Вернись, я все прощу. Дракон передумал разводиться (СИ)

16. Дракон, набивший шишек

Анмир наконец дотянулся до шишки, торжествующе сорвал ее и помахал ею внизу, словно завоеванным трофеем. Рабочие вежливо захлопали. Воодушевленный аплодисментами, он потянулся к следующей шишке, еще более крупной.

Именно в этот момент мимо прошли Илиран и Эйлани, полностью поглощенные обсуждением каких-то чертежей.

— Нет, цветочный орнамент слишком вычурный, — качал головой мой сын, разглядывая бумаги в руках девушки.

— Но он привлекает женскую аудиторию, а это семьдесят процентов наших покупателей, — возражала Эйлани, тыча пальцем в расчеты.

Они остановились прямо под деревом, на котором висел Анмир, и склонились над чертежами. В какой-то момент их руки случайно соприкоснулись над бумагами, и оба смущенно отдернулись, покраснев.

— Ой, извините, — пробормотала Эйлани.

— Ничего страшного, — ответил Илиран, но голос у него дрогнул.

А Анмир наверху, вместо того чтобы следить за своим равновесием, во все глаза уставился на эту сцену. Лицо у него было такое, словно он увидел нечто чудовищное.

— Мой сын… и эта девчонка… — пробормотал он.

И в этот момент ветка, которая и так трещала под его весом, окончательно не выдержала.

ТРАХ!

Анмир со всем своим благородным драконьим достоинством полетел вниз и приземлился прямо в корзину с только что собранными шишками. Грохот был такой, словно с неба упал мешок с камнями.

Шишки разлетелись во все стороны. Часть была раздавлена под тяжестью неожиданно свалившегося дракона, часть высыпалась на землю, а некоторые умудрились попасть прямо в волосы и за воротник упавшего.

— АААА! — завопил Илиран, в ужасе глядя на испорченный урожай. — Что ты творишь?!

Анмир с трудом выбрался из корзины, отряхиваясь от раздавленных шишек и пытаясь сохранить остатки достоинства.

— Я всего лишь пытаюсь помочь! — огрызнулся он, вытаскивая шишки из волос.

— Помочь?! — Илиран махнул рукой в сторону разгрома. — Ты только что уничтожил работу целой бригады за утро!

— Да ладно тебе, — Анмир попытался принять беззаботный вид. — Ну подумаешь, несколько шишек…

— НЕСКОЛЬКО?! Это была целая корзина отборных шишек!

В этот момент Эйлани тихонько хихикнула. Она пыталась скрыть смех за рукой, но Анмир заметил. И его лицо потемнело.

— А ты кто такая, чтобы смеяться надо мной? — рявкнул он, поворачиваясь к девушке. — Нашла развлечение в чужом горе?

— Послушай!!! — Илиран возмущенно сделал шаг вперед, заслоняя Эйлани.

— Все в порядке, Илиран, — спокойно ответила девушка, хотя щеки у нее горели. — Господин Анмир еще не понял разницы между помощью и вредительством.

О! Как же это задело! Анмир покраснел так, что стал похож на переспелый помидор.

— Я… Как ты смеешь…

— А как смеете ВЫ? — вдруг взорвался Илиран. — Оскорблять девушку, которая пытается помочь нашему делу? Эйлани работает не покладая рук, пока вы… пока вы падаете в корзины с шишками!

Рабочие стояли кругом и смотрели на эту сцену с таким интересом, словно в театре. Один даже достал кусок хлеба и начал жевать — видимо, решил, что представление будет долгим.

— Я твой отец! — рычал Анмир.

— Тогда ведите себя как отец, а не как… как… — Илиран запнулся, подыскивая слова.

— Как старый козел, — тихо подсказала Эйлани.

Илиран поперхнулся. Рабочие прыснули. А я, стоя в стороне, поняла, что больше не могу сдерживаться.

Я расхохоталась.

Не тихо, не деликатно — а во весь голос, до слез. Потому что зрелище действительно было уморительным: могучий дракон Анмир, весь в шишках и с листьями в волосах, препирается с молоденькой девушкой, которая только что назвала его козлом. А вокруг стоят рабочие и жуют хлеб, как в театре.

Анмир повернулся ко мне, и в его глазах мелькнуло что-то болезненное.

— Телиана… ты тоже?

Но я не могла остановиться. Смеялась до тех пор, пока не началась икота.

