* СССР, РСФСР, город Москва, Большой Кремлёвский Дворец, зал заседаний Верховного Совета СССР, 14 марта 19 90 года*
— Кхм-кхм… — кашлянул Жириновский и склонился ближе к микрофонам на кафедре. — Здравствуйте, уважаемые товарищи народные депутаты!
На него устремлены сразу несколько камер, картинка с которых транслируется прямо в эфир, на миллионы телевизионных экранов по всему Союзу.
— Некоторые личности, имена которых я не буду называть, потому что вы и сами их прекрасно знаете, утверждают, будто бы наше решение о неприятии к инициативе по отмене шестой статьи Конституции СССР — это проявление ретроградства, — продолжил Жириновский. — У меня есть ответ на подобные заявления! Конституция СССР — это вам не записная книжка! Нельзя просто так, без каких-либо на то оснований, вносить в неё изменения! ЦК КПСС, как я понимаю, пытается, таким образом, умыть руки, переложив всю работу на кого-то другого — я этого не позволю! У фракции «СДФСС» есть лучшее решение — нам необходимо провести референдум! Каждый гражданин Советского Союза должен будет проголосовать и решить, хочет ли он, чтобы КПСС утратила руководящую роль или пусть останется! Я считаю, что так будет честнее — нельзя отдавать такой сложный вопрос, влияющий на жизнь всех граждан, на откуп ограниченному кругу лиц!
СДФСС — это Социал-демократическая фракция Советского Союза, что является официальным название фракции «жирондистов». В народе её так никто не называет, а некоторые даже не знают, что у «Жиронды» есть какое-то другое наименование…
— Все дееспособные и имеющие на то право граждане должны поучаствовать в решении! — заявил Владимир. — Также я предлагаю передать на решение гражданам вопрос о необходимости учреждения поста президента СССР! В том же бланке пусть будет этот вопрос! Захотят люди президента — нам останется лишь принять это! Не захотят — а что мы поделаем? Мы же не пойдём против воли народа⁈ Или кто-то хочет пойти? Чего вы на меня смотрите⁈ Я не хочу!
Все «жирондисты» уже знают о том, что никаких договорённостей с Горбачёвым достигнуто не было, поэтому сегодня должно произойти «не голосуем!», а не что-то ещё.
Две трети голосов инициатива Горбачёва не получит, поэтому Съезд, для него, закончится полным провалом.
Но и Жириновский вынужден был пойти на ловкий манёвр — он не мог просто так сказать, что ему не нравится отмена шестой статьи, просто потому что не нравится. Нужно хоть какое-то обоснование такого решения, поэтому он и выкрутился с помощью «демократизации». На подготовку референдума уйдут минимум один-два месяца, а за это время произойдёт очень многое. Например, от КПСС не останется почти ничего, а доля «жирондистов» будет составлять около 65–70 % в Верховном Совете СССР и 45–50 % на Съезде народных депутатов СССР.
Сейчас у него есть 46 % мандатов в Верховном Совете и 34 % мандатов на Съезде народных депутатов.
У него уже большинство в Верховном Совете, потому что КПСС раздробилась на дополнительные фракции, которые не слушаются Горбачёва и думают по-своему. Если бы Владимир захотел, на заседаниях не принималось бы ни одного закона, но это не в его интересах, поэтому «жирондисты» голосуют за самые безобидные проекты и поправки в действующие законы, чтобы контролировать темпы либерализации.
На Съезде народных депутатов у него только номинальное большинство, то есть, фракция является крупнейшей, но в случае коалиций, которые, в ближайшем будущем, маловероятны, но не исключены, это номинальное большинство тут же растает, как утренний туман…
Поэтому ему нужно дополнительное время, чтобы нарастить долю мандатов и получить власть, от которой добровольно отказался Горбачёв.
«Сейчас он очень сильно жалеет о том, что натворил», — подумал Жириновский. — «Но слишком поздно — я его из этого шейного захвата уже не отпущу».
То, что происходит сейчас, слишком смело, чтобы спланировать такое — на некоторых этапах всё могло рухнуть в пропасть, но не рухнуло, поэтому Жириновский заслуженно наслаждается триумфом.
— Товарищ генеральный секретарь! — обратился он к Горбачёву. — Как вы смотрите на проведение референдума по этим двум вопросам?
