Великий диктатор. Книга четвертая

Глава 6

Глава 6

Июль 1913 года, Лондон, особняк Герберта Гувера.

- Что случилось дорогой? Что в этом письме такого, что ты средь бела дня за бурбон взялся? - забеспокоилась Луиза Гувер, ставя перед мужем серебренный тренчер с сыром.

- О! Не знал, что у нас ещё остался белпер кнолле, - удивился мужчина, проигнорировав вопрос жены, и тут же закинул в рот кусочек сыра щедро усыпанный чёрным перцем.

- Ты мне тут ведро не пинай! - встав в свою любимую позу и уперев руки в пояс, возмутилась Луиза. - Давай выкладывай. Опять в эту несносную Россию ехать надо?

- Лу, ну зачем ты так? Ведь ещё не знаешь содержимого письма, - мужчина помахал перед женщиной стопкой листов. - А уже делаешь выводы.

- Ты бурбон пьёшь только в том случае, если тебе надо ехать в этот ужасный Кистим. Или как там его?

- Кыш-тым, - по слогам и на русском произнёс название посёлка Герберт Гувер. - Но ты не права, Лу. Хоть и в Россию, но не совсем. Мне предлагают заняться геологоразведкой в Финляндском княжестве. Это письмо от Матти Хухты из компании «ХухтаХухта».

- Ой. От мистера Хухты? Правда? От автора книг про Питера Пена?

- Питер Пен? Ты о чём сейчас, Лу?

- Мой бог! С кем я живу? Ты что, не читал эти книги? А как же ты общаешься с Гербертом-младшим и Аланом? По глазам вижу, не читал. Стыд и позор! - Луиза Гувер села в соседнее кресло и, не спрашивая разрешения, взяла стакан мужа и одним глотком допила янтарную жидкость.

- Даже так? Насколько я сильно провинился перед тобой и детьми, что не читал про этого Питера как там его? И тот ли это вообще Хухта? Может, мы ведём речь о разных людях? - начал злиться хозяин кабинета.

- А вот сейчас и проверим, - женщина взяла со стола бронзовый колокольчик и пару раз им встряхнула.

На его неровный звук в кабинет заглянул домашний слуга-негр.

- Джон, найди Герберта-младшего и пригласи его к нам, - отдала распоряжение Лу Гувер.

На долгие пять минут в кабинете воцарилась относительная тишина, нарушаемая только шуршанием бумаг, которые перебирал Гувер.

- Отец, мама, - в кабинет влетел запыхавшийся и взъерошенный мальчуган лет десяти. - Извините, что заставил себя ждать.

- Вы снова сражались с пиратами, юный сэр? - с усмешкой в голосе поинтересовалась миссис Гувер. - И кто был пиратом на этот раз?

- Мистер Джонсон. У него же нет руки. И он — вылитый капитан Крюк, а Джон отказался быть индейцем. А сын конюха…

- Ай-яй. Уже и садовника, ветерана войны, втянул в свои игры, - улыбнулась женщина перебив сына. - Ты лучше расскажи нам с отцом кто такой Матиус Хухта.

- Ну, - парнишка потянулся к своей растрёпанной шевелюре, но, поймав укоризненный взгляд отца, шмыгнул носом и спрятал руку за спину. - Это писатель, который написал книжки про приключения Питера Пена. А ещё он придумал самолёты и парашюты. Об этом в журнале «Детская механика» писали. А что?

- Так как, Гер? Подходит под это описание автор письма? - повернулась женщина к отцу семейства.

- Ты права, Лу. Я думаю, что это именно тот самый человек. И он, кстати, скоро приплывёт в Британию. Слышал, младший?

- Да, отец. Спасибо, отец! А мы к нему съездим? Может, он мне книжки подпишет?

- Я думаю, младший, что этот человек сам к нам приедет. Ведь это он мне письмо написал, а не наоборот. И запомни крепко-накрепко, что самолет придумали Уилбир и Орвилл Райты. Наши соотечественники.

- Хорошо, папа, запомню, - согласился с родителем малыш. - Я могу идти?

- Беги, играй, Герберт, - отпустила сына женщина и, дождавшись когда за ним закроется дверь, повернулась к супругу. - Так что там в письме-то?

- Хотят заключить двухгодичный контракт на геологические изыскания. Предлагают по сто тысяч долларов в год и возможность поучаствовать в разработке найденных месторождений. Есть также намёки на разработку уже открытого месторождения хрома. Но туда надо строить железную дорогу.

