Вернись, я все прощу. Дракон передумал разводиться (СИ)

18. Жизнь дала сковородкой по чешуйчатой морде

— Ничего, — ответил он, и этот ответ удивил меня больше, чем если бы он объявил о намерении полететь на луну.

— Ничего? — переспросила я, уставившись на него, как на говорящую корову.

Анмир поднял глаза к звёздному небу, словно ища там ответы на вопросы, которые мучили его всю жизнь.

— Знаешь, когда я увидел, как он смотрит на неё… — начал он медленно, — я вспомнил.

— Что вспомнил? — я невольно сделала шаг к нему, и сердце моё забилось чуть быстрее.

Проклятье! Неужели даже теперь, после всего, что он мне причинил, этот человек всё ещё способен заставить меня волноваться?

— Как я смотрел на тебя, — произнёс он тихо. — Двадцать пять лет назад. До того, как власть, деньги и гордость затуманили мой разум.

Это признание ударило меня, как молния в ясный день.

Я стояла, открыв рот, словно рыба, выброшенная на берег, и не могла найти ни единого слова для ответа.

— Спокойной ночи, Телиана, — сказал он и направился к сараю, оставляя меня стоять на дорожке в полном замешательстве.

Издали донёсся тихий смех — счастливый, беззаботный, полный той особенной музыки, которую издают только влюблённые. Илиран и Эйлани. Юность, свобода, начало любви — всё то, что у нас с Анмиром когда-то было и что мы так бездарно растеряли.

Да-да. Я тоже.

Надо было, как советовала София, пару раз огреть его по голове сковородкой. Свекровь плохого не посоветует, особенно, если у нее три сына.

Но я слишком любила.

А жизнь неплохо постаралась. И сковородки у нее качественные. Прилетает прямо по чешуйчатой морде. Я бы непременно или сковородку уронила, или комнату разнесла сковородкой.

А тут - удобно.

Я обернулась в ту сторону, откуда доносился смех, потом снова посмотрела вслед удаляющейся фигуре Анмира. В моей душе творилось что-то невообразимое — недоверие боролось с замешательством, а где-то глубоко внутри, как крошечный огонёк в зимней тьме, мерцала искра чего-то, очень похожего на надежду.

Но я тут же одёргиваю себя.

Надежда? На что? На то, что человек, который предал меня, вдруг станет другим? Что он искренне раскается в своих поступках и мы заживём долго и счастливо, как в сказке?

“Телиана, ты совсем рехнулась, — говорю я себе строго. — Это тот самый Анмир, который бросил тебя в самый тяжёлый момент. Не дай ему одурачить тебя красивыми словами под звёздным небом.”

Но проклятая искорка надежды всё равно мерцает где-то в глубине души, и никакие разумные доводы не могут её погасить. Я вздыхаю и иду в дом, решив забыть об этом разговоре. Завтра будет новый день, полный работы и забот, и у меня не будет времени размышлять о прошлом и о мужчинах, которые умеют говорить правильные слова в неправильное время.

Хотя… что он имел в виду под “затуманили мой разум”?

И почему это так похоже на извинение?

“Нет! — резко останавливаю я этот поток мыслей. — Хватит. Спать. Немедленно.”

Но засыпать, подозреваю, я буду очень долго

Утро выдалось на редкость прекрасным — одним из тех, когда воздух пахнет росой и надеждами, а солнце светит так ярко, будто специально старается поднять всем настроение.

Я как раз проверяла новую партию шишкового варенья, когда в дверь постучали.

— Госпожа Телиана! — раздался взволнованный голос Лины. — К вам курьер! Такой нарядный, будто сам из королевского дворца прибыл!

Я выглянула в окно и действительно увидела человека в расшитом золотом камзоле, который держал в руках что-то, что сверкало на солнце, как маленькое сокровище. Выйдя на крыльцо, я приняла из рук курьера конверт, который был настолько роскошен, что я на мгновение засомневалась — не ошибся ли он адресом. Печать с гербом рода Лоренцо красовалась на восковой капле цвета спелой вишни, а сам конверт был изготовлен из бумаги такого качества, что на него, казалось, грешно даже дышать.

