Владимир, Сын Волка 2

Глава двадцать пятая. Реперная точка

*СССР, РСФСР, город Москва, Кремлёвский дворец Съездов, 6 июня 1989 года*

К сожалению, для Жириновского, ему пришлось сформировать свою фракцию. Все, кто и так стихийно собрался вокруг него, по причине того, что он говорит близкие им вещи, теперь, по версии советских и международных СМИ, являются членами его фракции.

Ельцин, несмотря на то, что до сих пор не попал в Верховный Совет СССР, примкнул к Межрегиональной депутатской группе, сформированной Андреем Сахаровым, Гавриилом Поповым и Юрием Афанасьевым — это далеко не первая оппозиционная группировка в истории СССР, но впервые с ней никто и ничего не собирается делать.

«Борис, сука паршивая, никак не примет поражения», — подумал Жириновский, глядя на Горбачёва, слушающего просьбу Сахарова.

МДГ предприняла попытку протащить Ельцина в Верховный Совет, для чего один из депутатов, некий Хрипунов, отказался от своего мандата. В связи с этим, в Егорьевском территориальном округе начались перевыборы и там сразу же всплыл Ельцин.

Но Жириновский предвидел, поэтому в территориальный округ была направлена большая команда агитаторов, продвигающая принципиально нового народного депутата уже четыре года трудящегося в кооперативе «Крым-кебаб», что расположен, по случайному совпадению, в Егорьевском территориальном округе.

Эрик Викторович Тельман, 7 июня 1963 года рождения, гвардии старшина в отставке, кавалер ордена «Красной Звезды», а также обладатель медали «За отвагу», руководитель успешного кооператива, смотрится более представительно, чем Борис Ельцин.

Перевыборы проходили бурно, но без особой интриги — Эрик стал народным депутатом по мандату от 30-го территориального округа и сейчас находится в зале заседаний.

«Улыбается, паразит, ха-ха-ха!» — с довольной улыбкой посмотрел на него Жириновский.

Он всеми силами портит Ельцину кровь, потому что дружить с ним в его планы не входит — наоборот, ему нужно, чтобы в его способе обретения власти было как можно больше сомнительных эпизодов.

«Сейчас Борис — халиф на час»,[20] — подумал Жириновский. — «Кончится Съезд — кончится Ельцин».

Да и народ, судя по всему, настроен к нему уже не так радужно — история с мандатами теперь смотрится, как нечто негативное, как признак того, что Ельцин-то, оказывается, не «один против всех», а реальный «один против всех» — это Жириновский.

Тут, вдруг, Николай Семёнович Глазков, депутат из фракции Жириновского, встал со своего места.

— Если вы даёте слово академику Сахарову, то мы требуем, чтобы слово было дано товарищу Жириновскому! — заявил он. — Сколько можно слушать Сахарова?! Он уже десять раз выступал и каждый раз об одном и том же, но другими словами!

— Да, хватит слушать Сахарова! — присоединилась к нему народный депутат Зоя Павловна Пухова. — Слово Жириновскому!

— Слово Жириновскому! — поддержала народный депутат Светлана Евгеньевна Савицкая.

— Дайте сказать Жириновскому! — встал маршал Куликов.

Он тоже во фракции Жириновского, хотя сам Владимир не ожидал, что его будет поддерживать персона такого калибра.

— Пусть Владимир Вольфович выступит! — потребовал народный депутат Валерий Викторович Рюмин.

Поднялся шум — «консерваторы» преимущественно молчали, «демократы», особенно МДГ, требовали слова Сахарову, а «нейтральные» разбились на два лагеря — молчащих и желающих послушать Жириновского.

— Попрошу тишины, товарищи народные депутаты! — потребовал раздражённый генсек Горбачёв. — И вправду, Андрей Дмитриевич… Вы уже много выступали, поэтому лучше дадим слово… Сурену Гургеновичу!

«Ой, дурак…» — подумал Жириновский и улыбнулся.

С Суреном Гургеновичем Арутюняном они сдружились — Владимир летал в Ереван, участвовал в мероприятиях, торжественно открывал новый Дом воинов-интернационалистов в Ленинакане, а также несколько дней гостил у Арутюняна дома…

Он искренне благодарен за то, как много Организация сделала для восстановления пострадавших от землетрясения городов и сёл Армянской ССР — бригады добровольцев, собранные по поручению Жириновского, до сих пор там, строят дома и дороги, расчищают завалы в горах и всячески помогают жителям республики вернуться к нормальной жизни.

— Кхм-кхм… — откашлялся Сурен Гургенович, а затем принял стопку листов. — Здравствуйте, дорогие товарищи народные депутаты. Я хочу начать своё выступление с того, что выражаю свою признательность московскому Дому воинов-интернационалистов, всем воинам-интернационалистам, вызвавшимся помочь нам справиться с последствиями тяжелейшей катастрофы. Но, в частности и особенно, я хочу выразить сердечную благодарность товарищу Жириновскому, за то, что он оперативно организовал сбор материально-технической помощи, собрал добровольцев и обеспечил их всем необходимым! Если бы не Владимир Вольфович, не знаю, сколько людей бы погибло под завалами! Также хочу выразить не менее сердечную благодарность генерал-лейтенанту Гаськову и генерал-майору Орлову, которые сделали всё возможное, чтобы смягчить последствия землетрясения — если бы они не настаивали на проведении усиленных работ по отслеживанию сейсмической активности, погибло бы в тысячу раз больше людей и ещё больше людей получили бы тяжёлые травмы!

— Товарищ Арутюнян… — произнёс уставший Горбачёв. — Переходите, пожалуйста, к сути своего выступления, а слова благодарности можете высказать позже, при личных встречах.

— Конечно, товарищ генеральный секретарь! — кивнул Сурен Гургенович. — Я хочу присоединиться к словам товарища Жириновского, высказанным им в возражение речи академика Сахарова — сталинские репрессии требуют внимательнейшего рассмотрения в контексте той эпохи! С моей точки зрения, он очень верно указал на то, что Никита Сергеевич Хрущёв был весьма заинтересован в очернении своих политических противников, поэтому нам следует очень скрупулёзно отделять зёрна от плевел! Мы ведь не ставим целью дополнительно очернить товарища Сталина, а пытаемся установить истину? А установление истины требует беспристрастного разбора всей относящейся к теме политических репрессий документации того периода! Нельзя рубить с плеча! Нельзя позволять себе голословность — нужно точно установить степень вины каждого участника репрессий! Я не пытаюсь обелить товарища Сталина, но пытаюсь воззвать вас, граждане Советского Союза, товарищи народные депутаты, к беспристрастному суду!

Он сделал паузу на поправление галстука.

— Также я проверил заявление, сделанное товарищем Жириновским во время его предыдущего выступления! — продолжил он. — Действительно, риторика выступлений генерального секретаря Хрущёва во многом перекликается с утверждениями Льва Троцкого! И утверждения о якобы имевшейся у товарища Сталина паранойе не встречаются больше нигде, кроме трудов Троцкого и утверждений генерального секретаря Хрущёва! Это показалось мне очень подозрительным, и я призываю вас всех обдумать это и сделать выводы самостоятельно! Возможно, потребуется собрать комиссию, с профильными специалистами, чтобы установить истину! У меня всё, дорогие товарищи!

Поднялся шум и гам — депутаты начали неистово кричать что-то, что смешалось в режущую уши какофонию, но к этому уже все привыкли.

— Прошу тишины, товарищи! — потребовал Горбачёв. — Переходим к следующей теме обсуждения — окончательному утверждению составов комиссий при Верховном Совете Советского Союза…

Жириновский вошёл в состав двух комиссий — Комиссии по делам ветеранов и инвалидов, а также Комиссии по обороне и государственной безопасности. Это полезные для дальнейших планов Владимира комиссии — так он сможет легализовать уже проводимые им действия в сфере помощи ветеранам и инвалидам, а также, наконец-то, проникнуть в Советскую Армию, чтобы направить реформы в нужное русло.

К ветеранам Афгана у остальных военных отношение, мягко говоря, недружелюбное — сказываются пренебрежительное отношение к «тыловикам» от воинов-интернационалистов, зависть к наградам и льготам, а также то, что остальная Советская Армия является армией мирного времени, тогда как ОКСВА был на настоящей войне.

Отсюда и то, что некоторые действующие офицеры высказываются о Жириновском, как о «пиджаке», который отсиделся в штабе и получил награды непонятно за что, а также то, что командование армии относится к его инициативам предельно холодно.

Среди генералитета всех полностью устраивает нынешнее положение дел, несмотря на то, что вся страна прекрасно знает, что происходит в армии и насколько она уже разложена.

У Владимира есть чёткий план действий, как именно можно реформировать армию и пресечь такое явление, как дедовщина, на корню. Но чтобы воплотить его в жизнь, ему нужны полномочия, которых никто, естественно, просто так ему не даст.

