Вернись, я все прощу. Дракон передумал разводиться (СИ)

12. Жить без удачи

Драконья леди.

Титул, который когда-то наполнял меня гордостью, теперь прозвучал как издевательство. Он говорил это так, словно предлагал мне невероятную привилегию, за которую я должна быть благодарна.

По толпе пронёсся возмущённый шёпот. Я видела лица людей — моих друзей, соседей, тех, кто видел, как я строила новую жизнь буквально из пепла.

Их глаза горели негодованием.

Илиран сжал кулаки так сильно, что костяшки побелели. Его челюсть напряглась, и на мгновение он стал очень похож на своего отца — но только внешне. Внутри моего сына не было той холодности, того эгоизма, которые отравили душу Анмира.

Я несколько секунд молчала, чувствуя, как внутри происходит что-то странное.

Словно плотина, которую я годами укрепляла, терпением, смирением, покорностью, начала трещать. Все те слова, которые я никогда не решалась произнести, все те эмоции, которые я подавляла, вдруг рвались наружу с такой силой, что дыхание перехватило.

— Простить? — я почувствовала, как мой голос становится тише, но в то же время опаснее. — ПРОСТИТЬ?!

Последнее слово вырвалось из груди с такой силой, что несколько гостей отшатнулись. Голос дрожал, но не от страха — от ярости, которая копилась во мне двадцать пять лет.

— После двадцати пяти лет унижений? После того, как ты выбросил меня ради молоденькой любовницы, которая годится тебе в дочери? После того, как ты снял с меня обручальное кольцо и на моих глазах подарил этой... Лизелле? Ты хочешь сказать, что ты меня ПРОЩАЕШЬ?

Анмир попытался что-то сказать, но я не дала ему шанса.

— Ты посмел явиться сюда и говорить о прощении? — я сделала шаг вперёд, и он инстинктивно отступил.

Все замерли. Даже те, кто знал меня много лет, никогда не видели меня в таком состоянии.

Тихая, покорная Телиана исчезла, и на её месте стояла женщина, которая наконец-то нашла свой голос.

— Я никогда не повышала на тебя голос, Анмир. Двадцать пять лет я молчала, терпела, глотала слёзы. Но сегодня ты услышишь правду.

И тогда из меня хлынуло всё. Каждое унижение, каждое предательство, каждая ночь, проведённая в слезах.

— Помнишь, как ты день за днем выговаривал мне, какая я больная, неуклюжая, никому не нужная? Припоминал мне каждую сожженную кашу и оброненный шарф? Помнишь, как я прятала глаза и извинялась? Двадцать пять лет! А ты еще и при своих друзьях меня распекал!

Голос становился всё громче, всё увереннее. Анмир бледнел на глазах.

— А помнишь однажды я осмелилась попросить тебя провести вечер дома, а не ... где ты там был - на охоте, в обществе, подальше от меня и Илирана? Ты назвал меня скучной коровой и ушёл. А когда я заплакала, сказал, что от моих слёз тебя тошнит!

— Тель, пожалуйста... — попытался вмешаться Анмир, но я была неостановима.

— А я всё сносила, всё прощала! Потому что верила, что брак — это священно, что нужно терпеть, что я должна быть хорошей женой! Но знаешь что? — я сделала ещё шаг вперёд, и он снова отступил. — Больше этого не будет! Ты пришёл сюда снова унизить меня? Отнять всё, что я построила? Присвоить моё счастье, как ты присваивал всё остальное?

Слёзы текли по моему лицу, но это были не слёзы боли — это были слёзы освобождения. Двадцать пять лет молчания наконец закончились.

— Я НЕНАВИЖУ ТЕБЯ! — крикнула я так громко, что голос эхом отразился от стен поместья. — НЕНАВИЖУ ЗА КАЖДЫЙ ДЕНЬ ПОТЕРЯННОЙ ЖИЗНИ! ЗА КАЖДУЮ СЛЕЗУ! ЗА ТО, ЧТО ТЫ УКРАЛ У МЕНЯ ЛУЧШИЕ ГОДЫ!

Анмир отступил, ошеломлённый этим потоком ярости.

Его лицо было бледным, глаза широко раскрыты от шока.

— Но, дорогая... мы же можем всё исправить...

— НЕНАВИЖУ! — повторила я, и это слово прозвучало как приговор.

И тут произошло нечто невероятное.

Анмир вдруг схватился за горло, его лицо покраснело, потом посинело. Он начал задыхаться, делая короткие, прерывистые вдохи. Его глаза расширились от паники, и он упал на колени, а затем рухнул на землю, всё ещё пытаясь втянуть воздух в лёгкие.