- Как раз то, что тебе нужно. Ты практически везде, где работаешь или работал, строил железную дорогу, что в Австралии, что в Китае, что в этом холодном и жутком Кистиме.

- Кыш-тым, - поправил супругу мужчина, опять повторив название русского посёлка по слогам.

- Я это всё-равно не выговорю. Это звучит так, как мисс Нора, моя нянька, подзывала нашего ослика. Надеюсь, в этой Финляндии нет подобных названий?

- Ты так говоришь, как будто я уже согласился на это предложение и мы переезжаем, - усмехнулся Герберт Гувер. - Надо сначала дождаться этого Хухту, обговорить всё, подтянуть парней из «Bewick, Moreing and Company», ведь хром, это их специализация. И только затем принимать решение.

- Двести тысяч на земле на валяются. У тебя, после ухода из компании дела идут не очень. А ты так и не построил мне домик в Калифорнии, как обещал в первую брачную ночь.

- Ха-ха-ха, женщина, ты меня что? Шантажируешь? А кто обещала родить мне дочь, а родила двух мальчишек? Так что не надо мне тут условия ставить! Как решу — так и будет!

…..

- А почему ты выбрал эту каюту, а не салон-люкс, - в полумраке каюты поинтересовалась Татьяна, когда мы обессиленные лежали после секса.

- Там музей располагается. Вернее, располагался. Перед отплытием все экспонаты оттуда перенесли на берег. Но для того, чтобы там жить, надо сначала ремонт сделать.

«Ику-Турсо», ранее принадлежавший финской пароходной компании, каждый год участвовал в торжествах по случаю победы в Русско-Японской войне. И каждый год мои пионеры проводили экскурсии по пароходу, рассказывая о его героическом походе в 1904 году, и о бое с японским миноносцем. Для этого в салоне-апартаментах и устроили миниатюрный музей, посвящённый тем событиям.

В январе этого года «ХухтаХухта» выкупила судно. И сейчас оно направлялось в Нью-Йорк. Где должно было стать одним из кораблей, в планируемых мной конвоях. Когда ледоколы построят, они также отправятся в Нью-Йорк. У меня были большие опасения, что русский флот может просто-напросто мобилизовать мои суда после начала войны. Но если они временно сменят флаг на звёздно-полосатый, то конфискация им точно не грозит. А США вступят в войну ещё не скоро. Это если я, конечно, своими вмешательствами не поломал основную историческую линию.

Для организации транспортной компании в Нью-Йорк плыли Эдвард Гюллинг и его помощник Ивар Ласси. Компанию должен был возглавить Гидеон Сундбек. Этот швед когда-то работал главным инженером на нашей стекольной фабрике в Карлебу, пока не эмигрировал в США.

К моему громадному удивлению именно он оказался тем человеком, который изобрёл, а вернее, улучшил застёжку-молнию. Получив патент на своё изобретение, он так и не смог его никуда пристроить. Уж слишком новаторской была подобная застёжка. А начать собственное производство он не мог, так как все деньги потратил на оформление патентов в Европе и США. Даже свой дом в Ньюарке заложил.

И всё у него шло к тому, чтобы за бесценок продать патент своему тестю, Петеру Аронссону. Пока, в какой-то момент, ему не попалась реклама торгового дома, принадлежащего «Хухта-групп». Сундбек написал письмо управляющему нашей заокеанской юридической конторы, а те переслали его мне. Делиться доходом с такого прибыльного проекта с дедом и другими родственниками я не захотел, поэтому и решил создать стороннюю компанию. А заодно и транспортную.

Договорились мы со шведом довольно быстро. Он становился руководителем нашей торгово-закупочной компании и заодно получал возможность производить свою «молнию» на территории США. Мы же получали преданного нам управляющего и европейский патент на застёжку. Всё равно изобретение Сундбека нужно было улучшать и дорабатывать, и патентовать по-новому.

Я очень надеялся, что смогу вспомнить и воспроизвести устройство этой застёжки из моего времени. То, что придумал Сундбек, мало походило на те молнии, которыми я когда-то пользовался. А получив новый вид застёжки, я смогу зарегистрировать её уже на своё имя. И останется только купить или выменять лицензию у германской компании «Прайм» на одёжную кнопку. Пока что переговоры с ними об этом ни к чему не привели. Они хотели получить лицензию на нашу канцелярскую скрепу, но без выплаты роялти. Впрочем, в связи с надвигающейся войной, я скорее всего соглашусь на их требование. Кому нужны скрепки в воюющей стране?

