Владимир, Сын Волка 2

Глава двадцать вторая. Десятилетия войн

*СССР, РСФСР, Московская область, город Москва, Дом воинов-интернационалистов, 20 февраля 1989 года*

— Итак, товарищи… — произнёс Жириновский, нависнув над длинным столом.

За его спиной находится доска, на которой закреплены листы с совершенно непонятным для постороннего человека содержимым — какие-то графики, квадраты, кубы и полоски.

А за столом сидят никому не известные, пока что, программисты и студенты, а также известные в узких кругах профессионалы: Евгений Валентинович Касперский, Игорь Владимирович Сысоев, Давид Евгеньевич Ян, Андрей Александрович Чернов, Анатолий Абрамович Шалыто и Борис Арташесович Бабаян.

Все перечисленные, в данный момент, являются членами кооператива «Авангард-Э», предназначение которого известно только ограниченному кругу лиц.

Были и другие кандидаты, но некоторых забраковал КГБ, а кто-то отказался иметь дело с подозрительной организацией. Но Жириновский уверен, что для выполнения поставленной им задачи достаточно и тех, кто уже вступил в кооператив.

— Какие есть результаты по тематике нашей будущей операционной системы? — задал он вопрос.

— Я думал, что сегодня будем обсуждать проблемы, возникшие с Академсетью… — начал Евгений Касперский.

Жириновскому, вкусившему феноменальную скорость передачи данных у телефонных модемов, сокративших лаг до суток, очень быстро стало мало.

Он услышал об Академсети, которой заведует ВНИИПАС — это что-то вроде советского интранета, применяемого для обмена данными между НИИ и ведомствами.

Раньше «присосаться» к такому каналу связи было бы невозможно, но сейчас, в рамках «демократизации», стало допустимо очень многое, поэтому Дом воинов-интернационалистов города Москвы заключил официальный договор с ВНИИПАС, а тот предоставил доступ к Х.25-сети и помог установить терминалы в Москве и каждом филиале.

Лаг сократился с суток до часов, а иногда и минут, если канал оказывался свободным — по нынешним меркам, это считается чем-то вроде управления филиалом в режиме реального времени.

За каждый узел приходится платить по 750 рублей в месяц, но время важнее, поэтому Жириновский легко пошёл на это.

— А какие у нас с ней проблемы? — спросил он.

— Иногда передача данных занимает часы — в период пиковой нагрузки, — ответил Касперский. — Мы могли бы завести режим передачи данных в уже точно установленные «окна», чтобы сократить время передачи до минут. НИИ ведь меняются пакетами в определённое время, а мы — по мере готовности документации.

— Так нечего здесь обсуждать! — воскликнул Жириновский. — Надо было написать записку и положить её в папку «Предложения»! Я бы рассмотрел это и поручил кому-нибудь заняться проблемой! Информационные технологии, Евгений Валентинович!

— Прошу прощения, — извинился Касперский. — Не подумал.

— Ничего страшного, — махнул рукой Владимир. — Но впредь пользуйтесь вами же созданными протоколами — это ведь удобно! Ладно, если с этим разобрались, то переходим к обсуждению операционной системы. Есть что-то, на что я могу посмотреть?

— В данный момент, похвастаться нечем, — покачал головой Анатолий Абрамович Шалыто. — Работа движется, но опыта подобных разработок у нас нет, поэтому движется она, к сожалению, медленно.

— Сейчас ни у кого нет такого опыта, — улыбнулся Жириновский. — В этом вся прелесть — это творческий процесс! Это будет полноценная операционная система с графическим интерфейсом, товарищи!

На самом деле, на Западе всё это уже разрабатывается, но точных сроков выпуска полноценных ОС с графическими интерфейсами Жириновский не знал, поэтому надеялся, что удастся опередить конкурентов и внедрить такое ноу-хау одними из первых.

А дальше, под эту ОС, нужно будет разрабатывать свои программы, совместимые с теми ОС, которые будут выходить на западе — ему нужны Excel, аccess, Word, Outlook — ему нужен весь Microsoft Office, но полностью отечественный, развивающийся независимо от запада и конкурирующий с его продукцией.

Также ему нужен аналог 1С: «Предприятие», «Бухгалтерия», «Кадры», а в перспективе — «Документооборот», чтобы появилась возможность электронно подписывать документы, что повысит общее быстродействие Организации.

Но для всего этого нужна основа, которую и должен создать кооператив «Авангард-Э».

