Владимир, Сын Волка 2

Глава четырнадцатая. Давление перемен

*СССР, Московская область, город Москва, Дом воинов-интернационалистов, 7 сентября 1987 года*

— Какой самый главный принцип, помогающий защититься от этой заразы? — спросил Жириновский и обвёл испытующим взглядом свою аудиторию.

Но ветераны, сидящие в актовом зале, молчали и с интересом ждали, когда он ответит на собственный вопрос.

— Самый главный принцип: «Не суй, куда попало!» — заявил Владимир и оскалился. — Следуя ему, можно избежать одного из путей распространения ВИЧ — полового! А если суёшь, куда попало, то потом не жалуйся и не вини никого в своей смерти! Сам виноват! Я не шучу — вступая в случайные половые связи, каждый раз рискуешь своей жизнью! Но есть и хорошая новость — можно существенно уменьшить риск, если пользоваться средствами индивидуальной защиты!

Он поднял с кафедры изделие Баковского завода. Ветераны в зале засмеялись.

— Если не хотите умирать по весьма глупой причине, рекомендую ограничить случайные половые контакты, а если это невозможно, то всякий раз пользоваться СИЗ, — произнёс Жириновский. — Вы не для того прошли Афган, чтобы сдохнуть на Родине из-за какой-то тупой африканской болезни!

Это часть его работы — читать лекции перед сотнями ветеранов, посещающих Дом воинов-интернационалистов. Тематику он выбирает сам, но график формируется просветительским отделом Дома.

Многие из здесь присутствующих помнят его лекции, которые он читал им ещё в Афгане, поэтому очень многие, из чувства ностальгии, приходят, чтобы послушать его и узнать что-то полезное или интересное.

— Поговаривают, будто бы первые больные ВИЧ сношались с обезьянами, от которых и заразились этой дрянью! — продолжил Жириновский. — И каждый из здесь присутствующих, если будет совать, куда попало, имеет шанс продолжить эту цепочку заражения, от обезьяны, которую трахнули в джунглях!

Альтернативный путь заражения, то есть, через многоразовые шприцы, он уже осветил и, в ходе объяснения этого неочевидного пути, сам задумался о том, что следует, как только появится возможность, начинать массовое производство одноразовых шприцев.

У него есть очень много идей, касающихся того, что можно и нужно производить в кооперативах, которые станет можно учреждать относительно скоро.

Надёжные источники сообщают, что к концу мая 1988 года будет принят новый закон, который станет последним гвоздём в крышку гроба экономики СССР — Горбачёв лично вобьёт его, с искренней радостью на лице и словами о светлом будущем на устах.

Но Жириновский и так хорошо знал, что закон примут 26 мая 1988 года, а в силу он вступит где-то в июле. Дата 26 мая ему запомнилась потому, что в будущем в этот день будут праздновать День российского предпринимательства.

Аудитория молчала, а Жириновский засмеялся.

— А чего не смеётесь-то?! — с вызовом спросил он. — Не смешно?! Ладно, тогда слушайте анекдот, чтобы стало веселее! Готовы?!

— Так точно, товарищ подполковник!!! — почти хором ответили ветераны.

Подавляющее большинство здесь присутствующих ниже его по званию, но присутствуют и несколько полковников, а также один генерал-майор.

— Итак! — начал Жириновский. — Дочь пишет письмо матери: «Приветик мама, у меня все хорошо, у меня СПИД». Мать, прочитав такое, вылетает к дочери первым же рейсом. Примчавшись домой к дочери, с порога спрашивает: «Дочка, как же так?! Это правда?!» А дочь отвечает: «Ну, мама! Это я для конспирации написала: «Сахар Приобрела Ищи Дрожжи».

Потребовалось около десяти секунд на осмысление. А затем аудитория взорвалась смехом — Жириновский самодовольно улыбнулся.

Этот анекдот обрёл особую актуальность именно в этом месяце, потому что в Москве сейчас практически невозможно купить сахар — он исчез с прилавков.