Мы же: я, Татьяна и Эмиль Викстрём со старшим сыном Эстелем, направлялись с оказией в Лондон. Ну, и по пути заскочили в Копенгаген. Где я наведался на могилу своего оружейного учителя Александра Бьярнова.

И если я отправился в столицу Великобритании по делам, то восемнадцатилетний Эстель Викстрём собирался попробовать поступить на обучение в Лондонский Королевский колледж архитектуры. Как я ни уговаривал его отца, Эмиля Виктсрёма, зная о приближающийся войне, пристроить своего сына в Стокгольмскую академию на архитектурный факультет, эти упертые финские шведы решили сделать всё по-своему. Ну и бог с ними…

- Музей? Какой ещё музей? Эй, Матти, ты там часом не заснул? - и супруга для проверки похлопала меня по голому животу, вырывая из размышлений и полудрёмы.

- Почти заснул. Но ты, женщина, меня разбудила. Ррррр, - зарычал я и перекатившись поближе к Татьяне, впился губами в её шею. - Я железный друид. Я зацелую тебя везде, смертная женщина.

- Ха-ха-ха, - расхохоталась жена и тут же потребовала разъяснений. - А кто такой этот железный друид?

- Это прозвище Вяйнямейнена. Первочеловека в финском эпосе. Я же давал тебе читать «Калевалу» - напомнил я.

- Да ну её. Скучная она.

- Это точно. Я всегда хорошо засыпал, когда учил заданные в школе руны.

- Вот и я на первой руне заснула. Так, Матти, пока я помню. А что за музей был в салоне?

- О! Там забавная, интересная и одновременно поучительная история. Будешь слушать?

- Ещё бы! Ты очень интересно рассказываешь.

- Перед самой войной с Японией, когда этот пароход вёз в Китай много полезного груза, в тот салон тайно проникли двое мальчишек, которые мечтали отправиться на край света и вступить в ряды нашей армии. Они тщательно подготовились, запасли много продуктов, взяли с собой интересные книги и даже шахматы, чтобы не скучать во время долгого плавания.

- А вода? И куда они в туалет ходили?

- Так это же люкс-апартаменты. Хоть судно и шло в Порт-Артур как грузовое, но перекрывать водоснабжение и канализацию на пассажирской палубе никто и не подумал. А один из мальчишек, Карл Доннер, был племянником капитана. И частенько бывал на этом корабле. Вот и выучил что где находится и как туда пробраться. И целых три недели они умело прятались от экипажа, пока ушлый боцман судна не приметил, что на окнах каюты открыты шторы.

- Я их понимаю. Самой было бы любопытно посмотреть на проплывающие мимо страны. А что дальше было? - сонно прошептала супруга.

- Дальше? Их поймали и заставили отрабатывать безбилетный проезд. Они целыми днями сидели на кухне и чистили картошку для экипажа и солдат. А когда картошка заканчивалась, то мыли полы и туалеты. И всё бы ничего, но, перед самым прибытием в Порт-Артур, «Ику-Турсо» столкнулся с…

Я замолчал, так как рассказывать стало некому. Татьяна, свернувшись калачиком и подложив сложенные ладошки под щёку, спала. Полюбовавшись какое-то время женой, я осторожно укрыл её простынёй и, щёлкнув поворотным рубильником, погасил свет в каюте.

…..

«Ику-Турсо» уверенно пожирал морские мили, приближая нас к конечной точке маршрута. Татьяна, отговорившись мигренью, осталась в каюте. Мои финансисты что-то бурно обсуждали в пассажирском баре. Младший Викстрём с мольбертом и кистями оккупировал корму. А мы с его отцом, Эмилем Викстрёмом, расположились на открытой террасе пассажирской палубы и, потягивая купленный мною в Копенгагене датский солодовый лагер, наслаждались погодой, видами и разговором.

- Ну ты сам вспомни! Какой основной цвет домов в Гельсингфорсе или Улеаборге? Да в любом губернском городе.

- Серый, красный и жёлтый. Всё зависит от материала, из которого он построен, и штукатурки, которой он покрыт. В малых городах деревянные здания красят в тёмно-красный цвет. Иногда в жёлтый или зелёный. Но в больших городах преобладает цвет кирпича и штукатурки, - отчитался мне Эмиль Викстрём. - Кроме твоего Яали, разумеется.