— Простите, — наконец выдавила я. — Просто… просто вы все такие… И корзина… И шишки в волосах…

Анмир молча повернулся и побрел к сараю. Илиран и Эйлани принялись собирать рассыпанные шишки. А рабочие расходились по своим делам, обсуждая представление.

— Лучше представления на рыночной площади, — слышала я чей-то довольный голос. — И бесплатно!

А я стояла и думала: неужели этот неуклюжий, смешной человек когда-то казался мне воплощением силы и власти?

Времена меняются. И люди тоже.

Вечером я сидела на веранде с лампой и грудой счетов, пытаясь подвести итоги дня. Цифры складывались неплохо — дела у “Шишкового рая” шли в гору, заказы поступали регулярно, новые покупатели находились сами. Я как раз делала пометки в гроссбухе, когда услышала знакомый стук в дверь.

— Прекраснейшая Телиана! — раздался галантный голос Бертрана еще до того, как я успела открыть. — Позвольте преподнести вам эти плоды из южных земель!

Он стоял на пороге с огромной корзиной, полной каких-то невиданных фруктов — ярких, ароматных, явно дорогих. В свете лампы Бертран выглядел особенно эффектно: идеально уложенные волосы, безупречный костюм, обворожительная улыбка.

— Бертран, это очень любезно с вашей стороны, — начала я, принимая корзину, — но стоило ли беспокоиться…

— Для вас никакое беспокойство не может быть чрезмерным! — перебил он и, взяв мою руку, галантно поцеловал ее.

Поцелуй получился… долгим. Его губы задержались на моей коже, и я почувствовала, как краснею.

— Бертран…

— Простите, — улыбнулся он, но выглядел совершенно не раскаявшимся. — Не смог удержаться. Разрешите составить вам компанию?

Он уже опускался в кресло рядом со мной, явно не собираясь принимать отказ.

— Я слышал, ваш бывший супруг устроил сегодня небольшой… инцидент с шишками? — в голосе Бертрана прозвучали нотки плохо скрываемого веселья.

Я поджала губы. Новости в нашем районе разносились быстрее ветра.

— Не стоит злорадствовать, Бертран. Ему непросто привыкать к новой жизни.

— Но почему вы позволяете ему оставаться? — Бертран наклонился ближе, и его голос стал мягче, доверительнее. — После всего, что он вам причинил?

Я вздохнула, откладывая перо. Как объяснить то, что сама не до конца понимала?

— Это сложно объяснить. Но у него действительно есть права на эту землю.

— Права на землю — да, — кивнул Бертран. — Но не на ваше сердце. Которое, надеюсь, еще свободно?

Его глаза смотрели на меня с такой надеждой, что я смутилась и отвела взгляд. И тут заметила тень на тропинке — знакомую фигуру, медленно бредущую к сараю.

Анмир.

Он шел, понурив голову, все еще выковыривая из волос последние шишки. Даже в полумраке было видно, что он измучен и подавлен. Что-то сжалось у меня в груди — не жалость, нет, но… сочувствие, что ли.

— Телиана? — мягко окликнул Бертран. — Вы меня слышите?

— Что? Ах да, простите, — я встрепенулась. — О чем вы говорили?

— О празднике, — Бертран улыбнулся. — Я предлагаю организовать большой праздник в честь “Шишкового рая”. Пригласить всех влиятельных людей округа, показать ваши достижения… Это будет отличная реклама для дела и… — он многозначительно посмотрел на меня, — приятный повод провести вечер в обществе прекрасной дамы.

Из-за угла дома донеслись приглушенные голоса — Илиран и Эйлани все еще корпели над какими-то чертежами.

— Привод должен быть здесь, а не там, — слышала я голос девушки.

— Но тогда нагрузка на ось будет слишком велика, — возражал мой сын.

Я невольно улыбнулась. Эти двое могли часами спорить о технических деталях, и в их голосах всегда звучала такая увлеченность…

— О чем вы думаете? — спросил Бертран, проследив мое внимание.

— О детях, — ответила я. — Илиран так увлечен работой. И Эйлани тоже. Они хорошо дополняют друг друга.

— Эйлани очень… энергична, — осторожно заметил Бертран. — Надеюсь, она не отвлекает вашего сына от серьезных дел?

— Наоборот, — сказала я чуть прохладнее. — Она принесла много свежих идей. И работает не покладая рук.

За углом дома Анмир замер, наблюдая за работающими молодыми людьми. Илиран и Эйлани склонились над чертежами, их головы почти соприкасались, а в воздухе висело какое-то особое напряжение — не рабочее, а совсем другое.

