Великий диктатор. Книга четвертая

Глава 19

Глава 19

Варшава. Привислинский край. Декабрь 1914 года.

- Вижу два Таубе, прикрывающие дирижабль, - отстучал радиосообщение своему ведущему Калле Вяйсяля.

- Принял, - коротко ответил младшему брату Ирьё Вяйсяля. - Набираем высоту, и я атакую верхнюю палубу дирижабля бомбами. Прикрывай меня от Таубе. Как принял?

- Повтори про атаку, - пришла морзянка от Калле.

- Я атакую бомбами. Ты прикрываешь, - послушно отстучал ключом повторный инструктаж Ирьё Вяйсяля.

Хоть на их самолётах и стояли самые мощные из искровых авиационных станций производства Гельсингфорского завода «Электроприбор», но оловянная проволока антенны, намотанная на стальные расчалки между крыльями, позволяла поддерживать устойчивую связь на расстоянии не далее как в полверсты. Поэтому частенько приходилось дублировать свои сообщения. Да и прочие звуки: работа двигателя и свист ветра или атмосферное электричество могло вызвать ошибку в передаче. Обучение приема морзянки на слух далось братьям тяжелее, чем вся остальная учёба в авиационной школе Антона Фоккера.

Появление их пары в четвертой авиационной роте, сформированной из крепостных авиационных отрядов, вызвал небольшой переполох. Их экспериментальные самолёты «Фоккер-1» приняли сначала за долгожданное пополнение новой техникой. Среди офицеров отряда даже чуть несколько дуэлей не произошло, когда они выясняли кому достанутся самолёты. Ну а когда выяснилось, что у этих самолётов есть свои хозяева, то почти каждый пилот роты не преминул проинспектировать и покритиковать новую технику. Впрочем, финских пилотов приняли неплохо и даже устроили вечеринку в их честь.

За четыре месяца интенсивных полётов рота лишилась большинства аэропланов. В основном из-за выработки ресурса ротативных двигателей. К появлению в подразделении братьев Вяйсяля на ходу оставалось всего три машины. Две Гельсингфорские «Чайки» прошлогоднего выпуска и разведывательный моноплан «Терещенко-2». И этими силами рота пыталась прикрывать Варшаву от налётов германской авиации и проводить разведку тылов противника. Поэтому так и радовалась пополнению. И финские пилоты сумели удивить старших товарищей.

В свой первый же ознакомительный вылет братья сбили сразу два самолёта противника. Оба германских летчика, пилотируя австрийскую лицензионную версия финляндской «Чайки» — «Таубе-2В», атаковали первыми. Видимо, благодаря тянущим винтам, немцы сочли их аппараты невооруженными разведчиками. За что сразу и поплатились. Братья легко увели свои аэропланы из-под атаки заученным виражом и, выйдя в бок противника, почти синхронно расстреляли оба германских самолёта. Сбитые аппараты упали на заснеженный пляж Праги — восточного пригорода Варшавы.

А после приземления финских пилотов встретили как героев. Стоило им только вылезти из своих машин, их тут же подхватили сильные руки сослуживцев и стали подбрасывать в воздух, крича всякие здравицы. Не обошлось и без небольшого пира, на котором начальство роты пообещало представить героев к наградам.

Через неделю к Варшаве прилетел германский дирижабль и стал бомбить район Мокотув, который удерживали части шестой пехотной дивизии. И братьям приказали слетать и сорвать бомбардировку. А всё из-за того, что во время одной из пьянок они рассказали своим новым товарищам про учёбу в Гельсингфорсе и про участие в учебном бою, имитирующем атаку на подобный летательный аппарат. Подполковник Крицкий, командир авиационной роты, вызвал их в штаб и, припомнив им их рассказ, отправил братьев в воздух.

Ирьё ещё раз проверил настройки прицела и крепления бомб. Так как с правой стороны гондолы висел ящик радиостанции, то бомбы и прицел крепились с левой стороны. Что было очень неудобно для правши. Приходилось постоянно корректировать курс, чтобы выйти точно на германский дирижабль. Да ещё и приличная разница в скорости. А снижать скорость очень опасно, так как на спине этого пузыря располагалась пулемётная площадка, стрелки которой с радостью собьют любую тихоходную цель.

Но Ирьё волновался зря. Обе полупудовые бомбочки попали точно в цель. Первая взорвалась прямо на пулемётной палубе, разметав стрелков в разные стороны и, проломив фанерный корпус, дала возможность своей товарке взорваться уже внутри, рядом с центральным баллонетом, наполненным водородом.

