Владимир, Сын Волка 2

Глава двенадцатая. Товарищ председатель

*СССР, Московская область, город Москва, Исполнительный комитет Ждановского районного Совета народных депутатов, 26 июня 1987 года*

— Надо сделать — сделаем, — кивнул Жириновский. — Ваш запрос будет принят в обработку сегодня же, товарищ Ларионова. Я поручу нашим лучшим специалистам, чтобы они немедленно занялись проблемой.

— Спасибо, Владимир Вольфович, — улыбнулась Надежда Фёдоровна, глава профсоюза завода «Красный богатырь».

— Всегда готов оказать поддержку, — улыбнулся Владимир ей в ответ. — Но прежде чем благодарить, дождитесь видимых результатов.

— Спасибо за то, что выслушали, — сказала Ларионова. — Я тогда пойду…

— В дни приёма мои двери всегда открыты, — сообщил ей Жириновский. — Рад знакомству и надеюсь на плодотворное сотрудничество! До свидания, товарищ Ларионова!

— До свидания, товарищ Жириновский! — встала Надежда Фёдоровна.

Жириновский пожал ей руку, дождался, пока она покинет его кабинет, а затем подвинул к себе недочитанный отчёт.

Обретение всей полноты исполнительной власти в Ждановском районе прошло без сучка и без задоринки — партком рекомендовал его на должность председателя исполкома, что, по сути своей, было предписанием. Народные депутаты проголосовали и он стал председателем исполкома, сразу же приступив к активной работе.

Как и ожидалось, его в первый же рабочий день выдернули в Мосгорисполком, где Валерий Тимофеевич Сайкин, председатель, разъяснил ему порядок действий. Ничего крупного предпринимать, без согласования с горисполкомом и горпарткомом, нельзя, среднее можно предпринимать при согласовании с районным парткомом, а мелкое остаётся на его откуп.

В конце концов, Сайкин сказал ему, что всё будет нормально и переживать по поводу решений не нужно, потому что партия сама решит, что надо, а чего не надо, а ему нужно лишь исполнять и сохранять баланс.

Такой подход Жириновского не устроил, но озвучивать возражения он не стал.

У него большие планы на свой срок полномочий: ему нужно максимально пропиариться, чтобы этот огромный район Москвы, населённый 153 тысячами человек, стал его опорной точкой.

А самый лучший способ пропиариться, используя полномочия, это популистское исполнение всех хотелок избирателей, но не индивидуальных, а общественных.

Например, он уже изучил районный бюджет и нашёл траты, которые можно оптимизировать, что придётся продвигать через совет. Это неудобно, но таковы уж правила.

Тем не менее, уже к августу, если удастся оперативно привлечь к работе свою команду, что та ещё задача, и оптимизировать штат исполкома, можно начать работу по реконструкции набережной Москвы-реки.

Состояние её относительно приемлемое, но предыдущий совет поручил предыдущему председателю, Николаю Николаевичу Половникову, провести косметический ремонт набережной, а Жириновский решил, что надо не ограничиваться косметикой, но провести полноценную реновацию.

«Осталось только оптимизировать расходы…» — подумал Владимир. — «Деньги-то есть, причём огромные, но расходуются они не очень эффективно».

Даже первое ознакомление с бухгалтерией показало, что эпизодически происходит неосвоение бюджетных средств, за что, конечно же, «наказали всех ответственных», «пересмотрели бюджет» и так далее.

В рамках имеющихся полномочий, он может изменить эту ситуацию и, легитимизируя свои действия через совет, делать то, что ему нужно.

А ему нужно помочь своему бизнесу — на новой набережной будут новые торговые места, которые займут его кооперативы. Да и люди любят, когда совет не ерундой мается, а улучшает городскую инфраструктуру или решает реальные проблемы, поэтому это полезно для пиара.

«Надо не забыть поручить Платонову, чтобы он занялся вопросом жилья», — подумал Владимир. — «Затягивается строительство новых домов — нужно ускорять. Но пусть сначала разберётся в причинах, а дальше уже я вступлю».

Симптомы общего упадка уже видны всем, даже простые обыватели смутно чувствуют, что всё идёт куда-то не туда, а страна будто бы катится в пропасть. И эти ощущения соответствуют действительности — страна стремительно катится в пропасть.

А Жириновский, тем временем, продолжает придерживаться плана.

