Карета медленно поднималась по извилистой горной дороге, покачиваясь на каждом ухабе. Я прижалась к окну, разглядывая пейзаж за пыльным стеклом — густые заросли дикого кустарника, покосившиеся каменные ограды, заброшенные террасы, где когда-то, наверное, росли виноградники.
— Неужели мы правда будем здесь жить? — прошептала я, беспокойно теребя распустившуюся нитку на рукаве дорожного платья.
Илиран сидел напротив, сжимая в руках тонкую папку с документами. За три дня пути он явно повзрослел на несколько лет — острые скулы стали ещё заметнее, а в глазах поселилась усталость.
— Это временно, мама, — сказал он, но голос звучал не слишком уверенно. — Мы всё исправим. Приведём дом в порядок, наладим хозяйство...
Я кивнула, пытаясь поверить его словам. Но когда карета наконец остановилась, сердце ушло в пятки.
Перед нами стоял старый двухэтажный дом с обветшалыми колоннами, которые когда-то, должно быть, были белоснежными, а теперь покрылись серо-зелёными пятнами плесени. Крыша покосилась на одну сторону, про окна и двери говорить не хочется.
— Боги милостивые, — выдохнула я, принимая руку кучера и осторожно спускаясь на землю.
Это вот здесь он думал, мне место?
Сад зарос так, что тропинка к парадному входу едва угадывалась между кустами шиповника и сорняками. Где-то в зарослях пискнула полевая мышь и тут же замолчала — наверное, испугалась нашего вторжения.
Илиран толкнул входную дверь. Она скрипнула на ржавых петлях так жалобно, словно стонала от боли.
— Входи, мама. Посмотрим, что у нас внутри.
Я переступила порог и сразу закашлялась — в воздухе висела густая пыль, пахло сыростью и чем-то мышиным. Паутина свисала с потолка длинными серебристыми нитями, а в углу прихожей виднелись мелкие тёмные шарики — явно следы пребывания диких животных.
— Ну, по крайней мере, крыша пока не рухнула, — бодро сказал Илиран, но я слышала, как он старается скрыть разочарование.
В гостиной стояла старинная мебель под холщовыми чехлами. Я осторожно сдёрнула ткань с кресла — облако пыли тут же заставило меня чихнуть три раза подряд.
— Будь здорова, мама.
— Спасибо, милый, — я вытерла слёзы из глаз и попыталась улыбнуться. — Знаешь, мебель вполне приличная. Немного почистим, проветрим...
Мне захотелось открыть окно, впустить свежий воздух. Я подошла к старинным ставням и потянула за засов. Деревянная рама затрещала, покачнулась... и развалилась у меня в руках.
Части ставни с глухим стуком упали на пол, подняв новое облако пыли.
— Ой! — я растерянно уставилась на обломки в своих руках. — Прости, Илиран! Я такая неуклюжая... Даже здесь умудряюсь всё ломать.
Сын медленно повернулся ко мне.
На его лице было странное выражение — смесь удивления, жалости и чего-то ещё, чего я не могла понять.
— Ты не виновата, мама, — тихо сказал он. — Здесь всё уже давно сломано.
Он подошёл ко мне, осторожно взял обломки из моих рук и отложил в сторону.
— Просто... старое дерево. От времени рассохлось.
Но я видела, как он смотрит на развалившиеся ставни, потом на меня, и в его глазах мелькает что-то похожее на догадку. Что-то такое, что он пока не готов произнести вслух.
А за разбитым окном в горном воздухе уже чувствовалась прохлада наступающего вечера, и где-то вдалеке слышались голоса — кто-то поднимался по дороге к нашему дому.
Мы ещё разглядывали разрушения в гостиной, когда на пороге появилась тень.
Я обернулась и увидела пожилую женщину в простом сером платье и белом переднике. В руках у неё была большая плетёная корзина, накрытая клетчатой тканью.