Вскрыв письмо дрожащими от волнения пальцами, я прочла:

“Господин Лоренцо имеет честь пригласить вас на бал в честь феноменального успеха вашей продукции…”

Я перечитала эту строчку трижды, не веря собственным глазам. Бал? В мою честь? Неужели мои скромные шишковые настойки и деликатесы действительно произвели такое впечатление на местную знать?

Слуги, как по волшебству, материализовались вокруг меня, и их лица светились любопытством ярче, чем летние светлячки.

— Бал у самого графа Лоренцо! — восторженно зашептались они между собой. — Боже мой, наша госпожа приглашена к самому влиятельному человеку в округе!

А я стояла с письмом в руках и чувствовала, как медленно, но верно нарастает паника. Бал — это не просто вечеринка с соседями за чашкой чая. Это целое представление, где каждая деталь имеет значение: от цвета перчаток до угла наклона веера.

И… я давно поменяла жизнь. Никаких балов уже давно в ней нет.

— Мне нечего надеть на такое мероприятие… — пробормотала я, представляя себя среди роскошно одетых аристократок в своём лучшем платье, которое, увы, выглядело бы рядом с ними, как полевая ромашка среди орхидей.

Но Лина вдруг улыбнулась с видом человека, у которого есть козырь в рукаве.

— Не беспокойтесь, госпожа, — сказала она загадочно. — Месяц назад вы распорядились отложить часть выручки для каждого из нас. Мы все хотим преподнести вам подарок.

Прежде чем я успела что-то возразить, несколько слуг торжественно вынесли изящную коробку, перевязанную атласной лентой. Внутри, словно спящая красавица, лежало платье такой красоты, что у меня перехватило дыхание.

Синий шёлк переливался в утреннем свете, как морская волна под лунным светом. Вышивка серебряными нитями создавала узоры, напоминающие морозные кружева на оконном стекле. Это было не просто платье — это было произведение искусства.

— Мы заказали его в столице, у лучшего мастера, — гордо объявила Лиза. — Чтобы наша Леди Удача затмила всех аристократок!

Слёзы подступили к глазам так быстро, что я едва успела их сдержать. Эти люди, которые работали на меня всего несколько месяцев, потратили свои с таким трудом заработанные деньги на подарок для меня. На подарок, который стоил, наверняка, целое состояние.

— Вы не должны были… — прошептала я. — Это слишком дорого…

— Для нас честь служить вам, госпожа, — сказал пожилой садовник, подойдя ближе. — А с тех пор, как вы здесь, даже мой ревматизм прошёл. Это маленькая плата за то счастье, которое вы нам принесли.

В этот момент в дом ворвался Илиран с видом человека, обнаружившего клад.

— Мама! — воскликнул он, размахивая пачкой конвертов. — Здесь приглашения для всех нас! Для всех работников поместья!

Лоренцо пригласил на бал не только меня, но и всех, кто работал в “Шишковом раю”. Этот жест был настолько благородным, что сердце моё наполнилось благодарностью к этому удивительному человеку.

— И для меня? — тихий голос заставил всех обернуться.

В дверях стоял Анмир, только что вернувшийся с работы в поле. Его одежда была запачкана землёй, волосы растрёпаны, но в глазах горел огонёк надежды, который было больно видеть.

Воцарилась тишина, настолько полная, что можно было услышать, как где-то в саду жужжат пчёлы. Все взгляды переместились на меня, ожидая ответа на вопрос, который висел в воздухе тяжелее грозовой тучи.

Я смотрела на Анмира — этого человека, который когда-то был моим мужем, отцом моего сына, а теперь стал просто работником, получающим кров и еду.

Особняк Лоренцо в этот вечер выглядел как сказочный дворец из детских грёз — тысячи свечей и хрустальных люстр превращали каждый уголок в мерцающее чудо, а слуги сновали туда-сюда с такой организованной суетой, будто готовились к коронации.

По всему первому этажу расставлялись столы, покрытые белоснежными скатертями и уставленные деликатесами, от одного вида которых у любого гурмана началось бы слюноотделение. Но центральное место — самое почётное, прямо напротив входа в бальный зал — занимала экспозиция, которая выглядела как алтарь, посвящённый кулинарному волшебству.

Лоренцо лично руководил размещением витрины “От дикой шишки до роскошного стола”, расставляя блюда с точностью ювелира, работающего с драгоценными камнями. Здесь были и хрустальные бокалы с золотистым шишковым ликёром, и изящные тарелочки с вареньем цвета летнего заката, и крошечные пирожные, украшенные кристаллизованными шишками, которые сверкали, как съедобные бриллианты.