Жириновский смотрит на жизнь цинично и реалистично, поэтому даже не рассчитывает, что удастся занять какую-то нишу на Западе — там любой советский продукт задавят экосистемой, как бы хорош он ни был, но вот весь остальной мир — это похоже на реальную цель.

Только вот это дело будущего, а сейчас он хочет получить отечественные системы, повышающие быстродействие Организации — ему нужно полное технологическое превосходство над всеми, кто посмеет вылезти на постсоветскую бизнес-арену.

К моменту, когда номенклатурщики решат, что всё, пора, его Организация уже должна иметь отточенную внутреннюю цифровую экосистему, которая будет опережать западные и другие отечественные аналоги на несколько лет. Это возможно осуществить, потому что у него в голове есть обширные знания о том, что такое офисное программное обеспечение образца 2025 года.

— Задача слишком амбициозна, Владимир Вольфович, — покачал головой Борис Арташесович Бабаян. — Предоставленные вами материалы помогают лишь понять масштаб предстоящей работы…

— Вы хотите войти в историю, товарищи? — нахмурился Жириновский. — Я поставил вам чёткую задачу — войдите в историю! А вы?! «Тяжело», «слишком амбициозно», «мама, забери меня домой»! Никак нет! Ваши команды специалистов уже поглотили слишком большие объёмы средств — мне не нужны половинчатые результаты! Я убеждён, что задача вам по силам — вы собраны здесь потому, что вы лучшие! И я не потерплю сомнений! Управление информационных технологий сказало — надо! Программисты ответили — есть!

— Не разделяю скепсиса товарища Бабаяна, — произнёс Анатолий Абрамович, — но мы должны предупредить, что первые результаты мы сможем продемонстрировать минимум через полгода. Задача, и вправду, крайне амбициозна. В этом нет ничего невозможного, но мы не сможем дать вам рабочую операционную систему в кратчайший срок — нам потребуется время.

— Время у вас есть, — улыбнулся Владимир. — И если у вас появятся какие-либо потребности технического или кадрового характера, то обращайтесь ко мне быстро и решительно! Изучим обоснование и выдадим всё, что вам реально необходимо! Если знаете способы, как ускорить разработку — пишите в «Предложения» развёрнутые записки! Также не стесняйтесь взаимодействовать с кооперативами «Прорыв-Э» и «Инновация-Э» — они тоже кое-что разрабатывают и могут поделиться с вами чем-нибудь полезным!

Два этих кооператива, также специализирующиеся на информационных технологиях, набраны из программистов, прошедших экзаменацию — Жириновский набрал в них исключительно «отличников», с соответствующим профилю образованием.

Это 183 человека, прошедшие нешуточный конкурс, чтобы получить возможность работать на самой современной импортной аппаратуре и заниматься любимым делом, с перспективой достичь величия в сфере ИТ.

Но основную ставку Владимир сделал именно на «Авангард-Э», в котором объединены аж 250 специалистов, многие из которых уже добились кое-каких успехов и запатентовали изобретения.

Модель работы Управления информационных технологий Организации он видит следующим образом: «Авангард-Э» разрабатывает операционную систему, основной набор программ, а «Прорыв-Э» и «Инновация-Э» наращивают окружающую всё это инфраструктуру и совершенствуют программы.

Как только у «Авангарда-Э» очертится нечто внятное, «Прорыв-Э» займётся инфраструктурой, утилитами, сетевыми протоколами и драйверами, а «Инновация-Э» начнёт разработку визуальных элементов, интерфейсов и прикладных решений.

Из самых компетентных сотрудников этих трёх кооперативов, получивших богатый опыт разработки, Жириновский сформирует кооператив «Синхронизация-Э» — единственной его задачей будет обеспечение совместимости решений и формирование технологического диалога между тремя кооперативами.

Позже, когда придёт время, эти четыре кооператива станут официальной частью Организации, которая, наконец-то, обретёт юридическое лицо и выйдет из тени.

А пока, всё это действует неформально.

Все программисты уведомлены о том, что КГБ следит за происходящим и лучше не начинать никаких игр — «утечки мозгов» Жириновский не опасался.

— Товарищи — для вас созданы все условия, — заявил он. — Никто больше, во всём Союзе, не имеет такого объёма ресурсов для реализации настолько грандиозных проектов. Помните об этом и работайте так, будто завтра вы войдёте в историю информационных технологий!

*СССР, РСФСР, Московская область, город Москва, Таганская площадь, 16 марта 1989 года*

— Держи, — подвинул Жириновский папку по лавке.

— Всё в готовом виде? — уточнил генерал-лейтенант Гаськов.