В Афганистане тоже была дедовщина, причём от ОКСВА она расползлась на правительственные войска ДРА и местами просочилась в Царандой и подразделения ХАД, но в местных структурах Жириновский всё решительно устранил и надолго пресёк — поэтому можно считать, что его методы уже опробованы и проверены.

Правительственные войска, конечно же, были уничтожены и возрождены заново, потому что реформирование заняло бы слишком много времени, но вот в ХАД и Царандое он создал здоровый механизм. И этот механизм близок больше к Кайзеровской Армии Германии, чем к Советской Армии — жёсткие наказания за неуставные взаимоотношения, строжайшая дисциплина и тщательная боевая подготовка, причём всё это он реализовал в давно и кроваво воюющей стране…

Для этого пришлось собрать компетентный офицерский состав, прошедший обучение в учреждениях Советской Армии — всё-таки, афганские курсанты держались особняком и почти не видели той дедовщины, которую испытывают на себе все советские курсанты.

Правда, в реалиях очень позднего СССР реформировать армию почти невозможно — в тяжелобольной стране и армия тяжелобольная.

Позднесоветская Армия и её нынешнее состояние — это отражение тех патологических процессов, которые проходят в самом Советском Союзе. И если не устранить эти процессы, армию вылечить не удастся.

Другое дело, что те, кто придёт на смену нынешним властям, точно не будут заниматься оздоровлением армии, потому что грабёж руин гораздо интереснее и выгоднее…

Жириновский убеждён, что Советскую Армию можно реформировать и вернуть ей былую боевую мощь, которой не на шутку опасаются на Западе — со времён египетских фараонов, на планете Земля не изменилось ничего — волю государства диктуют многочисленные и могущественные батальоны.

— Комиссия по вопросам законодательства, законности и правопорядка… — произнёс Горбачёв. — Председателем утверждается…

*СССР, РСФСР, город Москва, Кремлёвский дворец Съездов, 9 июня 1989 года*

«Сахаров, мерзавец, никак не успокоится», — подумал Жириновский, слушая, как старик просит у Горбачёва ещё одно выступление.

У МДГ всё идёт совсем не так, как ей бы хотелось — Ельцина протащить не получилось, Сахаров дискредитирован на весь Союз, в прямом эфире, в Комиссии проникло слишком мало членов фракции, причём в самую важную, Специальную комиссию по изучению Пакта Молотова-Риббентропа, не проник вообще никто из МДГ, а все восемь человек, вошедших в её состав, являются сторонниками Жириновского.

Это стало возможным благодаря тому, что Владимир, своей позицией, перетянул на свою сторону «консерваторов», которые пусть и за Горбачёва, но против развенчания культа личности Сталина.

А сам генсек, в текущей динамически меняющейся ситуации, ещё не определился с позицией, так ли ему надо что-то развенчивать именно сейчас…

«Я забыл, какую платформу имели народные депутаты на Съезде», — укорил себя Жириновский. — «Прямой эфир на весь Союз, с исторически максимальным охватом. Происходящее в этом зале заседаний бурно обсуждают в бесконечных очередях за дефицитом, в школах, на заводах и в высоких кабинетах…»

Ему очень жаль, что всё это бесполезная пустышка, которая не приведёт ни к чему, кроме дальнейшей деструкции Советского Союза.

Но и это можно использовать — он транслирует свои идеи всем зрителям, вслушивающимся в его слова. И эти идеи, в общем, чем-то похожи на то, что им говорили раньше, но они какие-то иные, более живые и оригинальные.

Что это за идеи?

А это обыкновенный, пусть и тщательно замаскированный, социал-шовинизм модели XXI-го века.

Жириновскому он хорошо известен, потому что подавляющее большинство «коммунистов», с которыми когда-то в будущем имел дело Директор, на поверку, оказывались социал-шовинистами, а некоторые из них были даже криптоимперцами, которым нравился СССР в контексте сверхдержавы, но не нравились идеи социализма.

Встречались Директору и настоящие коммунисты, но крайне редко. В целом, коммунистическое движение в России образца 2025 года было, скорее, мертво, чем живо, а вместо него в головах многих людей засел социал-шовинизм.

И Владимир, давно и внимательно наблюдающий за советским обществом, видит признаки того, что это явление зародилось не из ниоткуда, а вот из этого времени, с конца 80-х годов — и именно на почве этого вырастет такое движение, как лимоновско-дугинские национал-большевики и прочие нежизнеспособные химеры.

Это, можно сказать, естественный переход от интернационального социализма, через социал-шовинизм, к оголтелому национализму. На это наложится утрата международного политического веса, экономический кризис, интернациональное унижение, безобъектный реваншизм,[21] а также осознанное манипулирование всем перечисленным со стороны властей.

И вот этот процесс Жириновскому никак нельзя было упускать, поэтому он выработал альтернативу, которая выглядит не так уродливо и нежизнеспособно, как то, что предложат нацболы и прочие адепты некоего «Третьего пути», и, в то же время, никак не вступит в контру с нынешней идеологией.

Парадоксально то, что Горбачёву, Ельцину и прочим деятелям даже предметно обвинить его не в чем — он предлагает нечто менее радикальное, чем они, но, одновременно с этим, более радикальное, чем предыдущая вариация социалистической идеологии времён Брежнева и Андропова.

Но самое потрясающее и циничное в этом то, что это находит отклик в сердцах очень многих советских граждан.

А суть простая:

«Запад жаждет сокрушить нас!»

«Советский Союз должен быть сильным!»

«Не время для рынка — нам нужна возрождённая плановая экономика».

«Советский Союз — единственная надежда человечества на прогресс».

«Мы устали каяться — пора гордиться!»

«Социализм нужно не разрушать, а исправить».

«Народ должен владеть своей страной».

«Вернуть уважение к человеку труда».

«Пора объединяться, а не делиться».

Очень похоже на социал-шовинизм или, как любят называть это социал-шовинисты — социал-патриотизм.

По сути, это и является социал-шовинизмом — без интернациональных идей, без мировой революции, без конечной цели.

На данный момент, это будет иметь в тысячу раз больше смысла, чем те идеологические химеры, которые будут сшиты всеми, без исключения, постсоветскими странами, белыми нитями и из разноцветных лоскутов.

Идеология Жириновского — это не идеология развития, которой, после 1991 года не будет ни у одной страны в мире, а идеология самосохранения в условиях близящегося поражения.

От этого разит чучхе, но чучхе — это, в данном случае, пример успеха.

В отличие от КНДР, СССР невозможно отрезать от мира, потому что он слишком большой, ну и он и так уже давно в изоляции и живёт в условиях частичной автаркии. Некоторые санкции, наложенные на СССР, действуют с 1920-х годов и по сей день — в этом вопросе Запад вполне последователен. А частичная автаркия означает, что производится своё — пусть паршивого качества, но зато своё — да и качество можно исправить, причём Жириновский знает, как именно.

Он убеждён, что с Западом подружиться не удастся — всякие неожиданно наивные деятели будущего пытались, но безуспешно. В конце концов, попытки подружиться привели практически к открытой конфронтации. А если конфронтация, в конце концов, неизбежна, то зачем оттягивать? Зачем доводить её эскалацию до времён, когда страна будет, объективно, слабее?

— Владимир Вольфович, — обратился к нему маршал Куликов. — Сколько можно терпеть этот бред? Возьмите уже слово! Сахаров даже в последний день пытается превратить заседание в площадку для своих выступлений!

— М-хм… — отвлёкся Жириновский от мыслей. — Да пусть болтает, что хочет — он уже дискредитировал сам себя.

Вся проблема была в аргументации Сахарова — она оказалась несостоятельной, потому что основана на «слезинке ребёнка», «за всё хорошее и против всего плохого», что, традиционно, очень легко разбивается путём намеренного столкновения с реальностью.

Владимир разобрал утверждения Сахарова и столкнул их с реальностью, дотошно разжевав ему, на глазах всего Советского Союза, абсурдность многих его утверждений, источником вдохновения которых был «Голос Америки», который он, судя по всему, часто и внимательно слушает.

— … поэтому — нет, товарищ Сахаров, — услышал Жириновский реплику Горбачёва. — Ваше намерение занять всё время своими выступлениями вызывает обоснованное осуждение практически всех остальных народных депутатов. По общему мнению, вы имели достаточно времени, чтобы высказаться.

Это очередная ненавязчивая попытка генсека вмазаться в некие «мы» с народными депутатами, но она обречена на провал: единственные, кто здесь держится его стороны — это «консерваторы», но и с этими всё неоднозначно. Некоторые делают это из желания выслужиться, а некоторые сидят на стороне «консерваторов» только потому, что альтернативы хуже.

Фракцию Жириновского, например, некоторые «консерваторы» поддерживают исключительно в контру «реформаторам», и то, только по совпадающим вопросам, а в остальном, он им «классово враждебный», потому что не чурается втыкать шпильки в тело советского руководства и указывать на ошибки не Сталина, но Хрущёва и Брежнева.

