Владимир, Сын Волка 2

Глава первая. Самое уязвимое место

*Демократическая Республика Афганистан, провинция Панджшер, кишлак Шалзор, 3 марта 1986 года*

— Как окопался-то, поганец… — недовольным тоном произнёс Владимир Жириновский. — Зееловскими высотами вдохновлялся, не иначе!

Капитан Леонов слабо улыбнулся.

Укрепления на последнем рубеже обороны Ахмад Шах Масуда впечатляли — в скалах выбиты огневые точки, сообщающиеся между собой узкими тоннелями, среди валунов, которыми изобилует этот участок ущелья, выбиты и вырыты окопы, а ненужные тропы в горах заминированы или завалены.

Последнее действие Шах Масуд предусмотрел для того, чтобы ОСпН ГРУ не могли пройти там по наводке местных. А местные помогли составить подробную карту Панджшерского ущелья, что позволяло не только перехватывать отряды душманов, но и скрытно перемещаться по враждебной территории, с целью наведаться в обнаруженные лагеря.

Но свои укрепления знаменитый Лев Панджшера построил зря, потому что далеко на северо-востоке был высажен многочисленный вертолётный десант, который ударил в тыл душманам одновременно с началом основного наступления.

Душманы были вынуждены спешно отступить, чтобы не оказаться в окружении. И Ахмад Шах Масуд ушёл, оставив здесь ошмётки своей репутации.

«Это я его победил!» — подумал недовольный Владимир. — «Сколько было операций? Три? Четыре? Какой результат? Ноль! Но я пришёл, увидел, разобрался в ситуации, и разработал решение! А эти подонки и мерзавцы, пользующиеся плодами моей победы, даже не вспомнят!»

Он знал, что в прошлой жизни Орехова Панджшерское ущелье так и не взяли, потому что в битве за сердца местных жителей шурави потерпели сокрушительное поражение.

Теперь же, благодаря усилиям Жириновского, в битве за сердца была одержана неоспоримая победа. Войсковая операция лишь завершила окончательное бегство Масуда и остатков его войск в соседние провинции.

Душманы скоро не смогут проникать в Панджшер, потому что командование решило крепко браться за эту провинцию.

Каждый кишлак будет охраняться элитными подразделениями Царандоя. На стратегически важных участках будут сооружены укрепления, которые займёт афганская армия, а в случае попыток проникновения душманов, их будут искать подразделения ОСпН ГРУ.

«Мой успех феноменален!» — подумал Владимир. — «И эти неблагодарные своего не упустят — генерал Родионов вцепился в Панджшер, как кровожадный клещ! Теперь его огнём не выжжешь!»

— Будем смотреть на эти камни? — нарушил тишину капитан Леонов.

— Не отвлекай меня от размышлений, паразит! — отмахнулся от него Жириновский. — Смотри на камни своими стеклянными глазами, если хочешь, но молча! Я размышляю!

За его спиной раздались шаги.

— Здравия желаю, товарищ майор! — раздался низкий голос.

Владимир развернулся и увидел среднего роста офицера азиатской наружности. Знаки различия указывают, что это майор.

— Здравия желаю, товарищ майор, — козырнул ему Жириновский.

— Борис Керимбаев, — представился офицер.

— Владимир Жириновский, — представился Владимир в ответ.

— Это же вы отрабатывали тут по линии КГБ? — уточнил майор Керимбаев.

— Признаю — моя вина! — самодовольно улыбнулся Жириновский.

Майор Керимбаев добродушно улыбнулся я.

— Я воевал здесь со своим 177-м отрядом против Масуда в восемьдесят втором, — сказал он. — Мы частично удерживали ущелье в течение восьми месяцев. А потом Масуд запросил перемирие.

— Да, я наслышан об этом, — кивнул Владимир. — Кара майор?

— Так точно, — подтвердил майор Керимбаев. — Я хочу сказать, что благодарен вам за проделанную работу.

— Признаю, что если бы местные жители не были настолько измотаны боевыми действиями, они были бы менее сговорчивы, — вынужден был признать Жириновский. — Все панджшерские операции и рейды — это действия, приведшие к этому успеху. Благодарю вас за это.

Майор Керимбаев выполнил воинское приветствие, а майор Жириновский ответил тем же.

— Он же из ГРУ, — произнёс капитан Леонов, когда майор ушёл.

— И что? — посмотрел на него Жириновский. — Ты, паразит, принёс сюда свою комитетскую заразу?! Сколько ты в Афгане? Три месяца?

— Так точно, — ответил недовольный капитан.