— Госпожа Телиана! — воскликнула она, и лицо её озарилось самой искренней радостью. — Мы не думали, что вы сегодня приедете! А то бы всё приготовили как следует.
Я недоуменно моргнула, разглядывая незнакомое, но добродушное лицо.
— Простите, а вы меня знаете?
— Конечно знаю! — женщина шагнула в дом, не обращая внимания на пыль и паутину. — Я Марта, жена старосты Торина. Вы спасли нашего внука три года назад, когда он болел лихорадкой. Помните маленького Лерита? Мы вас завтра ждали. Нам только вчера передали, что вы едете, и что господин Анмир вас сюда…
Марта поняла, что сказала не то.
- А Лерит так вырос! Не представляете. Так помните его?
В памяти всплыло воспоминание: бледный худенький мальчик, горящие от жара глаза, отчаянная мать, которая примчалась ко мне в слезах...
—Конечно, помню! Какой он сейчас, рассказывайте!
— Ой, какой большой! — Марта расплылась в улыбке. — Теперь уже почти до моего плеча достаёт. А всё благодаря вашей настойке.
— Это была простая травяная настойка, — смущённо пробормотала я. — Кора ивы, мёд, немного мяты...
— Простая! — Марта всплеснула руками. — Три лекаря до вас приходили, ничего не помогало. А вы за полчаса мальчика на ноги поставили.
Она повернулась к открытой двери и что-то крикнула. Почти сразу во дворе затопали ноги, послышались мужские голоса.
— Торин! Берт! Несите инструменты!
В дом заглянул высокий мужчина с седой бородой, за ним ещё двое помоложе. У всех в руках были молотки, пилы, мотки верёвки.
— Мы знали, что домик в плохом состоянии, — объяснила Марта, ставя корзину на запылённый стол. — Собирались подготовить его к вашему приезду, да не успели. Но ничего, за пару дней всё исправим.
Илиран вышел вперёд, и я заметила, как напряжённо он держится.
— Это очень любезно с вашей стороны, — сказал он осторожно. — Но почему вы помогаете? Мой отец никогда...
— Мы помогаем госпоже Телиане, — резко оборвала его Марта, — а не вашему отцу.
В её голосе не было злости, скорее твёрдая решимость. Мужчины за её спиной одобрительно закивали.
— Госпожа добрая, — добавил седобородый, которого она назвала Торином. — Не только нашего Лерита вылечила. Корову у Берта тоже, помните? И старуху Агнес, когда у неё сердце прихватило.
Я растерянно переводила взгляд с одного лица на другое. Мне казалось, что я просто делала то, что могла. Разве это стоило такой благодарности?
— Ладно, мужчины, за работу! — скомандовала Марта. — А мы пока к нам в дом пойдём. Госпожа с дороги устала, покормить надо.
Один из мужчин уже полез на крышу с пучком соломы, другой принялся заколачивать разбитые окна досками. Работали они быстро и слаженно, будто всю жизнь только этого и ждали.
— Но мы же не хотим вас обременять... — начала я.
— Какое там обременять! — Марта взяла меня под руку с такой материнской заботливостью, что у меня защипало в носу от неожиданной благодарности. — Идём, госпожа. Торин уж небось самовар поставил.
И повела нас по тропинке вниз, к деревне, где между деревьев виднелись аккуратные домики с дымящимися трубами.
За спиной звенели молотки и слышался весёлый говор работающих мужчин. А я всё никак не могла понять — неужели есть люди, которые помнят добро и готовы отплатить за него, не требуя ничего взамен?
Дом Марты и Торина оказался таким уютным, что я почувствовала, как напряжение последних дней понемногу отпускает плечи. Чистые белёные стены, деревянная мебель, натёртая до блеска, запах свежего хлеба и сушёных трав, развешанных под потолком пучками.
— Вы переночуете у нас, пока крышу чинят, — сказала Марта, хлопоча у большого дубового стола. — А то ведь дождь может пойти, а у вас там дыры в потолке.