— Ну, вы меня понимаете! — продолжал Горбачёв. — Прошу проявить уважение к тем, кто выступает в свою очередь! Следующим у нас кто выступает? Ельцин? Вот пусть Ельцин выступает!

Борис торопливо прошёл к кафедре и встал за неё.

— Уважаемые товарищи народные депутаты! — заговорил он, обращаясь к залу, а затем посмотрел на одну из камер. — Уважаемые граждане Советского Союза! Я хочу обратиться к вам всем с предостережением! Демократия, понимаешь, находится под угрозой! Здесь, в этом зале, собралась группа реакционеров и контрреволюционеров! Владимир Жириновский, понимаешь, и его клика…

«Он что, снова нажрался?» — нахмурился Владимир.

— Товарищ Ельцин! — окрикнул его Горбачёв. — Попрошу не переходить на личности!

— Я владею информацией! — заявил Ельцин. — Жириновский — это агент, подконтрольный КГБ! Его курирует лично Крючков! Вся его деятельность направлена, понимаешь, на дестабилизацию страны и остановку прогрессивных реформ! Пока я здесь, я этого не допущу!

— Прекратите превращать Съезд в балаган! — потребовал Горбачёв. — Товарищ Ельцин — сойдите с трибуны!

— Жириновский — ты разоблачён! — заявил Ельцин, глядя на Владимира, и отошёл от кафедры.

— Может, нам нужно как-то отреагировать? — спросила Светлана Савицкая.

— Да он же нажрался! — усмехнулся Владимир. — Зачем нам реагировать на бредни алкоголика?!

По Ельцину видно, что он начал больше и чаще пить — возможно, так сказывается провал с выборами в Верховный Совет. Он очень рассчитывал на это, а затем все предпринятые попытки заскочить, хотя бы в Совет старейшин, провалились.

Сейчас Жириновский даже начал осторожно думать о том, что он сумел сбить Ельцина на взлёте, потому что в Верховном Совете МДГ будет действовать без него, а ведь всё самое важное будет происходить именно там, в следующие два года…

Но у него есть шанс стать народным депутатом РСФСР в следующем году, баллотировавшись туда от Свердловска. Только вот Жириновский, прекрасно знающий, что «демократизация» приведёт к учреждению Съездов народных депутатов в союзных республиках, уже готовился и к этому.

Верховный Совет РСФСР — это тоже власть, но на ступень ниже. Жириновский тоже готовится баллотироваться туда, но от Москвы, потому что ему очень важно избраться в Верховный Совет Федерации и очень желательно стать председателем.

— Нажрался? — озадаченно нахмурился маршал Куликов.

— Да вы разве не видите? — спросил Жириновский. — Вы на лицо его посмотрите — испитое, с бодуна! Я думаю, что у него приступ белой горячки — она ему и нашептала всякую конспирологию! Полагаю, он очень обижен на меня за то, что я не допустил его избрания в Верховный Совет — вот и наложилось!

Окружающие его депутаты задумались.

Пошли перешёптывания, причём не только среди членов его фракции.

— Пусть болтает! — пренебрежительно махнул рукой Жириновский. — Если бы я был алкоголиком, сказал бы о нём, что он тайный агент ЦРУ, работающий на развал СССР, ха-ха-ха!

Члены фракции засмеялись, причём некоторые глумливо. А Ельцин, сидящий относительно недалеко, покраснел и начал порываться сделать что-то.

«Хочет встать и облить меня минералкой», — улыбнулся своим мыслям Жириновский. — «Но не получится — нет тут минералки!»

Закрытие Съезда проходит в духе предыдущих дней, с попытками Горбачёва соблюсти формат и приличия, но без особого успеха.

Впрочем, основная задача Съезда выполнена — значительную часть депутатов в Верховном Совете СССР составляют «консерваторы», среди которых, правда, немало сочувствующих фракции Жириновского.

Это позволит генсеку осуществлять фактический контроль над решениями Верховного Совета, то есть, всё будет идти так, как ему и надо — во всяком случае, он думает, что именно так всё и будет.

Но случилась непредвиденная беда — «реформаторы» набрали 13 % мандатов в Верховном Совете, поэтому обязательно будут изо всех сил блокировать любые решения «консерваторов».

И если бы беда пришла одна — также в прямом эфире, впервые в истории СССР, оппозиционеры открыто критиковали КПСС и предыдущих генсеков, особенно Сталина. Это подрыв устоев, вызвавших ускоренное снижение легитимности КПСС в глазах общественности. То есть, буквально, Горбачёв добился поставленной цели, но метафорически, лишь усугубил ситуацию.

«Это только потому, что он идиот и решения принимает исключительно идиотские», — констатировал Жириновский, не очень внимательно слушающий очередного народного депутата. — «Даже в этом, не начни он эту ерунду со Съездом нардепов, у Союза было бы ещё два-три года — никто бы и никуда из него не делся».

Но Горбачёв сделал то, что сделал, поэтому уже, фактически, мёртв, как политик — с каждым днём его власть будет становиться всё слабее и слабее, а вместе с его властью будет таять власть остальных номенклатурщиков.

Они ещё рассчитывают на то, что им удастся закрепиться в ССГ, с помощью «комсомольских» банков, в которые уже поступают десятки миллионов рублей — заключаются многомиллионные соглашения, большая часть которых фиктивна по своей сути.

Полковник Леонов, насколько известно Жириновскому, собирается брать руководство банков, потому что материалов накоплено достаточно, а законодательная база под эту сферу уже подведена.

По этой самой новой законодательной базе будут судиться также фигуранты «Кооперативного дела» — до этого им вменяли лишь хищения в особо крупных размерах, но внесённые в Уголовный кодекс РСФСР поправки охватывают теперь финансовое мошенничество, а также обналичивание средств предприятий.

Ввиду того, что Съезд в центре внимания, «Кооперативное дело» общественность волнует очень мало, а судебные процессы идут и идут…

Но как только официально начнётся и закончится «Банковское дело», Жириновский откроет свой банк, якобы только для сбережения средств ветеранов-афганцев.

Это будет очень крупный механизм для обнала, точно такой же, как и у «комсомольцев». У Организации есть острая потребность в средствах — освоение рынка идёт слишком низкими темпами, поэтому нужна большая «денежная инъекция». И желательно, чтобы она была не одна.

Спустя ещё семь выступающих, настала очередь Владимира.

— Приветствую вас, товарищи народные депутаты! — заговорил он с кафедры.

В исполком Ждановского района приходит множество писем от граждан. Некоторые просят «разобраться с контрой» и «защитить светлую память Сталина», а кто-то обвиняет в подрыве «демократических устоев» и требует, чтобы он больше не выступал. Но большинство отправителей просит, чтобы он выступал почаще, потому что говорит он внятно и доходчиво, в отличие от некоторых.

— Сразу хочу ответить на голословные обвинения одного из народных депутатов, — продолжил Жириновский. — Во-первых, закусывать надо! А во-вторых — лучше вообще бросать пить! У нас, напоминаю, сухой закон — нельзя распивать спиртные напитки! Особенно нельзя их распивать в рабочее время! Это же кошмар! В прямом эфире, в пьяном угаре, бросаться голословными обвинениями!

Поднялся шум.

— Тишина!!! — потребовал Жириновский. — Сейчас я выступаю! Борис Николаевич, я всё понимаю — обидно, что не удалось сжулить и попасть в Верховный Совет всеми правдами и неправдами… Каюсь — виноват, что не позволил случиться произволу и нарушению демократических процедур! Меа кульпа, товарищ Ельцин! Но падать так низко? Опускаться до подобных обвинений? Это унизительно, в первую очередь, для вас самих! А ваши избиратели — как они отнесутся к подобному? Ради этого они вас избирали? Ради организации балагана на Съезде? Стыдно должно быть! Стыдно!

Он сделал паузу, чтобы насладиться новым оттенком красного на лице Ельцина.

— А теперь к теме моего выступления, — вновь заговорил он. — По поводу того, что нужно делать с Советской Армией — необходимы коренные реформы! Все вы слышали о тотальной дедовщине, падении боеспособности, о позорных эпизодах, пятнающих вечную славу наших великих предков! Я, как председатель комиссии по обороне и государственной безопасности, обещаю вам, что буду действовать решительно и, при поддержке членов комиссии, разработаю комплекс мер для оздоровления нашей армии! Теперь к следующему пункту…

*СССР, РСФСР, город Москва, исполнительный комитет Ждановского района, 21 июня 1989 года*

— Не понял, — мотнул головой Владимир. — Повторите, пожалуйста.

— Вас вызывают в Кремль, — повторила секретарь, Алина Дмитриевна.

— Внеплановое заседание? — нахмурился Жириновский.