— Немного левее, — указывал он слуге, который переставлял серебряный поднос с шишковыми конфетами. — Да, именно так. Пусть это будет первое, что увидят гости.

За его спиной стояла графиня Элеонора — женщина внушительных размеров и ещё более внушительного характера, которая наблюдала за приготовлениями с выражением лица человека, который только что обнаружил, что его сын решил жениться на цирковой акробатке.

— Сын, — произнесла она голосом, в котором холод арктических льдов смешивался с аристократическим презрением, — ты действительно устраиваешь бал в честь простолюдинки?

Лоренцо обернулся к матери с улыбкой, которая была одновременно и любящей, и твёрдой.

— Мама, Телиана — аристократка, — терпеливо объяснил он. —Просто ей пришлось переехать после того, как ее … как с ней очень нечестно поступил муж. Но это неважно! Её продукция — настоящее сокровище. Попробовав её шишковый ликёр, герцог Сертор заказал сто бутылок! А граф Вариг просит поставлять варенье к его столу круглый год.

Графиня прищурилась с видом опытного следователя, который чувствует, что ему рассказывают не всю правду.

— И это единственная причина твоего внимания к ней? — спросила она тоном, который мог бы заморозить расплавленное железо.

Лоренцо смущённо улыбнулся, и на его щеках появился румянец, который выдавал его с головой, как румянец школьника, пойманного на списывании.

— Она… необычная, — признался он, глядя на экспозицию, но явно думая о чём-то совсем другом. — Скромная, но с достоинством. И после всего, через что она прошла… Мама, ты бы видела, как она восстановила поместье практически из руин. Как заботится о людях. Как…

— А как же юная баронесса Милена? — резко перебила его графиня. — Ты обещал ей танец! Девочка уже третий день примеряет платья и репетирует реверансы.

— И я сдержу обещание, — заверил её Лоренцо. — Но первый танец — за хозяйкой “Шишкового рая”.

Графиня вздохнула с видом женщины, которая только что поняла, что её единственный сын решил разбить семейные традиции вдребезги.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Лоренцо, — сказала она, используя его полное имя с той особенной интонацией, которую матери припасают для самых серьёзных моментов. — Эта женщина может быть прекрасной хозяйкой и талантливой создательницей эликсиров, но она всё ещё замужем. Формально.

— Формально, — согласился Лоренцо, но в голосе его звучала такая уверенность, которая заставила графиню ещё раз внимательно на него посмотреть. — Но по сути их брак давно мёртв, мама. И Анмир сам это понимает.

Элеонора покачала головой и удалилась, оставив сына наедине с его приготовлениями и мечтами. А Лоренцо продолжал руководить последними штрихами, представляя, как через несколько часов Телиана войдёт в этот зал и увидит, что весь этот праздник — в её честь.

Он только надеялся, что ничто не испортит этот волшебный вечер. Особенно присутствие некоего дракона, которого, судя по приглашениям, всё-таки ждали в гости.

В моей спальне творилось что-то среднее между подготовкой к коронации и волшебным превращением. Лина и две других служанки порхали вокруг меня, словно феи-крёстные, вооружённые гребнями, шпильками и флаконами с ароматными маслами.

Когда я надела подаренное платье, в зеркале отразилась женщина, которую я с трудом узнала. Синий шёлк обтягивал фигуру так, словно был создан специально для меня — что, впрочем, так и было. Серебряная вышивка переливалась при каждом движении, а декольте было достаточно скромным, чтобы не смущать, но достаточно соблазнительным, чтобы… ну, чтобы мужчины не оставались равнодушными.

— Госпожа, вы выглядите как сама богиня! — восторженно воскликнула Лиза, поправляя складки юбки.

— Все графини просто позеленеют от зависти! — добавила молодая Анна, заплетая мне волосы в сложную причёску.

Я поворачивалась перед зеркалом, пытаясь поверить, что эта элегантная незнакомка — действительно я. Женщина, которая несколько месяцев назад перебиралась в заброшенное поместье с одним узелком вещей и разбитым сердцем.

В этот момент в дверь постучал Илиран.

— Можно войти? — спросил он, и в голосе его звучало такое волнение, будто он собирался увидеть явление ангела.