Эта ситуация с сахаром не является чем-то принципиально новым — небольшое обострение дефицита наблюдалось и в прошлом году, но сейчас совершенно иной масштаб. В сентябре начинается сезон варки варенья, что требует очень больших объёмов сахара, что создаёт конфликт между заготовщиками запасов на зиму и самогонщиками. В прошлом году самогонщиков было меньше, а сейчас это движение приобрело ранее невиданный масштаб, поэтому началась нешуточная конкуренция между двумя основными потребителями сахара.

В конце августа Горбачёв посещал совхоз Заворово, селяне которого указали ему на наличие проблемы и он, как обычно, обещал всё «изучить и решить», но в этой ситуации Жириновский, несмотря на своё отношение к генсеку, вынужден признать, что поделать ничего нельзя, кроме отмены антиалкогольной кампании. А на такое Горбачёв точно не пойдёт, потому что уж кто-кто, а генсек свои ошибки признавать не будет.

Владимир очень хорошо знает, как именно крутятся шестерёнки в головах бюрократов, поэтому ждёт сейчас, что через полгода-год введут нормированную выдачу сахара на руки и успокоятся, считая, что проблема решена. Увы, для них, это не решит проблему, потому что даже Жириновскому сейчас ничего не мешает закупать сахар тоннами через свои кооперативы. Самогонщики получают сахар именно так, а страдают от этого другие граждане, которые собрали ягоды и собирались варить из них варенье, но сахара на рынках нет, и теперь всё собранное рискует сгнить.

Дальше будет только хуже — появится кратно больше кооперативов общественного питания, которые будут договариваться с производителями сахара и скупать максимальный объём, чтобы делать на этом «бизнес», реализуя сахар из-под полы, по блату.

В 90-е годы все эти кооператоры, сейчас азартно наживающиеся на советских гражданах, выродятся в нечто безобидное, в кормовую базу для разного рода криминала.

Лишь единицы из них, самые удачливые, сумеют встроиться в новую систему, но большинство сейчас успешных и предприимчивых дельцов, увы, для них, обречены.

Жириновский же, по своей линии, помогает ветеранам-афганцам — его кооперативы покупают некоторые объёмы сахара для выдачи семьям ветеранов. Никакой коммерции — исключительно бесплатно, но в ограниченных количествах. Подаётся это как помощь от Домов воинов-интернационалистов, которым некие «неравнодушные люди» жертвуют сахар из невесть откуда взявшихся «своих запасов».

Это никак не решает проблему, но несколько сотен тысяч человек, проживающих в разных уголках Союза, не испытывают нужды в товарах первой необходимости, и они знают, кто это сделал.

— Ладно, переходим к следующей теме, — произнёс Жириновский, когда смех утих. — Я хочу поговорить с вами, товарищи, об Америке… Но не о Северной, а о Южной. Сегодня вы узнаете, что за страна такая, Чили, кто такие Сальвадор Альенде и Аугусто Пиночет, какова роль США в состоявшемся тогда военном перевороте, а также к чему это, в итоге, привело.

Он уже хорошо известен своей антизападной позицией, которая сформировалась у него из-за того, что он слишком хорошо информирован об американских и европейских делах.

И он передаёт эту позицию своей аудитории, чтобы никто не питал иллюзий о том, захотят ли США дружить с «либеральным СССР Горбачёва» или, наоборот, с удовольствием воспользуются его политической слабостью.

* СССР, Московская область, город Москва, площадь Дзержинского, 23 ноября 1987 года*

— Как ты ешь это, Эдуардыч? — с удивлением спросил полковник Орлов.

— Нормально ем, — прожевав кусок кебаба, ответил генерал-майор Гаськов. — Чуть островато, но зато вкусно.

— «Чуть островато»?! — переспросил Геннадий. — Ха-ха-ха!

— У всех своё понятие об остроте, — пожал плечами Константин Эдуардович, а затем посмотрел на надкушенный кебаб. — Здесь добавляют хорошую аджику — я её отдельно покупаю домой. Детям очень нравится, а вот жена… ну, она её не ест.

