Глава 16
- Я рад приветствовать вас, господа, с этой трибуны уже как избранный парламентарий. Все вы меня прекрасно знаете. За четыре года я уже примелькался здесь не только как представитель промышленности нашего княжества, но и как помощник Пера Свинхувуда, Ээро Эркко и Александра Тюринга. Хоть я и не новичок в нашей политической кухне, но мне ещё очень далеко до всех до вас. Очень надеюсь на вашу помощь и подсказки, - произнеся это, я коротко поклонился с кафедры парламента.
В ответ раздались аплодисменты из зала от депутатов и с балкона, на котором располагались приглашённые гости и журналисты.
- И, так как у меня есть ещё восемь минут на выступление, - сверился я с большими настенными часами, подаренными парламенту нашей корпорацией. - То мне хотелось бы затронуть поднимаемый здесь вопрос о строительстве нового здания парламента. Для двухсот десяти народных избранников этот зал, и вправду — маловат. Но зачем нам надо переносить здание парламента из правительственного квартала и строить с ноля? Да и бюджета в полмиллиона марок, которые готовы выделить нам сенаторы, на возведение чего-либо уместного — просто не хватит.
В зале раздались одобрительные выкрики, постепенно перешедшие в аплодисменты. Тема скученности и неустроенности волновала умы почти всех парламентариев. Здание строилось под немногочисленный Сословный Сейм и не было рассчитано для работы многочисленных парламентских комитетов.
- В одностороннем порядке мною, за собственный счёт, с привлечением архитекторов Карла Густава Нюстрёма, Эмиля Викстрёма и Оливии Матильды Лённ, был создан проект перестройки старого здания и строительства комплекса новых на месте того безобразия, которое творится на нашем заднем дворе, - и я указал рукой на окна, за которыми располагалось чьё-то частное подворье, по которому бродили тощие куры.
Народ тоже перевёл взгляды на окна и одобрительно загалдел.
- Всё это село надо отсюда убирать. Предложим людям благоустроенные дома и компенсации, и снесём с глаз долой. А на его месте построим то, что нам сейчас необходимо. Вам сейчас раздадут копии плана с предполагаемым бюджетом на строительство, - объявил я и кивнул Тойво Антикайнену и Юхо Эркко, которые вызвались помочь мне. - Благодаря новым методам строительства, выделяемых правительством средств хватит и на реконструкцию старого здания, и на возведение нового десятиэтажного комплекса с кабинетами для комитетов и комиссий, гаражами и самое главное — с жилыми апартаментами для депутатов. Ведь не все имеют своё жилье в Гельсингфорсе и не у всех есть возможности снимать достойное жильё. И если какой-то депутат снимает угол в дешёвом доходном доме — то это, в первую очередь, дискредитация власти. И мы должны покончить с подобной порочной практикой. На этом у меня всё. Теперь дело только за вами. Если проект вас устроит, то в скором времени аграрная партия внесёт на рассмотрение законопроект о строительстве комплекса парламентского городка. Спасибо за внимание.
И под град аплодисментов и вспышки фоторепортёров я, раскланиваясь, вернулся к своему месту.
…..
- Ну ты и дал, Матти, - уважительно констатировал Юхо Эркко, когда мы после заседания парламента расположились на лавочке в сквере напротив государственного банка. - Теперь они точно с сената не слезут, пока не добьются разрешения на строительство. Жильё для многих — это очень важная тема.
- Ну ещё бы. Ведь половина парламента — это рабочие и крестьяне. Откуда у них средства на съём нормального жилья? О них в первую очередь и думал. Да и собирать тогда заседания будет в разы легче, когда все живут под боком.
- Ты великий человек! - неожиданно заявил Юхо. - Вот так просто, на первом же своём выступлении, взял — и почти решил такую задачу…
- Юхо, всё ещё вилами по воде писано. Погоди, может мою инициативу в сенате зарубят. Но у меня таких тем вагон и маленькая тележка. Правда, Тойво? - обратился я к Антикайнену которого я отправлял за сельтерской в ближайший пионерский магазин.
