Владимир, Сын Волка 2

Глава четвёртая. Господство небес

*Демократическая Республика Афганистан, город Кабул, район Шашдарак, улица Вазир Акбар Хан, дом 65, 30 июня 1986 года*

— Когда снова улетаешь-то? — спросил Константин Эдуардович, прожевав кусок панированного куриного крылышка.

— Осенью, — пожал плечами Жириновский. — Дальше будут Саид и Мансур разбираться — не потеряются…

— Они надёжные люди? — нахмурился генерал-майор Гаськов.

— Ещё какие, — усмехнулся Владимир. — Пока они руководят Аналитическим отделом, можешь быть уверен, Эдуардыч, что шпионам в ХАД проникнуть будет очень тяжело и болезненно. А даже если проникнут, то надолго они внутри не задержатся. Я бы с собой этих двоих забрал, но нельзя…

— А с идеологической стороны? — спросил Константин Эдуардович.

— С этим тоже никаких неприятностей, — ответил Жириновский. — Внимательно изучают марксизм-ленинизм, иногда даже цитируют классиков! И я сейчас не шучу, Эдуардыч — можешь проверить в любой момент!

Мансур внимательно изучил основные труды Маркса, Энгельса и Ленина уже давно, потому что ему было интересно, из-за чего весь сыр-бор, а у Саида дома в шкафу полное собрание сочинений Ленина на фарси и на русском. Они знают, как это нужно, если хочешь подняться по ступеням иерархии страны, где декларировано верховенство партии.

Но Жириновский даже не сомневался, что эти двое отбросят идеологию сразу же, как только она начнёт вредить их делу и положению — в этом они ничем не отличаются от покойного Наджибуллы и многих других «идейных марксистов-ленинистов» в СССР и Афганистане…

— Кстати, если не секрет, а с Кармалем всё уже решилось или ещё думают? — спросил Владимир.

— Уже решилось, но ещё думают, — ответил Гаськов. — Что снимать его надо — решили, но кого ставить — думают.

— А какие есть кандидаты? — поинтересовался Жириновский.

— Хочешь узнать, каковы шансы у Ватанджара, да? — усмехнулся генерал-майор. — О нём, в основном, все и думают, там, наверху. Ты, как всегда, остался в тени, Вольфыч — все думают, что это Мохаммад такой особенный, что при нём ХАД так преобразился.

— Рапорты никто не читает? — нахмурился Жириновский.

— Читают, но в наше тестирование наверху никто особо не верит, — ответил Гаськов. — Принято считать, что всё зависит от лидера. И основания считать именно так есть, сам понимаешь.

Логика проста: был Наджибулла, вор и коррупционер — ХАД почти не работал, стал Ватанджар, крепкий лидер и хозяйственник — ХАД начал ловить мышей. А то, что изменения начались ещё при Наджибулле, пусть и против его воли, это руководство не интересует, потому что малозначимо и ломает красивую картинку.

Это очень выгодно Ватанджару и фракции Хальк, поэтому генерал-полковник ходит чем-то обрадованный и часто встречается со своим приятелем Асадуллой Сарвари, наконец-то, вернувшимся из Монголии. И с Саидом Гулабзоем он тоже иногда видится, как и с Шерджаном Маздурьяром, ещё одним членом ЦК НДПА из фракции Хальк.

Объединяет этих четвертых то, что вместе они формируют «Банду четырёх»,[1] как их называла раньше западная пресса.

И это очень нехорошо, потому что непонятно, насколько сильны в головах этих «бандитов» идеи давно покойного Нур Мохаммада Тараки.

— Что ты думаешь о Ватанджаре? — спросил Гаськов. — Следует делать на него ставку?

— Лучших вариантов всё равно нет, — пожал плечами Владимир. — Он, хотя бы, не оторван от реальности, как остальные…

Генерал-полковника Ватанджара Жириновский узнал очень хорошо — это адекватный человек, прекрасно осознавший, что именно методы халькистов привели к тому, что началась гражданская война, буквально, через две недели после старта их реализации, и теперь действовать надо иначе. Иначе — это медленно, методично, но неотвратимо.