Дома воинов-интернационалистов открыты в семнадцати городах, включая столицы всех, пока ещё, братских республик.

«Постоянников» уже двадцать девять тысяч, а посещают Дома огромные массы людей — около восьмидесяти тысяч.

Жириновский отбирает самых лучших. У него формируется корпус «отличников» — таких, на данный момент, набралось двести четырнадцать человек, а корпус «хорошистов» насчитывает семьсот тридцать девять человек. Но процесс поиска и отбора продолжается, потому что охвачены далеко не все ветераны.

С обоими кадровыми корпусами ведётся интенсивная работа — их обучают, готовя к ответственной работе по разным профилям.

«Хорошисты» направляются на работу в кооперативы общепита, открывающиеся по всему Союзу, а «отличники» либо задействуются в административной работе, либо состоят в резерве.

Организация разрастается, масштаб её влияния растёт, поэтому скоро придёт время для усложнения иерархии и включения в неё проверенных гражданских специалистов.

Он с нетерпением ждёт 1 июля 1988 года, когда кооперативам разрешат заниматься любым производством — тогда-то он и развернётся.

У него есть десятки идей, что и как можно производить, чтобы завоевать новообразованный советский рынок.

«Пока все будут заниматься только тупым обналом…» — подумал он.

В дверь постучали.

— Товарищ Жириновский, — раздался голос капитана Райковой. — Я могу войти?

— Можете, — ответил Владимир. — Заходите.

В кабинет вошла женщина тридцати лет, которая, несмотря на то, что одета в гражданское деловое платье, выглядит, как агент КГБ. Возможно, дело в холодном и пристальном взгляде голубых глаз, а может, дело в военной осанке?

— Присаживайтесь, Ирина Михайловна, — указал на стул Жириновский. — Что у вас?

— Я не отниму у вас много времени, — покачала головой капитан Райкова. — Мне приказано сообщить вам, что вас ожидают на Лубянке.

— Да? — нахмурился Жириновский. — А что случилась?

— Мне не сообщили, — ответила Ирина. — В понедельник, в полдень, Большая Лубянка, здание № 2.

— Понял вас, — кивнул Владимир. — Чаю?

— Нет, благодарю, — отказалась Райкова. — До свидания.

Когда она вышла из кабинета, Жириновский равнодушно пожал плечами и вернулся к работе. Вряд ли его собираются прижимать за его деятельность, но догадок о том, в чём причина такого категоричного вызова, у него нет.

*СССР, Московская область, город Москва, Здание руководства КГБ, Большая Лубянка, здание № 2, 29 июня 1987 года*

— Здравствуйте, Владимир Вольфович, — доброжелательно улыбнулся Виктор Михайлович Чебриков, председатель КГБ.

— Здравствуйте, товарищ генерал армии, — вытянулся по стойке «смирно» Жириновский.

— Присаживайтесь, — сказал ему Чебриков. — И можете обращаться ко мне по имени-отчеству.

Жириновский сел на скромного вида деревянный стул перед дубовым письменным столом, накрытым атласной тканью.

Виктор Михайлович одет в типичный советский деловой костюм — темно-синий, с прямыми лацканами, не самый дорогой из возможных, но и не самый дешёвый. На нём белая рубашка, монотонный галстук синего цвета, на глазах очки в роговой оправе, с широкими дужками.

Через очки на Владимира направлен строгий взгляд серо-карих глаз — не негативный, но изучающий.

— Хотите узнать, почему вы сегодня здесь, Владимир Вольфович? — спросил генерал армии Чебриков.

— Да, — кивнул Жириновский. — Хотелось бы узнать.

— Вы здесь потому, что меня очень интересует ваша деятельность в Афганистане, — сообщил ему Виктор Михайлович. — Я давно слежу за вашими успехами, товарищ Жириновский — мне импонирует ваше стремление к результативности, которой вы добиваетесь через увеличение эффективности процессов.

— Я не знаю, радоваться мне или переживать, — улыбнулся Владимир. — Не каждый день услышишь, что председатель КГБ следит за твоими успехами и неудачами…

Чебриков сдержанно улыбнулся.