- Не могу знать, мой диктатор, - тут же отбрехался мой адъютант. - Я не знаю о чём вы разговариваете, поэтому и не могу выступить арбитром.
- Я про вагон и маленькую тележку.
- Про какую из них? У вас этих маленьких тележек больше чем вагонов.
- Вы про что сейчас вообще? - не понял нашей перепалки младший Эркко
- Ай, не обращай внимания. Это Тойво мне так напоминает, что у меня и так куча всяких открытых проектов.
- Ясно. Но всё-равно, ты не представляешь, Матти, как я тебе завидую. Мне же ещё три года ждать, пока я смогу в парламент попробовать попасть и заняться каким-нибудь важным делом.
- А чего ждать? - не понял я. — Этих дел вокруг ого-го сколько.
- И маленькая тележка, - чуть слышно схохмил, пристроившийся рядом с нами на лавочке, Антикайнен.
- И она, - согласился я. - Вот чего ты, Юхо, хочешь на самом деле?
- Ну, не знаю даже, - растерялся юный журналист. - Создать свою партию или, на худой конец — организацию, которая сможет влиять на общество.
- Тебе мало того что ты главный редактор «Пионерской правды», еженедельного таблоида и самой популярной в княжестве газеты «Из рук в руки»? Да у тебя влияния на наше общество больше чем у твоего отца. А ведь он председатель риксдага. Ты, в свои девятнадцать, имеешь право присутствовать на заседаниях парламента и сената. Немногие в твоём возрасте добились подобного.
- Так это не я сам. Это ты, Матти, на своём горбу втащил меня на эту вершину. Ты, Гюллинг, Усениус, Олави Киннуен и остальные парни из пионерии. Но вот сам, лично, я ничего не создал.
- Так и создавай. В чём проблема?
- Партию пока не могу. По возрасту. Тогда что? И с кем?
- А вон с ними, - кивнул я на кучку мальчишек-газетчиков, которые, явно закончив работу, лакомились мороженым, сидя на бордюрном камне через дорогу от нас.
- Извини, Матти. Я тебя не совсем понимаю, - растерялся Юхо Эркко.
- Ты же ездил несколько раз в Санкт-Петербург и видел как там устроенна продажа газет?
- Ездил, но не обратил внимание. А что, не так как у нас?
- Конечно нет. У нас газетами могут торговать все кто хочет. Лишь бы были деньги на выкуп газет в издательстве. Да что я тебе рассказываю! Ты и сам прекрасно это знаешь. И сам торговал газетами, если дядя Эркко мне не соврал конечно.
- Нет. Отец сказал чистую правду, - подтвердил Юхо и почему-то покраснел.
- Вот. А в империи всё по-другому. По закону в Петербурге, Москве и губернских городах торговать газетами можно только с шестнадцати лет и при наличии фуражки, формы и номерной бляхи, которую выдают издатели. Малолетних мальчишек-газетчиков, как у нас, там почти нет. По крайней мере, неорганизованным газетчикам запрещено торговать в публичных местах — на вокзалах, у театров, на мостах, центральных улицах и перекрёстках.
- О как! Не знал! Честно! Так ты, что, предлагаешь и у нас так же сделать? И причем здесь я? - не понял парень.
- Я предлагаю тебе создать и возглавить профсоюз распространителей газет. Объединить вот этих вот, - я некультурно ткнул пальцем в подростков на дороге. - В единую организацию. Чтобы можно было защищать их права, а заодно и права читателей. Снабдить их сумками или рюкзаками для газет. Ведь прочная кожаная сумка хорошо защищает газеты от дождя и снега. Ты же сам знаешь, что мокрую газету никто не купит, и газетчик потеряет уже вложенное. Да и одежду им надо единую, и обувь. А то — стыд и позор, в столице княжества газетами торгуют какие-то босяки. У нас всё-таки страна северная, дожди не редкость, а зимы долгие.