Он вернулся с очередного заседания Верховного Совета СССР меньше полутора часов назад и сразу же приступил к своей настоящей работе.

— Нет, это звонили из аппарата генерального секретаря, — равнодушным тоном ответила секретарь.

— А-а-а, теперь мне всё понятно, — кивнул Жириновский, который ничего не понял. — Хорошо, тогда я выеду в Кремль — если будут спрашивать, скажи, что на рыбалку уехал.

— Хорошо, — улыбнулась Алина Дмитриевна. — Я сообщу шофёру, чтобы готовил машину.

— Буду признателен, — поблагодарил её Владимир и начал собираться.

Общих тем для обсуждения у них с Горбачёвым нет, как люди они с ним не сладились, а это значит, что будущий президент СССР очень хочет получить поддержку от фракции Жириновского.

На пленарных заседаниях Совета уже происходят словесные перепалки — «демократы» действуют агрессивно и пытаются срывать речи Горбачёва и всех, кто против «демократии». В такой напряжённой атмосфере очень тяжело принимать законы, а тут ещё и Жириновский со своей фракцией не помогает — пока что, он придерживается нейтральной позиции.

Его фракция имеет 31 % мандатов, причём есть тонкий ручеёк «перебежчиков» из других фракций, преимущественно от «консерваторов».

У «демократов» сейчас есть только 18 % мандатов, а блокирующим большинством мандатов обладают «консерваторы», формально возглавляемые Горбачёвым.

Но фракции — это явление неформальное, ни в одном законе не освещённое, а на бумаге Жириновский такой же член КПСС, как и Ельцин, который из неё ещё не ушёл. Мода на разрывание или сжигание партбилетов появится только в грядущем году, поэтому сейчас так почти никто не делает.

То есть, фракций как бы нет, но они как бы есть — для Горбачёва это очень неудобная поза, поэтому он пытается договариваться с теми, кто, по его мнению, договороспособен. Вероятно, он посчитал, что можно договориться с Жириновским — наверняка, он воспринял его нейтралитет на заседаниях, как приглашение к торгу.

«А это оно и было», — подумал Владимир, садясь в ГАЗ-24–34.

Связи в КГБ — это очень выгодно, когда нужно получить что-то, недоступное даже для номенклатурщиков. КГБ подарил Дому воинов-интернационалистов «догонялку», то есть, доработанный ГАЗ-24–10, внешне никак не отличающийся от серийной модели, но внутри имеющий 5,5-литровый двигатель V8 ЗМЗ-24–24, развивающий мощность в 195 лошадиных сил.

Испытания на шоссе показали, что машина позволяет разгоняться до 190 километров в час, что Жириновскому не нужно, но ему приятно, что такая возможность есть.

— В Кремль, Владимир Вольфович? — уточнил шофёр, Василий Сафонов.

— Да, Вася, в Кремль, — кивнул Жириновский.

У него есть свой ГАЗ-3102, чёрный и премиальный, купленный за очень большие деньги, но на работе он ездит на служебной машине.

Вообще, через Дом воинов-интернационалистов и исполком проходят очень много разных автомобилей — их официально покупают на пожертвованные кооперативами средства и затем распределяют между ветеранами, которые стоят в очереди.

Кому-то достаются и Волги, но их закупается очень мало, по причине дороговизны. В основном раздают различные модели Жигулей, потому что их выпускается гораздо больше, и стоят они гораздо дешевле.

Это программа по повышению лояльности ветеранов, работающая вкупе с выдачей кооперативных квартир, выбиваемыми льготами, а также многочисленными путёвками в санатории и на курорты.

Остальные граждане уже давно заметили, что к ветеранам какое-то особое отношение, но Жириновскому на тихий народный ропот как-то всё равно: народ ничего не сможет поделать с тем, что скоро сделают с его страной, а также не сможет справиться с проблемами, которые из-за этого возникнут. А вот Организация может — Жириновский усердно работает над этим.

Наконец, машина подъехала к Кремлю.

Пройдя проверку, Жириновский вошёл в Сенатский дворец, где его встретил какой-то парень, представившийся Валерием и обозначившийся секретарём Горбачёва. Он-то и сопроводил Владимира на третий этаж, в кабинет генсека.

— Здравствуйте, Владимир Вольфович! — встал и радушно приветствовал его Горбачёв.

— Здравствуйте, Михаил Сергеевич, — пожал ему руку Жириновский.

— Присаживайтесь, — попросил генсек. — Валерий Дмитриевич, чаю. Или чего-нибудь покрепче, Владимир Вольфович?

— Никак нет, — отрезал Жириновский. — Не пью.

— Похвально, — улыбнулся генсек и сел за свой стол. — Чем занимались сегодня?

— Да мелочовкой всякой, — ответил Жириновский. — Проверил промежуточные результаты реконструкции канализации во вверенном мне районе, документы всякие подписывал, в основном на выдачу жилья молодожёнам.

Горбачёв задумчиво покивал.

— Я наслышан о ваших успехах, — сказал он. — Вы очень хорошо наладили работу своего исполкома — на вас не было ни одной жалобы, за всё это время. Это даже несколько удивительно.

— Так с людьми надо уметь работать! — усмехнулся Владимир. — Товарищ Сталин говорил и был поразительно прав — кадры решают всё! И они, действительно, решают всё.

В кабинет был доставлен поднос с чаем и десертами.

— Пейте чай, Владимир Вольфович, — Горбачёв жестом изгнал секретаря и лично разлил напиток в чашки. — Настоящий, индийский.

Жириновский принял чашку и сделал глоток.

— Так в чём причина этого приглашения? — спросил он.

— Я хотел обсудить с вами политическую обстановку, — отпив из чашки, ответил генсек. — Как вы прекрасно понимаете, в Верховном Совете происходит неразбериха…

— Вы о тех самых несуществующих фракциях? — уточнил Жириновский.

— Да, — после недолгой паузы, ответил Горбачёв. — Ну, вы понимаете — в такой обстановке невозможно вносить никакие конституционные изменения! А они нужны! Нам необходимо реформировать Союз — нужно продолжать перестройку и выйти, наконец, на ожидаемый экономический рост!

— Не нужно агитировать меня, Михаил Сергеевич, — улыбнулся Владимир. — Я уже наслышан и насмотрен подробностями вашей программы. Но чего вы от меня хотите? Я обычный функционер…

— Вот, пожалуйста, не надо, Владимир Вольфович! — попросил генсек. — Вы возглавляете неформальное объединение народных депутатов — они прислушиваются к вам и разделяют вашу точку зрения!

— Ну, иногда я говорю умные вещи… — вынужден был согласиться Жириновский. — Вы не ответили, Михаил Сергеевич — чего вы хотите от меня?

— Мне нужно ⅔ голосов, — произнёс Горбачёв. — С вашим объединением это станет возможным.

Жириновский знает, чего именно хочет добиться генсек.

Ему нужно отменить шестую статью Конституции СССР, о руководящей роли КПСС. Таким образом он рассчитывает сокрушить номенклатурщиков, которые стали для него, после работы Съезда народных депутатов, опасным балластом. У них ещё очень много влияния, парткомы управляют всем на местах и ещё очень долго будут, но у Горбачёва есть план — он хочет укрепить так собственную власть, путём окончательного ослабления власти партии.

Сразу после отмены шестой статьи, он незамедлительно предложит ввести пост Президента СССР, в полномочия которого будет включено право вето на решения Верховного Совета СССР.

То есть, все эти действия не несут никакой стратегической цели, помимо удовлетворения низменного желания — Горбачёв хочет сохранить личную власть.

И то, придумал это он не сам — на прошедшем Съезде никто не рискнул озвучивать идею отмены шестой статьи Конституции СССР, но либеральная общественность бурно обсуждает это, о чём прекрасно известно КГБ и, следовательно, Горбачёву. Классические горбачёвские две недели «соображения» уже прошли, поэтому у него должно выработаться решение.

А из этого следует, что ⅔ голосов ему нужны не в Верховном Совете, который не может голосовать за конституционные изменения…

— Вы хотите сформировать неформальную коалицию для следующих Съездов народных депутатов? — предположил Жириновский.

— Вы очень проницательный человек, Владимир Вольфович, — довольно улыбнулся Горбачёв.

Его ума хватило, чтобы понять, что «перебежчиков» будет всё больше, потому что позиция фракции Жириновского выглядит более внятной и удобоваримой, чем позиция фракции «консерваторов», в теле которой уже можно различить ещё несколько фракций…

А это значит, что расклад сил в Верховном Совете будет напрямую влиять на будущий расклад сил на Съезде.

— А взамен? — спросил Жириновский.

— Неужели вы не понимаете, что я делаю это во благо Советского Союза? — с нотками возмущения спросил генсек. — Вы же воевали! Вы же должны понимать, что иногда нужно идти на жертвы, ради выполнения поставленных задач!