— Мы не можем так злоупотреблять вашим гостеприимством... — начала я, но Торин поднял руку, останавливая мои возражения.
— Добро пожаловать в Ореховую долину, госпожа, — сказал он с достоинством. — Наш дом — ваш дом.
На столе появились горячие лепёшки, мёд в глиняном горшочке, сыр, от которого исходил аппетитный аромат, и большой кувшин молока. Я не помнила, когда в последний раз ела с таким аппетитом.
После ужина Илиран извинился и вышел во двор — помочь мужчинам с ремонтом. Оставшись вдвоём с хозяевами, я почувствовала, как они переглядываются через мою голову.
— Это же госпожа Телиана, — прошептала Марта мужу, думая, что я не слышу. — Помнишь, что говорили о её семье? Нам повезёт, если поможем ей.
Торин кивнул, не сводя с меня внимательного взгляда.
— Я слышал истории о Овератах. Если хоть половина правда...
Я не поняла, о чём они говорят, но почувствовала себя неловко. Потянулась за чашкой с травяным чаем и случайно задела её локтем. Чашка покачнулась и упала.
— Ой, простите! — вскрикнула я.
Но Марта молниеносно подскочила и поймала чашку прямо в воздухе, не дав пролиться ни капле.
— Простите мою неуклюжесь, — пробормотала я, смущённо опуская глаза. — Я всегда такая. Мой муж... бывший муж всегда говорил, что у меня руки не оттуда растут.
Марта и Торин снова переглянулись, и в их взглядах я уловила что-то странное — не раздражение или насмешку, а скорее... понимание? Удовлетворение?
— Ерунда это всё, — решительно сказала Марта. — Главное не ловкость рук, а доброта сердца.
Вечером, когда стемнело, я вышла во двор подышать прохладным горным воздухом. У крыльца увидела Торина и Илирана — они что-то обсуждали, рассматривая ветку странного дерева.
— Здесь полно таких, — говорил Торин, показывая на небольшие округлые шишки. — Местные считают, что они приносят удачу. Называют их "слёзами феи".
Илиран внимательно крутил шишку в руках, что-то прикидывая в уме. Я видела это выражение его лица — он так смотрел на сложные задачки по математике.
— А растут они только здесь? — спросил он.
— Только в нашей долине, — кивнул Торин. — Говорят, семена эти деревья дают раз в несколько лет, и то не каждое дерево. А какой-то лорд из столицы год назад предлагал за мешок таких шишек золотую монету.
— Золотую? — удивился Илиран. — За что?
— А кто их знает, этих богачей, — пожал плечами Торин. — Может, правда верят в удачу. Или для каких лекарств используют.
Илиран осторожно сунул шишку в карман и посмотрел в сторону рощи, где в лунном свете виднелись силуэты странных деревьев с округлыми кронами.
В его глазах светилась та же решимость, что и в день, когда он объявил отцу, что не будет изучать право, а поступит на торговое дело.
И я вдруг подумала: а что, если это действительно не конец, а начало?
Ночью я не могла уснуть. Лежала на аккуратно застеленной кровати в маленькой комнатке для гостей, слушала, как Марта с Торином тихо переговариваются на кухне, и смотрела на полоску лунного света, пробивающуюся сквозь занавеску.
Наконец встала и подошла к окну. Луна висела над горными вершинами, большая и яркая, заливая серебром спящую долину. Где-то вдалеке ухал филин, и этот звук отчего-то показался мне невыносимо грустным.
Двадцать пять лет назад...
Первый настоящий бал! Мама три месяца выбирала ткань для платья, и теперь я кажусь себе принцессой из сказки в этом воздушном голубом шёлке.
В бальном зале я сразу же теряюсь среди пышных нарядов и звона бокалов. Стою у стены, не зная, куда деть руки, и вдруг...
— Позвольте пригласить вас на танец?
