Владимир, Сын Волка 2

Глава вторая. Безгласность и автократия

*Демократическая Республика Афганистан, город Кабул, район Шашдарак, улица Вазир Акбар Хан, дом 65, 3 апреля 1986 года*

— … и исходя из вышесказанного, я говорю тебе: надо крепко брать их за задницу, Эдуардыч, — закончил доклад Владимир.

ХАД подготовил план действий, предусматривающий полное перерезание цепи поставок уксусного ангидрида в Афганистан, что лишит лаборатории душманов возможности быстро и дёшево производить качественный героин.

Жириновский участвовал в этом и сегодня рапортовал генерал-майору Гаськову, вместе с генерал-полковником Ватанджаром, который не до конца понимает детали, но, в целом, за любую деятельность, которая навредит душманам.

За прошедшие недели была проведена огромная работа, в ходе которой ХАД перетряхнул свою сеть информаторов и добыл сведения о немалом количестве каналов поставки прекурсоров из Пакистана, Ирана, Турции и Китая. Последние имеют наименьшее значение, потому что от них поставляются маленькие объёмы, но они поставляются, что приносит душманам какие-то деньги.

— За задницу, говоришь, надо брать? — усмехнулся Константин Эдуардович.

— Крепко, — кивнул Жириновский.

Генерал-полковник Ватанджар, сидящий по соседству от него, улыбнулся и пыхнул сигарным дымом. Он работает над образом, поэтому сменил имидж: всегда носит повседневную форму, эпизодически покуривает кубинские сигары, а также отращивает бородку, в дополнение к усам.

— Это потребует согласования с Москвой, — произнёс Гаськов. — Ваша операция, даже на первый взгляд, выглядит очень масштабной.

Он вновь обратился к папке, в которой изложены подробности предлагаемой операции «Рикша».

— Если Москва одобрит, то нам нужно будет согласовать операцию с армией… — продолжил генерал-майор. — Вот читаю ваши выкладки и чувствую, что очень хочется начать поскорее…

Разработка «Рикши» началась с его одобрения, как первая самостоятельная и крупная операция ХАД, но он не понимал масштаба замысла, поэтому, судя по выражению лица, удивлён до крайности.

— Данные о героиновых доходах душманов верны? — уточнил он.

— За диапазон — ручаюсь, Эдуардыч, — кивнул Жириновский. — От 60 до 100 миллионов долларов в год. Наверняка сказать сложно, потому что мы не знаем, на каком этапе заканчивается их участие, ведь при перепродаже в Европу и США стоимость возрастает в пять-шесть раз, а иногда и во все восемь. Но взят разумный интервал, предполагающий, что душманы продают товар европейским посредникам.

Это безумные, по нынешним временам, деньги — они составляют 15–20 % от всех доходов душманов, что сравнимо с арабскими вливаниями времён до весьма загадочного исчезновения Усамы бен Ладена и не очень загадочной смерти Абдуллы Аззама.

Сейчас арабы дают душманам меньше, чем опиум и героин, по причине испортившихся отношений. Новый «счетовод джихада» ещё не появился, иначе бы КГБ уже узнало о нём, ведь Первое главное управление не спало всё это время и заслало к шейхам, известным от бен Ладена и Аззама, своих агентов.

Примерное представление о положении дел во дворцах шейхов КГБ имеет, о чём подозревают сами шейхи, что существенно снижает их решимость поддерживать душманов.

«Покуривать кальян и спонсировать душманов, оставаясь при этом в тени — это одно», — подумал Владимир. — «А постоянно чувствовать спиной холодный взгляд самой опасной спецслужбы в истории — это уже другое».

— Даже если вы перекроете часть каналов, это уже больно ударит их по кошелькам, — сказал генерал-майор. — Я полностью одобряю операцию, поэтому направлю запрос наверх. Возражений быть не должно, но мы должны действовать с санкции.

— Тогда мы начинаем подготовку? — спросил генерал-полковник Ватанджар.

— Готовиться начинайте, — кивнул Гаськов. — Но аккуратно и тихо, чтобы не спугнуть никого.

— Не спугнём, Эдуардыч, — усмехнулся Жириновский.

Раньше ХАД был просто неспособен на операции подобного масштаба, но сейчас всё иначе. Уровень секретности задран до максимума, поэтому душманы не знают о делах ХАД практически ничего, кроме того факта, что эти дела ведутся и не сулят им ничего хорошего…

Чуть больше половины провинциальных управлений полностью «пересобраны» — Великая Жатва ещё не закончилась и будет продолжена до логического финала.