Шатёр взорвался криками ужаса и замешательства.

Но я стояла и смотрела на него, и в первое мгновение моё сердце наполнилось чем-то страшным и тёмным — удовлетворением.

А потом дошло. Боже, что я творю.

— Лекаря! — крикнул Илиран, бросаясь к отцу.

Я инстинктивно дёрнулась вперёд, чтобы помочь. Какими бы ни были мои чувства к Анмиру, он всё-таки человек, и видеть, как кто-то задыхается...

— Нет, мама, не подходи! — Илиран резко повернулся ко мне, его лицо было бледным, но решительным. — Но сделай сейчас что-то, чтобы перестать его ненавидеть. Прямо сейчас, мама!

Его слова ударили меня как пощёчина.

Что он имеет в виду? Почему я не должна подходить?

И что значит "перестать ненавидеть"?

Но что-то в тоне Илирана, в его испуганных, но уверенных глазах заставило меня остановиться. Он знал что-то такое, чего не знала я.

Что-то важное.

Я стояла в нескольких шагах от умирающего мужа и лихорадочно пыталась понять, что происходит. Перестать ненавидеть? Как можно по приказу перестать чувствовать то, что накапливалось четверть века?

И тут до меня начало доходить. Слишком странное совпадение — мои слова о ненависти и внезапный приступ удушья у Анмира. Слишком точная реакция Илирана, который будто знал, что нужно делать.

Боже мой. Неужели это я?

Я закрыла глаза и лихорадочно перебирала воспоминания, пытаясь найти хоть что-то хорошее, связанное с Анмиром. Что угодно.

Любую зацепку, которая помогла бы ослабить эту жгучую ненависть.

Двадцать пять лет брака. Должно же быть что-то...

О, это было трудно. Анмир очень старался быть отвратительным мужем. Ему бы кубок дать по отвратительности.

И вдруг я нашла.

Единственное воспоминание, которое всё ещё грело сердце несмотря ни на что.

Рождение Илирана.

Я помнила, как Анмир держал новорождённого сына.

Как его руки дрожали от волнения. Как он наклонился ко мне, бледной и измученной после трудных родов, и прошептал: "Спасибо. Спасибо за такого прекрасного сына." В тот момент в его глазах не было фальши, расчёта, эгоизма. Только восторг отца, впервые увидевшего своего ребёнка.

Он отец моего сына. Каким бы он ни был мужем, но он дал мне Илирана.

И сразу же, словно кто-то резко открыл окно в душной комнате, ненависть начала отступать. Не исчезла совсем — это было бы невозможно, — но стала тише, менее удушающей.

Анмиру сразу стало легче дышать.

Его хриплые вдохи стали глубже, цвет лица постепенно возвращался к нормальному. Он лежал на земле, широко раскрыв глаза, и смотрел на меня с выражением абсолютного шока.

Я стояла в том же шоке.

Это действительно была я. Я чуть не убила его.

Анмир медленно попытался встать, опираясь на руку Илирана. Движения были неуверенными, он всё ещё тяжело дышал, но самое страшное прошло.

— Что... что это было? — прохрипел он, глядя на меня так, словно видел впервые.

До него начало доходить.

Он только что едва не умер. И это произошло в тот самый момент, когда я кричала о своей ненависти. А когда я как-то изменила своё состояние — ему стало лучше.

— Илиран, попроси Бертрана приютить твоего отца на ночь, — сказала я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Ему нужно прийти в себя.

— Нет! — Анмир резко встал, пошатнулся, но удержался на ногах. — Нет, я... я лучше поеду прямо сейчас.

Он смотрел на меня с таким выражением, словно я внезапно превратилась в дикого зверя. В его глазах было не только удивление, но и... страх?

Когда Анмир в последний раз боялся меня?

— Телиана... — он сделал шаг назад. — Ты... ты действительно не хочешь возвращаться?

Вопрос прозвучал тихо, растерянно.

Словно он только сейчас, чуть не умерев, понял, что я говорила всерьёз.

— Нет, — ответила я просто. — Не хочу.

— Совсем?

— Совсем.

Он стоял передо мной — этот человек, который четверть века был центром моей вселенной, и я видела, как в его глазах что-то меняется.

Медленно, болезненно до него доходила правда.

Через шок.

Анмир отошел от сына, шатаясь, как пьяный, добрел до своей кареты и сел в нее.

Ну что ж, праздник он мне испортил бесповоротно.

А вот жизнь - уже не сможет.