— Мы знаем, кто именно ответственен за успехи генерал-майора Гаськова и генерала армии Ватанджара, — посерьёзнел он. — Это ваша работа, Владимир Вольфович. Мною проведено небольшое расследование вашей истинной роли во всём происходящем — было несколько удивительно узнать истинный масштаб вашего неформального влияния на ОКСВА и Представительство КГБ в Афганистане…

— Я действовал в интересах Советского Союза, — ответил также посерьёзневший Жириновский.

— Только поэтому вас не останавливали всё это время, — улыбнулся Чебриков. — Гаськов считает вас своим человеком, но у меня сложилось устойчивое впечатление, что единственный человек, чьим человеком является Владимир Жириновский — это сам Владимир Жириновский, а все остальные — это попутчики на его долгом пути к цели. Какая у вас цель, Владимир Вольфович?

— Насколько я могу быть откровенным? — спросил Жириновский.

— Насколько пожелаете, — равнодушно пожал плечами Виктор Михайлович. — Если вы беспокоитесь о прослушке, то её здесь нет.

— Я вижу, что происходит в стране, — произнёс Владимир. — Мне всё это очень не нравится, но я трезво оцениваю свои возможности и понимаю, что не могу изменить почти ничего.

— Что именно из происходящего вас не устраивает? — уточнил Чебриков.

— Гласность, либерализация, кооперативы, — перечислил Жириновский. — Да, моя деятельность, связанная с кооперативами, может озадачить, но мои действия соответствуют цели, которую я преследую. А цель — смягчить последствия того, к чему всё идёт.

— А к чему всё идёт? — поинтересовался Виктор Михайлович.

— Вы сами уже должны всё прекрасно понимать, — улыбнулся Жириновский.

— Сделаем вид, что я ничего не понимаю, — предложил председатель КГБ.

— Внедрение в советскую экономику рыночных элементов, идущих вразрез с идеями марксизма-ленинизма, может свидетельствовать лишь об одном… — сказал Жириновский. — И если бы это были временные меры, как с НЭП в 20-е годы, но генеральный секретарь, я это специально перепроверил, не делал публичных заявлений о том, что это временные меры. Напротив, он подчёркивал в ряде своих выступлений, что это стратегический переход. По моему мнению, этот переход не влечёт за собой ничего хорошего, но я ничего не могу с этим поделать, поэтому изо всех сил пытаюсь смягчить последствия для страны. Но мои возможности ограничены.

Чебриков молчал и смотрел на него пристальным взглядом.

— И вы сделали эти выводы, исходя из общедоступных данных? — наконец, нарушил он повисшую тишину.

— Да, — не моргнув глазом, солгал Владимир.

— Интересная аналитика… — произнёс Виктор Михайлович. — И каким образом вы собираетесь смягчить последствия этого перехода?

— Я ожидаю, что в скором времени будет разрешено открывать кооперативы во всех разрешённых законом сферах, — ответил Жириновский. — Вы прекрасно осведомлены, что я аккумулирую часть прибыли с кооперативов общественного питания — они нужны будут для дальнейшего расширения.

— Да, я об этом прекрасно осведомлён, — улыбнулся Чебриков. — Вас не остановили только потому, что лично мне интересно, с какой целью вы всё это делаете. Дальнейшее расширение — продолжайте, Владимир Вольфович.

— У меня есть план, — сообщил ему Жириновский. — Открытие тысяч и десятков тысяч кооперативов по всему Союзу. Разумеется, с перспективой на сотни тысяч. Я хочу начать настоящее и масштабное производство товаров народного потребления, а не подлую и мерзкую фикцию. Это будет отличать меня от тех подонков и мерзавцев, которые уже проявили свою истинную сущность…

Он имеет в виду кооперативы, открытые для обнала — уже есть несколько кооперативов, заключающих с заводами договоры о поставках продуктов питания, но не поставляющих ничего, получая за это безналичные деньги. Это чистый обнал,[11] губительный для советской экономики, но это, пока что, только цветочки.

И Чебриков прекрасно осведомлён о том, что происходит, но не трогает никого, пока что. Орлов сфокусировался на «комсомольцах», уже делающих свои тёмные дела, причём рапорты с подробностями, несомненно, попадают на стол к председателю.

— Да, мне известно о подобных подонках и мерзавцах, — улыбнулся Виктор Михайлович. — Но, пока что, всё это выглядит так, будто вы просто хотите присоединиться к ним.