А генсек сидит в глубокой задумчивости и пытается понять, что ему подсовывает Жириновский.
Уж Горбачёв-то точно знает, что референдум не может заменить Съезд народных депутатов при внесении конституционных правок, то есть, ему должно быть, очевидно, что Жириновский делает это, чтобы выиграть время. Для чего он выигрывает время, Горбачёву тоже должно быть понятно — КПСС трещит по швам и каждый день играет против неё.
Для человека, чуть-чуть разбирающегося в политике, это выглядит так, будто Жириновский хочет получить подтверждение народного желания отмены шестой статьи и введения поста президента, а затем его фракция проголосует за конституционные изменения.
А человек, хорошо разбирающийся в политике, быстро поймёт всё то, что понимают Горбачёв и Жириновский.
— Я услышал вашу позицию, товарищ Жириновский, — холодным тоном ответил генсек. — Можете возвращаться на своё место.
Владимир равнодушно пожал плечами и пошёл к своей «банде». Сев на своё место, он уставился на Горбачёва, который, тем временем, полностью погрузился в мыслительный процесс.
— Я не до конца понимаю, что мы делаем, Владимир Вольфович… — шепнула ему на ухо Светлана Савицкая.
— Мы делаем то, что должны — спасаем Союз от распада, — ответил ей Жириновский. — Введение поста президента — это опасный прецедент. Кто-то в республиках тоже захочет себе такой же, а это сепаратизм, конфликты, это жертвы среди гражданского населения — нам этого всего даром не надо.
— Горбачёв всё это понимает? — спросил сидящий слева маршал Куликов.
— Разумеется, — улыбнулся Владимир.
— А зачем тогда… — начал озадаченный маршал.
— А вот это очень интересный вопрос, — ещё шире заулыбался Жириновский.
Горбачёв, наконец, выработал какое-то решение и включил микрофон.
— Товарищи народные депутаты, — заговорил он. — Доводы товарища Жириновского звучат убедительно, и я нахожу в них рациональное зерно. Действительно, нельзя решать такие важные проблемы без согласования с народом — предлагаю обсудить проведение референдума по указанным вопросам.
«А какие у тебя варианты, идиот?» — подумал Жириновский. — «Не поддержишь и будешь ждать, пока остатки твоей фракции окончательно рассыплются?»
— Кто за то, чтобы провести всесоюзный референдум по вопросам отмены шестой статьи Конституции СССР и введения поста президента СССР — поднимите мандаты, — призвал Горбачёв.
«Жирондисты», без какой-либо команды, достали свои мандаты и подняли их над головами, впрочем, как почти все остальные народные депутаты.
— Принято единогласно, — констатировал генсек. — Тогда предлагаю сформировать комиссию по организации всесоюзного референдума. Фракции — выдвигайте своих кандидатов.
* СССР, РСФСР, город Москва, Солнцевский район, завод «Механика-17», 3 апреля 19 90 года*
В прошлом году здесь не было почти ничего — пустырь недалеко от жилого массива.
Но сейчас здесь стоит заводской массив, четыре корпуса которого уже сданы в эксплуатацию, а ещё четыре готовятся к этому.
Организация строит по-настоящему мощное производство — производить здесь будут десятки наименований изделий, тесно связанных с электроникой.
Жириновский отчётливо осознаёт, что спрос на видеокассеты-болванки будет силён до начала 2000-х годов, впрочем, как и на сами видеомагнитофоны. В конце концов, всё это неизбежно устареет и станет никому не нужно, но до этого момента ещё чуть больше десяти лет. А десять лет — это неплохой горизонт для бизнеса.
— Здравствуйте, товарищи кооператоры! — приветствовал он собравшихся рабочих. — Рад вас видеть!
— Мы тоже, Вольфович! Вольфыча в президенты СССР! Здравствуй, Вольфыч! Даёшь! — раздались нестройные выкрики, пробивающиеся через неразборчивый гул.
— Кхм-кхм! — кашлянул Жириновский. — Я пришёл сюда, чтобы поздравить вас всех с открытием четвёртого заводского корпуса! К сожалению, я не смог прийти на торжественное мероприятие, потому что… ну, вы сами видели, где я был! Но я искренне поздравляю вас всех — это великое достижение! Может, вам не докладывают, но вы всё и сами прекрасно знаете — к концу этого года, если будет поддержан нынешний темп наращивания мощности, производство выйдет на исторически рекордный темп — два миллиона видеокассет в месяц!