— Ладно, тогда мне нужно пересмотреть свои планы на сегодняшний день… — вздохнул генерал-майор Гаськов.

— До встречи, товарищ генерал-майор, — встал и козырнул Ватанджар.

Владимир тоже встал и козырнул на прощание.

— Зайдёшь ко мне через пару часов — нужно будет обсудить твою работу в Ташкенте, — сказал Гаськов.

Жириновский кивнул и последовал за Ватанджаром, уже покинувшим кабинет.

— Перекур? — спросил тот.

— Да, — кивнул Владимир.

На улице сегодня тепло, несмотря на то, что сейчас лишь начало апреля.

В беседке на территории Представительства сидели два офицера КГБ, но они, выполнив воинские приветствия, сразу же ушли.

— Следующей твоей целью является МВД, я правильно понял? — спросил Мохаммад, закурив обычную сигарету.

— Да, — кивнул Жириновский. — Я думал об армии, но это слишком трудоёмкое дело, поэтому МВД реформировать будет быстрее.

— Саид уже уведомлён о том, что будет, поэтому не помешает, а даже поможет, — произнёс генерал-полковник.

Он говорит о Саиде Мохаммаде Гулябзое, главе Министерства Внутренних Дел. Гулябзой из пуштунов, причём из племенной аристократии — его отцом является Гулям Шах, вождь племени гулябзоев. Особого значения это не имеет, потому что он убеждённый марксист-ленинист и порвал со своими корнями.

Косвенным свидетельством тому является то, что Царандой, внутренние войска МВД ДРА, действует гораздо эффективнее правительственных войск — этого добился Гулябзой, при помощи советских милиционеров, помогавших формировать афганское МВД.

Гулябзой сторонник фракции Хальк, как и Ватанджар, поэтому неудивительно, что с ним точно не будет никаких проблем — Ватанджар, высоко взлетевший благодаря реформам в ХАД, обрёл немалый политический вес и теперь может влиять на членов Политбюро НДПА.

Дошло даже до того, что поговаривают о скором возвращении Асадуллы Сарвари, одного из лидеров халькистов, из «ссылки» в Монголии — его отправил туда Кармаль, в далёком 80-м году.

Москва всё видит и внимательно следит за тем, как меняется политический рельеф в Кабуле. Возможно, Хальк дадут второй шанс.

Жириновскому такой поворот событий не очень выгоден, потому что халькисты всё ещё слишком радикальны, но парчамисты слишком слабы. Идеальным был бы кто-то умеренный, не склонный закусывать удила, но и не беззубый…

Мохаммад Ватанджар кажется таким человеком, который пусть и идейный марксист-ленинист, без каких-либо шуток, но осознающий, в отличие от покойных Тараки и Амина, что быстро ничего сделать не получится.

«Нужно последовательно вытапливать из афганцев родо-племенной строй и феодализм, чтобы они сами этого не заметили», — подумал Владимир. — «И тогда, спустя десятилетия, они смогут интегрироваться в цивилизованный мир, как обычная страна».

— Твои «хорошие друзья» из Пакистана снова что-то замыслили, — сообщил Ватанджар. — На границе была перехвачена группа душманов, направлявшаяся в Кабул, с оружием и взрывчаткой. Троих выживших доставили в Пули-Чархи — с ними ещё работают специалисты, но уже известно, что у них был свой куратор из ISI, с которым они должны были встретиться здесь.

— По городу всё ещё шастают эти мерзавцы… — процедил недовольный Владимир.

— Мы прочёсываем город, — улыбнулся генерал-полковник. — Если этот куратор не сбежал, то мы найдём его.

— Пора бы им уже успокоиться, — раздражённо проговорил Жириновский. — Ну, провалились — признайте, сделайте выводы и работайте дальше! Нет! Восприняли это как-то что-то личное и пытаются отомстить! Обидчивые подонки и умственно травмированные недоумки!

— Их действия унижают их самих, — согласился Ватанджар.

— Но чёрт с ними, с пакистанскими разведчиками, — махнул рукой Жириновский. — У нас ещё примерно половина провинциальных управлений не реформирована. И уже ощущается нехватка кадров — нужно заняться образовательными учреждениями, а затем увеличивать масштаб отбора, чтобы устранить кадровый дефицит.