— И прошедшего времени тебе не хватило, чтобы понять самую важную вещь? — неодобрительно прищурился Жириновский. — Нет здесь никаких ГРУ-МРУ и КГБ-МГБ! Мы все здесь — шурави! И если ты этого не поймёшь, то долго тут не протянешь! Как понял?!

— Понял… — ответил Леонов.

— Понял он, — процедил разозлившийся Владимир. — Эх, с мыслительного настроя меня сбил, мерзавец! Как мне думать, когда вокруг столько раздражающих паразитов?! Идём!

Он направился к кишлаку.

А там уже шла разгрузка даров — мешки с зерном, коробки с советскими конфетами, ящики с фруктами и прочие продовольственные удовольствия.

Всё это объявлено подарком от командования 40-й общевойсковой армии кишлаку Шалзор, как последнему, удерживаемому душманами Панджшерского ущелья.

Во все остальные кишлаки, точно так же, отправили дары в честь громкой победы.

— Здравия желаю, товарищ майор, — козырнул Жириновскому майор Саид Сафар.

— Здравия желаю, товарищ майор, — козырнул ему в ответ Жириновский.

Звучит глупо, но таков этикет.

«Поэтому майоры стараются не собираться в одном месте», — подумал Владимир и усмехнулся.

— Старейшина кишлака, Азим, хочет поговорить с тобой, — сообщил Саид. — Он ожидает тебя под навесом у колодца.

— Хорошо, — кивнул Владимир, а затем указал на капитана Леонова. — Вот за этим проследи, чтобы ничего не сломал и не потерял! Глаз да глаз за ним — он уверен, что до сих пор гуляет по Арбату, с музыкой в жопе!

Генерал-майор Гаськов навязал ему капитана Леонова, чтобы тот «набирался опыта и учился у старших». И теперь этого капитана никуда не деть, потому что Константин Эдуардович узнает и будет недоволен.

Майор Жириновский прошёл к кишлачному колодцу, недалеко от которого разместился тканный навес. Под навесом оборудован дощатый настил, на котором разложены шерстяные коврики для сидения.

Старейшина представляет собой пожилого мужчину лет пятидесяти-шестидесяти, одетого в тёплый синий халат. На голове у него традиционная таджикская токи, а на ногах советские кирзовые сапоги.

— Мир тебе, почтенный Азим, — протянул руку Владимир. — Я — майор Жириновский. Но может звать меня Владимиром.

— Мир тебе, майор, — ответил на рукопожатие старейшина. — Присаживайся. Выпьем чаю.

— Ты хотел что-то обсудить лично со мной, — произнёс Жириновский, сев на один из ковриков.

Старейшина разлил чай по пиалам и передал одну из них Жириновскому. Владимир сделал глоток, а затем принял отломленный кусок лепёшки.

— Да, майор, — кивнул Азим. — Ходит молва, что ты очень влиятелен среди других шурави.

— Кое-какое влияние у меня есть, — подтвердил Владимир.

— У меня есть старший сын, Мохаммад, — произнёс старейшина. — Он хочет, чтобы его дети учились у шурави.

— Это не проблема, — кивнул Жириновский. — В Пас Мазаре будет построена школа, в которой хватит места для всех детей окрестных кишлаков.

— Ты не понял меня, — покачал головой Азим. — Он хочет, чтобы его дети учились в Кабуле. Ты сможешь это устроить?

— Ты хочешь, чтобы твой сын с семьёй переехал в Кабул, — догадался Владимир.

Старейшина кивнул.

— Это в моих силах, — улыбнулся Жириновский. — Это всё?

— Мы согласны признать власть Кабула только при условии, что Кабул не будет вмешиваться в наши дела, — сказал Азиз.

— Кабул не будет мешать вам жить, — пообещал Владимир. — Но взамен он требует, чтобы никто из вас не поддерживал его врагов. Враги Кабула — это моджахеды Масуда и остальных лидеров.

— А всё остальное? — спросил Азиз. — Вода, электричество и еда?

— Всё это тоже будет, — кивнул Владимир. — Командование 40-й армии выполняет взятые на себя обязательства, а оно обязалось, что в каждом кишлаке Панджшерского ущелья будет доступ ко всему, что необходимо для жизни.

Это не пустые слова, потому что генерал-лейтенант Родионов, нынешний командующий 40-й ОА, добился выбивания дополнительных ресурсов для Панджшера — стратегический успех должен быть закреплён.

— Посмотрим, — произнёс старейшина. — Твоё командование, как я слышал, разрешает использовать оружие для защиты от людей Масуда?