Две с половиной тысячи кооператоров, собравшиеся в первом корпусе завода, ликовали. Организация вернула им утраченное чувство причастности к своему производству — для них вновь установлена прямая связь между объёмом вложенного труда и улучшением качества их жизни.
Зная, что они работают за своё будущее и будущее своих детей, они работают с должным энтузиазмом, давая нужные объёмы продукции.
Спрос на болванки чрезвычайно высок и всё, что производят шесть производственных линий, уходит на выполнение предварительных заказов.
На чёрном рынке чистые болванки стоят около 100–120 рублей за штуку, бывшие в употреблении стоят дешевле — в интервале 50–80 рублей. Себестоимость одной болванки — примерно 30 рублей, с тенденцией удешевления, по мере наращивания масштаба, а отпускная цена в кооперативных магазинах составляет не более 80 рублей.
Это уже придушило теневой импорт болванок, потому что стало меньше людей, готовых покупать их по 100–120 рублей, ведь можно чуть-чуть подождать и купить за 80 рублей — пусть один заводской массив не устраняет дефицит, но, всё же, ослабляет.
Жириновский отнял Солнцевский район у бандитов, а затем присвоил его себе, чтобы использовать для своих надобностей. От 40-го избирательного округа, в котором находится, в том числе, Солнцево, на всех уровнях баллотировались народные депутаты от Организации, поэтому в Солнцевском райсовете сидят свои люди, как и в райисполкоме. В Моссовете тоже всё пришло к тому, что большинство занимают «жирондисты».
— Вольфыч, вернись в райсовет!!! — раздался возглас. — Или совсем зазнался⁈
В середине марта прошли очередные выборы депутатов в райсоветы, но Жириновский не стал баллотироваться от Ждановского района, а уступил место другим людям, тоже из Организации. Жителям района это не понравилось и начали приходить письма с требованием, чтобы Жириновский не зазнавался из-за того, что он теперь в Верховном Совете и по телевизору выступает, а вернулся в райсовет и не выделывался.
— Товарищи! — заговорил Владимир. — Народный депутат Серавина — это выдающийся специалист в области планирования, с десятилетним стажем работы! Я в ней уверен почти как в себе — она не подведёт, уверяю вас! Она продолжит взятый мною курс, и я обещаю вам, что положение дел не ухудшится — Надежда Дмитриевна справится с возложенными на неё обязанностями! Даю своё слово!
Его председательство в исполкоме — это давно уже была не очень нужная ширма. В Ждановском районе, как и во многих других районах Москвы и не только, решением проблем населения занимается Организация, взявшая на себя эти функции неофициально.
Если бы не Организация, население бы уже отчётливо увидело, что парткомы и райсоветы практически парализованы и не знают, как справляться с поставленными перед ними задачами. Причин этому много: маховик дефицита в государстве уже давно превысил даже самые смелые прогнозы его максимальной скорости, КПСС дискредитирована, многие новые нардепы до сих пор не знают, как распоряжаться полученной властью, а в государственном бюджете свой дефицит, составляющий сумму в пределах 23 миллиардов рублей.
Жириновский, из воспоминаний Директора, знал, что к 1990 году дефицит бюджета должен был составить около 60 миллиардов рублей, что составило бы примерно 6 % от его ВВП.
То есть, у советской экономики сейчас дела обстоят даже лучше, чем у экономики США — благодаря «гениальным» действиям Рональда Рейгана, дефицит бюджета, согласно открытым данным, которые читал Жириновский, составляет около 3,9 % от ВВП — 221 миллиард долларов США.
«В истории было только два ускорителя-перестройщика, но общественность запомнит только одного — который с пятном на лысине, а не с голливудской ухмылкой на лице», — подумал Жириновский.
— Ты так больше не делай, Владимир Вольфович! — потребовал упитанный мужик лет пятидесяти, стоящий в переднем ряду. — Я шёл на избирательный участок, чтобы голосовать за тебя! А тебя в бланке нету — нехорошо!
— Я делал объявление, что не баллотируюсь в райсовет в этом году! — ответил ему Жириновский. — Так надо было, товарищи! Но пришла достойная смена — целая плеяда крепких и компетентных народных депутатов! Они нас не подведут, и решат все наболевшие проблемы! Ладно, давайте ещё вопросы! Не более двадцати, а потом мне надо на работу!
