*СССР, Московская область, город Москва, Дворец культуры завода «Серп и Молот», 2 апреля 1987 года*
— Здравия желаю, товарищ подполковник! — козырнул улыбающийся старший сержант Ишемгулов.
— Здравствуй, Сергей! — обнял его Жириновский. — Какими судьбами здесь? И ты разве не в Афгане ещё?
— Так я же москвич! — сообщил ему тот. — И всё, кончилась служба!
— Ах, ты же из 70-й гвардейской… — вспомнил Владимир. — Ну, поздравляю!
— Дослуживать ещё два месяца, но я в отпуск напросился! — сообщил Сергей. — Вот, заглянуть решил!
— И правильно сделал! — улыбнулся Жириновский. — Всем москвичам и подмосковным в своей дивизии сообщи, что во Дворце культуры завода «Серп и Молот» дислоцируется Дом воинов-интернационалистов — всех ждём, всех примем!
— Так точно! — козырнул старший сержант Ишемгулов.
— Ты сходи к Екатерине Георгиевне, моему секретарю — скажи, что я распорядился выделить тебе три килограмма конфет из стратегического резерва, — сказал ему Владимир. — Угости родных и оставь что-нибудь однополчанам.
— Спасибо, товарищ подполковник! — заулыбался старший сержант.
— Давай, как дослужишь, обязательно приходи, — попросил его Жириновский. — До встречи.
— До свидания, товарищ подполковник! — попрощался с ним Ишемгулов.
Владимир кивнул ему и вернулся к беглому чтению свежего номера «Правды», в котором нет ни слова об ОКСВА.
По всей Москве ходят устойчивые слухи, что начат вывод войск из Афганистана — власти это не афишируют, чтобы не создавать ненужные никому эмоции. Связано это, вероятно, с тем, что Горбачёв ещё не уверен, поможет ли это его пиару.
Владимир, окажись на его месте, устроил бы эпатажную видеосъёмку, как он едет на передовой бронемашине колонны выводимых из Афганистана войск по мосту Дружбы, чтобы зафиксировать этот факт для истории и подчеркнуть, что это именно он всё это инициировал.
«Но ГоМоСек слишком тупой для такого пиар-хода», — подумал Жириновский.
Окажись он на месте Горбачёва, он бы точно смог спасти СССР — радикально реформировать его, но не в сторону губительной для плановой экономики рыночной либерализации, а в сторону повышения эффективности управления.
Но тогда пришлось бы устраивать кровавые чистки, которые бы запятнали его имя навсегда…
«А без кровавых чисток тут никак — номенклатура сама никуда не денется», — подумал Жириновский. — «Наверное, это бы привело к Гражданской войне…»
Без чисток в рядах номенклатуры, по его глубокому убеждению, ничего бы не получилось: она бы тормозила любые реформы, изо всех сил сопротивлялась бы обновлению кадров, а также пыталась, всяческим образом, убрать слишком радикального генсека. И, как показала судьба Хрущёва, инструменты для этого у неё есть.
Но даже так, шансы на успех были бы крайне низки — у чисток есть побочный эффект в виде подрыва доверия к властям, а уже это ведёт к потере стабильности, что способно ускорить падение Союза.
К тому же, ещё живые номенклатурщики обязательно будут пробовать дополнительно форсировать этот процесс, из чувства самосохранения и желания удержать власть хоть где-то.
Только вот альтернатив Жириновский не видел — либо обновлять государственный аппарат быстро и жёстко, либо наблюдать за развалом страны, как это сейчас делает Горбачёв. Он не видит выхода, поэтому уже видно, как его барахтанье становится всё менее и менее интенсивным.
Опыт с первыми кооперативами, несмотря на короткий срок, уже показал, что не достигается даже доли необходимого эффекта — ответственные специалисты уже всё увидели и им понятно, что этого слишком мало.
Очевидным и неправильным решением должно стать официальное разрешение на производственные кооперативы, чтобы таким способом избавиться от всеобъемлющего товарного дефицита.
Интересным моментом, который своими глазами пронаблюдал Жириновский, является то, что с запуском кооперативов общественного питания сразу же начал обостряться продовольственный дефицит. Полки гастрономов почти опустели, очереди по всей Москве стали ещё длиннее…
Дальше будет только хуже, но план Владимира на 88-й год даёт некоторые способы для смягчения этой катастрофы. Это ничего не изменит в судьбе Союза, но даст ему в руки нужные инструменты для оперирования тем, что будет после.