- Не-не-не, ничего не получится, мой диктатор, - неожиданно влез в разговор и Антикайнен.
- Почему, Тойво?
- Они не будут платить профсоюзные взносы. Они и так зарабатывают немного, и тратить эти деньги на что-то ещё они не станут. Да и одежду и сумки покупать, тоже не будут.
- Тут ты прав. Но деньги ведь можно взять и с издателей. Если все продавцы забастуют, то редакции не реализуют тиражи и понесут убытки. Тогда им и придётся раскошелиться, хотят они этого или нет. Так что, ты, Юхо, подумай над моим предложением.
- Да как-то… Нет, Тойво всё-таки прав. Собрать их в одно целое — не получится.
- Хм. Тогда организуй продажу газет силами наших пионеров. Создай пионерскую почтовую службу. И вытесни этих босяков с улиц. И не просто вытесни, а влей их в нашу пионерию. Кстати, первым делом поставь на главных перекрёстках в каждом квартале газетные стационарные ларьки. Денег я тебе на это дам. Ну, что? Берёшься, старший пионер Эркко?
- Так точно, мой диктатор, - совсем нерадостным тоном ответил мне парень. - Вот умеешь ты, Матти, всё к деньгам свести.
- А ты как хотел? Будут у тебя деньги — будет и влияние. Не бойся, дружище, я тебя всегда поддержу.
…..
- Это гениально! Это нужно начать производить немедленно! Подобная приспособа нужна в каждом стрелковом батальоне. Да что там в батальоне — в каждой роте! И кавалеристам тоже пригодится. Особенно казакам, - пел мне дифирамбы начальник главного артиллерийского управления генерал Холодовский, попутно снаряжая патрон за патроном на ручном прессе.
В моём прежнем мире подобное приспособление именовалось — пресс для релоадинга. И предназначался он для переснаряжения стреляных гильз. На первый взгляд, изделие казалось простым. Но это только на первый взгляд. Сколько я и Шмайссеры промучились создавая матрицы, знаем только мы. Всего три матрицы: калибровочная — для выдавливания использованного капсюля, посадочная — для установки нового капсюля и пули, обжимная — для возвращения гильзе заводских размеров в случае раздутия или деформации после выстрела. Ещё целый год подбирали сталь на матрицы, в чем очень помог Котаро Хонда, который как раз внедрял полученную им инструментальную сталь на станкостроительном заводе. И ещё год ушёл на наладку и испытания.
Зато, получившийся пресс был, на мой взгляд, идеален. Массивная чугунная рама со струбциной. На самом корпусе присутствуют крепления для матриц, пороховых мерок и воронка. А защитный кожух, при снятии, выполнял роль подставки для гильз. От идеи включить в состав набора ещё и аптекарские весы — мы отказались. Кто-то сможет взвесить и отмерить нужное количество пороха, а кто-то — нет. Поэтому мы и придумали колпачки-мерки под дымный и бездымный порох. Так проще и надёжнее. Не забыли и про инструкцию, написанную легким и доступным языком. Вот в этот оружейный прибор генерал Холодовский и влюбился.
Правда, в самый же первый день своего визита, прибывший для проверки выпускаемого нами оружия новый начальник главного артиллерийского управления неожиданно повинился передо мной:
- Я поведал нашему императору про ваш гусеничный тягач, который здесь у вас видел Владимир Иосифович Рдултовский. И наш монарх просил вам передать, что очень бы хотел видеть сию машину в своём гараже. Как я понял, вы постоянно присылали царю свои новинки. Но только сейчас я понял, что та машина могла быть экспериментальной и неготовой. Так что, извините меня, Матвей Матвеевич. Я не хотел создать вам дополнительные проблемы, - развел руками генерал.
- Полноте, Николай Иванович. Вы ни в чём не виноваты. Тем более и машина уже доведена до ума. Так что у меня есть чем порадовать нашего императора. Вы её сами заберёте или мне отправить своими силами?