Анмир качнул головой, морщась от неприятного открытия.

— Мой сын и дочь того, кто ухаживает за Телианой? — пробормотал он себе под нос. — Этого еще не хватало.

Он постоял еще немного, наблюдая за тем, как Илиран объясняет что-то девушке, как она кивает, как их руки случайно встречаются над бумагами. В этих случайных прикосновениях, в смущенных улыбках читалось то, чего Анмир совсем не хотел видеть.

Тяжело вздохнув, он повернулся к сараю.

И тут заметил на освещенной веранде две фигуры.

Телиана и Бертран.

Они сидели рядом, Бертран что-то показывал ей в какой-то книге, их плечи соприкасались. И Телиана смеялась — искренне, от души, запрокинув голову назад. Такой смех, который заставляет светиться глаза и морщиться нос.

Анмир застыл, словно получив удар в грудь.

Когда он последний раз слышал этот смех? Когда последний раз Телиана так смеялась рядом с ним? Он напрягал память, перебирая последние годы их совместной жизни, и с ужасом понимал — не мог вспомнить ни одного случая.

— Я даже не помню, — беззвучно шевеля губами, прошептал он, глядя на смеющуюся жену. — Когда последний раз заставлял тебя так смеяться. Только попрекал…

Бертран склонился ближе к Телиане, что-то шепча ей на ухо, и она снова рассмеялась, слегка отталкивая его рукой. Игриво, кокетливо — так, как никогда не вела себя с Анмиром за последние годы. Анмир отвернулся и быстро зашагал к сараю.

Больше смотреть не было сил.

Внутри его ждал обычный мрак, запах старого дерева и сена. Он плюхнулся на топчан, не зажигая свечи, и уставился в потолок. На сердце было так тяжело, словно на грудь положили каменную плиту.

И тут он заметил на топчане небольшой сверток.

Анмир нащупал спички, зажег огарок свечи и осторожно развернул сверток. Внутри оказались свежий хлеб, кусок хорошего сыра и маленькая бутылочка — шишковый бальзам для рук.

А под бальзамом лежала записка.

Знакомый почерк, знакомые округлые буквы:

“От мозолей. Приходи завтра к восточному участку — нужно собрать особые шишки. На этот раз без лазания по деревьям. Просто помоги с корзинами.”

Анмир долго смотрел на записку, водя пальцем по строчкам. Ни упреков, ни колкостей. Просто деловое сообщение. И забота — хлеб, сыр, бальзам для натруженных рук.

Она помнила о нем. Даже смеясь с Бертраном на веранде, даже наслаждаясь обществом галантного поклонника — она помнила о бывшем муже, ночующем в сарае. Анмир бережно сложил записку и спрятал во внутренний карман рубашки, поближе к сердцу. Потом откусил кусок хлеба — свежего, еще теплого — и почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы. Не от хлеба, конечно. От понимания того, что потерял. И от крохотной надежды на то, что еще не все потеряно окончательно. Может быть, завтра на восточном участке он сможет показать себя с лучшей стороны. На этот раз без падений в корзины с шишками.

Может быть.

Я собиралась провести тихий вечер с чашкой травяного чая и новыми рецептами шишковых настоек, когда небо вдруг решило устроить мне сюрприз. Сначала появились зловещие тучи — такие черные и мрачные, что казалось, будто кто-то натянул над “Шишковым раем” гигантское одеяло.

— Будет сильная буря, — заявил наш старый садовник Григорий, задрав голову к небу с видом человека, который предсказывает конец света. — Первая за это лето.

И тут началась суета! Работники принялись носиться по двору, словно муравьи, у которых кто-то растоптал муравейник. Все вдруг вспомнили про оборудование, которое нужно убрать, про урожай, который надо укрыть, и про животных, которых следовало загнать в стойла.

— Задвиньте ставни! — кричала я, размахивая руками. — Укрепите навесы! Проверьте крыши!

И тут я почувствовала себя генералом перед битвой. Только вместо армии у меня была команда перепуганных шишкособирателей, а вместо врага — надвигающаяся туча размером с небольшую страну.

Первые капли дождя шлепнулись мне прямо на нос — крупные, холодные, с явным намерением испортить мне прическу. Я поспешно накинула плащ и огляделась по сторонам, проверяя, все ли готово к буре.

Вдалеке, в амбаре, виднелись две склоненные над чертежами фигуры — Илиран и Эйлани. Они были настолько поглощены своим новым изобретением, что, кажется, не заметили бы апокалипсиса.