— Да, — подтвердил Жириновский. — На следующей джирге, которая состоится через три-четыре месяца, вы сами решите между собой, сколько воинов выставит каждый кишлак для организации сил обороны. Там же вы обсудите большую джиргу Панджшерского ущелья, на которой определитесь, как жить. Но это ваши дела — мы в них не лезем.

Правительству и НДПА такое не нравится, но из Москвы было приказано, что в Панджшере всё будет так, как решит генерал-майор Гаськов, а он хочет, чтобы Панджшер не вышел из достигнутых договорённостей и продолжал бороться против Масуда и остальных душманов.

— Слухи не лгут — ты хорошо нас понимаешь, майор, — улыбнулся старейшина. — Меня устраивают твои условия.

* Демократическая Республика Афганистан, город Кабул, район Шашдарак, здание ХАД, 19 марта 1986 года*

«Главное, чтобы он не обосрался…» — подумал Владимир и прикурил очередную сигарету. — «Я не прощу себе такое».

В воспоминаниях Директора был эпизод — в его школу перевели девять детей, эвакуированных из Припяти. Опыт катастрофы отпечатался в их глазах.

В последнем письме Орлова был условный знак, который означает, что решение найдено и оно имеет повышенную надёжность успеха. То есть, оно не идеально, есть риски, но лучшего способа он не придумал.

«Надо было думать самому», — подумал Владимир, невидящим взглядом наблюдая из беседки за ходом строевой подготовки.

Докурив, он вернулся в здание и пошёл в Аналитический отдел.

— Что по Кандагару? — спросил он у Саида, сличающего какие-то документы.

— Пришёл рапорт, но в нём всё выглядит слишком хорошо, — ответил тот. — Невозможно обеспечить такой уровень эффективности в настолько проблемной провинции. Похоже, что там образовалось тихое болото, в котором некоторые офицеры делают свои мутные дела.

— Переговори с генерал-полковником, — сказал Владимир. — Нам нужно организовать ротацию — пусть те подонки, работающие в кандагарском управлении, прибудут в Кабул, якобы на переподготовку, а там уж мы ими займёмся. Хотя нет. Лучше передай мне рапорт, я изучу его и потом мы вместе пойдём к генерал-полковнику и предложим план действий.

— Слушаюсь, товарищ майор, — кивнул Саид.

С центральным аппаратом ХАД уже практически покончено — он уже мало напоминает то, что построил когда-то покойный ныне Наджибулла.

Уровень коррупции упал до минимальных значений, во многом благодаря тому, что были в клочья разорваны старые коррупционные схемы, выявлены и арестованы десятки предателей разного уровня значимости, вследствие чего эффективность самостоятельных операций ХАД выросла многократно.

Уже можно сказать, что при Мохаммаде Ватанджаре ХАД переродился и стал чем-то эффективным и опасным — благодаря этому удалось добиться кое-чего интуитивно непонятного большинству людей. И этим непонятным стало то, что количество душманских нападений на Кабул сократилось до пренебрежительно малых значений.

Афганская контрразведка опирается на обширную сеть информаторов, которые докладывают о большей части подозрительных лиц, проникающих в город, а многие из этих подозрительных личностей оказываются душманами, замыслившими недоброе. И как только статус этих неизвестных подтверждается, происходит захват.

Скорее всего, это открыло душманам факт, что местным больше нельзя доверять, потому что некоторые из них находятся на зарплате у ХАД или КГБ, а кто именно — пойди, узнай.

Любые операции душманов в провинции Кабул стали многократно опаснее, поэтому они, осознав это, прекратили попытки пробраться в город и сконцентрировались на других провинциях.

Это маленькая, но всё же победа, поэтому Жириновский очень доволен. В первую очередь, естественно, собой — это всё он сделал.

«Никто до меня даже не чесался!» — подумал он раздражённо. — «Обязательно должен был приехать я, чтобы всё исправить и настроить! Ничего без меня не могут, сволочи и мерзавцы! Половину ХАД надо было просто помазать зелёнкой и расстрелять у ближайшей стенки!»

Но работы ещё очень много.

Следующий этап — провинциальные управления, которые занимаются чем угодно, кроме работы, и пишут в рапортах разные благоглупости.

Вызывать их в Кабул и проводить через тестирование, по результатам которого либо отправлять куда-то с понижением, либо увольнять в запас — теперь такое уже можно, потому что центральный аппарат вычищен от слабых и даже формирует крепкий кадровый резерв.

По всему Союзу, в Москве, Ленинграде, Киеве, Вильнюсе, Минске, Тбилиси и прочих городах, обучается около трёх тысяч афганских офицеров, которые вернутся и качественно усилят ведомство.