Опыт Панджшера, в котором кланы сами перешли на сторону правительства, благодаря умелым действиям Орлова и Жириновского, им изучен, поэтому ХАД применяет его в соседних провинциях, уже порядочно уставших от этой затянувшейся войны.

Гаськов поставил ответственным за переговоры с местными капитана Леонова, которого хочет продвинуть, но не административными методами, а через лёд и пламя, то есть, провести по пути Орлова.

Его очень задело то, что Геннадий смылся в Москву, и теперь делает успехи, без него, но он уже смирился с этим и работает дальше.

Жириновскому этот Леонов не нравится, как человек, но он вынужден признать, что на занятиях капитан не спал и прекрасно владеет не только дари, а ещё и пушту, что существенно расширяет его «географию». Да и разговаривать с местными он умеет, знает их нравы и понимает, что они не считают его себе ровней и оценивают лишь по критерию полезности.

А Ватанджар, вообще-то, в Афганистане считается общественно приемлемым — он не непонятный индивид, как Бабрак Кармаль, а чистокровный пуштун, что непременно изменит мнение пуштунских племён о правительстве.

Несмотря на то, что Бабрак Кармаль старается этого не афишировать, весь Кабул и остальной Афганистан знает, что на самом деле его зовут Султаном Хуссейном, а его отец — выходец из Кашмира, то есть, индус. Да и линия поведения Кармаля не вселяет в местных уважения к нему — то он говорит, что является чистокровным пуштуном, то говорит, что всегда был и будет чистокровным таджиком…

О Ватанджаре же никаких слухов не ходит и с ним всё предельно понятно, поэтому этнический вопрос будет снят. Это, конечно, повысит напряжённость с таджиками, хазарейцами и остальными народами Афганистана, но большинство ведь за пуштунами, поэтому важнее уладить все вопросы с ними, а уже потом с остальными.

Наджибулла тоже был из пуштунов, как и Ватанджар, но это, как помнит Жириновский, ему особо не помогло — в 1992 году его снесли. Это значит, что вопрос с этнической принадлежностью правителя пусть и важен, но не слишком критичен.

«Самое главное — Ватанджар отчётливо осознаёт то, чего не осознают почти все члены фракции Парчам и некоторые члены фракции Хальк», — подумал Владимир, вытаскивая из кармана пачку сигарет. — «Пока американцы и пакистанцы финансируют душманов, никаких мирных переговоров не будет и война не закончится. Прекратить этот конфликт может только полное поражение одной из сторон».

— Мне в следующем году в Москву, — произнёс генерал-майор. — Обещано, что будут повышать и отдел дадут — за заслуги. Не хочешь со мной рвануть? Мы с тобой такие дела сделаем…

— Я думаю, что будет лучше, если мы ограничимся домами воинов-интернационалистов, — покачал головой Жириновский. — Я вижу в них огромный потенциал, который нужно лишь реализовать. Там я, хотя бы, свой — мне даже незнакомые ребята ближе, чем все гражданские, с которыми я работал в Ташкенте. И я хочу работать со своими, а в КГБ я свою карьеру не вижу — да и какая у меня там может быть карьера?

— У тебя светлый ум, — сказал Константин Эдуардович. — Да и я чувствую себя обязанным тебе — всё-таки…

Он не стал озвучивать, что это благодаря Жириновскому он сумел стать генералом. А ведь между полковником и генерал-майором находится очень широкая пропасть, которую умудряются перепрыгнуть лишь единицы, ведь она шире, чем пропасть между рядовым и полковником.

— Вот если поможешь мне с домами воинов-интернационалистов, век буду благодарен, Эдуардыч! — усмехнулся Владимир. — Сможешь?

— Запросто, Вольфыч! — улыбнулся Гаськов. — Тебе с московским нужна помощь?

— Со всеми, — серьёзно ответил Жириновский. — Я хочу охватить весь Союз, от Владивостока до Калининграда…

— Вот оно как… — озадаченно почесал затылок Гаськов. — Ну, ладно — чем смогу, помогу. Масштаб ты задал, конечно, но не вижу ничего невозможного.