«Пустопорожняя болтовня», — констатировал он, досмотрев заголовки статей. — «Создают видимость, будто ничего не происходит».
Скоро ему предстоит баллотироваться в народные депутаты от Дома воинов-интернационалистов — пусть в Таганском районном совете нет никакой власти, всё-таки, все решения давно принимает районный комитет КПСС, ему нужна известность, которой сейчас остро не хватает.
Да и депутатский мандат открывает некоторые возможности — он получит право на депутатский запрос, сможет участвовать в постоянных комиссиях, решать проблемы избирателей, а также получит депутатскую неприкосновенность.
Самым важным он считал получить возможность решать проблемы избирателей, потому что это надёжный способ начать распространение молвы, то есть, запустить трансляцию «сарафанного радио» о народном депутате Владимире Жириновском.
А там, по мере роста популярности, нужно будет увеличивать своё влияние за счёт новых связей, а также успехов в кооперативах.
Лично открывать кооператив он не будет — это слишком токсичное действие для человека, метящего на вершину власти…
У него есть достаточно надёжных людей, которые примут на себя непосильную ношу по зарабатыванию баснословных денег за счёт дыр, зияющих в законодательстве.
«Я сам себе убавил возможное количество завсегдатаев Домов воинов-интернационалистов…» — вдруг пришла в голову Жириновского мысль. — «Если у Ватанджара всё пройдёт по плану, то до конца первой половины 88-го года ОКСВА будет выведен окончательно».
Почти пятнадцать тысяч бойцов уже вернулись в Союз, а на очереди ещё пятнадцать. К сожалению, Владимир потерял возможность узнавать новости об Афганистане из первых рук, но он помнит изначальный план — вывод будет производиться по мере готовности афганских подразделений.
Всё это значит, что ветеранов Афгана теперь будет меньше, потому что уже сейчас ограниченный контингент на пятнадцать тысяч меньше и, соответственно, восполнение его происходит в меньшем объёме, а это скажется на итоговом количестве ветеранов этой войны.
С одной стороны, это воспринимается Владимиром, как безусловное благо, а с другой — у него стало меньше потенциальных соратников…
Об опиуме в советских СМИ тоже абсолютная тишина — общественность не обсуждает это даже на кухне, что очень странно. Либо обеспечена максимальная секретность, либо «Голоса Америки» ещё не получили нужные методички, чтобы сообщать наивным гражданам СССР, что их страна превращается в государство-наркоторговца.
«Либо ЦРУ так плохо работает, либо их власти боятся, что в ответ начнётся вскрытие покровов о роли западных спецслужб в международном наркотрафике», — предположил Жириновский. — «Уверен, они уже всё знают и всё понимают».
Ему стало как-то тепло на душе от того, что он сумел по-крупному нагадить ЦРУ, при этом оставшись в тени. У него ведь не было хоть сколько-нибудь соответствующей должности, КГБшного бумажного следа от него не осталось, поэтому проследить причинно-следственную связь между его действиями и произошедшими событиями практически невозможно…
Единственное, к чему может придраться ЦРУ — это к эпизоду с вероломным обманом агентов ISI, но это, на фоне актуальных проблем западной агентуры в Афганистане, выглядит настолько мелко, что уже и не особо важно.
«Триста пятьдесят восемь рублей…» — перешёл Жириновский к изучению документации третьего ларька «Кебаб-гриль».
Бизнес, можно сказать, процветает.
Всего открыто одиннадцать ларьков в разных районах Москвы, управляемых из единого центра. Это незаконно, потому что идея кооперации — это именно индивидуальное предпринимательство, но Жириновскому плевать, потому что нужно сперва доказать, что всем этим управляет именно он.
Кто-то, конечно, может озадачиться, чего все эти кооперативы основаны с участием ветеранов Афганистана, систематически посещающих Дом воинов-интернационалистов, но это, по нынешним временам, слишком неявные признаки сговора. Но на случай обнаружения этой связи, есть полковник Орлов, начальник Следственного отдела КГБ.
«Да и Эдуардыч скоро должен пойти на повышение», — подумал Владимир.
Председатель КГБ Чебриков видит в генерал-майоре Гаськове большой потенциал, поэтому, за успех в Афганистане, легко может обеспечить ему повышение в звании и дать какое-нибудь управление в ПГУ или ВГУ.