Анмир молча добрался до кареты, всё ещё держась за горло. Руки дрожали, когда он открывал дверцу. Влез внутрь неловко, почти упал на потёртое сиденье.

— Едем, — хрипло бросил он кучеру. — Быстрее.

Карета тронулась с места с неприятным скрипом. Анмир откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза, пытаясь привести в порядок дыхание. В горле всё ещё першило, словно кто-то невидимый сжимал его железными пальцами.

Что это было, чёрт побери?

Он потрогал шею — никаких следов, никаких повреждений. Но ощущение удушья было таким реальным, что до сих пор хотелось глотать воздух большими порциями. Он только что побывал там, откуда нет возврата.

И это произошло именно тогда, когда Телиана... когда она кричала, что ненавидит его.

Ненавидит.

Анмир открыл глаза и уставился в окно кареты.

За стеклом мелькали деревья, но он их не видел. Перед глазами стояло лицо жены — искажённое яростью, мокрое от слёз, но такое... живое.

Он не помнил, когда видел её такой в последний раз.

Двадцать пять лет она терпела меня.

Это был удар. Медленный, болезненный удар в самое сердце. Он всегда думал... Боже, что он думал? Что она любит его? Что благодарна за то, что он, красивый и богатый, снизошёл до нее?

Я её выгнал.

Воспоминания хлынули потоком.

Тот день, когда он стоял на ступенях замка и методично уничтожал её словами. Как она сидела с промокшим от слёз платком и всё ещё надеялась... Боже, как она надеялась, что он передумает!

«Сними кольцо. Сапфиры Лизелле больше к лицу.»

Он действительно это сказал. Заставил её снимать обручальное кольцо прямо на глазах у слуг, прямо перед сыном. И она снимала его дрожащими пальцами, а он стоял и наслаждался её унижением.

«Отработанный материал. Старая жена, которую несложно заменить.»

И это тоже он сказал.

Женщине, которая двадцать пять лет заботилась о его доме, растила его сына, каждое утро готовила ему овсянку с мёдом, потому что он когда-то упомянул, что это напоминает ему детство. Жгла много раз, да. Но помнила кажое утро!

А сейчас она стояла в окружении людей, которые её уважали.

У неё был собственный успешный бизнес. Она была счастлива — счастлива без него! — и когда он попытался забрать её обратно, как... как собственность, она впервые за четверть века дала ему отпор.

И чуть не убила меня одной силой своей ненависти.

Карета подпрыгнула на ухабе, и Анмир схватился за поручень. Мир вокруг него рушился, переворачивался, становился совершенно другим.

Он вспомнил, как выгнал её. Не развёлся — выгнал, как слугу. Оставил без денег, практически без вещей, отдал ей старый домик в самых бесплодных землях, как подачку. И был уверен, что через месяц-другой она вернётся на коленях, будет умолять пустить ее в любом качестве.

Хотелось унижать.

А она построила новую жизнь. Без меня.

И вот все это было байкой, сказкой, до того, как он увидел собственными глазами.

А что построил он?

Лизелла оказалась алчной и недалёкой. Замок опустел — слуги увольнялись один за другим. Торговые дела, которые при Телиане шли как по маслу, начали рушиться. Лунная Искра сломала ногу в тот же день, когда он выгнал жену, и её пришлось убить.

Всё моё везение ушло вместе с ней.

И сейчас, увидев её — уверенную, успешную, окружённую уважением, — он понял, что потерял. Не просто жену. Он потерял единственного человека, который по-настоящему о нём заботился. Потерял дом, семью, саму основу своего существования.

А она ненавидит меня. По-настоящему, от всей души ненавидит.

И самое страшное — теперь, когда было слишком поздно что-то менять, он понял, что заслуживал каждое её слово. Каждое обвинение было справедливым. Что-то в нем сдвинулось, пока он задыхался, осознавал мощь своей маленькой тихой Тель, мощь, настроенную прежде на его процветание.

Боже, ну какой идиот.

«После двадцати пяти лет унижений? После того, как ты выбросил меня ради молоденькой любовницы?»

Выбросил. Вот точное слово. Он выбросил её, как надоевшее платье.

Карета катилась прочь от поместья, а Анмир сидел в углу и впервые в жизни честно признался себе:

Ну что, Анмир, кто похож на отвергнутую ведьму? Ты, дружок.

Придется как-то привыкать жить без удачи.

_________________________________________

Дорогой читатель!

Автор работает на чистой мане и отклике!

Очень-очень важны ваши лайки, комментарии и добавления в библиотеку.

И подписка, конечно.

Да все важно, кому я рассказываю. Важно решительно все!