— Если установить здесь медный змеевик… — доносился голос сына.

— …то выход эфирных масел увеличится вдвое! — подхватывала Эйлани.

Боже мой! Эти двое могли обсуждать змеевики даже во время землетрясения! Я махнула рукой в их сторону — пусть занимаются своими техническими страстями, главное, чтобы крыша над головой держалась.

А вот Анмир… О, это было зрелище! Мой бывший муж, некогда гордый и могущественный дракон, стоял на крыше своего жалкого сарая с молотком в руках и пытался прибить какие-то доски. Выглядел он при этом как человек, который впервые в жизни держит инструмент.

— Господин, — подошла к нему Марта, — может, переночуете в людской? Ваш сарай того и гляди снесет!

Я затаила дыхание. Анмир, согласиться спать с прислугой? Да он скорее умрет от возмущения!

— Спасибо, Марта, но я справлюсь, — ответил он, и я чуть не упала от удивления.

Никакой надменности! Никакого “как ты смеешь предлагать мне такое!” Обычное человеческое “спасибо”. Видимо, жизнь в сарае действительно научила его хорошим манерам.

Резкий порыв ветра, словно невидимый великан, решивший сыграть злую шутку, с оглушительным звуком захлопнул тяжелую дверь амбара.

— Что это было?! — взвизгнула Эйлани, подпрыгнув так высоко, что чуть не опрокинула масляную лампу.

Чертежи шишкоперегонного аппарата, над которыми они так самозабвенно корпели, разлетелись по полу амбара, словно испуганные голуби. Один лист медленно планировал в сторону, изображая на своем пути изящную спираль — видимо, демонстрируя принцип работы того самого змеевика, о котором они только что рассуждали.

Илиран метнулся к двери с проворностью молодого оленя, услышавшего рык льва. Схватился за массивную ручку, дернул… ничего. Еще раз, с большим усилием… опять ничего. Дверь сидела в косяке так плотно, словно ее приколотили там гвоздями.

— Заклинило, — констатировал он с мрачностью врача, объявляющего неизлечимый диагноз. — Похоже, перекосило от влаги.

— Отлично! — воскликнула Эйлани с энтузиазмом человека, которому только что сообщили, что его дом сгорел дотла. — И как мы выберемся?

Она метнулась к окнам, по которым хлестал дождь с таким напором, что казалось, будто кто-то поливает стекла из пожарного шланга. За окном творился форменный хаос — деревья гнулись под порывами ветра, словно участвовали в соревновании по художественной гимнастике, а дождь лил с такой интенсивностью, что даже рыбы, наверное, жаловались на избыток влаги.

— Боюсь, никак, — Илиран почесал затылок с видом полководца, обнаружившего, что его армия окружена. — По крайней мере, пока не стихнет буря.

Он выглядел так смущенно, словно его поймали за кражей шишек. Неловкое молчание повисло между ними, тяжелое как мешок с мокрым песком, и прерывалось только раскатами грома, которые звучали, будто где-то наверху кто-то таскал по полу гигантскую мебель.

— Твой отец будет в ярости, если узнает, что мы провели ночь… здесь, — произнесла Эйлани, пытаясь говорить спокойно, но голос у нее дрожал, как у человека, стоящего на краю пропасти.

— А твой отец, возможно, будет в восторге, — внезапно улыбнулся Илиран, и улыбка у него получилась такая, словно он только что разгадал сложную загадку. — Он уже неделю пытается оставить нас наедине.

Эйлани покраснела так ярко, что могла бы заменить собой масляную лампу.

— Ты шутишь? — она попыталась изобразить возмущение, но получилось скорее как у актрисы, которая забыла свою роль. — Он с подозрением относится ко всей вашей семье. Кроме Телианы, конечно.

— Но тебя буквально вталкивает в мои объятия, — заметил Илиран с проницательностью детектива, раскрывшего преступление века. — Или ты не заметила?

В самом деле, если вспомнить последние дни: Бертран постоянно устраивал им “случайные” встречи, оставлял их наедине под разными предлогами, а однажды даже “забыл” Эйлани на производстве в то время, когда Илиран работал допоздна.

Совпадение? Как бы не так!

Эйлани отвернулась, уставившись в окно, по которому продолжали стекать потоки воды. Дождь барабанил по крыше с такой настойчивостью, словно требовал, чтобы его впустили внутрь.

— На самом деле… — она запнулась, потом вздохнула так глубоко, словно собиралась нырнуть на морское дно, — сейчас я настаиваю на сотрудничестве с тобой.