- Вот именно! А страна у нас северная. Полгода — снег и слякоть. Низкое серое небо, такого же цвета и вода. И всё это влияет на эмоциональное состояние населения. Оттого и пьют у нас много. Да и самоубийства не редкость. Вот я и хочу, привнести разнообразие хотя бы при помощи красок. Вот для этого мне и нужна ваша помощь скульпторов, художников и архитекторов. Для этого я и затеял эксперимент с разноцветными домами в Яали.

- Ха. Да тебе просто в других городах хозяева домов не позволили бы издеваться над их жильём. Вот и раскрашиваешь Яали. Хотя, должен признаться, мне нравиться твоя идея. Но! - Викстрём даже указательный палец поднял к небесам. - Всё упирается в недолговечность нынешних красок. Слишком они нестойкие к осадкам и перепадам температуры. Поэтому в уличной живописи сейчас преобладает керамическая мозаика. Но это очень дорогое удовольствие.

- Ты думаешь я про это не знаю? Ещё как знаю. Над этой проблемой сейчас работает мой кузен, Томми Саари. Он отличный химик, и я верю, что у него всё получится. И он создаст устойчивые к непогоде и времени краски. И тогда наши города украсят портреты великих людей и герои книг. Вместо серых и грязных слепых стен доходных домов появятся портреты Топелиуса, Киви и Мины Кант. А по стенам будут змеиться зелёные лианы, из-за которых будут выглядывать Мумми-Тролли, а на других — скакать на оленях Сампо-лопарёнки. Поверь, что при взгляде на цветные дома и различные картины из читаных в детстве книг, настроение у горожан поднимется само собой.

- Как же я много про тебя не знал, Матти, - улыбнулся мой собеседник. - Я и сам с удовольствием в таком поучаствую. Но когда появятся влаго- и погодоустойчивые краски.

- Но ведь начать можно и со скульптур, - не сдавался я.

- Бронза и камень тебе дорого обойдутся. Да и работаем мы, скульпторы, довольно долго.

- А дерево? Вот ты прекрасно вырезаешь. Какие красивые скульптуры ты вырезал на своем острове возле электростанции. Вот бы подобное и повторить, но массово, везде. Допустим, вдоль дорог. В одном месте из кустов деревянный Хийси (леший) выглядывает, а через версту Акка (лесной женский дух) на пеньке примостилась. Всякие места для отдыха можно организовать вдоль дорог, как это у нас сделано. И обязательно с деревянными табличками: «устал — отдохни», «поел — убери за собой». Надо нам культуру повышать среди народа. Ещё мосты можно украшать фигурами из «Калевалы» и «Кантелетара».

- А нас церковь на костёр не потянет? - пошутил мужчина. - За всех этих мифических существ?

- Так мы будем разбавлять. На крупных перекрёстках можно ставить деревянные часовни-оклады с цитатами преподобного Мартина.

- Ха-ха-ха, - засмеялся Викстрём. - Сначала напугаем путника, а затем заставим молиться. Хорошо придумал. Но что конкретно ты от меня-то хочешь?

- Чтобы ты собрал всех наших скульпторов и предложил им немного подзаработать. Много я не дам, но они получат всенародную известность если подпишут свои работы. Ты их лучше меня знаешь. Кто-то из них русалок и леших вырежет, а кто-то часовни создаст в разных стилях.

- В насколько разных? - заинтересовался Эмиль.

- Дорог у нас много и перекрёстков хватает. Готика, барокко, классицизм, да всё что угодно. Можно даже попробовать смешать стили и получить наш, исконно-посконный, финляндский.

- Ну у тебя и планы, - восхищенно цокнул языком скульптор. - Я подумаю.

От разговора нас отвлёк гудок идущего нам навстречу судна. В отличие от прошлого моего путешествия по Каттегату, в этот раз пролив был спокоен. Светило яркое летнее солнце. И только где-то далеко на горизонте, в районе невидимого отсюда шведского Гётеборга, громоздились кучевые облака.

…..

Август 1913 года. Город Орхание, Болгарское царство.

Перестрелка возобновилась с новой силой. Где-то совсем рядом застрекотал пулемёт, и в близкое окно влетел рой пуль. На Льва снова посыпалась штукатурка и какая-то труха. Но сил хватило только на то, чтобы проморгаться от пыли запорошившей глаза.