А Гаськов не забыл о Жириновском и даже пару раз писал, справляясь о его делах и Домах воинов-интернационалистов.
Это один жирный плюс, полученный Владимиром в Афганистане — тесные связи в КГБ. При ином развитии событий, их бы не было и пришлось бы учитывать постоянный риск конфликта с комитетом, которому легко могла бы не понравиться его «чёрная» активность.
Грязный обнал, которым он собирается заняться, чтобы сколотить капитал для учреждения множества производственных кооперативов, требует «крыши» — без неё ничего не получится.
«Если кажется, что в грядущем обнале через кооперативы могут поучаствовать любые случайные подонки и мерзавцы, то надо тщательно проморгаться и посмотреть внимательнее», — подумал Жириновский. — «Никогда в истории человечества такого не было, чтобы к таким деньгам подпускали кого попало и за просто так. Но потом они, конечно же, будут говорить, что это всё они такие ловкие, пользовались слепотой системы и так далее, но я-то знаю…»
Случайные люди там будут только на самом низовом уровне, а все будущие олигархи — это обязательно чьи-то люди. Вероятнее всего, разного рода номенклатурщиков, желающих заработать себе первоначальный капитал.
«Тот же Ходорковский — плоть от плоти», — припомнил Жириновский. — «Потом пел соловьём, что он там „систему нагнул“, а на деле — комсомольский аппаратчик, покорно исполняющий волю сверху. Номенклатурщикам, желающим сочно навариться, надо было обкатать механизмы, посмотреть, как всё работает — он обкатывал и смотрел. Но они не учли, что не будет никакого плавного планирования к рынку, а случится крутое пике с очень жёстким ударом мордой об камни».
На него и других индивидов, занимавшихся разного рода схематозами, у Владимира большие планы. Ходорковского можно брать хоть в конце этого года. Но есть там и другие интересные личности: Березовский, Виноградов, Тарасов, Малкин, Чубайс и прочие.
Конечно, вместо них придёт кто-то ещё, но пока этот кто-то будет приходить, у Жириновского появится больше времени для манёвров, ведь у него не очень хорошие стартовые позиции, поэтому честно играть он не собирается…
«Ходор получит восемь-десять лет лагерей, если по нынешним законам», — подумал он. — «Но надо будет брать их за задницы всех вместе, чтобы не успели изменить схемы или бежать».
Горбачёв может вмешаться и амнистировать «невинных кооператоров», но факт расследования поможет придать этой истории достаточный общественный резонанс, что выиграет Жириновскому время на наращивание масштаба, так как остальные участники уничтожения экономики СССР будут действовать осторожнее и медленнее.
Но может быть и так, что Горбачёв, наоборот, использует это, чтобы уничтожить пару-тройку оппонентов из рядов номенклатуры.
«Пусть жрут друг друга, подонки», — подумал Жириновский. — «А я понаблюдаю».
*СССР, Московская область, город Москва, ВДНХ, 18 апреля 1987 года*
— Волокиты со всем этим много, да… — пожаловался генерал-майор Гаськов. — Но уже меньше, чем раньше.
— Приятно это слышать, Эудардыч! — заулыбался Жириновский. — Куришь?
Он достал из кармана пальто пачку сигарет «Ростов».
— Да, — кивнул Гаськов и взял сигарету.
«Флагманский» ларёк «Кебаб-гриль» расположен в сотне метров от монумента «Рабочий и колхозница», на очень проходном месте, что обеспечивает избыточное количество покупателей с раннего утра и до самого вечера.
Владимир посмотрел на группу из четверых студентов, которые подошли к окну ларька и начали заказывать дёнеры и напитки.
Основной целевой аудиторией является молодёжь, но больше всего выручки приносят московские мажоры, достаточно зажиточные, чтобы питаться недешёвыми дёнерами.
Несмотря на то, что прямой конкуренции нет, ведь никто ещё не открыл аналог, Жириновский решил зацементировать доминирование и согласовал через Отдел пищепрома, торговли и общепита сразу несколько вариаций дёнера, в трёх размерах — большой, стандартный и маленький. Большой стоит 1 рубль 25 копеек, стандартный стоит прежние 1 рубль и 10 копеек, а маленький обойдётся покупателю в 95 копеек.