— Нет, конечно же! — ответил ему Владимир и достал из кармана пальто мятую пачку «Ростова». — Эдуардыч, надо ведь и самому немного поработать! Там основная концепция, тезисно — раскручивай это дело в полноценную статью сам, своими руками и мозгом.

— А просто написать мне статью ты не мог, Вольфыч? — нахмурился Константин Эдуардович.

— Я хочу помочь тебе, а не подставить, — усмехнулся Жириновский. — Это ведь бросок перчатки в лицо психиатрии и психологии! Этой статьёй ты вызываешь всех этих почтенных профессоров на дуэль — всех разом! Если сумеешь обосновать мои наработки и опрокинуть научное сообщество на спину, то академика тебе дадут с разбега и с оттяжечкой!

— А эти данные точны? — спросил Гаськов, внимательно читая текст.

— Если бы я знал, — пожал плечами Владимир. — Но я склоняюсь к мысли, что я прав, а они ошибаются.

— Кризис воспроизводимости…[18] — прошептал генерал-лейтенант.

— Возможно, это назовут «кризисом Гаськова», ха-ха-ха! — рассмеялся Жириновский. — Если сможешь продавить научное сообщество и потребуешь воспроизведения некоторых общепризнанных исследований, на которых основывается современная психологическая наука, то поднимется такой шум, что твою статью будут бурно обсуждать и, само собой, осуждать, даже на Западе! У них, я думаю, точно такая же проблема.

— Но почему ты даёшь мне это? — с недоумением спросил Гаськов. — Ты бы сам мог…

— А мне лишний шум не нужен, — усмехнулся Владимир. — Да и кто я такой? Так, соавтор одной методологии и никому не интересный партийный функционер. А ты — ты уже фигура Академии наук. Тебя, как минимум, прочитают и даже послушают.

— Но зачем это тебе? — спросил Гаськов.

— Как это, зачем? — удивился Жириновский. — Тебе что, не хочется вернуть советскую науку на верный путь? Да, это уничтожит карьеры многих именитых учёных-теоретиков, но не надо было, мерзавцы поганые, фальсифицировать исследования! И, кстати, слово «кризис» — это я сугубо для тебя пометку сделал. В самой статье об этом не пиши — так будет дороже смотреться. Лучше просто поставь вопрос — «а как же так, дорогие товарищи?!»

Насколько известно Жириновскому, грядущий кризис воспроизводимости касается СССР и постсоветской науки в меньшей степени, потому что долю в 70–75 % в ней занимает прикладное направление, с которым этот кризис не может случиться просто в силу объективных причин.

Это значит, что основной удар придётся по советской психиатрии, психологии, биологии, физике и, в значительно меньшей степени степени, по медицине.

— Ха-ха-ха… — посмеялся генерал-лейтенант. — Хорошо, я займусь статьёй. Спасибо тебе, Вольфыч.

— Пожалуйста, — пренебрежительно махнул рукой Владимир. — Свои — сочтёмся. Лучше расскажи, что ты в ГДР учиняешь — даже до Москвы долетают пух и перья. Орлов мне сообщил, что ты там с Хоннекером вась-вась, методику внедряешь, а также ущемляешь добрых христиан…

— Всё — правда, — довольно улыбнулся Константин Эдуардович. — Я даже прислушался к твоему совету по одностороннему открытию границ — знаешь, как спокойно стало работать?

— Примерно представляю, Эдуардыч, — покивал Жириновский. — Был массовый исход всякой либеральной мрази?

— Колоннами пошли, да, — подтвердил Гаськов. — Пришлось усиливать границу, чтобы не потерять контроль, но как только уехала основная масса желающих, стало так тихо и спокойно…

— Наверное, в ФРГ были очень рады? — предположил Владимир.

— Знаешь, скорее нет, чем да, — покачал головой генерал-лейтенант. — СМИ, само собой, до сих пор смакуют весь процесс исхода недовольных, а вот их власти загадочно молчат. Похоже, что они ещё не знают, как к этому относиться, потому что это, с одной стороны, хорошо, с идеологической точки зрения, а с другой стороны, плохо, тоже с идеологической точки зрения…

— Как думаешь, они решатся выделять специальные пособия для восточных немцев, чтобы они не разочаровались в их Германии мечты? — с усмешкой спросил Владимир.

— Я надеюсь, что они пойдут на это, — ответил Гаськов. — Будет кое-какая нагрузка на их бюджет — всё-таки, уже восемьдесят семь тысяч человек покинули ГДР. Но это ерунда, ничего у них это не пошатнёт, но вот социальное напряжение вызовет, а это очень важно. Уже раздаются первые робкие голоса: задаются вопросы в духе — «а с какой это стати мы должны кормить всех этих беглецов?» Раньше многие западные немцы были положительно расположены к идее объединения Германии, но дискурс, постепенно, должен измениться.