Эти слова прозвучали как признание в государственной измене. Илиран уставился на нее так, словно она только что объявила, что умеет летать.

А за окном гроза продолжала бушевать, словно природа решила устроить им персональный спектакль с громом и молниями в качестве декораций. И судя по интенсивности представления, финал намечался только к утру.

Илиран смотрел на Эйлани так, словно она только что сообщила ему, что земля на самом деле плоская, а шишки растут на яблонях.

— Правда? — переспросил он, моргая с частотой испуганной совы. — Но почему? Ты же критиковала всё наше производство так, будто мы варим яд вместо варенья!

— Потому что… — голос у неё дрожал, — мой отец велел мне подружиться с вами, чтобы получить доступ к рецептам.

Слова упали в тишину амбара тяжело, как камни в пруд. Только дождь продолжал барабанить по крыше, словно отбивая погребальный марш для их дружбы.

— Но теперь я не могу так поступить, — быстро добавила она, поднимая голову и глядя на него отчаянными глазами. — Ни с тобой, ни с твоей матерью.

— Значит, всё это время… — Илиран отступил на шаг, словно получил пощёчину невидимой рукой.

— Нет! — воскликнула Эйлани так громко, что даже гром показался тише. — То есть, да, сначала это был план отца. Но потом…

Она запнулась, открывая и закрывая рот, как рыба, выброшенная на берег.

И тут, словно небеса решили добавить драматизма в их разговор, прогремел такой раскат грома, что весь амбар содрогнулся. Эйлани вздрогнула и инстинктивно шагнула ближе к Илирану — видимо, подсознательно решив, что если их убьёт молнией, то лучше погибнуть в компании.

— Потом я увидела, как ты относишься к матери, — продолжила она, теперь стоя так близко, что он мог видеть золотистые крапинки в её карих глазах. — Как защищаешь её, как создаёшь эти машины… как заботишься о каждой детали…

В мерцающем свете масляной лампы их лица оказались очень близко. Так близко, что можно было считать веснушки и замечать, как дрожат ресницы.

Илиран сглотнул и решился:

— Эйлани, есть кое-что, что ты должна знать о нашей семье.

Голос у него стал серьёзным, каким бывает у людей перед тем, как они сообщают что-то очень важное или очень страшное.

— Моя мать обладает даром. Она даёт удачу всем, кого любит.

Эйлани уставилась на него, потом рассмеялась — не весело, а скорее недоверчиво, как человек, которому рассказывают анекдот с очень странной развязкой.

— Удачу? — переспросила она. — Ты серьёзно?

— Абсолютно, — кивнул Илиран с торжественностью священника, проводящего обряд. — Почему, ты думаешь, все так стремятся работать здесь? Почему урожаи удвоились?

Эйлани покачала головой, словно пыталась вытряхнуть из ушей воду после купания.

— Это совпадения. Или хорошее управление. Или… или качественные ингредиенты!

— А почему ты выиграла в лотерею торговой гильдии в прошлом месяце? — спросил Илиран с видом фокусника, готовящегося показать свой лучший трюк. — Сразу после того, как мать похвалила твой новый дизайн этикеток?

Эйлани замерла, как статуя. Рот у неё приоткрылся, глаза расширились, а лицо побледнело так, словно она увидела привидение.

— Откуда ты знаешь? — прошептала она. — Я никому не говорила…

— Мой дядя Вериан отслеживает проявления дара, — объяснил Илиран, чувствуя себя детективом, который только что раскрыл дело века. — Он писал мне недавно. Сказал, что у матери появился новый “подопечный” — молодая девушка, которая начала невероятно везучей после знакомства с нашей семьёй.

За окном молния полоснула небо, на секунду превратив мир в чёрно-белую фотографию. А в амбаре повисла тишина, нарушаемая только стуком дождя и двумя сбившимися ритмами сердец.

— Значит, всё, что со мной происходило… — начала Эйлани голосом человека, который только что понял, что всю жизнь жил в иллюзии.

— Не всё, — быстро поправил Илиран. — Дар только усиливает то, что уже есть. Твоя находчивость, твой талант к бизнесу, твоя красота… — он запнулся, поняв, что сказал лишнее.

Эйлани посмотрела на него так, словно видела впервые. А дождь всё лил и лил, запирая их в этом амбаре с признаниями и секретами, которые, кажется, изменили всё.