- Отправляйте, Матвей Матвеевич. Мое дело было только передать слова государя.
Рассчитывая создать на базе получившейся гусеничной платформы что-то, похожее на британскую танкетку «Карден-Ллойд», я выдал рисунки и техническое задание Францу Ландеру. Ну а то, что у него в итоге получилось, больше всего напоминало французскую танкетку «Гочкисс-ТТ6». Которую французы спроектировали для послевоенного германского Бундесвера моего первого мира.
Сверху воткнули башню-шайбу с моим пулемётом под русский патрон и вовсю гоняли эту бронемашину на заводском полигоне. Вот её и отправлю Николаю II сразу, как только её приведут в божеский вид и заменят износившиеся за время испытаний детали и элементы.
А Николаю Ивановичу Холодовскому больше всего по душе пришлись наши шлемы и пресс для переснаряжения патронов, который он сейчас и нахваливал.
…..
В отличие от апреля, мая и июня, которые пронеслись мимо меня, как один день, июль тащился неторопливо, как старый маневровый паровоз. Немного разнообразил это длинное лето визит начальника главного артиллерийского управления. А затем время опять превратилось в кисель.
Двадцатого июля в Россию прибыл французский президент Раймон Пуанкаре. Который за свой короткий визит успел наградить Эрика Тигерстедта орденом почетного легиона третьей степени за изобретение звукового кино.
Эрик и мой лицейский учитель Теодор Фростерус, как я им и советовал, лично отвезли первые образцы звуковых фильмов сначала Мехелину. Который, тут же сориентировавшись, испросил личную аудиенцию у Николая II, на которой и представил изобретателей и их продукцию императору. Царь так впечатлился новым изобретением, что тут же изъявил желание запечатлеть визит в империю как английской эскадры, так и французской. Попутно наградив Тигерстедта Орденом Святого Станислава второй степени, а Фростеруса — третьей.
Это событие хоть немного разрядило моё напряжение от ожидания войны и ежедневных заседаний в военно-пограничном департаменте. Александр Тюринг, который четыре года возглавлял парламентскую военно-пограничную комиссию, решил снять с себя полномочия и выдвинул мою кандидатуру на эту должность. А парламентарии радостно и единогласно поддержали его в этом. И теперь я числился в военно-пограничном департаменте не только адъютантом генерала Рамзая, но и его заместителем — как официальный представитель риксдага.
А на следующий день после моего назначения генерал заболел. Слёг с артериальной гипертензией. Возраст, избыточный вес и злоупотребление алкоголем кого угодно с ног свалят. Вот и Георгий Эдуардович не стал исключением. Причем, это был уже не первый случай, когда повышенное давление заставляло его забывать о службе.
Пока генерал болел департаментом управлял полковник Франссон, с которым у меня были очень хорошие отношения. Но у Эдварда Карловича был собственный стиль управления. Он больше доверял коллегиальным решениям, чем личным. Поэтому в департаменте ежедневно проводили итоговые совещания начальников комиссий и отделов, на которых и принимались те или иные решения. И меня тоже это касалось, как начальника парламентского комитета и как личного адъютанта командующего финскими войсками. Вот и приходилось ежедневно два-три часа выслушивать различные доклады и отчёты — в ущерб собственным делам.
Зато, благодаря этим совещаниям, я был в курсе происходящих событий, которые не освещались в прессе. В русском военном министерстве, генеральном штабе и министерстве внутренних дел служило довольно много выходцев их нашего княжества. Которые снабжали свежей и важной информацией не только администрацию генерал-губернатора, но и военно-пограничный департамент.
Двадцать третьего июля Австро-Венгрия выкатила Сербии ультиматум из десяти пунктов. А вечером того же дня наши финские вояки перемывали косточки этому ультиматуму. И выдвигали различные гипотезы развития ситуации. Но на моё предположение, что всё это выльется в мировую войну — только посмеялись и предложили заключить пари, что Германия и Россия этого не допустят. Пришлось соглашаться. Если бы они знали, с какой радостью я бы расстался с той полусотней марок на которые спорили — лишь бы они оказались правы.