— Сразу понятно, что детишки в отца пошли, — усмехнулся Жириновский, попивающий кефир.

Сам он уже не употребляет свой товар, не потому, что это неправильно, а просто ему перестал нравиться дёнер-кебаб. Возможно, переел, а возможно, всё дело в том, что ему не нашлось места в его диете.

Несмотря на чрезмерно возросшую рабочую нагрузку, он выделяет время для довольно-таки интенсивных тренировок, которые бросать нельзя, потому что в этом случае он быстро разжиреет или чрезмерно похудеет, что вынудит его сидеть на строгой диете. Сидеть на строгой диете ему не хотелось, поэтому он придерживается менее строгой версии и занимается в поддерживающем режиме.

Всё-таки, ему нравятся преимущества, даруемые имеющимся объёмом мускулатуры — его речи звучат внушительнее, люди относятся к нему гораздо серьёзнее, не говоря уже о том, что он чувствует себя очень хорошо.

— Да это и так понятно, что в меня, — усмехнулся Гаськов. — Старший уже в госбезопасности, средние заканчивают школу, а младшенькая мечтает работать в Комитете, но не знаю…

— Значит, точно в отца пошли, — кивнул Жириновский. — Наверное, гордишься ими?

— Ещё как горжусь! — ответил генерал-майор. — Но мы здесь собрались не мои семейные дела обсуждать. Ты слышал, что в партии происходит?

Они разместились за крайним столиком у ларька «Розмарин-кебаб», принадлежащего одному из самых успешных кооперативов. Успешность его во многом связана с тем, что он находится недалеко от Лубянки, а это очень проходное место большую часть времени суток.

Но столики здесь редко бывают заняты, потому что советские граждане, по не совсем понятной причине, предпочитают есть кебабы либо на работе, либо дома.

Сейчас за столиками у «Розмарин-кебаба» нет никого, кроме троицы старых друзей, хотя у окна приёма и выдачи заказов столпились шестеро школьников.

— Я много что слышал, — сказал на это Жириновский.

— В партии до сих пор бурление из-за речи Горбачёва на торжественном собрании, — пояснил Гаськов.

Речь Горбачёва на собрании в честь 70-летия Октябрьской революции Жириновский смотрел — она прозвучала второго ноября и касалась она Сталина, осуждения его ошибок, а также дальнейших планов по ускорению…

«… движения советской экономики к краху», — подумал Жириновский.

— Недовольных очень много… — продолжил Гаськов. — ЦК речь Горбачёва принял, но только из-за того, что он пожертвовал своего холуя.

Он имеет в виду Ельцина, который побежал впереди паровоза и 21 октября выступил на Пленуме ЦК КПСС с критикой слишком медленных темпов ускорения, обозначил угрозу создания культа личности Горбачёва, а также излишнюю бюрократизацию. Его выступление вызвало ярость членов партии, Горбачёва призвали немедленно исключить Ельцина из числа кандидатов ЦК КПСС, а также снять с должности первого секретаря Московского городского комитета КПСС.

Но Ельцин ведь человек Горбачёва, которого он использует в качестве противовеса Лигачёву. А последний пользуется моментом и часто вспоминает несанкционированные митинги в Москве, чтобы свалить Ельцина.

И вот, функциональный алкоголик снят со всех должностей, а Горбачёв использует «карту Сталина», чтобы избавиться от подозрений в формировании «культа личности Горбачёва».

Жириновский знает, к чему всё это приведёт — Ельцину уже начали сильно симпатизировать в народе, потому что теперь он, а не Горбачёв, выступает в роли «одного против партии».

Текст речи Ельцина на Пленуме не публиковали, всё-таки, это было закрытое заседание, но Жириновский в хороших отношениях с председателем районного парткома, Людмилой Викторовной Пробатовой, которая с охотой поделилась с ним всеми подробностями случившегося.