«Наверное это всё, конец», - промелькнула мысль в голове у русского журналиста. «А ведь всё так хорошо начиналось».

Десятого июля Румыния объявила войну Болгарии и, практически не встречая сопротивления, вошла на её территорию тремя армейскими корпусами. Наступление развивалось стремительно, пока на западном фронте не погиб болгарский царь Фердинанд и в Софии не произошла революция.

Тут бы и конец войне, но последовал гневный окрик из Санкт-Петербурга, и румынские войска остановились, не дойдя сорока километров до болгарской столицы. Лев, уже почти собравшийся отъехать к семье в Вену, заинтересовался происходящим и отложил возвращение.

В конце июля стало известно, что генерал Никола Иванов, ставший главнокомандующим болгарской армией после гибели царя и генерала Михаила Савова, принял ультиматум Сербии, Греции, Румынии и Российской империи и подписал капитуляцию. И сразу после этого был опубликован совместный манифест четырёх монархов о восстановлении монархии и порядка в Болгарии.

Совершенно неожиданно этот манифест поддержали Германия, Франция, Австро-Венгрия, Бельгия и Великобритания. И, практически сразу после публикации манифеста, пришли в движение союзные войска. С запада — греки и сербы, а с севера — румыны и русские части Одесского военного округа. А в Варне и Бургасе русская эскадра высадила десанты.

Всё это очень взволновало Льва. С одной стороны, его, как революционера, тянуло присоединится к восставшим в Софии, а с другой стороны, он прекрасно понимал, что против таких сил, им не выстоять. Но душа всё равно требовала деятельности, а владелец газеты «Киевская мысль», журналистом которой он и был — требовал свежих и горячих новостей.

И Лев решился выехать в действующие войска. Ему не составило большого труда пробиться на приём к начальнику генерального штаба румынской армии Александру Авереску и получить разрешение на журналистскую деятельность во втором корпусе, наступавшем на Софию. В Румынии его, как журналиста, уже хорошо знали. За полтора года Балканской войны он успел примелькаться и завести массу полезных связей в столице королевства.

Но на фронте всё оказалось не столь радужно, как об этом писали в румынских газетах. Второй армейский корпус, успевший до паузы в этой странной войне взять город Орхание, так и не смог пробиться через горный перевал к Софии. А уж когда в столицу Болгарии вошли сербские части, отступающие революционные войска попытались прорваться именно через этот перевал.

Лев и сам не мог понять логику действий восставших. Им бы бежать на юг, к морю и к границе с Османской империей. С которой революционное правительство Александра Малинова успело заключить перемирие в обмен на возврат под контроль турков города Эдирне. Да что уж теперь говорить?

Неожиданная атака застала румын врасплох, что позволило болгарам ворваться в Орхание, где они и завязли в уличных боях. Русскому журналисту не повезло сразу. Казалось, далекий бой, одним рывком переместился в центр уютного болгарского городка и застал мужчину врасплох. Спеша найти хоть какое-то укрытие, он необдуманно побежал в сторону комендатуры, где и попал под пулемётный огонь. И получил сразу три ранения в ноги. Две пули прошли навылет, а третья застряла в бедренной кости.

Его, конечно, вытащили с поля боя и даже оказали первую помощь, наспех забинтовав раны. Но этого явно оказалось маловато. Он банально истекал кровью, а помочь ему никто не спешил. Вокруг шёл бой и солдатам с офицерами не было никакого дела до раненного русского журналиста.

Лев уже давно не чувствовал ног и почти не мог шевелиться, когда в окно влетела связка динамитных шашек с горящим запалом и приземлилась ему прямо на многострадальные ноги. Он хотел отбросить смертоносный предмет в сторону но руки отказывались слушаться.

На фоне быстро горящего детонационного шнура, перед тридцатитрехлетним Львом Бронштейном проносилась вся его жизнь: счастливое босоногое детство на хуторе в Херсонской губернии, обучение в Одессе и Николаеве, революционная деятельность, ссылка, лица родителей, друзей, знакомство с женой, рождение дочерей, а затем и сыновей — от второй, гражданской жены. Самой последней мыслью перед вспышкой, которая поглотила сознание мужчины, была та, что любимая Наташа всё-таки оказалась права: возраст Христа — это опасный возраст.