— Конечно, заходи, — ответила я, последний раз поправляя кудри у виска.

Илиран вошёл и застыл на пороге с видом человека, который только что увидел восьмое чудо света.

— Ты прекрасна, мама, — выдохнул он с таким благоговением, что мне стало одновременно тепло и смешно. — Отец будет кусать локти от сожаления.

При упоминании Анмира тёплое чувство мгновенно сменилось чем-то колючим и неприятным. Я отвела взгляд от зеркала, притворяясь, что поправляю какую-то несуществующую складку на платье.

— Твой отец не приглашён, — сказала я как можно более равнодушным тоном.

— Но… — Илиран смущённо замялся, — разве ты не видела? Там было приглашение и для него.

Я обернулась к сыну, уставившись на него с недоумением.

— Лоренцо никогда бы не пригласил Анмира, — возразила я уверенно.

Илиран покраснел так, словно его поймали с рукой в банке с вареньем, и я поняла, что он что-то скрывает.

— Я попросил добавить приглашение для отца, — признался он, глядя в пол. — Он так старается последнее время… Мама, ты же видишь, как он изменился. Он работает в поле с рассвета до заката, не жалуется, помогает всем…

Я вздохнула так глубоко, что корсет заскрипел в знак протеста. Мой сын — добрый, наивный мальчик, который до сих пор верит, что люди могут в корне измениться, что прощение лечит все раны, а любовь побеждает всё.

Если бы всё было так просто.

— И где он возьмёт подходящий наряд? — спросила я, представляя Анмира среди блестящей знати. — Его единственный камзол разваливается на глазах. Он появится на балу в рабочей одежде?

— Он что-нибудь придумает, — упрямо сказал Илиран. — Мама, дай ему шанс. Пожалуйста.

Я смотрела на отражение сына в зеркале — такого молодого, такого полного надежд — и чувствовала, как сердце разрывается между желанием защитить его от разочарований и пониманием того, что он уже взрослый мужчина, способный принимать собственные решения.

Но больше всего меня пугал тот факт, что где-то в глубине души крошечная, почти незаметная часть меня тоже хотела дать Анмиру этот шанс. Телиана, соберись!

Ящеры не меняются!

Но Телиана не желала собираться. Что это, наивность?

Доброта? Как провести баланс между тем, чтобы не навредить человеку своим даром и тем, чтобы не запустить его в свое сердце?

Я стояла на верхней ступеньке лестницы, ведущей в бальный зал, и на мгновение почувствовала себя актрисой перед выходом на сцену — сердце колотилось так, будто собиралось выпрыгнуть из груди и убежать куда подальше от всей этой роскоши.

Внизу расстилался мир, который когда-то был мне знаком, но теперь казался почти нереальным. Кристальные люстры купали зал в мягком золотистом свете, музыканты в углу играли нежную мелодию, которая плыла по воздуху, как шёлковая лента, а гости — вся местная знать в своих лучших нарядах — общались, смеялись и неспешно прогуливались между столами, уставленными деликатесами.

Но больше всего поражала центральная экспозиция — моя экспозиция. “От дикой шишки до роскошного стола” красовалась золотыми буквами на элегантной табличке, а вокруг были расставлены все мои творения: ликёры в хрустальных графинах, варенья в серебряных розетках, пирожные, украшенные кристаллизованными шишками.

— Госпожа Телиана и её сын, мастер Илиран! — объявил герольд звучным голосом, который разнёсся по всему залу.

И вдруг все разговоры стихли. Сотни глаз обратились ко мне — и в этот момент время словно замерло. Я почувствовала себя как в тех детских снах, когда оказываешься перед огромной толпой и внезапно понимаешь, что забыл надеть что-то важное.

Но потом я увидела лицо Лоренцо внизу, его улыбку, полную такого восхищения и теплоты, что все страхи мгновенно растворились. Я подняла подбородок, расправила плечи и начала медленно спускаться по ступенькам, чувствуя, как синий шёлк платья шелестит вокруг ног, а серебряная вышивка переливается в свете люстр.

Лоренцо буквально устремился мне навстречу, и в его глазах я увидела то выражение, которого не видела уже очень давно — искреннее, неподдельное восхищение.