Горбачёв пытается спасти положение, как умеет, но получается это не очень — пытаясь откреститься от Сталина и завоевать лояльность либеральной общественности, он отвратил от себя консервативную общественность, при этом не выиграв почти ничего у либералов…

— Нехорошая грызня, — произнёс Орлов, доевший свой кебаб и решивший закурить.

— Да и чёрт с ней, с этой грызнёй, — махнул рукой Жириновский. — До меня доходят слухи, что есть прогресс в Афганистане…

— Интересно, а кто распространяет такие слухи? — усмехнулся Гаськов. — Но, ладно, да — прогресс есть. От ограниченного контингента осталось всего восемь с половиной тысяч. Все остальные уже в Союзе. Горбачёв хочет вывести остатки контингента торжественно, с помпой и видеосъёмкой.

— Получается, в Афгане остался очень ограниченный контингент? — спросил Орлов с улыбкой.

— Очень и очень ограниченный, если сравнивать с тем, что было хотя бы год назад, — кивнул Константин Эдуардович. — Кстати, Вольфыч! Ватанджар собирается сделать визит в Москву — просил меня, чтобы я организовал вашу встречу. Переживает, что ты очень редко пишешь…

— Да я знаю уже, — вздохнул Жириновский. — Он же звонил мне три дня назад. Звал к себе в Кабул, но я отказался — дел слишком много. Ах, вот что значило «обратно вместе полетим»…

— Ты, как вижу, с ним на короткой ноге? — усмехнулся Геннадий.

— Ну, я ему очень помог, — пожал плечами Владимир. — А в Афгане, как ты знаешь, бескорыстная помощь ценится гораздо выше, чем у нас.

— Да, знаю, — кивнул Орлов.

— Придётся организовывать вашу встречу… — поморщился Гаськов. — А я вообще в это время в Афгане должен быть… М-м-м, придётся подключать однокашников…

— А когда ты обратно-то? — спросил Жириновский.

— Пока что, неясно, — ответил Гаськов. — Виктор Михайлович обещал, что определится со сроками, но что-то медлит. Комитет из Афгана, всё-таки, полностью выводить не собираются — лишь сократят штат Резидентуры и Представительства, чтобы было кому оказывать советнические услуги. Но не знаю, зачем это надо, ведь уже видно, что ХАД и МВД и без наших советов отлично справляются.

То, о чём мечтал Владимир в 83-м, в 87-м почти стало реальностью. «Афганизация» войны практически завершена, причём не без плюсов для Союза — часть военной помощи «оплачивается» опиумным сырьём, что позволило не только полностью устранить дефицит морфия и его производных, но и начать поставки излишков в рамках СЭВ.

Это всё ещё помощь, потому что поставки опиумного сырья по стоимости покрывают не более 20 % от всего объёма поставок, но это уже лучше, чем было раньше.

— Зря в газетах ничего не пишут об Афганистане все эти «гласные», — произнёс недовольный Гаськов. — Неделю назад от душманов были полностью освобождены провинции Пактика и Хост — басмачи бежали в Пакистан, роняя снаряжение, оружие…

— … и кал, — усмехнулся Жириновский.

— Ха-ха-ха! — рассмеялся Орлов.

— Наверное, кал тоже роняли, пока бежали, — пожал плечами улыбающийся генерал-майор. — Но следующей целью станет провинция Бадахшан — взятие её под контроль перекроет один из последних маршрутов снабжения душманов в остальных провинциях. Если Ватанджару удастся перекрыть им кислород, то добить их будет относительно легко.

— А что американцы? — спросил Жириновский.

— А они наглеют, — ответил Константин Эдуардович. — Зафиксированы незаконные сбросы оружия и боеприпасов пакистанской «гражданской» авиацией. В Москву послан запрос — есть возможность начать сбивать их, но нужна санкция.

— Разве Ватанджар сам не может это решить? — нахмурился Орлов.