Он вспомнил о таком явлении, как прямая линия с президентом — это он решил запомнить, на будущее…
Пусть популизм чистой воды, но ведь работает.
Вопросы от рабочих-кооператоров были ожидаемыми: когда уже он станет президентом СССР, сколько можно терпеть дефицит, что он будет делать с агрессией от Америки, какие идеи у него насчёт дальнейшего развития производства, когда уже станет нормально жить — всё, что возникло под влиянием его масштабной пропаганды, а также под влиянием окружающей реальности.
Закончив отвечать на вопросы, Жириновский покинул территорию завода и поехал обратно в Дом воинов-интернационалистов.
По пути он размышлял о той исторической несправедливости, которая должна установиться в будущем — о Горбачёве и Рейгане.
Рональд Рейган, своими опрометчивыми действиями, ввёл США в долговую зависимость и потребность в постоянном внешнем подпитывании — если бы не падение СССР, никто не знает, чем бы всё закончилось…
Но западная пропаганда выставила Рейгана чуть ли не самым эффективным президентом США, хотя при нём возник невероятный дефицит бюджета, начал сокращаться средний класс, а потом, чуть позже, начались экономические кризисы. По сути, главным архитектором того, что США «перестали быть великими» и потребовалось «сделать их великими снова», выступил именно Рейган — именно он создал дизайн той американской экономики, которая начала уступать чуть ли не с его руки вскормленной КНР.
Бедолага Джордж Буш-старший вынужден принимать крайне непопулярные решения: сокращает социалку и идёт на ограниченное сокращение некоторых программ в области обороны.
«Социальное обеспечение — это ещё терпимо, американский народ всё простит», — подумал Жириновский. — «Но вот с оборонкой он ошибся — ему этого не простят и следующего президентского срока у него точно не будет».
У Буша нет другого выхода, он заложник этой ситуации — он видит статистику и понимает, что в такой роскоши, как у Рейгана, его президентский срок пройти не может, ведь Рональд съел весь жир и оставил после себя только растущие долги.
А ещё ему досталась в наследство от Рейгана всё ещё идущая ирано-иракская война — для её прекращения есть все предпосылки, ведь этого хотят и в США, и в СССР, но аятолла Хомейни и президент Хусейн постоянно срывают или осложняют переговоры.
Иран продолжает получать военное снабжение от США, Пакистана и Израиля, а Горбачёв шлёт Хусейну советские танки и оружие. Дошло даже до того, что Жириновский начал видеть в московском Доме воинов-интернационалистов новых людей, которые служили военными советниками в Ираке…
Об Афганистане уже все забыли давно, хотя там тоже до сих пор идёт война, пусть и вялотекущая.
Президент Аслам Ватанджар, вопреки ожиданиям Жириновского, не стал сразу же отбрасывать марксизм-ленинизм, хотя уже давно пора, а поступил хитрее — по его риторике чувствуется, что он тоже смотрит выступления Владимира и кое-что понимает. В официальных заявлениях стало всё чаще встречать нечто вроде «защита афганского народа», «постоянная угроза от коллективного запада», «бережное сохранение достигнутых социалистических завоеваний» и так далее.
КГБ всё ещё там, в Афганистане — отслеживает любые изменения ситуации, чтобы не допустить падения режима, но у Ватанджара всё под контролем. Душманы уже почти полностью лишились вербовочной базы, потому что в пакистанских и иранских лагерях находится не более 200 000 беженцев, среди которых больше половины — женщины, дети и старики. А все остальные вернулись в родной Афганистан и вновь интегрируются в общество.
И эта репатриация беженцев усилила афганскую экономику, которая сейчас упорно движется к достижению довоенных экономических показателей, чему в немалой степени способствуют доходы от поставок опиума-сырца — в январе этого года Ватанджар попросил советское руководство передавать военную помощь больше деньгами, а Горбачёв и рад.
Это значит, что ирано-иракская война никому, фактически, не нужна, даже руководству Ирана и Ирака, но остановиться они не могут, потому что действует ловушка невозвратных затрат. И участники, и поддерживающие их стороны — все они вложили в это слишком много, чтобы просто так прекратить это.