Передо мной — высокий молодой человек с тёмными волосами и пронзительно голубыми глазами. Красивый до неприличия. Одет безукоризненно, держится с лёгкой небрежностью аристократа.
— Я... я не очень хорошо танцую, — лепечу я, краснея до корней волос.
Он улыбается, и мне становится трудно дышать.
— Тогда я научу вас.
И ведёт меня на танцпол, и мы кружимся под музыку, и он шепчет мне на ухо:
— Вы самая очаровательная девушка во дворце.
Потом — прогулки по саду, письма, написанные его красивым почерком, первый робкий поцелуй под цветущей яблоней...
— Телиана, — говорит он, опустившись на одно колено прямо в розарии, — станьте моей женой. Я буду любить вас всю жизнь.
А через полгода — свадьба, счастливые слёзы мамы, его рука в моей...
И вот – итог.
Разбитые мечты, полное отсутствие средств.
А главное, за что?
Я вытерла слёзы тыльной стороной ладони. Двадцать пять лет... Как всё могло так измениться? Когда тот нежный, влюблённый юноша превратился в того, кто смотрит на меня с холодным презрением?
Ну и пусть.
Меня вдруг взяла такая дикая злость. Да правда, что это я все размазываю слезы.
Мне всего сорок три.
И если я каждый день перестану слышать, что мои руки вовсе не из плеч, может, все изменится к лучшему. А ты живи со своей шваброй, как сказал сын.
Живи и не жалуйся!
В коридоре послышались осторожные шаги. Я обернулась — в дверном проёме стоял Илиран в ночной рубашке, волосы взлохмачены ото сна.
— Не можешь уснуть? — тихо спросил он.
Я улыбнулась сквозь слёзы.
— Просто вспоминаю...
Он прошёл в комнату и сел рядом со мной на подоконник. Мой мальчик, который за последние дни стал таким взрослым.
— Мама, я хотел сказать... — он помолчал, подбирая слова. — Возможно, этот дом — не наказание, а шанс.
— Шанс? — я посмотрела на него с недоумением.
— Шанс создать что-то своё, без отца. — В его голосе звучала та же решимость, что и тогда, когда он объявил о своём выборе профессии. — Я заметил здесь кое-что интересное.
Он рассказал мне о разговоре с Торином, о странных шишках, которые так высоко ценят в столице.
— Эти деревья растут только здесь, мама. И если то, что говорил Торин, правда — мы могли бы... — он запнулся, словно боясь озвучить свою мысль. — Завтра я покажу тебе рощу. Может быть, мы найдём способ не просто выжить, а построить что-то своё.
Я смотрела на его лицо в лунном свете. Когда он успел так вырасти? Когда стал не просто моим сынишкой, а настоящим мужчиной, готовым взять ответственность на себя?
— Хорошо, — тихо сказала я. — Завтра посмотрим на эту рощу.
Утром я проснулась от запаха свежего хлеба и птичьего щебета. Марта уже хлопотала на кухне, а за окном слышались голоса мужчин — они, видимо, рано принялись за работу.
Когда мы с Илираном вернулись к нашему дому, я не узнала его. Крыша была полностью отремонтирована, окна застеклены, даже крыльцо подправили и покрасили. Дом больше не выглядел заброшенным — он походил на уютное горное убежище.
Я вышла на отремонтированное крыльцо и глубоко вдохнула горный воздух. Несмотря на усталость и боль последних дней, в груди проснулось что-то новое — не надежда ещё, но готовность попробовать.
Расправила плечи и посмотрела на горизонт, где между зелёных склонов виднелась роща странных деревьев. Их округлые шишки поблёскивали в утреннем солнце, словно обещая что-то хорошее.
— Может, пора узнать, на что я способна без Анмира, — прошептала я.
И тут же заметила большую зеленую шишку под ногами.
А давай-ка сварим варенье из шишек! Илирану раньше нравилось.