— Он потому и собрался лететь в Москву, что не может, — ответил на это Гаськов. — Или ты думаешь, он ради Вольфыча запланировал официальный визит? Нет, Вольфыч — он, конечно, ценный человек и говорить с ним интересно, но это всё затевается Ватанджаром совсем не ради разговора с ним…

— Пакистанцы там совсем охренели?! — возмутился Жириновский. — В их тугие головы не приходила мысль, что это может развязать войну?!

— Они активно ищут альтернативные маршруты снабжения ячеек сопротивления в центральных провинциях, — ответил генерал-майор. — Через Бадахшан уже почти невозможно водить караваны, потому что там наш «Вымпел», СпН ГРУ, а также батальоны 17-го горнострелкового полка ХАД. А это последний, на данный момент, доступный им маршрут снабжения. Агентура сообщает, что ЦРУ прорабатывает возможности расширения поставок из Ирана, но мы принимаем превентивные меры, чтобы это стало бессмысленной затеей. Получится или нет — узнаем в следующие три-четыре месяца, когда станут понятны итоги операции в Бадахшане.

— А как они хотят договариваться с Ираном? — нахмурился Жириновский.

— Тут уже начинается политика, — усмехнулся Гаськов. — Похоже, что скоро в Ирано-иракской войне произойдёт сдвиг, потому что американо-иракские отношения начали стремительно охлаждаться. Я думаю, скоро случится резкое изменение отношений между США и Ираком, если иранские власти примут предложение и разрешат начинать поставки через свою восточную границу.

Ловушка невозвратных затрат перевернулась и захлопнулась на ноге организатора — американцы и саудиты, вложившие миллиарды долларов в поддержку афганских моджахедов, просто не могут принять этот провал и ищут способы, как бы сделать так, чтобы ситуация вновь развернулась в их пользу и уже вложенные деньги не пропали зря.

Ради этого они даже готовы пожертвовать своим планом по ослаблению Ирана — если они начнут сотрудничать с режимом аятоллы, то это плохая новость для СССР, ведь он тоже участвует в поддержке Ирака с целью ослабления иранских исламистов.

В этой ситуации есть ещё один пострадавший — бедняга Саддам Хуссейн, который, если у американцев получится договориться с иранцами, лишится финансирования и снабжения с американской стороны и может проиграть в войне.

Иран, всё-таки, сильнее Ирака, потому что уже восьмой год воюет практически без поддержки, тогда как Ирак поддерживает почти весь мир, включая США и СССР.

Вряд ли США начнут поставлять оружие и технику Ирану, но аятолла может быть рад даже тому, что американцы перестанут поставлять их Ираку…

Владимир испытал ощущение, которое подсказало ему, что ничем хорошим эта история не закончится.

«Могут ведь совсем договориться и начать поставки Ирану — тогда эта война продлится неизвестно сколько времени», — подумал он. — «И Горбачёв, шельма меченая, может закусить удила и увеличить поставки в Ирак, потому что американцы нарушат достигнутый договор».

— Не знаю, во что это выльется, но ты очень сильно наследил в Афгане, Вольфыч, — усмехнулся Гаськов. — И правительство Афганистана не позволит забыть об этом.

— Да пусть что хочешь делают, — пренебрежительно махнул рукой Жириновский. — Лишь бы продолжали беспощадно давить басмаческую мразь!

*СССР, Московская область, город Москва, деревня Жуковка, дача Жириновского, 6 декабря 1987 года*

— Ха-ха-ха, выпьем за это! — поднял бокал шампанского Мухаммад Аслам Ватанджар.

— Выпьем! — ответил Жириновский.

В гостиной его новой дачи собралась небольшая компания: он с женой, президент Ватанджар, генерал-лейтенант Хуссаини, генерал-майор Сафар, генерал-майор Гаськов и полковник Орлов с жёнами, а также Валерий Тимофеевич Сайкин, председатель горисполкома Москвы, с женой.

Последний узнал о намеченном мероприятии непонятно как и, буквально, напросился на эти посиделки. Возможно, он хочет заработать политические очки, которые точно будут, если подать встречу с президентом союзной страны в нужном свете.