В газетах периодически пишут, что Хусейн или Хомейни, наконец-то, выступили с намерением очередного начала нового раунда переговоров, но это писали уже слишком много, чтобы кто-то всерьёз верил в это…
«Международка продолжает очень интересно вариться, но никак не сварится», — подумал Жириновский, глядя на пролетающие мимо улицы Москвы. — «А Горбачёв, дебил, изо всех сил пытается сохранить свою власть. Не о том думает, дегенерат несчастный».
Соцблок замер в ожидании. Уже должны были начаться остросюжетные перевороты в странах ОВД, но драмы происходят, пока что, только в Югославии и Польше, а также в республиках СССР.
Январский кризис в Закавказье удалось погасить — в Армянской ССР, Азербайджанской ССР и в Нагорном Карабахе дислоцированы внутренние войска МВД СССР, а также активничает КГБ, почти каждый день обнаруживающий что-то интересное на тему иностранной поддержки сепаратизма.
В республиках объявлен режим чрезвычайного положения, поэтому у МВД и КГБ развязаны руки — идёт охота на теневые кланы.
Горбачёв, напуганный перспективой утраты этих республик, приказал разбираться тщательно, чтобы «предотвратить, пресечь и не допустить».
Крючков, несмотря на то, что Жириновский считает его человеком с квадратно-гнездовым мышлением, всё-таки, начал делать свою работу со всем прилежанием. Обезглавливание теневых кланов, вычистка местной номенклатуры — это симптоматическое лечение, которое не решит проблему, но гарантированно продлит агонию.
Жириновскому больно и неприятно наблюдать за процессом распада, происходящим непрерывно и прямо у него на глазах.
Его план работает почти безукоризненно — он уже пересёк точку невозврата и теперь его реализация попросту неизбежна, но Владимиру всё равно очень неприятно. Да, будет лучше, чем могло бы быть, не начни он своё вмешательство, но хорошо всё равно не будет.
— Приехали, Владимир Вольфович, — сказал Григорий, шофёр из оперативников Управления безопасности Организации.
— Ах, хорошо, — отвлёкся от тягостных размышлений Жириновский. — Я буду в Доме воинов до конца, поэтому можешь заниматься своими делами.
— Понял вас, — кивнул Григорий.
Жириновский вошёл в здание, в фойе которого его встретила Алина Дмитриевна, секретарь.
— Здравствуйте, — улыбнулся ей Владимир.
— Здравствуйте, Владимир Вольфович, — кивнула она. — Вас искал Виктор Михайлович.
— Да, я, как раз, к нему и иду, — ответил Жириновский. — Мне уже передали.
У него по плану посещение начальника Управления безопасности, а затем встреча с программистами, которые должны показать черновую версию новой операционной системы.
Говорят, что она ещё не работает, вернее, работает, но так плохо, что кажется, будто не работает, поэтому лучше умерить ожидания. Зато уже сейчас они могут продемонстрировать, как раскрывается задел этой операционной системы — во многих аспектах она уже наголову опережает всех конкурентов. Осталось только довести её до ума и усовершенствовать, на что, по расчётам Касперского, должны уйти следующие два-три года. И тогда у них будет своя, отечественная, операционная система, с которой всё и начнётся.
Управление безопасности находится на четвёртом этаже, в восточном крыле Дома — в коридорах ходят люди в гражданской одежде, вроде бы обычные, но у них будто на лбах штампом отпечатано, красными буквами, слово «Комитет».
Здесь трудятся бывшие силовики, покинувшие КГБ по разным причинам, включая также несогласие с курсом партии. Все они прошли строжайший отбор и сейчас составляют параллельную спецслужбу, у которой пусть и сравнительно мало ресурсов, но её влияние становится сильнее с каждым днём.
— Здравствуйте, Виктор Михайлович, — вошёл Жириновский в кабинет начальника управления.
Кабинет его почти точно копирует стандарты КГБ — аскетичность, простота и функциональность.
— Здравствуйте, Владимир Вольфович, — улыбнулся Чебриков. — Присаживайтесь.
Жириновский сел в предложенное кресло и вытащил из кармана пачку «Ростова». Чебриков кивнул и подвинул к нему стеклянную пепельницу.
— Какие новости? — спросил Владимир, закурив сигарету.