*Демократическая Республика Афганистан, провинция Гильменд, в небе, 11 августа 1986 года*

— ДШК!!! — закричал борттехник. — Три часа!!!

Он опустил ствол станкового ПКТ чуть ниже и открыл огонь.

Жириновский, вцепившийся в свой АКС-74, активно боролся с охватившим его ужасом.

«Чёрт меня дёрнул лететь именно сегодня!» — думал он, пытаясь ослабить хватку на автомате. — «Сейчас собьют нас и всё, все планы с высоты и об землю!»

Иллюминатор чуть левее от него разбился с брызгами стекла. Владимир рефлекторно прикрыл глаза левой рукой.

Борттехник продолжил интенсивную пальбу по одному ему видимой цели, а Жириновский сидел неподвижно.

«Должны проскочить — эти сволочи не могут стрелять по нам вечно», — успокаивал он себя.

Гильзы сыпались на пол десантного отсека, а затем показался второй пилот, который замахал Жириновскому и начал интенсивно тыкать в сторону станкового пулемёта на левом борту.

— Я?! — спросил Владимир.

Пилот несколько раз выразительно покивал, а затем вернулся в кабину.

Жириновский заставил себя подняться с лавки, но у него не получилось, потому что он пристёгнут. Расстегнув ремень безопасности, он встал и прошёл к креслу второго стрелка, роль которого, как он понял, должен выполнять кто-то из пассажиров. В этот раз, он.

Сев в кресло и пристегнувшись, Владимир взвёл ПКТ и начал искать внизу цели.

Вспышки, не очень хорошо различимые на фоне жёлтого песка, помогли ему найти второй ДШК, расположившийся между рыжеватыми валунами.

«Надо было оставаться дома…» — подумал Владимир и сделал пристрелочную очередь.

Трассер из очереди рухнул метров на сто ниже, чем нужно, что вызвало у него приступ паники.

Он вспомнил методики, которыми принуждал свой организм успокаиваться, и начал настраивать себя на нужный лад. Это помогло почти сразу — он успокоился и его сознание заполонила холодная пустота. Осталась лишь одна задача, с которой он вполне может справиться…

Обретя внутренний баланс, уже умиротворённый Жириновский внёс нужную поправку и открыл интенсивный огонь по пулемётному расчёту душманов.

Эти же стреляют куда-то в область пулемёта, судя по толстым красно-оранжевым трассерам, пролетающим то справа, то слева от вертолёта.

Длинная очередь из ПКТ врезалась в валун слева от расчёта ДШК, создав облако рыжей пыли, поэтому Владимир взял чуть правее и послал в это облако ещё одну очередь, гораздо более длинную, чем предыдущая.

На этот раз он попал, куда надо — ДШК прекратил стрельбу.

Но это не конец, потому что нужно додавить расчёт, что требует дополнительных накрытий, что и попробовал повторить Жириновский.

Следующие четыре очереди пришлись то левее, то выше, то ниже, то ещё раз ниже, но душманы ощутили это, как высокоточную стрельбу, поэтому бросили пулемёт и побежали через пески, к ближайшим песчаным холмам.

Такие роскошные цели упускать было грешно, поэтому Владимир не стал — он открыл огонь по бегущим душманам, и почти сразу положил одного, постреливавшего в сторону вертолёта из АКМ.

Но тут что-то ударило в вертолёт, а затем в десантном отсеке начал чувствоваться запах гари.

— ТВОЮ МАТЬ!!! — заорал борттехник, а затем посмотрел на место, где сидел Владимир. — Пассажир, пристегнись!!!

Он удивлённо заозирался, а затем оглянулся и увидел Жириновского, пристёгнутого к креслу бортстрелка.

— Дмитрич говорит, что будем садиться! — предупредил борттехник. — Держись — может статься, что будет жёсткая посадка!

«Сука, только этого не хватало…» — обречённо поднял взгляд к потолку Жириновский.

Ми-8Т начал снижаться, причём рывками, что свидетельствовало о серьёзном повреждении двигателя или обоих двигателей.

— С нашими связались?! — спросил Жириновский.