— Я же просил вас, Михаил Сергеевич — не надо меня агитировать, — поморщился Жириновский. — Мне нужно что-то, что я дам депутатам — просто так никто и ни за что голосовать не будет.

Горбачёв нахмурился.

— Что вам нужно? — наконец, спросил он.

— О-о-о, у меня есть длинный список того, что мне нужно, Михаил Сергеевич… — заулыбался Жириновский. — Как вы смотрите на то, чтобы прогуляться по двору Кремля?

Всякие привилегии его не интересуют — это слишком мелочно.

Ему нужно производство — ему нужны договора с государственными предприятиями, ему нужны импортные станки, а также многое и многое другое.

Без него Горбачёв не сможет протолкнуть изменения в Конституции, поэтому КПСС останется у формальной власти и будет изо всех сил бороться за существование.

— Что ж, я не против прогуляться, — кивнул генсек и встал из-за стола.

Во дворе Жириновский закурил у ближайшей урны и задумчиво уставился на кремлёвскую стену.

— Так что вам нужно? — спросил Горбачёв.

— Мне нужно очень многое, но так уж совпало, что всё это у вас есть, — улыбнулся Владимир. — Итак, первое, что мне нужно — договора с…

*СССР, РСФСР, город Москва, квартира Жириновского, 23 июня 1989 года*

— … прямо послал? — уточнил Орлов.

— Ну, не прямо послал, но посыл чувствовался, — покачал головой Жириновский. — Да мне не очень-то хотелось иметь с ним дело. Нет, было бы хорошо, дай он согласие, но сильно я на это не рассчитывал и от его отказа ничего принципиально не изменится.

Горбачёв внимательно выслушал его, в тот день, во дворе Кремля, а потом даже всерьёз обдумал эти условия, после чего ответил однозначно.

Возможно, список требований показался ему слишком длинным, а его озвучивание слишком наглым.

А Владимир всего-то хотел получить доступ к части мощностей тяжёлой промышленности, чтобы нарастить промышленный потенциал кооперативов Организации и ещё чуть-чуть пободаться с дефицитом, без особого смысла, но зато с выгодой для Организации.

— Смотри, как бы он тебя не прищучил административными методами… — покачал головой Геннадий.

— Да об этом можешь вообще не переживать, — махнул рукой Жириновский. — Он, конечно, дуб дубом, но понимает, что если уничтожить Организацию, то дефицит подскочит сразу на десяток процентов, что почувствуют абсолютно все. Ни один мой кооператив не выживет без организационной поддержки, без налаженных цепочек поставок, без централизованной бухгалтерии и без общего силового прикрытия…

Закрытия такого количества кооперативов Союз не переживёт — слишком много товаров народного потребления исчезнут разом, а также пропадёт нечто, что успело стать новым традиционным блюдом уличной кухни — кебабы почти на каждом углу. Частично последнее перекроют конкуренты, но они сделают это не моментально.

У Жириновского уже есть реальная экономическая власть в Союзе и Горбачёву с ней что-то делать слишком поздно. Все эти кооперативы, к тому же, щедро поддерживают казну исправно выплачиваемыми налогами, что делает удар ещё болезненнее.

«Не будет же он вонзать нож себе в живот?» — спросил себя Жириновский. — «Он идиот, но и ему не чужд инстинкт самосохранения».

— Ну, тогда я не переживаю, — улыбнулся Орлов. — А ты знаешь, как в народе прозвали твою фракцию?

— Знаю… — поморщился Владимир.

— И как? — ещё шире заулыбался Геннадий.

— Жирондисты, — с неохотой назвал Жириновский народное прозвище своей фракцией. — Обхохочешься — ха-ха-ха…

— Но смешно же, Вольфыч, ха-ха-ха! — рассмеялся Орлов. — А знаешь, как называют партийное большинство?

— И как? — спросил Владимир.

— Якобинцы, — назвал Геннадий. — А этих, сахаровцев как называют, знаешь?

— Нет, не знаю, — покачал головой Жириновский. — Санкюлоты?

— Не угадал, — усмехнулся Орлов. — Бешеные!

— Да, была такая фракция… — кивнул Владимир. — А что, в народе уже открыто проводят параллели сегодняшнего положения с французской революцией?

— Кухонная болтовня, сам знаешь, — поморщился Орлов. — Но интересно дела закручиваются — ты всё это имел в виду, когда говорил о неких грядущих изменениях?

— Почти это, — ответил Жириновский, а затем решил сменить тему. — Хочешь анекдот?

— Анекдоты я люблю! — улыбнулся Геннадий.

— Начался международный концерт-соревнование в Италии, — начал Жириновский. — Из Советского Союза туда поехали двое скрипачей. По итогам соревнования, один скрипач занял второе место, а другой — тридцать седьмое. Первый скрипач очень сильно расстроился, горюет, а второй говорит ему: «Ну, не расстраивайтесь, в следующий раз займёте первое место». А первый скрипач отвечает: «Я расстроен, товарищ, потому, что по условиям организаторов, только в этом году, победителю дадут поиграть на скрипке Паганини!» Второй скрипач озадачивается: «И что в ней такого? Скрипка как скрипка». И первый скрипач объясняет: «Понимаете, для меня поиграть на скрипке Паганини означает ровно то же, что для вас — пострелять из пистолета Дзержинского!»

Орлов осмыслил услышанное.

— Пха-ха-ха! — громко засмеялся он. — Ха-ха-ха! Никогда его не слышал!

— Хе-хе… — посмеялся Владимир. — А я других не держу — только самые редкие. Кстати, как у тебя дела-то?

— Не жалуюсь, — ответил Геннадий, почему-то, поморщившись. — Не дают работать — грузят всякой ерундой и мелочью. Генсек велит не осложнять отношения с США, в связи с чем Крючков приказал сократить активность в Америке и Европе. А что там осложнять уже? Они нас ненавидят.

— Ну, всегда можно хуже, — усмехнулся Жириновский. — Например, можно добиться ядерной войны.

— Это надо постараться, — не согласился Орлов. — Жить все хотят, потому договорятся обязательно.

— Может и договорятся, — не стал спорить Владимир. — Но вот эта устойчивая тенденция к уступкам Западу — это неправильно.

— О, об этой твоей позиции я наслышан не хуже остальных граждан Союза, ха-ха! — засмеялся Геннадий. — Ты в прямом эфире это раза три озвучивал, поэтому можешь не повторяться.

— А надо повторять! — возмущённо воскликнул Жириновский. — Они не понимают или делают вид, что не понимают, подонки и мерзавцы! Но я ещё возьму их за одно место и ткну им в их ошибки!

— Одним местом? — с улыбкой уточнил Орлов.

— Надо будет, не одним! — заверил его Владимир.

Из-за того, что он сам считает, что сейчас не самое лучшее время, чтобы демонстрировать слабость, его речи по этому вопросу всегда получаются пламенными и запоминающимися.

Он специально пробуждает в советском народе антизападные настроения, причём у него это отлично получается — одной из многочисленных ошибок Горбачёва является исключение из повестки пропаганды о смертном враге. У генсека Запад — это друг и товарищ, готовый начать дружить хоть завтра, а у Жириновского — подлый враг, проводящий циничную операцию по втиранию в доверие, с целью нанесения смертельного удара.

На самом деле, в воспоминаниях Директора, Запад выступил больше в роли стервятника, который «не дал пропасть добру», а со смертельными ударами прекрасно справились сами советские граждане.

— А у тебя как дела, в общем и целом? — поинтересовался Орлов. — Имею в виду, помимо политики.

— Мне тоже не о чем жаловаться, — ответил Жириновский. — Работа идёт — кооперативы открываются, а масштабы увеличиваются. Недавно достигли успеха — количество провалившихся кооперативов за квартал удалось сократить до 2,7 %. Это свидетельство того, что качество планирования и оценки перспективности возросло — в прошлом году закрывались 9,6 % кооперативов. Огромные деньги уходили псу под хвост! Но теперь ошибки устранены и дальше будет только лучше.

Под контролем Организации находятся около 48 000 кооперативов по всему Союзу — точной статистикой Владимир не владеет, потому что каждый день открываются всё новые и новые кооперативы, а незначительная часть старых закрывается.

И у кооператоров Организации есть нечестное преимущество перед самостоятельными: в случае провала, кооператоры Жириновского, после установления причин, направляются открывать другие кооперативы, а самостоятельные обречены на разорение и, возможно, нищету.

В архиве Организации копится огромная статистика и аналитика, собираемая Управлением производственного анализа. Это управление, насчитывающее 80 сотрудников, собирает, обобщает и анализирует каждый отдельный случай провала, чтобы сделать выводы и выработать рекомендации по их недопущению в будущем.

Это бесценный опыт, который обязательно поможет в будущем — и вся прелесть в том, что копится он практически в лабораторных условиях, когда конкуренция имеется, но она слаба, а риски есть, но минимальны.

