Глава одиннадцатая. Агитация и пропаганда

*СССР, Московская область, город Москва, Дворец культуры завода «Серп и Молот», 5 мая 1987 года*


— Понедельник — день чудесный… — недовольно пробурчал Жириновский.

— Чего вы такой помятый, Владимир Вольфович? — спросила Елена Мироновна Макарчук.

— Ой, да не спрашивайте… — поморщился тот.

Ночью он с трудом уснул, а затем ему снился кошмар, о мертвецах, о своих и чужих. Он проснулся в поту, случайно разбудил Галину, а затем выпил воды и попытался уснуть, но проспал суммарно не более четырёх часов.

— Что у нас с десантом в Воронеж и Саратов? — спросил он.

— Всё в порядке, — ответила Елена Мироновна. — Основные костяки рабочих групп сформированы: психиатры и психологи — по полным штатам, а обслуживающий персонал — на 70–80 %. Но недобранных мы доберём на местах, как только будут развёрнуты кадровые отделы.

— Проследите, пожалуйста, чтобы добрали все штаты, — попросил Жириновский. — Я не хочу снова лично выезжать и разбираться, как в Калинине.

Рабочая группа, отправленная в Калинин, чтобы открыть там Дом воинов-интернационалистов, не справилась с задачей по набору недостающих кадров и начала заниматься «самоотверженным героизмом».

Всё это можно было решить с помощью одного звонка в Москву, но руководитель Дома, Борис Александрович Трошкин, побоялся начальственного гнева и попытался справиться с проблемой самостоятельно, рассчитывая, что со временем заполнит все штаты.

Жириновскому, приехавшему в Калинин с инспекцией, такой подход решительно не понравился, поэтому он снял Трошкина и поставил на его место Константина Дмитриевича Ларина, специалиста из оперативного кадрового резерва.

Сейчас ситуация там значительно улучшилась, но это был звоночек напоминания о том, что Владимиру следует совершенствовать методики отбора кадров.

Когнитивные способности Трошкина оцениваются как верхние 25 % «хорошо», но вот с личностными качествами возникла наклада — тестирование не показало ничего, что могло бы вызвать беспокойство.

Вести его за руку, устраняя за него все встречающиеся на пути неполадки, Жириновский не собирался, поэтому после снятия с руководящего поста, назначил на должность на ступень ниже, с меньшей ответственностью.

— Хорошо, Владимир Вольфович, — кивнула психиатр. — Я лично прослежу, чтобы всё прошло гладко.

— Рассчитываю на вас, Елена Мироновна, — сказал ей Жириновский. — Теперь к следующей теме: выяснили, что случилось с Ворошиловой?

— Да, выяснили… — тяжело вздохнула Макарчук. — Она… эм… она вступила в личные отношения с Николаем Барбулиным.

Это один из «постоянников», приходящий почти каждый вечер. И теперь такое завидное постоянство частично объяснено.

— Это злостное нарушение профессиональной этики, — сказал Владимир. — Займитесь этим — она больше не может у нас работать.

— Но… — начала Елена Мироновна.

— Никаких «но», — прервал её Жириновский. — Такого рода отношения обесценивают нашу работу и снижают трудовую дисциплину. К тому же, она замужняя женщина — это недопустимо. Пусть пишет по собственному желанию. Или будет по-плохому сценарию.

— Я вас поняла, товарищ Жириновский, — ответила на это Макарчук.

— Мне нужно «Да, сделаю» или «Хорошо, сделаю», — покачал головой раздражённый Владимир.

— Хорошо, я сделаю это, — кивнула психиатр. — Но ваше раздражение лучше оставляйте при себе — это непрофессионально.

— Разумеется, — оскалился Жириновский. — Прошу у вас прощения. Свободны.

Елена Мироновна покинула кабинет — очевидно, что с его решением она не согласна.

«Гражданские…» — подумал Жириновский и болезненно поморщился.

На прошлой неделе он беседовал с людьми из КГБ — пришёл аж заместитель руководителя 14-го управления, как-то связанного со здравоохранением.

Фактически, это был монолог, а не диалог: ему сообщили, что теперь в каждом Доме будет сидеть комитетчик, который обеспечит связь с КГБ и через которого можно будет решать некоторые возникающие проблемы. Список проблем, которые такие комитетчики могут решить, сейчас лежит в сейфе под столом Жириновского.