— Вы затмеваете все звёзды, Телиана! — воскликнул он, взяв мою руку и поднося её к губам для поцелуя. Его губы едва коснулись моих пальцев, но даже этого лёгкого прикосновения хватило, чтобы по телу пробежала волна тепла.

— Лоренцо, вы слишком добры, — ответила я, стараясь сохранить спокойствие, хотя внутри всё трепетало от волнения.

Но долго наслаждаться этим моментом мне не удалось — гости тут же окружили меня плотным кольцом, и все разом заговорили, желая поделиться своими историями о чудодейственных свойствах шишек.

— Мой ревматизм прошёл после вашего бальзама! — восторженно воскликнула пожилая герцогиня, размахивая веером так энергично, будто дирижировала оркестром. — Впервые за десять лет я могу танцевать!

— А моя лошадь выиграла скачки после того, как я натёр её шишковой мазью! — добавил краснолицый барон, очевидно, уже успевший попробовать мой ликёр. — Скакала как молодая кобылица!

— А какие у вас десерты! — подхватила молодая графиня. — Боже, это варенье! Я никогда не пробовала ничего подобного. Это же настоящее волшебство!

Комплименты сыпались на меня, как лепестки роз, и я чувствовала, как щёки горят от смущения и гордости одновременно.

— Я просто следую старинным рецептам, — скромно отвечала я, хотя внутри ликовала.

Хотя нигде в рецепте не было пункта: уроните в варенье баночку корицы.

Но ничего, этого им всем знать необязательно.

Сквозь толпу знатных гостей я услышала знакомые голоса — это были местные жители, те самые люди, которые называли меня Леди Удачей.

— Смотрите, как наша Леди Удача сияет! — шептались они между собой, и в их голосах звучала такая гордость, будто я была их собственной дочерью.

— С тех пор как она поселилась у нас, весь край процветает, — заметил деревенский староста, кивая в мою сторону. — Даже урожай в этом году лучше обычного.

Эти слова согрели моё сердце больше, чем все аристократические комплименты вместе взятые. Потому что они исходили от людей, которые видели меня каждый день, которые знали, через что я прошла, и которые искренне радовались моему успеху.

Но потом мой взгляд упал на Илирана, и я заметила, что он смотрит в дальний конец зала с выражением тревоги на лице. Проследив направление его взгляда, я увидела Эйлани, которая стояла рядом с Бертраном и выглядела так, словно её заставили проглотить что-то очень неприятное. Её обычно весёлые глаза были полны грусти, а плечи поникли под тяжестью какого-то невидимого груза.

И в этот момент, несмотря на весь блеск и великолепие вечера, я почувствовала укол беспокойства. Потому что любовь молодых — штука хрупкая, и взрослые со своими амбициями и предрассудками могут разбить её легче, чем хрустальный бокал.

Уж я-то, друзья, знаю, в битье бокалов я – профи.

Вечер шёл как по маслу — я порхала от одного гостя к другому, принимая комплименты и наслаждаясь ощущением собственного триумфа, когда вдруг…

СКРИП. СКРИП. СКРИП.

Массивные двери бального зала распахнулись так резко, что даже люстры дрогнули, а разговоры замерли на полуслове.

Герольд стоял с видом человека, который только что увидел привидение.

— Э-э… — промямлил он, заглядывая в свиток с именами и явно не находя там нужной записи, — господин… Анмир?

И тут время остановилось. Музыканты замерли с поднятыми смычками, гости застыли с бокалами на полпути к губам, а я почувствовала, как земля куда-то проваливается у меня под ногами.

В дверях стоял Анмир.

МОЙ Анмир. Бывший муж. Великий дракон, который когда-то заставлял трепетать всю округу одним своим именем, а теперь…

Боже мой. На нём был его старый парадный камзол. Местами потёртый, но так тщательно отутюжен, что казалось, будто по нему прошлись паровым катком. Брюки были подшиты (и явно не профессионально — где-то получилось неровно), ботинки начищены до такого блеска, что можно было красить губы, глядя в отражение.

Но больше всего поражала маленькая брошь на его груди — самодельная шишковая брошь, которая выглядела так, будто её мастерил ребёнок, впервые взявший в руки иголку. Кривоватая, неуклюжая, но… трогательная.