Жириновский отобрал самых лучших, а остальных отправил в армию и Царандой, а некоторых из них даже рекомендовал направить пасти коз и овец в горах, ведь они на большее не способны, по причине ограниченности интеллекта.

Но последних попадается очень мало, ведь, согласно гауссову распределению, людей с когнитивными способностями ниже среднего, как и людей с когнитивными способностями выше среднего, примерно 13,6 %, а откровенных тупиц, как и людей с очень высокими когнитивными способностями, всего около 2,1 %.

В числе последних находятся Саид Сафар и Мансур Хуссаини — на них Жириновский и опирается. Они осознают, что подчиняются людям, откровенно говоря, тупее, чем они, но это, пока что, не является проблемой, потому что они наделены властью, удовлетворяющей их амбициям.

Это пройдёт, со временем, что они и сами прекрасно понимают, но к тому моменту они взойдут по карьерной лестнице на несколько ступеней…

А вот гениев всего 0,1 % — Директору, например, такие, среди его учеников, вообще не встречались. За всю его очень долгую карьеру. Но он упорно искал их, потому что был уверен, что смог бы максимально реализовать их потенциал.

«Идеалист, надеющийся найти алмазы среди горы пустой породы, малоценных включений, поделочных, полудрагоценных и драгоценных камней», — с неодобрением подумал Владимир. — «Дураком я был…»

Большинство кандидатов, примерно 68 % — это середняки. Владимир задал критерии отбора, через которые проходят только верхние 20 % когнитивных середняков и это определено как оценка «хорошо». Всё, что выше — это «отлично».

И «хорошисты» с «отличниками» уже работают в ХАД, а также учатся в Союзе. Владимир с нетерпением ждёт, когда же будет достигнута критическая масса обученных в Союзе «отличников» — это постепенный процесс и метрики уже показывают, как растёт эффективность в управлениях, в которые добавляются офицеры из «отличников», прошедших подготовку в СССР.

— Когда займёмся тюремным персоналом? — спросил Директор.

— Запланировано на май, — пожал плечами Саид.

Тюрьма Пули-Чархи уже давно ассоциируется у мирных и немирных афганцев с репрессивной силой ХАД — во многом это связано с тем, что туда бросали всех, кто покажется людям Наджибуллы подозрительным. На самом деле, изучение подробностей дел бывшего директора ХАД показало, что он не ставил перед собой целью специально искать реальных пособников душманов — ему нужны были массовые репрессии, чтобы держать население Афганистана в ужасе и покорности.

Ватанджар решил, что настало время перемен, и сгодятся любые методы, чтобы ослабить фракцию Парчам, поэтому согласовал с генерал-майором Гаськовым сомнительную акцию по вытаскиванию грязного белья на всеобщее обозрение.

Жириновский встал, открыл форточку и закурил.

«Это был смелый ход от Мохаммада», — подумал он. — «Такое могло обойтись очень дорого».

А Константин Эдуардович, после согласования с Москвой, дал добро — теперь крайним во всех бедах афганского народа назначили Наджибуллу, что оказалось выгодно даже особенно пассивному в последние месяцы Бабраку Кармалю, который списал на этой волне несколько своих провалов.

Согласно официально версии, Наджибулла, возглавив ХАД, переродился, утратил приверженность идеалам марксизма-ленинизма и начал подпольно учинять разруху.

Теперь все эти репрессии объявлены злокозненными действиями, ставящими целью подрыв стабильности Афганистана, чтобы потом, пользуясь народным негодованием, захватить власть и вести страну к развалу.

Ватанджар, как срыватель покровов, часто выступает перед народом и каждый раз даёт клятву, что с прошлым покончено, преступные действия разоблачены и пресечены, а все виновные будут наказаны.

Это не затронуло новые кадры, а вот всех тех, кто косвенно или прямо участвовал в репрессиях, что можно очень точно установить по внутренней документации, которую у Наджибуллы вели довольно-таки неплохо, начали судить и сажать или расстреливать.

Вероятно, разрешение на этот «срыв покровов» дал лично Горбачёв, который нашёл это отличной возможностью для полевого испытания своего замысла.

«Эта пятнистая глиста должна начать раскручивать маховик „гласности“ только после аварии на ЧАЭС», — припомнил Жириновский. — «Мысль, что этот недуг можно превратить в подвиг пришла ему только через несколько недель после катастрофы. Он очень адаптивный подонок…»

Первомайскую демонстрацию в Киеве Горбачёв не отменил, хотя не мог не знать, что на улицах сильно превышен уровень радиации — Владимир очень хорошо помнит, как читал, что Горбачёв настаивал на её проведении, а также угрожал первому секретарю ЦК КПУ Щербицкому, что если демонстрация не будет проведена, то недолго тому быть первым секретарём.