Также, помимо более широкого ценового охвата, во всех ларьках были установлены дополнительные вертельные грили, предназначенные для приготовления курицы-гриль. Стоят они по 5 рублей и 20 копеек за тушку, что дорого, но вполне посильно при покупке на компанию.
В будущем он видит неформальную сеть общепита. Шаурма и курица-гриль — это проба пера. Дальше, как только удастся довести до ума промышленную фритюрницу, в производство пойдут крылышки в панировке, наггетсы и прочая продукция.
«Я…» — задумался Жириновский. — «Да я — подполковник Сандерс! Пха-ха-ха!»
Пищевые кооперативщики, трудящиеся в ларьках «Кебаб-гриль», жертвуют по 25 % чистой прибыли на нужды Дома воинов-интернационалистов, что даёт очень неплохой доход, который частично аккумулируется, а частично тратится на взносы в строительные кооперативы.
Выбивать жильё для ветеранов-афганцев у Мосгорисполкома оказалось непродуктивным занятием, поэтому Жириновский решил, что надо решать назревшую проблему как-то иначе. И участие в строительстве кооперативного жилья стало единственным, на данный момент, адекватным решением — уже девять семей получили кооперативные квартиры в дар от Дома воинов-интернационалистов.
Владимиру иногда бывает очень жалко эти деньги, но он утешает себя мыслью, что это способствует привлечению в Дом множества ветеранов, которые раньше сомневались или не хотели тратить время. А уж потом их брали в оборот и раскрывали им все плюсы от стабильного посещения Дома…
— Так что там в Афгане-то? — спросил Жириновский, сев на лавку у клумбы. — Ситуация стабилизировалась?
— Я бы не называл это «стабильностью», — усмехнулся Гаськов. — Но стало лучше, чем раньше. Душманы, суки, начали получать больше финансирования от Штатов и уже восстановились от потери большей части опиумных плантаций. Это воодушевило их, поэтому борьба ожесточилось — они атакуют чаще, хитрее и злее. И теперь они совершают налёты на кишлаки, сдающие опиум государству…
— Так это же хорошо! — воскликнул Жириновский. — То есть, я имею в виду, что это плохо, конечно, но и хорошо.
— Имеешь в виду, что они так отворачивают от себя население? — уточнил генерал-майор.
— Да, — кивнул Владимир.
— В этом смысле — да, — улыбнулся Константин Эдуардович. — Душманы хотят вернуть былые времена, но методы выбирают… не те.
— Это путь к стабилизации, — заявил Жириновский. — Скоро, в глазах обычных афганцев, душманы превратятся в обычных басмачей, а это будет означать ещё большую поддержку правительства среди населения. А как ситуация с вооружёнными силами?
— С правительственными войсками — всё так же плохо, — с сожалением на лице ответил Гаськов. — А вот новые формирования ХАД и Царандоя — эти уже показывают хорошие результаты. Ещё не Красная Армия, но душманов уже превосходят. Ватанджар, кстати, свернул твою реформу правительственных войск.
— А почему? — напрягся Жириновский.
— Он решил пойти более простым и быстрым путём, — ответил на это генерал-майор. — Боевые подразделения ХАД и Царандоя будут расширяться и дальше, чтобы заменить собой правительственные войска, а уже потом, когда задача по выводу ОКСВА будет выполнена, армейские подразделения, последовательно, расформируют и переведут на их место подразделения из ХАД и Царандоя. Уже сейчас вся поступающая от нас бронетехника передаётся ХАД и Царандою, а правительственные войска сидят на голодном пайке — так он снижает влияние военных.
Абдул Кадыр Дагарваль, министр обороны ДРА, принадлежит к фракции Парчам, но, как известно Жириновскому, снять его Ватанджар не смог, потому что в Политбюро НДПА ещё немало влиятельных парчамистов. Впрочем, как видно, он нашёл решение — если не получается снять министра, нужно уничтожить его министерство…
— А как себя ведёт Ватанджар? — поинтересовался Жириновский. — Не вспомнил ещё, что он идейный халькист?
— Он ведёт на удивление умеренную политику, — покачал головой Гаськов. — И соратников своих сдерживает — договорённости с кишлаками остаются в силе, поэтому их лояльность сохраняется. Кто-то пытается брыкаться и пробует лезть к племенам, но Аслам осаживает особо ретивых. Он придерживается наших рекомендаций и строго следит, чтобы никто ничего не испортил.
— Меня радуют такие новости, — улыбнулся Владимир. — Значит, всё было не зря.