— Виктор Михайлович… — поморщился Жириновский. — Скажите — я хоть рубль, заработанный в кооперативах, на себя потратил? Мне достаточно для жизни зарплаты председателя райисполкома. У вас же есть подробные сведения — начиная с 1983 года, я хоть рубль взял для себя?

— Учитывая ту аферу с видеомагнитофонами? — с усмешкой уточнил Чебриков.

— Да даже если её учитывать! — ответил Владимир. — Хоть рубль ради своего шкурного интереса я с этого потратил?

— Насколько мне известно, нет, — покачал головой председатель КГБ. — Не считая покупки импортной бытовой техники, разного рода дорогостоящих безделушек и большого количества сигарет…

— Это нужно было для выполнения задания, — напомнил Жириновский.

— Я знаю, — кивнул Чебриков. — Буду откровенен — мы говорим с вами сейчас только потому, что я не сомневаюсь в вашей чистоплотности, товарищ Жириновский. До сегодняшнего дня мне была не очень понятна ваша мотивация — ваше поведение выглядело очень странным, нетипичным, но теперь мне стало ясно, чем это обусловлено. Если хотите курить — курите.

Владимир сразу же достал из кармана пачку сигарет и закурил.

— Генерал-майор Гаськов считает, что ваши инициативы нужно поддерживать, — продолжил Чебриков. — Он очень высоко оценивает ваши действия в Афганистане, а также ратует за то, чтобы ваши Дома воинов-интернационалистов получили всяческую поддержку. Впрочем, подобное же я слышал от полковника Орлова. Он вообще утверждает, что без вашего вмешательства, мы бы до сих пор не знали, что делать с ограниченным контингентом.

Жириновский скромно промолчал.

— Следовало бы восстановить справедливость и передать вам права на «методику Гаськова», — произнёс Чебриков.

— Не стоит, — покачал головой Владимир. — Мне всё равно, потому что я добился поставленной перед собой задачи — оздоровления кадров в ХАД.

Его задача была даже многократно перевыполнена: все министерства ДРА выбракованы и избавлены от некомпетентных.

— То есть, вас не интересует признание, которое положено за настолько грандиозную разработку? — нахмурился Виктор Михайлович.

— Нет, не интересует, — улыбнулся Жириновский. — Может, вы этого ещё не поняли, но я человек результата. Мне не очень-то важно, чтобы обо мне думали хорошо, меня не сильно волнует признание. У меня есть цели, к достижению которых я стремлюсь. И признание в КГБ для этого практически бесполезно.

— Значит, вы хотите поиграть с ними на их поле, я верно понимаю? — спросил Чебриков.

— Да, Виктор Михайлович, — кивнул Владимир. — И мне бы не помешала своего рода протекция от кого-то вышестоящего.

Изначально он видел в этой роли Гаськова, но тут однозначно понятно, что Чебриков всё прекрасно понимает и не расположен резко против. Интерпретировав это как готовность к сотрудничеству, Жириновский решил рискнуть.

Директор бы никогда не пошёл на такое…

«Но я не Директор», — с ожесточением подумал Владимир. — «Я лучше».

— Протекция? — нахмурился председатель КГБ.

— Судя по всему, я буду вынужден заниматься кое-чем незаконным, — сказал Жириновский. — Кому-то это будет видно. И если этот кто-то поймёт, что я в этом деле один, то ему не составит труда убрать меня с поля.

— Вы можете дать гарантии, что это всё будет делаться не ради вашего обогащения? — спросил Чебриков.

— Полная бухгалтерская прозрачность лично для вас, а также подробные рапорты о каждой совершённой мною незаконной операции, — улыбнулся Жириновский. — Вы будете держать обе руки на моей шее, потому что мои намерения чисты и я уверен, что ваши тоже.

Он хорошо помнил, что Чебрикова снимут в следующем году, чтобы не мешал процессам, а на его место поставят тупого, как пробка, Крючкова. И это должно произойти, чтобы состоялся августовский путч, который, самим фактом свершения, сорвёт Новоогарёвский процесс и предотвратит тем самым формирование Союза Суверенных Государств.

Все предпосылки к учреждению ГКЧП никуда не денутся, потому что номенклатурщики в виде Яковлева и прочих, уже закладывают почву. Даже то, что Орлов прикончит, когда придёт время, всех известных Жириновскому «комсомольцев», ничего не изменит принципиально.