Зазвенели бокалы, после чего все залпом выпили шипучий напиток.

Шампанское пришлось «доставать» через неофициальные каналы — в гастрономах купить хоть какой-то алкоголь практически нереально, потому что его там никогда не бывает, а даже если бывает, то всегда выстраивается очень длинная очередь.

Маховик дефицита раскачивается всё сильнее, а власти демонстрируют всему Союзу, что не могут поделать с этим ничего и будто бы даже не собираются. На самом деле, кое-что предпринимается, но без видимого эффекта.

По профилю деятельности кооперативов Жириновского есть подвижки — в Подмосковье открывают сразу шесть новых птицефабрик, а на время, пока они встанут на плановую мощность, поставки куриного мяса осуществляются из соседних областей, что не идёт на пользу стабильности.

То есть, в глазах партии, они решают проблему — шесть птицефабрик должны полностью устранить дефицит куриного мяса, но в реальности, даже если они будут производить мяса вдвое выше плана, это ничего не изменит.

— Аслам, вам картошки доложить? — спросила Галина.

— Конечно! — заулыбался тот, а затем посмотрел на Владимира. — Володя, у тебя очень хорошая жена! Повезло тебе!

— Знаю, — улыбнулся Жириновский.

Только проблема в том, что они до сих пор в разводе, а сейчас сожительствуют — он собирался исправить это недоразумение в следующем году, когда появится немного свободного времени.

— Давай выйдем ненадолго, — попросил Ватанджар. — Хочу покурить.

— Давай, — кивнул ему Жириновский.

Они ещё не обжили новую дачу, выданную Жириновскому по коллективному решению персонала Дома воинов-интернационалистов. Юридически, дача проходит, как служебная, то есть, после освобождения должности директора Дома, он вынужден будет сдать её обратно в ведение организации.

После распада СССР её можно будет приватизировать, но Жириновский не собирается исполнять ничего подобного — это может навредить его политическому образу. Да и не нужна ему эта дача, ведь он вложился в четырёхкомнатную кооперативную квартиру на юге Ждановского района, а в дачу не стал, хотя легко мог и до сих пор может.

— Я слышал, что ты не теряешь время зря, — произнёс Ватанджар, когда они вышли во двор. — Стал народным депутатом, председателем исполкома — ты мало писал об этом.

— Да это ведь ничего особенного, — улыбнулся Жириновский и прикурил ему сигарету зажигалкой. — Так, мелочная суета…

— Ну, да, — усмехнулся президент ДРА.

Он стал президентом в середине октября — прошли выборы аж с восемью кандидатами, правда, за семерых почти никто не проголосовал.

Не обошлось без административного ресурса, но Ватанджара всерьёз поддерживает большая часть населения, поэтому он вообще не рисковал на этих выборах — возможно, ему приписали пару-тройку процентов и получилось 78 %.

Были, конечно же, скандалы на избирательных участках, США, естественно, объявили выборы недемократичными и насквозь лживыми. Но за Ватанджаром правда — жители Афганистана связывают резкое сокращение интенсивности боевых действий в большей части провинций и установление в них хоть какой-то стабильности с его персоной и только с ним.

— Ты ничего не делаешь просто так, Володя, — сказал он и покачал головой. — За этим стоит что-то.

— Может и стоит, — не стал спорить Жириновский.

— Не знаю, что именно, но уверен, что что-то хорошее, — улыбнулся Мохаммад Аслам. — Ты — хороший человек, Володя. Может, вернёшься в Кабул? С тобой мы возродим Афганистан и превратим его в процветающий край. Люди помнят тебя и уважают. Ты для них не чужак, а уважаемый шурави, который держит слово и помогает нуждающимся.

— К сожалению, не могу принять это предложение, — отказался Жириновский. — Я нужен в Союзе.

— Значит, за всем этим точно что-то стоит, — вновь улыбнулся президент Ватанджар. — Я чувствую, что в мире грядут большие перемены…