Также его поставили в известность, что ему существенно увеличат финансирование и выделят новые здания в городах с наибольшей концентрацией ветеранов. В остальных случаях ему велено самостоятельно договариваться с исполкомами и райкомами.

Ещё его уведомили, что о его делах с кооперативами общепита КГБ, естественно, знает, но закроет на это глаза, потому что так решено наверху.

Беседа была короткой и Жириновский, в основном, кивал.

«Очень плодотворно всё прошло», — заключил он.

В московском Доме воинов-интернационалистов засели целых два комитетчика — капитан Ирина Михайловна Райкова и старший лейтенант Роман Максимович Сварчевский. Они заняли небольшой кабинет через три двери от кабинета Жириновского, обустроились там и начали запрашивать разные документы из внутренней кухни Дома.

«Работать не мешают, кушать не просят — пусть будут», — подумал Жириновский и пожал плечами.

Он перестал размышлять о поселившихся у него на работе кгбшниках и переключился на оперативные планы.

Его кооперативы растут, как грибы — по всей Москве уже открыто тридцать четыре ларька типа «Кебаб-гриль», с разными вывесками и названиями, но с одинаковыми организацией и владельцем.

Всем этим нужно как-то эффективно управлять и тут он вынужден внедрить один из элементов поздней фазы его грандиозного плана, который он непрерывно выполняет уже четвёртый год…

Ему нужна была команда из компетентных специалистов с большим профессиональным опытом, которая сможет работать в сфере экономического планирования в его организации.

Лучшими кандидатами в эту команду он посчитал бывших сотрудников Госплана СССР — там работают специалисты с компетенциями, отвечающими его очень специфическим требованиям…

Сейчас такое время, что в Госплане увеличилась текучка кадров, потому что далеко не все согласны с действиями Горбачёва, а ещё некоторые уже очень хорошо поняли, к чему всё это идёт, поэтому решили, что лучше прямо сейчас искать себе работу получше и понадёжнее.

Жириновский нашёл начальника для экономического отдела Дома воинов-интернационалистов города Москвы — им станет Виктор Петрович Штерн, бывший начальник отдела планирования материальных балансов. У него есть минус — он вышел на пенсию ещё в 1985 году. Но у него есть плюсы — он профессионал и знает людей из интересующей Жириновского сферы. С него-то и начался набор кадров в экономический отдел.

Штерн почти сразу сумел уговорить Казакову Фаину Николаевну, до недавнего времени работавшую заместителем начальника отдела капитальных вложений.

Также он рекомендовал Ольгу Васильевну Шевченко, специалиста по балансам труда и заработной платы в Госплане СССР — она, после недолгих колебаний, решила оставить работу и устроиться к Жириновскому.

Это всего три человека, но их уже слишком много для нынешних задач. Впрочем, уже через месяц их станет решительно недостаточно, поэтому штат отдела должен быть расширен.

Идея в том, чтобы широко применять планирование в работе будущей производственной корпорации, чтобы учесть всё и не тратить время на разную ерунду, которой сейчас активно маются практически все кооперативщики, решившие влезть в сектор общепита.

В перспективе Жириновский видел в этом отделе мозг своей организации, который будет планировать деятельность различных кооперативов, трудящихся под неофициальным стягом ветеранского объединения.

«И эти бесстыдные мерзавцы, посмевшие копировать мои ларьки, скоро будут просто обречены на провал и позор», — подумал он с мрачным удовлетворением. — «Ишь что вздумали — воровать у меня!»

Было ожидаемо, что кто-то захочет повторить успех, поэтому он не сильно удивился, когда на окраинах Москвы появились первые ларьки с неумелыми попытками копирования его дёнеров, обретших небывалую популярность у москвичей.

Дошло даже до того, что об одном из ларьков сняли материал для «Московской программы ЦТ», то есть, по третьему каналу. Многие узнали о таких ларьках только из телевизора, потому что раньше не обращали внимания, что напрямую повлияло на покупательский трафик…

Из-за того, что на вывесках ларьков были наименования с вариациями на тему кебаба, в народе стали называть дёнеры кебабами.

«Но это — чёрт с ним», — подумал Жириновский. — «Плевать, как они их называют. Важнее, как они их покупают».

Ожидаемо, что самой популярной стала маленькая версия, которая стоит почти приемлемо и наесться ею можно просто отлично. Львиная доля прибыли ларьков приходится именно на маленькие кебабы, что требует пересмотра размерностей, ведь большие версии практически не берут, предпочитая маленькие или стандартные.