— Да, ты очень хорошо поработал, — кивнул Гаськов. — Но что у тебя с Домами воинов-интернационалистов? Есть успехи?
— О, да, — оскалился Жириновский. — И ещё какие успехи, Эдуардыч! Кадров, вашими стараниями, в избытке, поэтому готовим команды и открываем Дома в новых городах. К концу этого года, если всё продолжит идти по плану, охватим все крупные города РСФСР и братских республик. Мы уже охватываем десятки тысяч ветеранов!
Около 23 000 человек — это общее количество эпизодически посещающих Дома воинов-интернационалистов ветеранов, но постоянных посетителей всего примерно 9 000 человек. Число «постоянников» растёт, поэтому Жириновский регулярно увеличивает штат и получает новые помещения. Даже в Москве у него уже не одно здание Дворца культуры завода «Серп и Молот», а сорок шесть помещений по всему городу…
— Нужно больше, Вольфыч, — покачал головой генерал-майор. — Я за это направление не отвечаю, но меня ставят в известность, потому что ты — мой человек. Виктор Михайлович знает актуальную статистику и внимательно следит за статусом этого недешёвого мероприятия.
— А что за статистику ему подают? — нахмурился Жириновский.
— Да по преступности, — ответил Константин Эдуардович. — Комитет теперь ведёт отдельную статистику преступлений, совершённых ветеранами. И среди тех, кто регулярно посещает твои Дома, частота совершения преступлений разной тяжести на 83 % ниже, чем среди тех, кто живёт сам по себе и никуда не ходит. Это достойный результат, свидетельствующий о том, что ты справляешься со своей работой. Но руководство желает большего. Жди, что к тебе придут и поговорят с тобой о всяком-разном — в основном о деньгах. Будут выделены средства, дадут больше возможностей — лишь бы ты охватил как можно больше ветеранов.
«Обеспокоены растущей дестабилизацией общества», — понял Владимир. — «Бандитов становится всё больше, рэкет, вымогательство, ограбления, убийства — в КГБ хорошо представляют себе, какого градуса накала достигнет ситуация, если во всё это вольются люди с боевым опытом. Вернее, когда».
— Так что жди, что работы станет только больше, — добавил генерал-майор Гаськов. — В начале следующего года прибуду в Москву — мне обещано управление в ПГУ. Виктор Михайлович сказал, что всё зависит от того, как пройдёт операция по выводу войск. А она, на данный момент, проходит гладко. Ну и о следующем звании ты уже слышал. Дадут генерал-лейтенанта, позову — будем обмывать.
— Жду не дождусь, — усмехнулся Жириновский. — А как, кстати, вывод проходит?
— Планово, — ответил генерал. — Душманы радуются, воодушевились…
— Ну, это они зря… — усмехнулся Владимир.
— Да, зря это они, — с улыбкой согласился Гаськов. — Мне на ушко шепнули, что взамен выведенных войск решено увеличивать поставки вооружения и техники на 30–40 %. Политбюро, как обычно, желает «закрепить и углубить».
Жириновский задумался об этой новости. Ватанджару, для стабильности, впрочем, как и Наджибулле, в жизни Орехова, не хватает только ресурсов. Даже Наджибулла вполне справлялся со своей задачей, но когда начали заканчиваться топливо и боеприпасы, у него всё посыпалось.
У Ватанджара положение гораздо лучше — у его режима укрепляется легитимность, которая будет становиться всё крепче с каждым актом террора со стороны душманов. Если они выбрали такой путь решения возникшей проблемы, то они делают для пропаганды режима Ватанджара больше, чем все советские и афганские государственные агитаторы…
— Орлов говорил, что частенько захаживает к тебе, — произнёс Константин Эдуардович. — Начальником следаков стал…
— Да, бывает, захаживает, — улыбнулся Владимир. — В основном, вспоминаем…
— Зато есть, что вспомнить — и хорошее, и плохое, — кивнул Гаськов. — Думаю, как вернусь в Москву, позову его к себе в управление, начальником отдела.
«А уж на это Гена вряд ли согласится», — подумал Жириновский, закуривая вторую сигарету. — «Когда мы займёмся комсомольцами, его из Следственного отдела щипцами будет не вытянуть…»
— Давай-ка испробуем, чем ты кормишь трудящихся, — встал Гаськов с лавки. — Почём там нынче твой опиум для желудка?