— Делай, что нужно, Владимир, — кивнул директор ХАД.

*Демократическая Республика Афганистан, город Кабул, район Шашдарак, здание ХАД, 21 апреля 1986 года*

— Нет, придётся отложить эту поездку, — покачал головой Жириновский. — Есть несколько задач, которые я должен выполнить.

Им нужно посетить Мазари-Шариф, город в провинции Балх, чтобы проверить местное управление ХАД — кадры были полностью заменены около месяца назад, но пришло время посмотреть, как работает новый состав.

— Хорошо, товарищ майор, — кивнул Саид. — На какое время перенести?

— На начало следующего месяца, — ответил Владимир. — После майских продолжим инспекции. А как держатся наши новенькие?

Великая Жатва не только вычищает некомпетентных, но и обнаруживает ранее невидимых одарённых — в провинциях проводятся экзамены и иногда попадаются таланты из рядов армии, МВД или провинциальных управлений ХАД.

В провинции Гор обнаружил себя Фарид Ахчакзай, младший лейтенант Царандоя. Ему всего двадцать, он только-только начал свою карьеру в МВД, но теперь она закончилась, потому что он переведён в ХАД. Когнитивные способности определены как верхние 25 % «отличников», то есть, он очень и очень умён. Естественно, Владимир определил его не куда угодно, а в Аналитический отдел.

По соседству, в провинции Герат, в провинциальном управлении ХАД, был найден капитан Шермат Гулам, у которого всё и так было неплохо, потому что всё шло к тому, что он заменит спешащего в отставку начальника провинциального управления. Гератское управление — самое проблемное, потому что тяжело осуществлять контроль на такой дистанции, а сами сотрудники ХАД не очень желают там работать. Но Гулам желал и стремился стать начальником управления, сразу получив майорскую должность и задел на рост до полковника. То есть, он не сидел на месте, а осознанно и целенаправленно строил карьеру. Происхождение у него нетипичное для Герата — он из афганских узбеков, которые там практически не живут. По уровню когнитивных способностей он находится примерно посередине выборки «отличников».

А в провинции Нуристан был обнаружен и завербован Башал Камис, который уже трудился у себя в кишлаке в качестве помощника старейшины, но легко согласился вступить в ХАД. Его, после дополнительных испытаний и предварительной подготовки, направят на полноценное обучение в высшую школу КГБ имени Дзержинского. Этот юноша, происходящий родом из калашей, очень умён, оценка его когнитивных способностей показала нахождение в верхних 25 % «отлично», что встречается довольно-таки редко.

Капитан Шермат Гулам и младший лейтенант Фарид Ахчакзай подвергаются многочисленным испытанием, чтобы удостовериться в их пригодности к очень сложной работе в Аналитическом отделе, а Башал Камис обучается русскому языку, причём очень быстро, хотя склонности к языкам тестирование не выявило.

«Всё-таки, оно несовершенно и многое зависит от того, кто и как проводит», — подумал Жириновский. — «Но главное, что потенциал был выявлен и не пропал в безвестности. Так бы Башал всю жизнь помогал старейшине, а на закате лет сам бы стал старейшиной — это равносильно закапыванию алмаза».

Возможно, это был бы лучший старейшина за последнюю сотню лет, потому что интеллект — это универсальный инструмент, но это, по мнению Жириновского, нерациональная трата бесценного потенциала.

Башал поступит в высшую школу КГБ, отучится там положенный срок и вернётся в Афганистан, чтобы сделать его лучше.

— Новенькие держатся очень хорошо, — улыбнулся Саид. — Я думаю, с ними уже всё понятно, но нужно завершить весь комплекс испытаний, чтобы быть уверенными. По поводу калаша ничего сказать не могу, кроме того, что он очень быстро учит язык, а вот те двое, Шермат и Фарид — от них точно будет много пользы.

— Не сомневайся даже, — потребовал Владимир. — Эти двое усилят Аналитический отдел и снизят нагрузку с тебя и Мансура, когда он вернётся. Мы ведь только начали — дальше будет больше масштаба! Как только освободится время, мы с тобой приступим к совершенствованию имеющихся протоколов — охватим каждое управление! Пока всё не будет отполировано до блеска, ни сна у нас не будет, ни отдыха!

— Мы работы не боимся, — усмехнулся майор Сафар.