К счастью, размеры регулируются исключительно количеством начинки, а расход лавашей ровно тот же.

Ради массового выпекания лавашей стандартного размера пришлось нанять команду специалистов из армян, грузин и азербайджанцев, а также профинансировать создание нового кооператива, в котором они и начали работать — числится этот кооператив как общепит, а фактически является пекарней, работающей исключительно на удовлетворение запросов ларьков с кебабами…

«Нужно либо открывать ещё один кооператив, либо расширять имеющийся», — обеспокоенно подумал Жириновский. — «Они пашут, как колхозные лошади — мы недооценили динамику спроса на кебабы».

Будь он человеком без цели, уже можно было бы остановиться и довольствоваться имеющимся, ведь его ларьки — это стабильный источник большого дохода. Но у него есть цель и все эти деньги частично расходуются на нужды Домов, а частично аккумулируются для реализации плана. И эта аккумуляция идёт недостаточно быстрыми темпами, поэтому он торопится.

Зато у него очень надолго решён вопрос с кадрами. Среди ветеранов в избытке тех, кто так и не смог устроиться в мирной жизни, по разным причинам, а Жириновский даёт им не только общество таких же, как они, но и помогает с трудоустройством.

«Хорошистов» он направляет управлять кооперативами, а твёрдых «троечников» работать рядовыми членами. И ввиду того, что боевое братство никуда не делось и не может деться, получаются надёжные кадры. Во всяком случае, надёжнее, чем случайные гражданские лица…

«Ладно, за работу», — тряхнул головой Жириновский. — «Надо будет успеть всё закончить и потом мчать домой — Галина расстроится, если не приду на эти посиделки».


*СССР, Московская область, город Москва, ВДНХ, 13 мая 1987 года*


— М-м-м… — покачал головой Орлов. — Изумлён, как всегда… Ох-ох, а чего так остро?!

— Нам поставляют только самую острую аджику, — усмехнулся Жириновский. — Поэтому острые кебабы — это на любителя.

— Фух… — выдохнул Геннадий. — Не знал, но буду знать теперь… Уф…

— Кефиром запей — поможет, — посоветовал ему Владимир.

Орлов приложился к стакану и залпом выпил кефир, после чего облегчённо выдохнул.

— Нет, есть можно, — сказал он. — Надо просто привыкнуть.

Это абхазская аджика, изготавливаемая кооперативом, учреждённым специально ради неё — руководит им Василий Игоревич Гогуа, переехавший в Москву из Сухуми. И у него она получается настолько качественной, что способна причинять людям продолжительную и острую боль, почти сразу и чуть после…

Владимир, испробовавший производимую кооперативом аджику, остался доволен результатом и одобрил её поставки во все кебабные.

Орлов, приложив волевое усилие, доел кебаб «Пламя Революции», в процессе выпив ещё один стакан кефира.

— Кхм-кхм… — покашлял он. — Кхм! После такого надо перекурить…

— Идём, — кивнул ему Жириновский и встал из-за столика.

Возле каждой кебабной на рабочее время устанавливаются деревянные раскладные столики и стулья, чтобы покупателям было где с комфортом поесть и попить.

Отойдя на десяток метров, Владимир и Геннадий закурили.

— Есть результаты? — спросил первый.

— Кое-что есть, — ненавязчиво оглядевшись по сторонам, ответил второй.

— Ну? — нахмурился Жириновский.

— Баранки гну, Вольфыч! — раздражённо ответил Орлов. — Кха-кха! Кхм… Да, по одному пассажиру данные подтвердились полностью — уже можно брать и засаживать далеко и надолго, но мы не будем. Надо понаблюдать, имена, явки, фамилии — сам знаешь.

— Ходорковский? — тихо уточнил Владимир.

— Он-он, — улыбнулся Геннадий. — Если собранные сведения верны и масштаб оценён верно, то там и до вышки дело может дойти. Вряд ли, конечно, но такая возможность есть. Там и хищения в особо крупных размерах, и валюта, и превышение служебных — при Андропове точно бы расстреляли, а вот Горбачёв… Но не будем о грустном…

— Да, лучше о чём-нибудь весёлом, — кивнул Жириновский. — А по остальным что?