— Что?! — спросил борттехник.

— С НАШИМИ СВЯЗАЛИСЬ?! — спросил Владимир громче.

— Да! — закивал борттехник. — Обещали, что вышлют подмогу, но до неё надо дожить! Надо будет спалить машину и уходить!

Жириновский кивнул ему.

Это должен был быть короткий перелёт, из Герата в Лашкаргах — Владимир полетел вместе с боеприпасами.

На большую высоту взлетать было бессмысленно, из-за малого маршрута, ну и опасной эта зона не считалась, поэтому Владимир был спокоен, когда поднимался на борт. Но, видимо, у душманов имелись какие-то другие сведения об опасности этого участка, поэтому они установили несколько ДШК и организовали засаду.

Из мотогондолы сыпались искры и пылающие капли топлива, а в десантном отсеке стало почти невозможно дышать. Но земля была уже близко, поэтому очень скоро будет приземление. Жёсткое или нет, Жириновский не знал, но он очень сильно хотел оказаться на твёрдой земле.

И его желание было выполнено через три десятка секунд — вертолёт с силой опустился брюхом на песок, раздались адские скрип и скрежет, а затем лопасть задела землю, прозвучал странный звук, похожий на громкий хлопок, после которого вертолёт накренился, и Жириновского обдало тяжёлым песком.

Когда движение вертолёта прекратилось и стал слышен звук горения двигателей, Жириновский освободился от ремней и вскочил с кресла.

— Семёныч, минируй! — вышел в десантный отсек подполковник Суриков, который просил называть его «Дмитричем». — И сразу на выход! Времени нет — надо идти!

Жириновский вылез из вертолёта и начал осматриваться на местности. Они сели на дне ущелья, в русле давно пересохшей реки, поэтому есть только два направления для отхода. И легко может оказаться, что по одному из них к ним уже спешат душманы…

Он достал из подсумка компас и определился со сторонами света. Им нужно на юго-восток, где находится Лашкаргах.

Борттехник вышел из вертолёта последним.

— Куда идём? — спросил Жириновский у подполковника.

— Надо на юго-восток, — ответил тот. — И будьте готовы, что за нами отправят погоню. Мы сели не очень хорошо, но примерно в восьми километрах к юго-востоку есть нейтральный кишлак. Если помощь не подоспеет, то придётся идти через него. Мимо не пройдём.

— Это плохо, — покачал головой Жириновский. — Ладно, не отставайте — я выведу вас отсюда!

Экипаж вооружился штатным оружием — лётчики АКС-74У, а борттехник АК-74. Жириновский здесь был самым вооружённым — у него АКС-74 с подствольным гранатомётом ГП-25, восемь магазинов к автомату, четыре гранаты РГО и четыре выстрела ВОГ-25 в подсумках разгрузочного жилета.

Также у него есть бронежилет 6Б2, но модернизированный — вместо титановых пластин в нём установлены бронеэлементы из карбида бора, позаимствованные из бронежилета 6Б4.

Он повёл вертолётчиков по ущелью, на ходу соображая, как всё провернуть так, чтобы пройти незамеченными.

Словно в ответ на его мысли, взорвалась взрывчатка, уничтожившая вертолёт. Если до этого момента не все обитатели ущелья знали о том, что здесь гости, то теперь об этом узнали абсолютно все, кто имеет уши.

И будто взрыва было мало, через несколько минут, начали детонировать патроны, иногда вылетающие через иллюминаторы и двери. Трассеры разлетались в разные стороны, как искры фейерверка…

Но Жириновский сделал лицо кирпичом и твёрдо шагал прочь, стараясь сместиться ближе к сухому кустарнику, способному прикрыть их хотя бы с одной стороны.

«Ну, зачем я полетел?!» — корил он себя. — «Сейчас бы сидел в своей квартире, пил чай и смотрел очередной фильм! „Но это моя ответственность!“, „Надо доделывать работу до конца!“ Тьфу! Твою мать!»

В ущелье стоит адская жара, а воды не сказать, чтобы много.

