбнулся.

— Нет.

Избор, проведя рукой по воздуху, наткнулся на плечо ребенка, потом коснулся головы, ладонью погладил по волосам.

— Ну, что ты. Конечно нет… Мы же только встретились… У нас впереди долгая дорога и крепкая дружба.

Гаврила увидел, как лицо мальчика озарила мимолетная радостная улыбка.

— Послушай-ка Иосиф. А как ты тут очутился?

— Пришел со стариками. Они выбрали место и ждали…

— Пауки, — пробормотал Исин. — Ну, чисто пауки…

— Нашлись добрые люди… Навели, показали… — всем сразу объяснил Избор.

Хазарин уже закончил есть и теперь облизывал пальцы. Иосиф усердно заработал челюстями, и Гаврила отвел глаза. Жажда, о которой он позабыл, вновь напомнила о себе и обо всем, что привело их к этим камням. Он вспомнил и тут же опять забыл о жажде.

— Яйцо? — вскрикнул он. — Где яйцо?

Мальчишка бросил жевать и удивленно посмотрел на него.

— Избор, где яйцо?

— Не знаю, — растерянно ответил воевода. Масленников поднялся, и сделала несколько шагов в сгущающуюся темноту.

— Свистни, — посоветовал Исин. — Наверняка прикатится. Чего-чего, а уж прятаться оно умеет.

За эти два дня воевода уже понял, что яйцо относится к себе бережно и в случае чего о себе позаботится в самую первую очередь. Гаврила послушался. Поднеся ладони к губам, он крикнул:

— Яйцо!

Он вслушивался в темноту и услышал там легкий перестук, словно недалеко от него, точила зубы о камень мелкая мышь. Богатырь сделал несколько шагов навстречу звуку и увидел, то, что искал. Яйцо, как покалеченная птица топталось на одном месте. Оно кружилось, словно в припадке безумия возомнило себя волчком.

— Яйцо!

Глаза Избора еще ничего не видели, но темнота в них уже наполнялась какими-то тенями.

— Что с ним? Разбилось?

Вытянув руку, Избор пошел на голос. Окрик Гаврилы остановил его в двух шагах от яйца.

— Оно кружит на одном месте…

Воевода улегшись на землю дождался, когда оно описав круг ткнется в его ладонь, но вместо того чтобы затихнуть оно продолжало ворочаться в руке.

— Что там? — прокричал от костра Исин.

— Перерим! — сквозь зубы сказал Избор. — И тут нашкодил…

Гаврила молчал, но невысказанный вопрос висел в воздухе.

— Ничего, — сказал наконец воевода, чувствуя как яйцо, словно чье-то вырванное сердце бьется в его руке. — Талисман с нами, а значит мы почти всемогущи. Переможем и это!

Он вернулся к костру и, найдя ощупью мешок, засунул туда, где их ждала бутылка с джином, и ковчежец, и яйцо. Едва они коснулось друг друга, как яйцо перестало дергаться.

— Я же говорил, обойдется, — довольно сказал воевода. — Отлежится к утру.

Раздвигая руками тени вокруг себя он добрался до стариковской поклажи и постелив за камнями какую-то рухлядь сказал Иосифу.

— Ложись… Завтра утором в дорогу.

Мальчишка, разморенный сытостью и теплотой, клевал носом.

— А вы? — сонно спросил он. — Вы как?

Гаврила уловил в его вопросе страх. — «Не пропадете ли вы куда-нибудь?»

— Не беспокойся, — сказал он, усмехнувшись. — Мы тебя посторожим…

Мальчишка кивнул и с головой ушел в сон. Несколько мгновений он лежал тихо, а потом засвистел носом.

— Спит?

Небо над ними стало совсем черным. В камнях свистел ветер, вызывая дождь, но его уже не было — то ли вода, там наверху, кончилась, то ли у Богов изменились замыслы. По небу неслись тучи мрачного вида настолько занятые, что не было у них времени пролиться дождем над этим счастливым местом.

— Все при деле, — сказал Гаврила. — Даже тучи…

— Я тебе тоже дело найду. Будешь нас стеречь всю ночь…

Исин кивнул, согласный с воеводой и непритворно зевнул. Исин услышал его и не удержался и судорожно вдохнул.

— Ну, а если враги попрут тучей, тогда буди, конечно.

Гаврила усмехнулся.

— Ну, если только тучей…