— Это она будет нас бояться! — оскалился Жириновский. — А о душманах я даже не говорю — будут какать под себя, когда услышат аббревиатуру ХАД!

— Ха-ха-ха! — засмеялся Саид.

«Вряд ли нам удастся победить душманов», — погрустнел Владимир, а затем обрёл решимость. — «Но жизнь мы им сломаем!»

*СССР, Украинская ССР, Киевская область, ЧАЭС, 23 апреля 1986 года*

— … вот приказ, — передал полковник Геннадий Орлов документ директору Брюханову. — Пройдёмте в ваш кабинет.

— Разумеется… — кивнул Виктор Петрович.

С офицерами КГБ не принято спорить, особенно когда у них есть разрешительные документы.

Геннадий осмотрелся в кабинете и задумался о том, что всё это должно взлететь на воздух в ночь с 25 на 26 апреля.

Он уже давно и напряжённо думал о том, как бы предотвратить это, но не придумал ничего лучше, чем провести небольшую инсценировку.

Эта инсценировка отняла у него уйму времени и потребовала приложить немало усилий, но зато всё получилось — он здесь и имеет право обсуждать серьёзные темы.

— Я закурю? — спросил он, сев за стол.

— Курите, товарищ полковник, — кивнул Брюханов и подвинул к нему пепельницу.

Инсценировку Орлов проводил в атмосфере строжайшей секретности — пришлось найти в базах подходящего человека, а также двух сообщников для него, чтобы придать мероприятию большей серьёзности.

Подходящим человеком оказался Иннокентий Иванович Яблочник, бывший зэк, сидевший за убийство по неосторожности. Особенностью, отличающей его от обычных зэков, было то, что он, непосредственно до посадки, работал на Ленинградской АЭС, инженером-оператором реактора.

После освобождения, естественно, он не смог работать в атомной энергетике, поэтому подался шабашить на кооперативных стройках и, как точно установил Орлов, спутался с лицами криминального образа деятельности.

Были и другие люди — Александр Фёдорович Тишин, Харкевич Борис Лаврентьевич, а также Насымов Саят Батырович, но они не совсем подходили. Пусть они тоже сидели, но до этого работали на других реакторах, что ломает картинку, которая должна была сложиться у следователей.

Зэковское прошлое кандидатов нужно было Орлову для обоснования связи и отъявленными уголовниками, которые «замыслят страшное».

«Страшное» — вооружённое проникновение на ЧАЭС, с целью организации террористического акта.

Уголовники настоящие, завербованные «американской разведкой» — они всерьёз верили, что в случае успеха их тайно вывезут из СССР и заплатят по 600 000 долларов на брата. Орлов выбирал их по одному критерию — наличию боевого опыта.

Они вышли на Яблочника, пообещали ему вывоз в США и 600 000 долларов, тот согласился, а потом начался балет — Орлов пошёл на очень серьёзное должностное преступление и передал уголовникам двенадцать килограмм тротила, среди которого 11,5 килограмм — небоеспособный брак, три АКМ, 900 патронов, бронежилеты 6Б3 и шлемы СШ-68. Также они получили подробную схему ЧАЭС, с указанными маршрутами патрулей, местами расположения постов часовых и временем их смены — там же был проложен реальный маршрут, по которому они, действительно, могли бы подобраться очень близко.

Также Яблочнику был передан алгоритм действий для приведения реактора РБМК-1000 в неустойчивый режим — якобы от американских разведчиков, которые как-то добыли эти данные.

Провернуть такое незаметно было очень сложно, поэтому он потратил на это очень много времени и успел едва-едва.

Среди взрывателей был один особенный — диверсионный. При установке в тротиловую шашку он сразу же срабатывает, поэтому, когда всё было почти готово, будущие диверсанты подорвались при попытке установки взрывателей.

Первой к частному дому на окраине Чернобыля прибыла милиция, а затем, когда стало ясно, что тут всё очень серьёзно, приехали оперативники КГБ, которые сразу же выдворили с участка милиционеров и связались сначала со своим начальством, а то связалось с Москвой.

Естественно, расследовать по горячим следам отправили лучшего следователя — полковника Геннадия Орлова, возглавляющего команду молодых и талантливых следователей.

На месте были собраны все вещественные доказательства, установлены личности обитателей дома, а также проведены все необходимые следственные мероприятия.