Это делается не для остановки неотвратимого кооперативно-обнального движения, а для временной расчистки поля. Уйдут эти «комсомольцы», назначат новых, применят чуть более хитрые схемы, а там уже Чебрикова снимут и прикажут Крючкову, чтобы он ничего не видел.

— Хм… — задумчиво прищурился Виктор Михайлович. — А как вы видите свою конечную цель? К чему вы собираетесь прийти?

— Я собираюсь прийти к минимизации последствий перехода к капитализму, — честно ответил Жириновский. — Есть множество примеров, которые демонстрируют нам, как это будет проходить. Чили, Аргентина, Мексика, Бразилия, Перу, Парагвай, Уругвай — практически вся Латинская Америка служит нам наглядным примером. Все эти страны, под давлением США и МВФ, прошли через капиталистические реформы, что привело к катастрофическому сокращению доходов населения, деиндустриализации, проистекающему отсюда росту безработицы, а также к пугающему росту внешних долгов. И это продолжается до сих пор — они нищают, а МВФ и Всемирный банк бетонируют эту нищету своими целенаправленными действиями. Нет оснований считать, что мы какие особенные, Виктор Михайлович. Всё будет проходить по такому же сценарию. Можете запросить информацию по этим странам, если никогда не интересовались — всё происходит официально и подаётся, как благо для этих стран. Но экономические показатели, почему-то, всё никак не желают биться с определением термина «благо»… И у меня есть возможное решение, не предотвратить, но смягчить последствия.

— И как ваш план должен смягчить последствия? — поинтересовался Чебриков.

— Вы когда-нибудь читали труды Юрия Ларина? — спросил улыбнувшийся Жириновский.

*СССР, Московская область, село Покровское, дача полковника Орлова, 19 июля 1987 года*

— И что, вообще ничего? — нахмурился Жириновский.

— Сбой дало твоё предсказание, — усмехнулся Орлов, продолжив выбивать пепел из ореховой курительной трубки. — Я пробил всё — есть четырнадцать Матиасов Рустов, но только девять из них проживают в ФРГ и лишь один имеет лицензию пилота. Только вот он сейчас дома лежит — у него правая нога в гипсе.

На улице стоит солнечная погода, в воздухе пахнет летними травами и жарящимся на решётке мясом.

Орлов получил хорошую дачу на ведомственном участке на северной окраине Покровского — здесь полноценный дом, десять соток для приусадебного хозяйства, кирпичный гараж для его новенькой «Волги», а также некое подобие бассейна, которое Геннадий строит по выходным уже третий месяц подряд.

— Как это, дома лежит? — нахмурился Владимир.

— Да самым обыкновенным образом, — пожал плечами Геннадий. — Он арендовал самолёт, Сессну-172, и начал наваривать на неё дополнительные топливные баки. Агентура сообщает, что он уронил газовый ключ на ступню — об этом свидетельствуют данные его больничной карты. Ну и был небольшой скандал, попавший в местные газеты — владелец самолёта счёл приваривание нештатных топливных баков умышленной порчей его имущества и подал на Руста в суд. А вот зачем Руст наваривал дополнительные топливные баки — это интересный вопрос…

— Очевидно, что он хотел улететь очень далеко, — усмехнулся Владимир. — И если бы не газовый ключ, очень по-пролетарски упавший ему на ногу, он бы прилетел в Москву.

— А я так ждал его… — с сожалением вздохнул Орлов. — С молодёжью развития событий ждать ещё долго, поэтому хотелось отметиться перед командованием…

Под «молодёжью» он подозревает «комсомольцев», за которыми ведётся тщательная слежка, в том числе и через внедрённую агентуру. Материалы накапливаются, дела заведены, поэтому нужно только дождаться лучшего момента, чтобы разом и громко накрыть их всех.

Орлову уже слишком мало звания полковника или каких-то орденов — его целью является звание генерал-майора. Это дело может стать поводом для перехода в высшую лигу Комитета.

— Прояви терпение, — попросил его Жириновский.

— Вы чего до сих пор прохлаждаетесь?! — вышла на крыльцо Надежда, жена Геннадия. — Мы вас из дома зовём — кушать подано, идите жрать!

— Да идём-идём, — заулыбавшись, развернулся к ней Орлов. — Видишь, Вольфыч, в какой тяжёлой обстановке приходится отдыхать?

— Шашлык стынет, Гена! — улыбнувшись, сообщила Надежда. — Идите в дом!