Но Владимир не экономил силы и регулярно поднимался на доступные возвышенности, чтобы посмотреть вперёд и назад, каждый раз ожидая увидеть преследователей.

И, примерно через четыре километра пути, обнаружили себя душманы.

Они не прячутся — мчат на лошадях, стараясь поскорее настигнуть вертолётчиков и убить или, ещё лучше, пленить.

— За нами погоня — всадники! — предупредил Владимир остальных, а затем осмотрелся. — Примем бой там!

Он указал на хороший участок с валунами, расположенный в изогнутом крае ущелья. Уйти оттуда не получится, но такой вариант и так не рассматривается, потому что от всадников пешком не уйти, зато с тыла точно никто не зайдёт, а ещё это небольшое возвышение.

— Сколько их?! — занервничал подполковник Суриков.

— Не меньше двух десятков! — ответил Жириновский. — Поспешим! Нужно занять оборону!

Взобравшись на каменистое всхолмье, он распределил сектора огня и нашёл подходящие позиции для каждого члена экипажа.

Себе он выбрал удобное место за средней высоты плоским валуном, за которым можно полностью укрыться, если встать на колени.

Душманы обнаружили их и открыли огонь сходу, на скаку. Даже они понимают, что так можно прицельно попадать разве что в скалы, но это делается для психологического подавления.

Жириновский зарядил выстрел ВОГ-25 в подствольный гранатомёт и выжидал, пока противник подберётся ближе.

Враги спешились и пошли на сближение.

— Экономнее с патронами! — приказал Владимир. — Огонь!

Он начал стрелять одиночными, целясь в туловища. Его квалификация серьёзно не дотягивает до уровня «Вымпела», поэтому отстреливать людям конечности, включая голову, он не умеет. Во всяком случае, не на такой большой дистанции.

Душман, на которого он нацелился, схватился за живот левой рукой, сложился пополам и рухнул головой вперёд.

Вертолётчики стреляли лихорадочными короткими очередями, чем выдавали свою панику, а вот Жириновский не паниковал — он окончательно успокоился ещё в вертолёте.

Новая цель, быстро бегущая к ближайшему укрытию. Два выстрела и душман падает на песок.

Противник пользуется прикрытием редкого кустарника, валунами, а также неровностью рельефа, чтобы сократить дистанцию и подавить шурави огнём.

Из-за широкого и высокого валуна вышел гранатомётчик с РПГ-7. Он начал целиться прямо в Жириновского и через оптику увидел, что тот целится в него. Попытка отойти за валун запаздывает на доли секунды — душман, всё-таки, спрятался, но уже с нештатным отверстием в груди.

Над головой жужжат пули, но Владимир игнорирует их, пригибаясь лишь в случае, когда кто-то пытается достать его целенаправленно.

Взведя ГП-25, он прицелился в область чуть за валуном, где лежит раненый гранатомётчик. Не с целью мелочно добить врага, а из-за того, что за тот же валун забежал другой душман. Возможно, он примчал туда ради РПГ-7, а это недопустимо и непростительно.

Подствольный гранатомёт хлопнул и болезненно боднул Жириновского в плечо, а граната полетела в район адресатов, взорвавшись в паре метров за валуном.

Повторять такой опыт, с мощной отдачей, Владимиру не хотелось ещё с учебки, но сегодня это придётся сделать ещё минимум пару раз.

Неизвестно, что стало с гранатомётчиком и выхватывателем знамён из ослабевших рук, но уже и неважно — больше оттуда никто не лез, а это значит, что нужно менять позицию на более выгодную и продолжать убивать.

Рядом с правым ухом провыла что-то пуля, что вынудило Жириновского рухнуть и переползти за соседний камень, слишком низкий для полноценного укрытия, но вполне пригодный для промежуточной локации.

Вертолётчики продолжали перестрелку, а Жириновский совершил молниеносный бросок вверх по всхолмью, где укрылся за заранее примеченным камнем. По породе заколошматили пули, что свидетельствует о возросшем интересе душманов к персоне майора Жириновского.

«Сейчас развеем этот интерес…» — мысленно пообещал Владимир, прислоняясь к стене и вытаскивая зеркальце на раскладной ручке.