— Наблюдаем, собираем сведения, анализируем и обобщаем, как говорится, — ответил Орлов. — Но можешь сильно не терзаться об успехе предприятия — они точно не выйдут сухими из воды. Я работаю под контролем Самого, если ты понимаешь, о ком я, поэтому мешать мне никто не будет. А если кто-то попробует — это будет значить лишь заведение новых дел… А новые дела я люблю, ха-ха-ха!

Виктор Михайлович Чебриков, нынешний председатель КГБ — это основная причина, почему Комитет до сих пор не деградировал, как это успешно проделали основные ведомства и министерства Союза. Он — человек Андропова, его единомышленник, который, в отличие от многих других, не переобулся при Черненко и Горбачёве, и придерживается взятого Андроповым курса.

Ошпаренный, как за глаза прозвали Виктора Михайловича, говорят, очень жёсток и не прощает ошибок, поэтому избавление от выявленных некомпетентных и неблагонадёжных осуществляется быстро и без сожаления.

Жириновский бы хотел, чтобы в восемьдесят третьем году к власти пришёл именно такой человек. Но Андропов всех слишком сильно напугал, поэтому был назначен компромиссный Черненко. Да и очень маловероятно, что Чебрикова вообще рассматривали в качестве следующего генсека.

— Смотри, как бы тебя генерал-майором не сделали… — улыбнулся Жириновский.

— Нет, уже точно не сделают — возрастом не вышел, — с сожалением покачал головой Геннадий. — Дальше только орденами будут осыпать, а генерал-майор — это, наверное, лет через пять-шесть, если снова сделаю что-то выдающееся… Жижин[9] и так у всех, как бельмо на глазу.

— Ордена — это тоже хорошо, — ответил на это Владимир. — Ты с Эдуардычем, кстати, беседовал?

— Беседовал… — вздохнул Геннадий. — Зовёт к себе, но ещё не очень понятно, куда…

— Я слышал, что разговоры идут о каком-то управлении, — произнёс Жириновский.

— Устаревшие сведения, — усмехнулся Орлов. — Эдуардыч нравится Чебрикову, за результативность и твою методику, которую уже успешно внедряют в Комитете. Похоже, что Бобков в немилости и речь идёт о посте 1-го заместителя председателя.

— Серьёзно? — удивился Владимир.

— Ещё как серьёзно, — кивнул Геннадий. — Тут и почти прохлопанный инцидент виноват — Политбюро, оказывается, потрепало Чебрикова за события в Чернобыле.

— Не понял, — нахмурился Жириновский. — За что?

— Допустил формирование террористической группы, не уследил, не предотвратил, и если бы не случай, было бы нападение на ЧАЭС, с непредсказуемыми последствиями, — перечислил Орлов. — Немножко стыдно перед Виктором Михайловичем…

— Лучше пусть его тысячу раз пропескоструят, как последнего подонка, чем один раз взорвётся атомная электростанция, — не согласился с ним Жириновский. — Жалеть не надо — не о чем тут жалеть.

— Зато теперь на каждой АЭС стоят крупные охранные подразделения, — улыбнулся Геннадий. — Сейчас, чтобы совершить нападение с хоть каким-то шансом на успех, придётся закладывать на это пару батальонов, с тяжёлым вооружением, бронетехникой и артиллерией.

— Да не будет никто на АЭС нападать… — поморщился Жириновский. — Нет, пусть будет, конечно, на всякий случай, но…

— Уж я-то понимаю, — с улыбкой покивал Орлов. — Зато это точно могло произойти, Вольфыч… Я изучал приложения к делу — атомщики теоретически смоделировали возможные последствия запланированного эксперимента и ужаснулись. Могло дать так, как ты и описывал…

— Не могло, а дало бы, Артурыч, — покачал головой Владимир. — Помни об этом и питай этим своё самомнение — тебе за такую проделку звание Героя Советского Союза положено присвоить, потому что ты совершил выдающийся геройский поступок.

— Да, я стараюсь регулярно вспоминать об этом, ха-ха-ха! — посмеялся Геннадий. — Но никто не узнает и это к лучшему. Слишком уж методы неоднозначные, знаешь ли…

— Я тут скоро в нардепы подаюсь, — решил сменить тему Жириновский. — Меня выдвигает коллектив.

— Да? — удивился Орлов. — Нужна поддержка?

— Нет, — покачал головой Владимир. — Просто ставлю в известность.

— А зачем тебе это? — нахмурился Геннадий.