Он стоял в дверях с гордо поднятой головой, и в его позе было что-то от былого величия. Словно король, который потерял всё, кроме внутреннего достоинства. Медленно, очень медленно, он начал идти через зал. Толпа расступалась перед ним – от шока, видимо. Шёпот поднялся со всех сторон, как шум морского прилива.

— Что он себе позволяет? — прошипела графиня Элеонора так громко, что её услышали даже на втором этаже.

— Этот оборванец посмел явиться на мой бал! — Лоренцо побагровел так, что стал похож на переспелый помидор.

Учитывая, что Лоренцо сам написал приглашение…

А я стояла неподвижно, как статуя, и наблюдала, как ко мне приближается призрак моего прошлого. Внутри всё клокотало — смесь ярости, смущения, любопытства и какого-то странного… волнения?

Нет, не волнения. Определённо не волнения.

Анмир остановился передо мной и поклонился с той изысканной учтивостью, которой его когда-то обучал лучший учитель этикета в столице.

— Добрый вечер, Телиана, — сказал он, и голос его звучал спокойно, без малейшего намёка на дрожь.

— Анмир, — кивнула я, стараясь, чтобы моё лицо не выдавало внутреннюю бурю.

Получалось так себе.

— Ты выглядишь… ослепительно, — в его глазах промелькнуло искреннее восхищение, и от этого мне стало ещё более неловко.

Я хотела что-то ответить — что-то едкое, что-то, что поставило бы его на место, — но тут он произнёс:

— Я принёс тебе кое-что. Не волнуйся. Я просто… возвращаю долг. Я нашёл его в замке.

И протянул раскрытую ладонь.

На ней лежало кольцо с сапфиром. Моё обручальное кольцо. То самое, которое он подарил мне двадцать пять лет назад, когда мы были молоды, красивы и безумно влюблены. Кольцо, которое я сняла в день нашего развода и швырнула ему.

Я отшатнулась, словно он протянул мне раскалённый уголь.

С одной стороны — это обручальное кольцо. Символ того кошмара, которым стал наш брак. С другой стороны — это единственная вещь, которая напоминала о былом величии нашей семьи. И он не продал его. Сохранил. Все эти месяцы нищеты и унижений — сохранил.

Я нахмурилась, чувствуя, как внутри меня борются противоречивые эмоции.

Потом глубоко вздохнула и спокойно сообщила:

— Это хорошее кольцо, Анмир. Боюсь, малознакомым женщинам такого не дарят. А я несколько месяцев назад поняла, что совсем с тобой не знакома.

Анмир улыбнулся — и в этой улыбке было что-то новое. Что-то печальное, но в то же время… освобождающее?

— Да, я с тобой тоже, Тель.

И тут в разговор вмешался Бертран. Явно решил насладиться его падением.

— Как низко пал великий дракон! — прокричал он так громко, чтобы все слышали. — Раньше ты рычал на всех нас сверху вниз, а теперь пришёл попрошайничать?

Гости засмеялись — кто-то неловко, кто-то злорадно.

Все ждали взрыва. Все помнили, каким был Анмир в гневе — как он мог уничтожить человека одним взглядом, как умел найти самые больные места и ударить точно в цель.

Но он лишь слегка улыбнулся.

— Да, Бертран, я пал. И теперь вижу мир с новой высоты. Точнее, с новой глубины.

Его спокойный ответ упал в зал, как камень в пруд. Смех стих. Гости переглядывались в недоумении. А я стояла и смотрела на этого человека — своего бывшего мужа, которого, кажется, совсем не знала. И не понимала, хочется мне плакать или смеяться.

Или, может быть, и то, и другое одновременно

Лоренцо, видимо, решил, что лучший способ справиться с неловкой ситуацией — это сделать вид, что её не было. Он резко повернулся к музыкантам и воскликнул с энтузиазмом человека, который только что обнаружил огонь:

— Музыканты! Начинайте!

Бедные музыканты подскочили на своих местах, словно их ударило молнией, и заиграли с такой поспешностью, что первые ноты получились похожими на звуки пытки кота.

Лоренцо тут же обернулся ко мне с улыбкой, которая была настолько широкой, что, казалось, вот-вот расколет ему лицо пополам.

— Позвольте мне эту честь, прекрасная леди! — произнёс он, протягивая руку с таким театральным жестом, будто репетировал эту сцену перед зеркалом.