Разложив ручку на полную длину, то есть, на 40 сантиметров, он приподнял зеркальце и посмотрел, что происходит у душманов.

А они залегли, потому что с фланга обойти это всхолмье очень затруднительно, но других идей в их скорбные разумы так и не пришло.

Компетентный офицер бы определил, сколько противников против него выступает, а затем, прикинув всё, приказал бы начать подавление огнём и последовательное сближение с врагом по отделению-два за раз. Это минимизировало бы потери, потому что враг, по задумке, был бы подавлен огнём и не смог бы что-либо поделать с этим.

Но среди душманов такого не нашлось, хотя Жириновский точно знал, что им всем, в их тренировочных лагерях на афганско-пакистанской границе, преподают базовую тактику ведения боевых действий…

Душманы пытаются подобраться разом, как можно быстрее, совершенно ненужно рискуя и неся тяжёлые потери. Вертолётчики положили уже не меньше пятерых, а может даже больше — вражеский командир совершенно напрасно жертвует своими людьми.

С новой позиции и вид был лучше, поэтому Жириновский выполз справа от камня и выцелил молодого душмана, вооружённого Буром.[2]

Две пули пролетели мимо, а третья попала куда-то в туловище.

Душманы, тем временем, несмотря на потери, подбирались всё ближе и ближе.

— Бросаю РГО! — предупредил Жириновский остальных, приготовив гранату.

Зеркальце подсказало, за каким именно камнем укрылись несколько душманов, поэтому Владимир бросил гранату ровно за валун.

РГО не даёт времени на реакцию — она взорвалась от удара и поразила укрывавшихся душманов, болезненные и испуганные крики которых были отчётливо слышны Жириновскому.

Наступило затишье. А такое ему не нравится…

— Уходите, пока целы, дети собаки!!! — посоветовал он душманам. — Иначе я заберу вас с собой, прямо в ад, к Иблису!!! Будете мне там прислуживать!!!

— Шурави, сегодня ты умрёшь! — сообщил ему неизвестный душман с высоким голосом. — Мы обоссым твой труп и отдадим его на съедение местным шакалам!

Владимир приготовил ещё одну гранату.

Враг близко, но он не бесконечен. Потери душманов уже можно считать неоправданно тяжёлыми, но их никогда не смущает печальное соотношение убитых.

Масуд в Панджшере терял по 8–9 душманов убитыми, чтобы убить одного советского бойца, и в ус не дул. Это считается местной нормой.

Даже если эти душманы сейчас отступят, оставив убитых и раненых, они всё равно зачтут это себе как блистательную победу — вертолёт-то сбили. А то, что экипаж выжил в полном составе — так вертолёт-то сбили…

«Кстати о вертолётах», — посмотрел Жириновский в сторону нарастающего звука со стороны небес.

Он приподнял зеркальце, нашёл в нём едва выглядывающий из-за камня ствол АК, приготовил гранату и бросил её точно за нужный камень.

Душман успел только испуганно вскрикнуть от осознания неминуемой смерти, как громко хлопнул взрыв.

В небе появились вертолёты, два Ми-24, вооружённые по полной программе. Подполковник Суриков воспользовался рацией, которую борттехник утащил с собой, и указал своё примерное местоположение.

До противников, так и не сумевших подобраться достаточно близко, дошло, что теперь правила изменились. Те, кто находился подальше, первыми бросились отступать, а вот тем, кто уже сидел за камнями, очень не повезло.

Наконец, кто-то решился присоединиться к соратникам в благородном деле по спасению собственной шкуры, но единственное, чего смогли добиться такие — шквал пуль в спины…

Ми-24П пошли в заход и начали дубасить по душманам НУРСами[3] и снарядами из 30-миллиметровых пушек. Дело сразу стало гиблым, поэтому долго преследователи не протянули.

— Нас же в Лашкаргах доставят? — спросил Владимир у обрадованного появлением подмоги подполковника.

— Да, наверное, — кивнул тот. — А что?

— Мне лекцию надо читать — выбиваюсь из графика, — вздохнул Жириновский и добродушно усмехнулся.