Когда придётся время пика развития информационных технологий и появятся достаточные вычислительные мощности, все эти данные будут анализироваться на другом уровне, для систематизации закономерностей и уточнения особенностей работы Организации.

Результаты работы отдела видны уже сейчас: последовательное сокращение провальных предприятий стало результатом кропотливой работы Управления производственного анализа.

Госплан СССР оперирует в основном формальной отчётностью, искажённой на каждом уровне, а «Госплан» Организации работает с живыми случаями, постепенно разведывая рельеф экономики.

Удивительно, но сейчас никто во всём Советском Союзе, кроме Жириновского и немногочисленной группы специалистов, понятия не имеет, каково реальное положение дел в советской экономике.

Это информация стратегической ценности и ею обладает только Жириновский — это даёт колоссальное преимущество перед остальными, хотя у них и без этого нет никаких шансов.

У него в руках уже полноценная корпорация, которую осталось только сделать легальной. Горбачёв, скорее всего, всё понимает и осознаёт, но его конфронтация с Жириновским может закончиться только одним исходом…

И с каждым месяцем масштаб катастрофы, которая неизбежно случится, стоит Организации прекратить своё существование, становится всё больше — к середине 1990 года, по плану расширения, под неформальным контролем Жириновского будут около 120 000 кооперативов, из которых около 30 000 будут крупными, с сотнями кооператоров в штате.

Но есть угрозы: самостоятельные кооперативы уже проявляют склонность к формированию негласных холдингов, потому что чувствуют, что вместе безопаснее, а ещё власти очухались и начали впопыхах регламентировать кооперативную деятельность.

В Верховном Совете уже три раза поднимали вопрос о повышении налогов, вплоть до 80 %. Естественно, Горбачёв такие инициативы сразу же душит большинством мандатов, потому что он видит в этом гибель кооперативного движения и, в этом случае, он абсолютно прав.

Даже при 3 % налогов немалое количество честных кооперативов загибается, потому что малый бизнес — это очень непросто, а если ввести даже не 80 %, а хотя бы 30 % подоходного налога, то гарантированно вымрет большая часть кооперативов. Организация, конечно же, выживет, но сильно пострадает, потому что ей придётся урезать свои социальные программы и пересмотреть все планы на расширение.

Но Жириновский уверен, что налоги повышать не будут, потому что уже попробовали и увидели последствия.

— С Крючковым скучно стало работать… — пожаловался Геннадий. — При Викторе Михайловиче мы вскрывали сети, изобличали предателей, проводили операции, которые уже вошли в тайную историю спецслужб, а Владимир Александрович говорит, что надо тише, надо спокойнее, без шума и скандалов…

— Иначе бы его не поставили председателем Комитета, — усмехнулся Владимир. — Горбачёву нужно снизить накал и любой ценой сохранить власть — он выбрал для этого самый идиотский способ, но другого его идиотский мозг породить не способен.

— Да-да, к сожалению… — вздохнул Орлов. — А как, кстати, Виктор Михайлович поживает?

— Он при деле, — коротко ответил Жириновский.

— Это хорошо, — кивнул Геннадий. — А то было бы обидно, что такой специалист чахнет на пенсии.

Официально, Чебриков ушёл на пенсию и сложил с себя полномочия секретаря ЦК КПСС, к радости и довольству Горбачёва и его подручных.

Но неофициально он занимает должность начальника Управления безопасности Организации и потихоньку собирает в ней свой КГБ, приглашая на собеседования квалифицированные кадры из «бывших».

Каждый новоприбывший проходит проверку и экзаменацию, но отводов было всего четыре.

В Управлении, по образу Комитета, формируются тематические отделы, отвечающие за разведку, контрразведку, научно-техническую разведку, внутреннюю безопасность, тайные операции, внедрение, оперативное планирование, информационную деятельность, экономическую деятельность, наружное наблюдение, охрану, покушения и подрывную работу, а также идеологический контроль.

Последнее — это уже не марксизм-ленинизм, а социал-шовинизм модели Жириновского, который он подаёт как социал-демократию.

Есть специальное Управление идеологической работы, которое занимается агитацией и пропагандой чуть-чуть отличной от привычной идеологии, но это, фигурально выражаясь, «нападение», а отдел идеологического контроля в Управлении безопасности — это «оборона».

УИР занимается распространением лекций Жириновского, в которых и содержится вся суть его учения, опирающегося на марксизм-ленинизм и очень сильно отдающего социализмом. Настолько сильно, что многие не видят разницы и считают, что слушают «улучшенное содержание» марксизма-ленинизма.

В его речах и лекциях нет ни слова о превосходстве какого-либо отдельного народа, что в корне отличает его от национал-большевизма и прочих нежизнеспособных течений. Ему нужен весь Союз, поэтому он возрождает брежневское понятие «советский человек» — в его социал-шовинизме советский народ противопоставляется Западу, что очень привычная риторика брежневских времён. Это играет не только на сильном сходстве с официальной идеологией, но и на ностальгии — чем больше проходит времени, тем сильнее люди скучают по спокойным брежневским временам.

— У меня Михалыч не зачахнет, — с улыбкой пообещал Жириновский. — У него, впервые за долгое время, появилась реальная возможность радикально повлиять на наше будущее — и он решительно настроен сделать это. И ты, когда придёт время, присоединяйся к нам — фронт работ амбициозен и масштабен. Будешь пахать без сна и отдыха, как лошадь из колхоза «Заветы Ильича».

— Твои слова меня не обнадёживают, — усмехнулся Орлов. — Мне бы, наоборот, работы поменьше, а досуга побольше… Кстати говоря о досуге — я слышал, что вы уже и телевизоры производите?

— Мы производим почти всё, Гена, — серьёзно ответил Жириновский. — И телевизоры — в том числе. Какой нужен? Есть «Каскад», есть «Омега», есть «Кобальт»…

Телевизоры, пока что, примитивные, основанные на устаревших технологиях, но зато цикл производства полностью свой — не обошлось без коррупции, без которой невозможно было заполучить договоры на поставку компонентов, а также нельзя было закупить всё необходимое производственное оборудование.

Владимиру не нравилась ситуация с компонентами — ему не хочется зависеть от заводов, поэтому он целенаправленно движется к «импортозамещению», то есть, строит завод по производству электроники.

— Ха-ха, — посмеялся Геннадий. — Никак не желаете расставаться со своим афганским прошлым?

— Оно и твоё тоже, — покачал головой Владимир.

— Да, и моё тоже… — погрустнел Орлов. — И я от него не отказываюсь — просто, стараюсь вспоминать о нём поменьше.

— Я тоже, — кивнул Жириновский. — Так какой телевизор тебе нужен?

— «Омега», — ответил Орлов. — Сможешь достать?

— Конечно, — усмехнулся Владимир. — Если я не смогу, то кто сможет?

С телевизорами случилась накладка — спекулянты. На кооперативах Организации паразитируют другие частники, перекупающие дефицит и перепродающие его втридорога.

Предпринимаются попытки борьбы с ними, но телевизоров производится слишком мало, чтобы удовлетворить настолько огромный спрос, поэтому все производимые кооперативами Организации телевизоры скупаются в момент и формируются очереди.

С одной стороны, это очень выгодный бизнес, потому что гарантирует безубыточность производства, а с другой стороны, это не удовлетворяет спрос, поэтому не устраняет, а лишь незначительно снижет дефицит.

— Тогда я рассчитываю на тебя — я мог бы купить что-то другое, но хочется, знаешь, поддержать наших, — улыбнулся Орлов.

— Импортные, в данный момент, лучше, — сказал Жириновский.

— Лучше, — согласился Геннадий. — Но они импортные, а я, знаешь ли, проникся твоими словами о том, что нам нужно продолжать добиваться автаркии. Да и не хочу я помогать спекулянтам наживаться…

— Твоё дело, — пожал плечами Владимир.

— Ладно, что-то я засиделся, — встал Орлов из кресла. — Пойду уже домой, а то Надька распереживается.

— Я провожу тебя, — встал Жириновский.

Когда они дошли до прихожей, из кухни вышла Галина.

— А ужинать не будешь с нами? — спросила она.

— К сожалению, нет, — покачал головой Геннадий. — Надька, наверное, заждалась уже.

— Эх, ладно, — вздохнула Галина, а затем посмотрела на него строго. — Но в воскресенье ждём вас!

— Конечно! — улыбнулся Орлов. — Обязательно придём!

— Рад был увидеться, — протянул ему руку Владимир.

— Взаимно, — пожал её Геннадий. — Галина, рад был встрече. Игорь!!! До встречи!

— До свидания, дядя Гена! — ответил Игорь из своей комнаты.

— Лучше бы в футбол во дворе играл… — пробурчала Галина. — Сидит за своим компьютером…

— Всё, я ушёл, — сказал Орлов.

Когда дверь за ним закрылась, Владимир уже собрался возвращаться в кабинет, но его придержала Галина, положив ладонь ему на грудь.