Ввиду того, что у преступников возможна внешняя связь, подключилась контрразведка, но это Орлова уже не особо волновало — он «нашёл» документ с инструкцией по приведению РБМК-1000 в нестабильное состояние, способное привести к атомной катастрофе, которое сразу же передал отделу, занимающемуся атомными технологиями.

Заключение отдела было однозначным — это возможно технически.

А дальше всё пошло, как по маслу: было нетрудно выбить разрешение на посещение режимного объекта и беседу с директором ЧАЭС, на которую всерьёз собирались нападать уголовники.

У него были опасения, что на расследование инцидента направят кого-то другого, но они не оправдались — после дела Митрохина, он стал считаться лучшим следователем.

— Итак, — произнёс полковник Орлов. — Внимательно изучите этот документ. А затем вот этот — тут нужно поставить подпись, сразу после внимательного прочтения.

— Подписка о неразглашении? — опознал документ Брюханов.

— Да, товарищ директор, — кивнул Геннадий. — Читайте и подписывайте. Это очень важно.

Благодаря полученному доступу к материалам по ЧАЭС, он окончательно уверился в истинности слов Жириновского — эксперимент запланирован и должен быть проведён в ночь 25 апреля.

Его уже отменили по приказу председателя КГБ, санкционированному Политбюро ЦК КПСС, во избежание, на всякий случай, но Орлов посчитал нужным провести беседу с директором ЧАЭС.

Генерал армии Чебриков, председатель КГБ, выслушал непосредственного начальника Орлова, полковника Зайцева, и заразился паранойей — всё-таки, заключение экспертов подтверждает возможность неконтролируемой реакции, а также факт утечки данных о конструкции реактора куда-то на сторону.

Теперь НИКИЭТ, разработчик РБМК-1000, по запросу КГБ, проводит теоретическую проверку возможности приведения реактора в нестабильное состояние по переданному алгоритму. Несмотря на то, что это может звучать как глупость, проверить это было нужно, чтобы, если всё подтвердится хотя бы частично, исключить возможность воспроизводства алгоритма.

Жириновский предупредил, что мало просто не допустить аварию на ЧАЭС — такие же реакторы, с точно такими же проектными дефектами, работают в Ленинградской АЭС, Курской АЭС, Смоленской АЭС и Игналинской АЭС. И лишь вопрос времени, когда произойдёт подобная авария, поэтому вопрос нужно закрыть окончательно.

С риском для себя, ведь может быть, что он оставил какой-нибудь неочевидный след собственного участия, Орлов закрыл вопрос — изучение угрозы проводится, а на время этого изучения на реакторах РБМК-1000 приостановлены все нестандартные эксперименты.

«Оружие „чистое“, на меня точно не ведёт», — подумал Орлов, наблюдая, как директор читает подписку о неразглашении. — «Урки и атомщики подобраны через неявные каналы, которые точно не ведут ко мне. Личных контактов с исполнителями не было, а Мурзик, в восьми актах, ушёл на дно Днепра».

Также он сделал себе надёжное алиби — был на рыбалке с коллегами. Но за неделю до этого ему пришлось лично убивать Мурзика, старого урку неожиданно интеллигентного вида, игравшего роль агента ЦРУ.

Брюханов взял со стола ручку и поставил подписи в нужных местах.

— Так, товарищ директор, — заговорил удовлетворённо кивнувший Орлов. — Вас уведомили, что вы ни в коем случае не должны проводить запланированный эксперимент?

*Демократическая Республика Афганистан, город Кабул, 1-й микрорайон, квартира Жириновского, 13 мая 1986 года*

«Ха-ха, сукин сын!» — подумал Жириновский, сидящий за обеденным столом и читающий письмо. — «В Багдаде всё спокойно, ха-ха-ха!»

Условленные слова написаны, всё прошло так, как и было запланировано. Никакой аварии на ЧАЭС, а это значит, что никаких массовых жертв и трат 30 миллиардов рублей на ликвидацию.

Также Орлов указал, что вопросом реактора занимаются на высшем уровне — вряд ли они пойдут на модернизацию реакторов, ведь о дефектах этой модели реактора известно уже давно, со второй половины 70-х, но никто даже не почесался.

В целом, Жириновский считал задачу выполненной — аварии не произошло, поэтому «гласность и демократия» начнутся позже.

— Ненавижу гласность и демократию, — процедил Владимир и гневно отпил кофе из кружки.