— Изменится, обязательно, — согласился с ним Жириновский. — Даже если власти ФРГ будут выплачивать что-то сверх минимальных подъёмных и пособий по безработице, многие уехавшие неизбежно разочаруются, в том числе из-за холодно-равнодушного отношения местных.

— Считаю, что задачу по стабилизации ГДР я уже решил, — произнёс Константин Эдуардович. — Осталось только закрепить достигнутые результаты и зацементировать этот успех. Как закончу в Берлине, вернусь в Москву — буду заниматься чем-нибудь новым.

«Одно простое, но решительное действие и в ГДР почти полностью прекратилось протестное движение», — подумал Владимир. — «Жаль, что с другими странами такое не провернёшь. Нет похожих ситуаций».

В Соцблоке уже нарастает хаос — Польша стабильно бастует, потому что власти, проводящие свою Перестройку, ввергли экономику в коллапс и это уже не исправить. Польская Народная Республика обречена.

В Румынии, пока что тихо, но напряжение растёт — Орлов говорит, что экономическая ситуация там не лучше, чем в Польше, поэтому в КГБ прекрасно понимают, к чему это должно привести.

Югославия тоже в глубоком кризисе — с 1987 года там происходит бардак, вызванный рыночными реформами. Этим активно пользуется Слободан Милошевич, стремительными рывками консолидирующий власть в своих руках и устраняя своих политических оппонентов политическими методами.

В Болгарии тоже демонстрации, причём вызванные действиями Компартии Болгарии — уже несколько лет идёт «Возродительный процесс», то есть, ассимиляция болгарских турок, которым такое, естественно, не нравится.

Генсек Тодор Живков очень сильно не нравится Горбачёву, потому что выступает против «демократизации» и «гласности». Он так и не провёл ожидаемых Москвой реформ, даже не начал их, обоснованно считая, что это против идей марксизма-ленинизма.

«Болгары будут вспоминать его правление с ностальгией», — припомнил Жириновский. — «Оппозиция строила свою кампанию на том, что он якобы развёл в Болгарии коррупцию, но в 90-е выяснилось, что „коррупция Живкова“ — это новый стандарт минимального коррупционного уровня, а настоящая коррупция лишь набирает обороты и дальше будет только хуже».

В Чехословакии, пока что, тишина, но это тоже не очень надолго.

Блок планомерно рушится, причём следует ожидать цепной реакции.

В прошлой жизни Директора этот процесс прошёл относительно бескровно, за вычетом Югославии. Но Югославия — это уникальный эпизод, кровавость которого обусловлена комплексом предпосылок, отсутствующих во всех остальных социалистических странах.

— Чего так погрустнел, Вольфыч? — спросил генерал-лейтенант Гаськов.

— Ситуация в мире меня тревожит, — честно ответил Жириновский. — С сопредельными странами всё как-то тревожно, с Ираном непонятно и тревожно, в союзных республиках тоже всё не слава богу, отчего тоже тревожно…

— Да нормально всё с миром, Володь, — улыбнулся Константин Эдуардович. — Есть трудности, есть недоработки, но у меня есть стойкое убеждение, что если мы с тобой с Афганом справились, то и со всем остальным справимся — и об Иране можешь вообще не волноваться, потому что уже идёт переговорный процесс. Большой войны не будет.

— Так я не о большой войне переживаю — сейчас её просто никто не потянет, что очевидно всем, а об Афганистане, — покачал головой Владимир.

— Насколько мне известно, прекращение поддержки Ираном афганских душманов — это главная позиция нашей стороны, — ответил на это генерал-лейтенант. — Наш МИД сильно влияет на Хуссейна и держит его на крючке обещанием помощи в послевоенном восстановлении иракской экономики.

«У самих экономика на нитке висит…» — с недовольством подумал Жириновский. — «Никаких уроков не извлечено, никаких выводов не сделано».

— Эта затянувшаяся война закончится по щелчку пальцев — все уже давно устали, — продолжил Гаськов. — Сторонам нужно лишь согласовать устраивающие всех условия мирного соглашения. Наши хотят, чтобы Иран свернул поддержку душманов, а вот чего хотят американцы…

— Да очевидно, чего они хотят — чтобы война продолжалась, а душманы получали оружие и технику для этих бессмысленных попыток сковырнуть Ватанджара, — горько улыбнулся Владимир.