— Свинину в медово-горчичном соусе делать будем в воскресенье? — спросила она.

— Как скажешь, — пожал плечами Жириновский.

Со свининой в Москве проблем нет — около тысячи двухсот кооперативов официально скупают мясо у производителей и реализуют его населению, со своей наценкой. Для этого пришлось очень долго договариваться со множеством колхозов и совхозов, но дефицита свинины на рынке не наблюдается.

С говядиной существуют определённые проблемы, но они решаются юридически — последовательно открывается больше торговых кооперативов, специализирующихся на говядине.

В целом, в крупных городах Союза, дефицит мяса — это больше эпизодически вспыхивающий ажиотаж, будто бы подогреваемый кем-то целенаправленно. Иногда случаются лавины покупателей, чуть ли не штурмующие кооперативные мясные магазины, потому что по городам проходит слух, будто теперь точно всё, скоро мясо закончится. И, к концу дня, это начинает соответствовать действительности — мясо кончается. До следующего завоза.

Управление безопасности тщательно ищет источники слухов, но, пока что, без особых успехов. Жириновский, очень чувствительный к любым нарушениям его планов, подозревает, что за этим стоит чья-то воля, нацеленная на подрыв стабильности работы его кооперативов.

Непонятно кто, непонятно зачем, но это точно делается неслучайно.

— Ужин через двадцать минут, — нарушила возникшую паузу Галина.

— Позовёшь, как будет готово, — попросил её Владимир. — Я буду у себя.

Он вернулся в кабинет и сел за письменный стол.

Включив компьютер, он дождался загрузки операционной системы и установления соединения с сетью Дома воинов-интернационалистов.

Сегодня он должен изучить квартальные отчёты, чтобы в понедельник, на заседании, указать на возможные ошибки. У него в Организации сугубо контролирующая и направляющая роль.

Официально он лишь руководитель московского Дома воинов-интернационалистов, председатель исполкома Ждановского райсовета, народный депутат Съезда народных депутатов и Верховного Совета СССР, а также председатель двух Комиссий — всё остальное, чем он занимается, помимо перечисленного, насквозь неофициально.

Но у него очень богатый опыт управления неформальными организациями.

В основном, это опыт Директора — Орехов построил в своей школе систему, которая была основана на лояльности и взаимной выгоде. Жириновский не стал изобретать ничего нового и воссоздал ту систему, с небольшими дополнениями.

Даже после смерти Директора, построенная им система продолжит работать, за исключением случая, если новый директор школы не захочет её разрушить. Но он не будет, если не лишён разума — именно она обеспечивает все те успехи школы № 13. Впрочем, он легко может не понять, чем управляет, поэтому разрушит всё, пытаясь построить что-то своё.

Жириновский, строя свою Организацию, устранил эту проблему — нет никого, кто сможет прийти и возглавить Организацию после его ухода.

Вся Организация — это тонко настроенная система сдержек и противовесов, допускающая его директивное участие только потому, что он сам её создал.

У него в руках есть инструменты, чтобы единолично убрать любого функционера, который предпримет попытку завладеть ею, но он их ещё ни разу не применял, потому что ещё никто не пытался — не то время.

К тому же, эти инструменты лишь дублируют имеющиеся в самой Организации механизмы самовосстановления — любой дивергент будет выбракован самой системой, потому что должностные инструкции и стандартные операционные процедуры, разработанные при активном участии Жириновского, содержат в своей сути невозможность обретения кем-либо чрезмерных полномочий. И если кто-то попытается получить их, то это будет сразу же замечено и немедленно наступят последствия.

Основа Организации — это строгое следование регламенту, охватывающему вообще все аспекты деятельности, от самой Организации, до человека, вывозящего бытовой мусор из здания.

И установленный регламент, в определённой степени, пластичен — регулярно вносятся поправки в должностные инструкции, стандартные операционные и документированные процедуры, а каждое новое управление или новый отдел, открываемый в Организации, предварительно проходит кропотливую разработку процессов.

Жириновский решил для себя, что если появится какой-то человек, который способен преодолеть все защитные меры системы, чтобы возглавить её, то он, скорее всего, заслуживает этого и должен встать во главе, потому что он гений, рождающийся раз в сотню лет.

После распада Союза, когда Организация выйдет в свет, систему придётся корректировать — на данный момент, у него есть идея внедрения параноидальной выбраковки, которая поможет выбрать возможного преемника.

У будущей компании будут официальные лица, но у них никогда не будет больших полномочий, а реальный руководитель навсегда останется в тени, кем бы он ни был…

«С кебабными, как всегда, всё отлично», — закончил Владимир изучать отчёты. — «Но это уже давно никого не удивляет — пусть его доля в доходах Организации сильно уменьшилась, он остаётся очень крепким старичком. А вот с чупа-чупсами всё, пока что, нестабильно — не нравятся мне эти колебания спроса».

Возможно, они перенасыщают рынок обилием новинок — не успели отгреметь своё растворимые соки «JAW», как Организация ударила леденцами на палочке «Slug», которые советские дети ошибочно называют «Слуг», а не «Слаг». Задумка Жириновского состояла в том, что этот леденец содержит в сердцевине кислую жевательную резинку, поэтому он назвал продукт «Ударом», но среди школьников и молодёжи ходит много разных версий значения — от «слизняка» до «шпона». Оба этих значения у слова есть, но замысел предполагает «удар», а не что-то ещё.

Но только начала сходить волна популярности леденцов со жвачкой, как Жириновский ударил по родительским кошелькам… картонными фишками.

Он помнил эту заразную болезнь школьников конца 90-х и начала 00-х годов, которая появилась внезапно и продержалась солидно.

Жириновский изучал это явление из педагогического интереса и даже закупал фишки, чтобы поощрять школьников за успехи — в отличие от других директоров, пытавшихся запрещать фишки, по причине вполне обоснованного усмотрения в них азартного элемента, Директор быстро понял, что остановить это нельзя, поэтому нужно применять неизбежное с практической пользой.

Сейчас же кооперативы, получившие импортные станки, печатают на высококачественном картоне изображения голливудских и отечественных актёров, моделей, музыкантов, персонажей мультфильмов, а также пытаются импровизировать с наборами персонажей, порождёнными креативным отделом Управления по работе с общественностью.

Разумеется, внедрена иерархия редкости фишек, ограниченные выпуски, коллекционные выпуски, премиальные выпуски и прочее заигрывание с дофаминовой системой школьников и некоторой части студентов.

Специально обученные люди научили советских школьников, как правильно играть в кэпсы, а дальше всё пошло само.

Сразу стало понятно, что это здесь надолго, потому что спрос уже существенно превышает предложение, даже с учётом открытия тысяч кооперативов, сконцентрировавшихся на производстве контрафакта…

Но и этого было мало, поэтому Владимир выпустил в мир ещё одну чуму — шоколадные яйца с игрушками внутри, то есть, отечественный аналог «Киндер-сюрприза».

Над технологией литья и спаивания долек шоколада полтора года работала целая команда инженеров и, в результате этого титанического труда, был спроектирован автоматический конвейер.

Сорок производственных линий ежесуточно выпускают около 3 000 000 яиц с упакованными в пластиковые капсулы подарками установленного размера, но этого слишком мало, поэтому сейчас форсированными темпами возводятся ещё столько же цехов под Нижним Новогородом.

Назвали его «Октябрёнком» и он сразу же снискал ошеломительную популярность, поэтому в кооперативных гастрономах никогда не случается, чтобы шоколадные яйца были в наличии. Нет, их не уводят в область блата — их скупают самые удачливые, а также спекулянты.

Воссоздать технологию и наладить серийное производство контрафакта, в данный момент, никто не смог, поэтому на рынке нет аналогов, а через пару-тройку лет, когда появится возможность закупить импортное оборудование, будет слишком поздно…

Товарищи из ГДР ведут переговоры с представителем Организации, изображающим из себя негласного главу негласного объединения кооператоров — обсуждается возможность поставок нового продукта в Германию, а также перспектива локализации производства.

Жириновский дал добро на первое, но запретил второе. Переводные рубли тоже нужны, а ГДР будет платить именно ими — Управление планирования собирается закупать на эти средства оборудование в рамках СЭВ.

«С производством тетрапаков нужно что-то делать», — подумал он, читая очередной отчёт. — «Не выходит у Данило-мастера каменный цветок — процент брака слишком высокий. Нужно понаблюдать, как Управление производства исправит ситуацию».

В отличие от предыдущих наименований товаров, тетра брик, самый популярный тип упаковки жидких пищевых продуктов, рождался в муках и растёт больным ребёнком.

Несмотря на то, что технология была украдена у шведо-швейцарцев силами нелегальных КГБ ещё при Чебрикове, её адаптация под советские технологические мощности происходит очень болезненно.

Экспериментальная линия выпускает испытательные партии упаковок, попутно внося изменения и модернизации в технологию, но дело идёт крайне медленно и тяжело.