По мнению Жириновского, Горбачёв выжидал, надеясь, что всё обойдётся и удастся всё замолчать. Но не удалось, потому что масштаб катастрофы оказался слишком велик…

«… и тогда он подпрыгнул, в прыжке переобулся, а затем вытащил из шкафа наспех сшитое знамя гласности и демократизации, чтобы перевести все стрелки на парафиновых номенклатурщиков», — подумал Владимир.

Теперь ему хотелось посмотреть, что будет, когда не случится авария на ЧАЭС. Но вся надежда на Орлова, который придумал какой-то относительно надёжный план.

Горбачёв уже заводил в своих выступлениях разговоры о гласности — это старая заготовка, поэтому он обязательно попробует использовать её, но теперь у него не будет очень удачного повода.

Это слишком хорошая карта, чтобы её не использовать — Горбачёв там не один и его позиции, пока что, довольно шатки. Брежневские номенклатурщики ещё очень влиятельны, поэтому нужно что-то, что лишит их власти и ограничит в возможностях.

«Гласность» — это практически идеальный инструмент, который разделит партию на «прогрессивного и демократического Горбачёва» и «замшелых и авторитарных номенклатурщиков». Народ, естественно, будет за Горбачёва, потому что чувствует, что власти ведут страну куда-то не туда.

«ГоМоСек начнёт её, но позже», — подумал Владимир. — «Болтали в разное время, мол, дурак, ничего не понимает, но этот мерзавец всё прекрасно понимает и хитёр, как подколодная змея. Во время внутрипартийной борьбы он съел не одного человека».

Но он даже не подозревает, к чему приведёт применение этого почти идеального инструмента для борьбы с конкурентами.

«Товарищ, знай!» — мысленно процитировал Жириновский. — «Пройдёт она — и демократия, и гласность. И вот тогда госбезопасность, припомнит наши имена!»

Но ему ещё рано в Москву — нужно закончить начатую работу.

Он не из тех людей, которые бросают дела на полпути или при первой трудности. Афганистан важен стратегически.

Каждый камешек, которым он укрепляет эту страну, спасает тысячи и тысячи людей. Афганистан должен стать дамбой, которая удержит волну наркотиков, которые хлынут в постсоветские страны сразу же, как рухнут режимы.

Уже сейчас есть признаки, что кто-то везёт опиум и героин в среднеазиатские страны — пограничники перехватывают наркокараваны, а таможенники останавливают дембелей, везущих с собой пакетики с героином.

«Уксусный ангидрид…» — вспомнил Жириновский. — «Нужно сделать так, чтобы афганские лаборатории перестали получать его. Тогда не будет никакого героина, а это резко сократит доходы душманов».

С плантациями опиумного мака бороться нужно, но подконтрольные душманам дехкане всё равно будут выращивать его.

ОКСВА ежегодно сжигает гектары маковых полей, но объёмы выращивания продолжают расти.

«Мак можно вырастить почти в любом уголке Афганистана», — продолжил размышлять Владимир. — «А вот уксусный ангидрид нигде не растёт и требует высокотехнологичного химического производства. Перекрыть его поставки и всё, у душманов останется только опиум, который впятеро дешевле, чем героин. Нужно работать в этом направлении».

У уксусного ангидрида есть альтернативы, но он самый очевидный прекурсор, которым пользуются душманы. Перерезание поставок не может, а сократит объёмы производства героина, потому что альтернативы более грязны и трудоёмки.

Возможно, это вынудит производителей переехать в Пакистан, но тогда это приведёт к тому, что ингредиенты придётся везти через границу, что увеличит частоту перехватов, что сделает бизнес менее рентабельным, что уменьшит финансирование душманов.

Они от этого не сильно обеднеют, потому что ЦРУ, видя, что их протеже в беде, легко могут увеличить финансирование по программе «Циклон», но тогда на это потратятся деньги американских налогоплательщиков, что Жириновский считает несомненным благом.

Масштаба проблемы в СССР ещё никто всерьёз не осознаёт, потому что душманы сейчас везут произведённые наркотики в Европу и США, где на них очень много покупателей, но когда ОКСВА уйдёт, ничто не будет способно помешать им освоить новый рынок с двумя сотнями миллионов потенциальных покупателей. И тогда будет поздно что-то делать.

«Я — гений!» — подумал Владимир с нарастающим восторгом. — «Вот этим и займётся ХАД — первое серьёзное дело, колющее этих радикальных подонков и недоумков в их самое уязвимое место, которым они обычно думают — в задницу!»