Я вложила руку в его ладонь — тёплую, слегка влажную от волнения — но взгляд мой почему-то сам собой скользнул к Анмиру. Тот стоял в стороне, наблюдая за происходящим. Будто смотрел комедию, в которой когда-то сам играл главную роль.

— Вы должны попробовать эти шишковые пирожные! — продолжал Лоренцо, ведя меня в танце и явно пытаясь заполнить каждую секунду молчания комплиментами. — Сегодня просто волшебство! А ваш ликёр! О, этот ликёр! Я уверен, сам нектар богов не сравнится с ним по вкусу!

Мы кружились по паркету, а Лоренцо сыпал похвалами, как из рога изобилия, и я чувствовала себя невероятно глупо. Вот я, взрослая женщина, танцую с прекрасным, богатым, влюблённым в меня мужчиной, а думаю о том, как нелепо выглядит самодельная шишковая брошь на потёртом камзоле моего бывшего мужа.

Определённо, со мной что-то не так.

В другом конце зала, пока все внимание было приковано к танцующей паре, Илиран осторожно пробирался через толпу гостей к тому углу, где стояла Эйлани. Девушка выглядела так, словно её заставили проглотить лекарство — красивая, но несчастная, в нежно-розовом платье, которое только подчёркивало её бледность.

Бертран стоял рядом, увлечённо обсуждая с другими баронами «падение великого дракона», и не заметил, как молодой человек подошёл к его дочери.

— Эйлани, — тихо позвал Илиран.

Она вздрогнула и обернулась, и в её глазах на мгновение вспыхнула радость, которую она тут же попыталась скрыть.

— Мой отец запретил мне танцевать с тобой, — прошептала она, бросая испуганный взгляд в сторону Бертрана.

— Тогда давай просто поговорим. Я скучал по тебе, — Илиран незаметно протянул руку и сжал её ладонь, спрятав их переплетённые пальцы в складках её розового платья.

Я кружилась в объятиях Лоренцо, пытаясь сосредоточиться на его комплиментах про шишковые деликатесы, когда краем глаза заметила, что происходит у стены. Анмир стоял там, как одинокий волк, изгнанный из стаи, и наблюдал за нашим танцем. Выражение его лица было… странным. Не злым, не завистливым — скорее печальным и каким-то умиротворённым одновременно. К нему подошёл один из местных крестьян — тот самый, чью телегу он чинил на прошлой неделе. Я знала об этом, потому что в деревне новости разносятся быстрее ветра.

— Никогда не думал, что скажу это, но… вы изменились, господин, — произнёс крестьянин с робким уважением.

— В лучшую сторону, надеюсь? — Анмир грустно улыбнулся.

— Раньше вы бы даже не заметили такого, как я. А теперь… вы помогли моему сыну починить телегу на прошлой неделе.

И тут началось. Словно почуяв слабость, к Анмиру начали подтягиваться местные аристократы.

Иванар выпятил грудь и громко обратился к Анмиру:

— Что ж, дракон, твоя бывшая жена построила то, что ты разрушил. Теперь её все обожают, а ты… просто призрак прошлого!

Несколько гостей недобро усмехнулись, словно зрители в цирке, ожидающие, когда лев наконец-то прыгнет через горящие кольца. Все помнили, каким был Анмир в гневе.

Но вместо взрыва ярости произошло что-то невероятное.

— Ты прав, Иванар, — Анмир спокойно кивнул. — И я горжусь ей. Горжусь тем, что она смогла создать.

Иванар открыл рот, потом закрыл, потом снова открыл, похожий на рыбу, выброшенную на берег. Он явно ожидал всего, чего угодно, но только не этого. А мне стало за него неловко. Что-то не хочется любезно болтать о травах с тем, кто бьет того, кто не сопротивляется. А ведь мой прекрасный травник явно был нацелен на удар.

А Бертран, конечно, не мог упустить такую возможность.

— Не верю своим ушам! — прокричал он так, что половина зала обернулась. — Сам Анмир признал свою никчемность!

И тут что-то во мне щёлкнуло. Может быть, это была справедливость. Может быть, простое человеческое приличие. А может быть, я просто не могла смотреть, как стая гиен терзает раненого льва.

Я остановилась посреди танца так резко, что Лоренцо чуть не споткнулся.

— Простите меня, — бросила я ему и решительно направилась к месту происшествия.