А двадцать пятого июля пришла срочная телеграмма о заседании Совета министров под председательством Николая II в Красном Селе, где было принято решение о начале частичной мобилизации. Но я об этом узнал только вечером, на очередном совещании. Подтверждением тому, что война всё-таки состоится, стали и сообщения из Франции, где в срочном порядке отменили все отпуска военным и начали переброску войск на восток, и из Сербии, где была объявлена мобилизация. И я сразу же развил бурную деятельность. Первым делом съездил к Артуру Усениусу и дал добро на проведение операции «Доллар». А от него, отправился к Эдварду Гюллингу.
- Это точно? Ничего в Петербурге не переиграют завтра? - пребывал в сомнениях мой помощник после пересказа полученной в военном ведомстве телеграммы. - Наша империя даже не имеет союзного договора с Сербией. Может обойдётся?
- Такими вещами не шутят, Эдвард. Завтра в империи начнётся мобилизация. И не факт, что частичная. Уж слишком быстро меняется ситуация. Вон, в Сербии объявили уже полную. А затем, последует — сухой закон, отмена обмена бумажных денежных знаков на золото. Так что не сомневайся. Запускай вывод золота из империи и взятие кредитов в банках Баварии, Саксонии, Вюртемберга и прочих «независимых» государств Германской империи. Только в Лотарингии не кредитуйся.
- Я помню, Матти! Мы это уже обсуждали. Только мне так и не ясны мотивы, чем Лотарингия хуже того же Бадена?
- Давай, я отвечу на твой вопрос через пару месяцев? Ага?
Насколько я помнил, Веймарская республика была официальной преемницей Второго рейха. А, значит, и кредиты, взятые частными лицами и иностранными компаниями до войны, Новая Германия вполне могла включить в репарационные активы. С них станется. А вот у всех этих мелких монархий, входивших в состав Германской империи — будущего точно нет. И, значит, финансовые претензии предъявлять будет некому. Ну а там видно будет. Главное — эту войну выиграть.
- Ага! - передразнил меня друг. - Все выходные мне испортил.
- И не только тебе, - усмехнулся я. - А сейчас поеду портить выходные и другим людям.
…..
Гельсингфорс. Вечер 25 июля 1914 года.
- Здравствуйте, господин Паасикиви, - поприветствовал я руководителя исполнительной комиссии по финансовым вопросам (министр финансов).
- Господин барон, - сухо кивнули мне в ответ.
- Здравствуйте, мой диктатор! - громко и звонко поздоровался со мной Варма Паасикиви, старший сын министра финансов.
- Привет, Варма, - протянул я мелкому ладонь, которую он тут же пожал. - Как твои успехи в изучении радиодела? Я слышал, что ты один из первых смог освоить азбуку Морзе?
- Так точно, мой диктатор. Освоил. И даже уже несколько пробных передач провёл, - похвастался одиннадцатилетний парнишка.
- Поздравляю, - кивнул я.
- Варма. Сын. Оставь нас с господином бароном наедине, - скомандовал мальчишке недовольным голосом его отец. - У нас сейчас будет важный разговор. И не вздумай подслушивать! - погрозил он сыну пальцем.
Парень немного покраснел, кивнул и, не произнеся ни единого слова, выскочил из кабинета отца, прикрыв за собой дверь.
- Он вас почитает больше чем меня с матерью. Постоянно только и слышу от него про ваши книги, изобретения и достижения. А после вступления в вашу гимнастическую организацию он стал одержим этим электричеством и связью. Я даже попытался пару раз запретить ему ходить на эти занятия. Так он устроил голодовку, довёл до истерики мать, которая и вынудила меня вернуть ему право посещать ваш дворец пионеров, - не скрывая своего раздражения выговорил мне хозяин кабинета.