Травник позвал меня в свой дом «на минуточку», когда буря чуть сбавила обороты. И я подумала, что успею. Наивная.

Тут грянул первый гром — такой мощный, что у меня зазвенело в ушах. Молния полоснула небо, освещая всю долину призрачным светом. А дождь… О, дождь превратился в настоящую стену воды, которая обрушилась на нас, словно кто-то опрокинул гигантское ведро.

Сейчас я торопливо шагала от дома Иванара под проливным дождём, чувствуя себя героиней эпической поэмы о потопе. Мой плащ промок настолько, что превратился в подобие тяжёлой брони из мокрой ткани, а ветер дул с такой силой, что я подозревала.

В руках я сжимала промокший сверток с травами, которые Иванар заботливо упаковал для новых экспериментов. Сверток превратился в нечто, напоминающее мокрую губку, и я с ужасом представляла, во что превратятся бесценные растения к моему возвращению домой.

Тропинка под ногами раскисла до состояния первобытного болота.

Я шла, как канатоходец над пропастью, пытаясь не наступить в особо коварные лужи, которые, казалось, специально подстерегали меня на каждом шагу. И тут произошло неизбежное — нога предательски скользнула на мокрых листьях.

Я взмахнула руками, изображая подобие мельницы на ветру, пытаясь удержать равновесие. Сверток с травами полетел в одну сторону, я сама — в другую, а мой плащ развевался, словно знамя поражения в битве с силами природы.

И вдруг чьи-то руки подхватили меня.

— Осторожнее! — раздался знакомый голос.

Я обернулась и в полумраке бушующей стихии с трудом различила лицо своего спасителя.

— Анмир?! — воскликнула я с изумлением. — Что ты делаешь под таким ливнем?

Он выглядел не лучше меня — волосы прилипли к голове, одежда промокла насквозь, а с лица стекали потоки воды, словно он только что вынырнул из пруда.

— Крышу моего сарая всё-таки снесло, — ответил он с достоинством человека, потерпевшего кораблекрушение, но сохранившего честь. — Шёл к главному дому просить убежища.

И тут он совершил нечто совершенно неожиданное. Снял свой промокший плащ — такой же мокрый, как и мой, — и накинул поверх моих плеч.

— Вот, это хоть немного защитит, — сказал он, словно предлагал мне золотое руно.

Я стояла, ошарашенная этим жестом больше, чем если бы он вдруг заговорил на языке русалок.

— Но ты сам… — начала я, глядя на него с недоумением Кассандры, получившей пророчество на неизвестном языке.

— Я дракон, помнишь? — усмехнулся он. — У меня температура тела выше.

Мы поспешно укрылись под ближайшим навесом — маленьким деревянным козырьком. Дрожа от холода, мы стояли рядом, слушая неистовство бури.

Вынужденное близкое соседство создавало напряжение. Мы старательно не смотрели друг на друга, изучая каждую доску навеса, каждую каплю дождя, стекающую с края крыши, — всё, кроме лиц друг друга.

— Как прошёл ужин у травника? — наконец нарушил молчание Анмир, и голос его прозвучал натянуто.

— Иванар показывал мне новые травы для шишковых настоек, — ответила я сдержанно, как дипломат, ведущий переговоры о мире между враждующими царствами.

— Только травы? — спросил он, и в голосе его зазвучала плохо скрываемая ревность. — Или что-то большее?

Я повернулась к нему с удивлением.

— А тебе какое дело, Анмир?

Он отвернулся, уставившись на стену дождя.

— Никакого, — пробормотал он. — Прости.

Это “прости” повисло в воздухе между нами. Я не знала, как реагировать на такое неожиданное извинение. А дождь всё лил, запирая нас под этим крошечным навесом с грузом неловкости и неожиданных откровений, которые, казалось, могли изменить погоду не только на улице, но и в наших отношениях.

Шум дождя усиливался с каждой минутой, словно небесный оркестр решил исполнить финальную арию потопа. Наш маленький навес казался всё более жалким убежищем против разгула стихии, и мне пришлось придвинуться к Анмиру ближе — настолько близко, что я чувствовала тепло его тела и слышала каждый его вздох поверх грохота бури.

— Я слышал разговоры слуг… о твоём даре, — произнес он почти шёпотом, словно боялся, что эти слова могут разбиться о стену дождя.

Итак, Анмир созрел на этот разговор. Что дальше? Попросит прощения за измену? Признается, что летает на метле вместо крыльев? Ладно, главное, чтобы не признавался в любви.

— И что же ты слышал?