— Влияние, — ответил Владимир и потушил бычок о край урны. — Буду инициативы выдвигать, в худшем случае, а если повезёт, то пробьюсь в исполком.[10] Хочу с Эдуардычем побеседовать об этом — уж у него-то есть возможность повлиять на Ждановский райком, чтобы он мне не мешал.

— А ты в партии хоть состоишь? — поинтересовался Орлов.

— Конечно! — усмехнулся Жириновский. — Как только перевели в политуправление 40-й, на следующий же день вступил в КПСС. У меня даже кое-какой партийный стаж набежал, ха-ха-ха…

— Тогда у тебя точно не будет проблем, — сказал Геннадий. — Давай, я по своим каналам поспособствую — у меня есть очень много хороших знакомых.

— Буду весьма признателен, — кивнул Владимир.

— Эх, на работу пора… — посмотрел Орлов на наручные часы.

— Рад был увидеться, — не стал задерживать его Жириновский. — На выходных ждём, кстати говоря.

— Да, будем, — улыбнулся Орлов. — Взаимно — рад был увидеться. До встречи.


*СССР, Московская область, город Москва, Дом воинов-интернационалистов, 29 мая 1987 года*


Выборы в райсовет пройдут 21 июня, а у Жириновского уже почти всё готово — на районный партком оказано соответствующее влияние, поэтому никто не будет возражать, если он будет назначен в райисполком, на какую-нибудь хорошую должность.

«Почти всё готово» потому, что необходимо провести встречи с избирателями, накрыть стол в районном парткоме, заверить всех, что он точно «наш человек» и не будет «идти против линии партии».

— Как я смотрюсь? — спросил Жириновский у секретаря.

— Величаво, товарищ Жириновский, — рассмотрев его пристальным взглядом, сообщила ему Екатерина Георгиевна. — Ордена красивые…

Он надел новый костюм, чтобы выглядеть представительно, и навесил на него свои ордена: два ордена «Красного Знамени», а также орден «Саурской революции».

— С богом, Владимир Вольфович, — напутствовала его секретарь.

— Ай-яй-яй, Катерин Георгьевна! — пригрозил ей пальцем улыбнувшийся Жириновский.

Секретарь прикрыла рот рукой и прыснула.

— Но, всё же, спасибо за напутствие, — поблагодарил её Владимир. — Всё, я пошёл.

Его путь лежал на Таганскую площадь, где уже должны начать собираться избиратели.

В отличие от прошлых лет, сейчас в райсовет избираются на альтернативном принципе, то есть, за место конкурируют несколько кандидатов, поэтому разного рода митинги и прочие мероприятия резко обретают смысл. Раньше их делали исключительно для галочки, а сейчас всё всерьёз…

Идти всего полтора километра, поэтому Владимир быстро перекурил у урны и направился к площади.

По дороге он приветливо махал рукам узнающим его людям и даже перекидывался с ними парой словечек — ему нужен образ «нашего человека», простого, приветливого, отзывчивого и так далее.

Наконец, добравшись до Таганской площади, он увидел ещё вчера подготовленную трибуну — сколоченный из досок помост, оборудованный флагами СССР и плакатами с разными жизнеутверждающими лозунгами.

Вокруг трибуны собралась толпа из многих сотен разных людей, пришедших по уведомлению. Но большинство, вероятно, привлёк стойкий запах кебаба — временно установлены палатки трёх кооперативов, которые бесплатно раздают кебабы любому желающему.

Владимир выделил на это две с половиной тысячи рублей, которые сам официально получил за время подработки в одном из кооперативов, в котором состоит до сих пор. Всё официально и законно — он даже иногда появляется в ларьке «Кебаб и Роза» и готовит кебабы…

Такое подкармливание избирателей не разрешено, но и не запрещено, поэтому Жириновский решил использовать это, пока можно.

Лучезарно улыбаясь и здороваясь со встречаемыми избирателями, он добрался до трибуны и подошёл к Юрию Платонову, координирующему весь процесс.

Площадь ненавязчиво оцеплена милиционерами, которых тоже уже накормили и напоили, поэтому они стоят весёлые и довольные.

Никаких проблем не ожидается, потому что народ настроен благожелательно, что усугублено бесплатным и вкусным угощением, и поэтому Жириновский был спокоен и сосредоточен.

— Всё готово? — спросил он.

— Да, готово, — подтвердил Юрий. — Начинаем?

— Начинаем, — улыбнулся Владимир.

Загрузка...