Он переписывается с президентом Афганистана, а иногда даже созванивается, чтобы поболтать о том, о сём.

Мохаммад Аслам Ватанджар хвастается, что никогда ещё народ Афганистана не был так един, как сейчас — теперь, когда в большинстве провинций, наконец-то, воцарился мир, никто больше не хочет воевать. Гораздо выгоднее выращивать мак и сдавать его правительству — это большие деньги, способствующие обогащению афганских колхозов и совхозов.

Вопреки ожиданиям Жириновского, Ватанджар даже не думает менять риторику и убавлять содержание марксизма-ленинизма в своих речах — оно всё такое же умеренно-терпимое для афганской общественности.

Зато дела его говорят лучше всяких слов — недавно принят закон «О кооперации в ДРА». Можно официально заниматься всем, чем хочешь, кроме опиума. Опиум на 100 % государственный, потому что было бы безумием отдавать его на откуп частникам.

Да и масштабы производства опиума уже превзошли исторический рекорд 1984 года чуть меньше, чем вдвое, с выраженной тенденцией к дальнейшему росту объёмов производства.

СССР это выгодно, потому что дешёвый опиум = дешёвый морфин.

Основным рынком сбыта советского медицинского морфина является КНР, но с постепенным увеличением доли Юго-Восточной Азии и, что удивительно, Японии и Южной Кореи.

«Когда запахло реальными и быстрыми деньгами, ГМС возбудился и мобилизовался», — подумал Жириновский. — «Средства на строительство фармацевтических заводов сразу же нашлись, кадры тоже обнаружились, и оборудование как-то оперативно произвелось — всё эти подонки могут, когда им очень надо».

Он видел в этом явный след номенклатурщиков, которые думают о недалёком будущем. Советские международные сертификаты от распада СССР никуда не денутся, как и заключённые договора на поставки, поэтому морфий продолжит оставаться сверхприбыльным бизнесом, пока Афганистан стабилен и поставляет крайне дешёвое сырьё.

На политические последствия им плевать — Франции и США очень не нравится то, что делает умирающий Союз.

Насколько известно Жириновскому, в ООН ведутся переговоры — СССР подписал конвенцию о контроле над наркотическими веществами, и в ней нет ни строки о том, что у него есть квота на торговлю морфием на международном рынке.

СЭВ, КНР, КНДР, Вьетнам, Куба, несколько латиноамериканских стран — на это всем плевать, но вот Южная Корея и Япония — это уже нехорошо. Владимир и сам слегка удивлён тем, что неправильные корейцы и японцы идут против корпорации своего сюзерена и покупают более дешёвый морфий у его идеологического и экономического врага…

Возможно, это потому, что деньги не пахнут — у Союза морфий не только более дешёвый, но ещё и более качественный, чем у «Johnson Johnson», ведь в горных ущельях Афганистана вырастает опиум фармакопейного качества. Из него легче получать морфин, а сам морфин получается чище, что очень важно для медицины — более предсказуемый эффект и более низкая частота побочных эффектов.

И, судя по тому, что происходит в ООН, Горбачёв, вернее, люди, стоящие за ним, очень хотят выбить для Союза квоту по реализации морфина «цивилизованному миру», да пожирнее.

Но для этого придётся подвинуть фармацевтические компании США и Франции, потому что рынок давно поделен.

«У меня крепнет уверенность, что номенклатурщики головы сложат, но добьются хотя бы 10–15 % рынка дипломатическим путём», — подумал Жириновский. — «Это бизнес, который точно переживёт Союз».

— Вольфыч, я тебя уверяю — у Аслама всё под полным контролем, — улыбнулся Гаськов. — Душманы сейчас являются басмачами не только по форме, но и по содержанию — арабские шейхи уже разочаровались и почти перестали жертвовать деньги на этот джихад. «Циклон» сыпется, несмотря на все старания ЦРУ. Да и какой уже смысл в этой операции? Наши войска уже давно в Союзе, поставленные США цели не достигнуты и теперь это обычная война правительства против радикалов.

— Смысл до сих пор есть — надо любой ценой дестабилизировать Афган, — покачал головой Жириновский. — И они за ценой не постоят. Ватанджар обречён воевать до последнего душмана…

— Но они ведь, рано или поздно, закончатся, — сказал Константин Эдуардович.

— Есть Пакистан и есть Иран, — ответил на это Жириновский. — Потому мне и тревожно, Эдуардыч, что так просто это не прекратится. У меня есть стойкое ощущение, будто Афганистану судьбой было предначертано страдать от десятилетий войн…