- Насколько я знаю вашу биографию, вы в одиннадцать лет торговали в посудной лавке вашей матушки. Если хотите, то могу попробовать переориентировать и вашего Варму на торговлю. Торговых точек у нашей организации хватает.
- Нет-нет! Даже не вздумайте. Пусть лучше с паяльником возится и телеграммы отправляет, чем торговлей занимается. Мне бы, конечно, хотелось бы, чтобы он пошёл в медицину. Но об этом пока рано думать. Пусть подрастёт. Ладно, оставим в покое Варму, а то ему сейчас, бедному, точно икается. Как я понял из вашего телефонного звонка, у вас есть некая информация, которая очень важна для экономического отдела сената?
- Да. Информация очень важная и горячая, но не подкреплённая никакими документальными доказательствами. И она важна в первую очередь для вас. Так как может в той или иной степени отразиться на вашем будущем.
- Даже так? Ну-ну. Я вас слушаю.
- В ближайшие дни германский рейхсбанк заморозит все иностранные счета и ценные бумаги. А также приостановит все выплаты по государственным займам. Насколько мне известно, ваша комиссия разместила в «Первом Бранденбургском банке» тридцать миллионов марок золотом.
- Это вам господин Мехелин поведал? - округлил от удивления глаза Юхо Кусти Паасикиви. - Откуда у вас эти сведения? Даже не все сенаторы об этом знают.
- Нет. Наш генерал-губернатор здесь ни при чем. Вы же знаете, что я являюсь адъютантом генерала Рамзая, а заодно участвую в работе бюджетного комитета военно-пограничного департамента. И эти данные есть почти в открытом доступе, так как бюджет департамента пополняется с части доходов от процентов этого вклада.
- Надо же! А я думал, что мы все лазейки прикрыли, - усмехнулся главный финансист княжества.
- Насколько мне известно, получить сведения об этом вкладе можно и из источников наполнения бюджета в хозяйственном департаменте, - вернул усмешку я в ответ.
- Перкеле! Я в понедельник три шкуры спущу с моих подчиненных, - в сердцах стукнул по столу кулаком министр финансов. - А вот чего вы хотите от меня? Финансирование какого-нибудь проекта? И при чем здесь рейхсбанк?
- Нет, господин Паасикиви. Финансирование мне не нужно. Я здесь, чтобы предупредить вас. Сегодня вечером по линии военно-пограничного департамента поступили сведения о решении императора о вмешательстве в австро-сербский конфликт и проведении частичной мобилизации. Сербия, кстати, тоже объявила о мобилизации. Как вы понимаете, Германия является союзником Австро-Венгрии и обязательно ввяжется в этот конфликт. Я хочу, чтобы вы в срочном порядке вывели все деньги княжества из германской империи в Швейцарию или Нидерланды.
- Вы серьёзно? - удивился мужчина. - Вот прямо-таки война и мобилизация? Может дождаться официального подтверждения? Сегодня суббота, может, в понедельник будет какая-нибудь более точная информация?
- Будет поздно! Завтра с утра будет объявлен первый день подготовительного к войне периода, согласно специального уложения военного министерства. Я думаю, что о решении нашего императора в Берлине уже известно. Вы завтра попробуйте перевести хотя бы тысячу марок из рейхсбанка в княжество. Скорее всего, вам это не позволят сделать. А вот вывести средства в Швейцарию — будет проще.
- Ваши сведения может подтвердить барон Рамзай? - забеспокоился чиновник.
- Нет. Он болен. Можете съездить к его заместителю, полковнику Франссону. Он-то и довёл до меня текст полученных из Санкт-Петербурга телеграмм. Только не звоните. А то наши телефонные барышни мигом разнесут эту весть по столице.
- Хм. Эдварда я давно знаю. И доверяю его словам, - пробормотал чиновник. - Но вы правы, такую информацию телефону доверить никак нельзя, поэтому съезжу. Спасибо, господин барон за предупреждение. Если Франссон её подтвердит, то нам предстоит много работы…