В точности копировать технологию было нельзя, потому что Жириновский смотрел на несколько шагов вперёд и не хотел проблем с патентами, поэтому итоговая версия имеет весьма отдалённое отношение к оригинальному тетра брику.

Но всё это сиюминутные способы наколотить как можно больше денег, а основная масса кооперативов работает над тем, что будет нужно людям всегда — еда, одежда, одноразовые бритвы, прокладки, тампоны, бытовая техника и прочее, прочее.

На этих товарах народного потребления, не поступающих в советские магазины, и делаются основные прибыли Организации.

«Но вначале было слово», — подумал Жириновский. — «Дёнер».

Без кебабов он бы не смог так быстро заработать деньги на открытие сотен кооперативов — возможно, он бы сейчас располагал парой десятков тысяч предприятий, которые бы только-только начинали экспансию. Но это было бы уже слишком поздно…

Он уже давно преследует амбициозную цель — завоевать советский рынок целиком и полностью. С производством одноразовых шприцев он этого уже добился — больше никто массово не производит стерильные одноразовые шприцы, поэтому Министерство здравоохранения закупает их только у кооперативов Организации.

Да и называть это кооперативами несколько некорректно, потому что это уже полноценный завод, поглощающий десятки тонн пластика в неделю, но, официально, представляющий собой почти четыре сотни кооперативов.

В связи с удовлетворением потребности в одноразовых шприцах всех размеров, Минздрав ввёл новый протокол — стеклянные шприцы запрещены к использованию и все медицинские учреждения, постепенно, переходят на одноразовые.

У медиков только заканчивается мучительная история с разработкой методик утилизации использованных шприцев, потому что подобной проблемы, до недавних пор, просто не существовало.

Жириновский приказывал «Госплану» проанализировать перспективу переработки шприцев во вторсырьё, но затея оказалась совершенно нерентабельной. Лишних средств на испытательные проекты нет, поэтому решено просто избавляться от использованных шприцев в общем порядке.

Когда-нибудь в будущем, когда ситуация стабилизируется, переработка пластика будет развёрнута на всю мощь, но сейчас Владимир просто не может себе это позволить.

А так, у него есть идеи по мусору: огромные массивы перерабатывающих заводов, которые будут принимать заказы на международном уровне, чтобы перерабатывать миллионы тонн мусора со всего мира.

Это адекватный бизнес, вполне посильный очень крупной корпорации, потому что отходы — это не проблема, а вторичное сырьё. При должном технологическом уровне, можно извлекать до 60 % полезного сырья — металл, бумага, пластик и стекло. А всё остальное можно сжигать с энерговыработкой.

Но, как и везде, в этом бизнесе есть рынок, который давно поделен между заинтересованными лицами. Никто не будет делиться просто так, поэтому требуется дипломатическая работа — это не вопрос бизнеса, самого по себе…

Впрочем, прецеденты успешной дипломатической работы есть — МИД СССР сумел провести серию переговоров и выбил Союзу квоту на 12 % от рынка медицинского морфия и его производных. Потесниться пришлось французам, а американцы отстояли свою долю. Теперь Франция закупает гораздо меньше опия-сырца у Тасмании, Индии и Турции, а советский морфий, за реальную валюту, продаётся в Европу, Азию и Латинскую Америку.

А 12 % рынка — это что-то очень близкое к 600 миллионам долларов США. Учитывая, насколько ничтожную стоимость имеет афганский опий-сырец, если сравнивать его с индийским и турецким, ведь он поступает в СССР в обмен на оружие, боеприпасы, технику и топливо, чистая прибыль его приближается, оценочно, к 550 миллионам долларов США, причём в валюте.

Французы недовольны тем, что их потеснили с рынка путём высокой дипломатии. Но они должны быть благодарны за то, что генсек ООН, Хавьер Перес де Куэльяр, не одобрил требуемую Союзом квоту на 30 % и твёрдо стоял на своём вплоть до 12 %.

Это была большая уступка со стороны ООН, но тут сыграл роль ещё не растраченный дипломатический вес Советского Союза, который имеет возможность настаивать и оказывать дипломатическое давление.

Горбачёв, конечно же, вписал это достижение в свой послужной список, хотя уж кто-кто, а Жириновский лучше всех знал, что генсек тут совершенно ни при чём. Он просто воспользовался ситуацией, созданной ОКСВА и КГБ.

«Ничего-ничего, мудак!» — подумал Жириновский, прокручивая документ в начало. — «Ветер истории сдует твою ложь и обнажит наши заслуги».

Нынешняя ситуация в Афганистане — это одно из самых важных достижений, которым он очень гордится. Его поразили подсчёты Гаськова, который сообщил ему, сколько примерно СССР сейчас получает валюты с медицинского морфина.

«С доходами в стране полный порядок, даже лучше, чем при Брежневе, но экономика всё глубже и глубже закатывается в жопу — парадокс», — подумал Владимир. — «Но это потому, что это Горбачёв изо всех сил стремится в родные края…»

— Ужин готов, Володя, Игорь! — громко позвала его Галина. — Идите жрать! Отлипайте от своих компьютеров!

*СССР, РСФСР, город Москва, Дом воинов-интернационалистов, 22 декабря 1989 года*

— Товарищи, коллеги! — заговорил Жириновский. — Сегодня состоится зачитывание доклада об успехах, достигнутых нами за два года упорной трудовой деятельности!

Раздались бурные аплодисменты.

Здесь, в аудитории на двести пятьдесят человек, собрались почти все функционеры Организации — чужих здесь нет, все свои.

Время вечернее, солнце зашло и на улице стало прохладнее.

— Начну, конечно же, с наболевшего! — заявил Владимир. — Строительный сектор нашей деятельности! Всего нашими доблестными строителями сдано в эксплуатацию 1739 многоэтажных жилых домов по всему Союзу! Вы сами живёте в таких, поэтому понимаете, насколько шикарные условия мы создаём для ветеранов, инвалидов и малообеспеченных семей! Но это не конец! Это лишь начало! В грядущем году мы усилим темпы, нарастим нашу строительную мощность и покончим с нехваткой жилья! К середине года ожидается, что потребность в жилье для ветеранов, проливавших кровь за нашу и вашу свободу, будет устранена полностью!

Он упомянул только те жилые дома, которые были построены для ветеранов, а было ещё 217 домов, построенных и распроданных в розницу. Общая выручка с этого предприятия составила 322 миллиона рублей — в этих жилых домах покупали квартиры преимущественно номенклатурщики и нувориши-кооператоры, а также всякие мутные элементы с непонятно откуда взявшимися деньгами. В среднем, одна квартира в таком доме стоит 13 500 рублей, что невозможно заработать, честно трудясь — для такого надо было начинать работать ещё при Сталине и откладывать значительную часть зарплаты.

Тем не менее, вырученные средства позволили открыть ещё больше крупных строительных кооперативов, которые продолжили строить новые дома.

Эти кооперативы «жертвуют» построенные дома Дому воинов-интернационалистов, а тот выплачивает налог и распределяет обретённый жилищный фонд среди ветеранов. Власти закрывают на это глаза, хотя все и всё прекрасно понимают. Но тут социально-экономический момент: рабочие места для десятков тысяч строителей, а также реальное и последовательное решение проблемы с жильём для социально уязвимых и ветеранов.

Горбачёв, на этой почве, с начала 1988 года не выдал ни одной квартиры ветеранам Афганской войны, потому что знает, что они своё получат…

— Это успех, товарищи! — заявил Жириновский. — Но не единственный успех! Наши достижения на поприще производства товаров народного потребления беспрецедентны! В грядущем году мы планируем открыть ещё пятьдесят тысяч кооперативов, которые решительно покончат с дефицитом основных товаров, в которых так остро нуждаются советские люди!

Советские люди вообще не нуждались в шоколадных яйцах, растворимых соках и леденцах с жвачкой, а особенно в капсах, но они были нужны для заработка капитала, а ещё Владимира примиряло с этими мерами то, что теперь появилось больше вещей, которые будут ассоциироваться с Советским Союзом, после его падения.

— Вы, товарищи — стержень нашей организации! — продолжил он. — Вы — лучшие из лучших, по праву, а не по рекомендации! Вы прошли строжайший отбор по личным качествам и делом доказали, что мы в вас не ошиблись! Запомните, товарищи: мы, вместе, творим историю! Наш труд не будет напрасен — пока остальные не знают, что делать, мы действуем по плану! Наш план — светлое будущее! Светлое будущее для советских людей! Так построим его! Так защитим его от мерзавцев и подонков, желающих зла советским людям! Наше дело правое! Победа будет за нами!

— Ура-а-а! — воскликнул маршал Куликов, приглашённый на заседание как политически благонадёжный народный депутат.

— Ура-а-а-а!!! — поддержала его вся аудитория. — Ура-а-а-а-а!!!