— Выяснилось кое-что о Хлебникове, — ответил Виктор Михайлович. — Комитет пришёл к выводу, что он действовал сам, из-за убеждений. Но у него было очень интересное окружение — оппозиционно настроенная молодёжь, которой не нравится происходящее. Хлебников заложил всех своих единомышленников и сейчас идёт процесс дознания. Похоже, что если бы не он, то кто-то другой бы точно решился на покушение — они открыто это обсуждали на своих посиделках. У них сложилось представление, будто твоим устранением можно остановить «фашизацию СССР».
— Вот подонки… — процедил Жириновский. — Что им грозит?
— Если удастся доказать, что был сговор, то отправятся этапом за соучастие, — пожал плечами Чебриков. — А если соучастия не докажут, то их отпустят. Но можешь больше не думать о них — мы возьмём их всех под негласное наблюдение, поэтому они всё время будут под колпаком. С этой стороны тебе угрозы больше не будет. Но надо помнить, что они не одни такие — много кому не нравится то, что ты делаешь и говоришь.
— А с журналюгами проблему решили? — поинтересовался Владимир.
— Да, один исчез, а остальные заткнулись, — кивнул Виктор Михайлович.
— Совсем исчез? — уточнил Жириновский.
— А как иначе-то? — задал резонный вопрос Чебриков. — Зато остальные всё поняли.
Некоторые из независимых журналистов, возникших из-за гласности, в отличие от остальных, начали копать в неверном направлении. Один из них написал целую статью о существовании некой «Системы», в которой ключевую роль исполняет Владимир Жириновский.
По его утверждениям, основанным на показаниях анонимного источника, это подпольная сеть, коротая последовательно захватывает Советский Союз, с помощью кооперативов, которые независимы лишь номинально.
Это, по мнению Жириновского, слишком преждевременно, поэтому он приказал заставить их замолчать.
Статью в комсомольской газете читало слишком мало людей и среди них, по-видимому, не нашлось тех, кто понял, как это можно использовать, поэтому резонанса не возникло и Организация может работать в нормальном режиме.
— Хорошо, — кивнул Владимир.
— С Орловым когда в последний раз беседовал? — спросил Чебриков.
— На прошлой неделе виделись, на выходных, — ответил Жириновский.
— Значит, не знаешь, — улыбнулся Чебриков. — Крючков решил, что время пришло — он выразил намерение поставить Гену своим первым заместителем.
— А вот это очень хорошо, — произнёс Жириновский. — А что, кто-то проштрафился?
— Генерал армии Бобков, — кивнул Виктор Михайлович. — По полуофициальной версии, ходящей в Комитете, Горбачёв посчитал, что Филипп Денисович не справился со своей задачей в Нагорном Карабахе. Но я знаю неофициальную версию — у Бобкова была беседа по твоему поводу, он потребовал у Горбачёва, чтобы тот пресёк твою деятельность немедленно, потому что она угрожает целостности Союза.
— А Горбачёв не может, — улыбнулся Владимир.
— Но Бобкову он это напрямую не сказал, потому что нельзя, поэтому потребовал от него отставки, — произнёс Чебриков. — Теперь место первого заместителя председателя КГБ вакантно и Крючков нашёл замену. Похоже, что он колебался в выборе между Гаськовым и Орловым, но посчитал, что Гаськов пусть сидит в ГДР и делает свою работу.
— Это открывает для нас очень хорошие возможности, — сказал Жириновский.
— Нужно действовать осторожнее, — покачал головой Чебриков. — Первый зам — это не абсолютная власть. В конце концов, Крючков будет внимательно следить за действиями Орлова. Как минимум, в течение следующего полугодия.
— Орлов не тупой, всё понимает, — улыбнулся Жириновский. — А Гаськова так и будут держать в ГДР до морковкиного заговения?
— Похоже на то, — кивнул Виктор Михайлович. — Ходят слухи, что Горбачёв скоро даст ему генерала армии, за Германию. Возможно, он рассматривает его в роли следующего председателя Комитета. Но посмотрим.
Константин Эдуардович никак не связан с Организацией, особых контактов с Жириновским у него не было и его деятельность выглядит полностью автономной и ни с кем не аффилированной, а ещё он не очень вхож в круги номенклатуры. Горбачёв может считать его пришлым варягом, который не связан ни с кем, ведь все, кто участвовал в карьере Гаськова уже либо ушли на пенсию, либо умерли…
— Не первостепенный масштаб, но тоже очень приятно, — произнёс Владимир. — Это тоже хорошо.