Страшный взрыв потряс небо над полуразрушенным городом. Корпус германского дирижабля Schütte-Lanz буквально разорвало пополам, и он рухнул ярким костром на многострадальные дома Варшавы.

- Jippii!- радостно заорал старший Вяйсяля и крутанул самолёт на триста шестьдесят градусов, выполняя фигуру высшего пилотажа — бочку, придуманную Томом Рунебергом.

Следом за братом радостно закрутил свой биплан и Калле Вяйсяля. И выкрикивая что-то непечатно-ликующие в небеса, кинулся догонять своего ведущего, который уже пикировал на оставшиеся германские самолёты.

…..

Париж. Франция. Декабрь 1914 года.

- Ажюдан (старшина), смотри сюда. Вот этот перекрёсток. Где двенадцатая улица пересекается с проспектом Святого Лазаря, - бригадный генерал Петен ткнул пальцем в точку на карте. - Справа, одноименная церковь. Твоя задача — уронить колокольню на соседний бордель так, чтобы надёжно перекрыть проход по улице. Ящика динамита тебе хватит?

- Так точно, мой генерал, - браво отрапортовал сапёр. - Ударим святостью по распутству, - схохмил бывший школьный учитель химии из Марселя.

- Так же возьмёшь три барабана со «Спиралью Хухты» и растянешь колючую проволоку поверх получившейся баррикады, - генерал слегка улыбнулся на шутку подчиненного, показывая, что принял юмор. - Ещё с тобой и твоими людьми пойдут два пулеметных расчёта. Сядут вот здесь и здесь, - генерал вновь указал пальцем места на карте.

- Мой генерал, карта это хорошо, но мне бы кого из местных. Чтобы наверняка сделать всё правильно.

- Шарль, распорядись о проводнике, - отдал указание Филипп Петен своему бессменному, ещё с боёв в Бельгии, секретарю Шарлю де Голлю.

Де Голль увёл с собой сапёра, а генерал задумался о том, насколько этот мир всё-таки тесен. Он сейчас отдал распоряжение о применении колючей проволоки, производящейся в Англии на заводе Маттиаса Хухты. Того самого паренька, который управлял автомобилем на артиллерийской гонке в далёком и мирном 1908 году…

«Бах, бада-дам!» - сильный двойной взрыв, звон выбитых стекол, испуганный вскрик адъютанта, а затем и страшный скрежет метала выбил из размышлений командующего обороной Парижа.

- Мой генерал! Боши попали в «Башню», - прокричал де Голль, врываясь в кабинет Петена.

- Шарль, посмотри что с Жаном, - махнул генерал рукой в сторону адъютанта, который, подвывая, скрючился под столом.

А сам, подобрав упавший на пол полевой бинокль, подошёл к окну, из которого прекрасно было видно всё происходящее на Марсовом поле. В клубах дыма и пыли Эйфелева башня опасно кренилась в сторону Сены.

- Мой бог. Там люди. Наблюдатели, - ткнул пальцем в сторону не до конца повергнутого на землю символа столицы Франции подошедший лейтенант де Голль. - Один сорвался, второй. Но их там больше было.

- Что с Жаном? - не отрываясь от бинокля поинтересовался Петен.

- Ранение в живот. Стеклом. Я позвал солдат. Сейчас его отнесут в лазарет…

Слова де Голля прервали новые чудовищные взрывы на Марсовом поле, и башня, издав предсмертный скрежет, окончательно рухнула. Отломившаяся верхняя секция, упала прямо в Сену, вызвав настоящее цунами, которое, перекатившись через Йенский мост, смыло несколько патронных двуколок и баррикаду из мешков с песком. Но долго наблюдать за происходящим из большого окна дворца Трокадеро, который генерал Петен самолично назначил своим штабом, ему не дали.

- Дирижабль! - прокричал ворвавшийся в кабинет пехотный капитан. - В небе висит германский дирижабль! Именно с него боши и корректируют свою осадную артиллерию.

Подтверждая его слова, здание дворца тряхнуло от нескольких близких разрывов. На месте скульптуры арабского воина, украшавшего въезд на Йенский мост, взметнулся вверх столб обломков и пыли.

- Вызывайте пилотов, пусть попробуют сбить или отогнать эту летающую колбасу. Иначе боши превратят весь центр в руины, - приказал бригадный генерал.

- Будет исполнено! - козырнул капитан и выскочил из кабинета.

Новая серия взрывов вновь встряхнула старый дворец, и звон стёкол донёсся уже отовсюду.

- Мой генерал. Я думаю, что германцам стало известно местонахождение вашего штаба, и они бьют по нам, - высказал предположение де Голль.

- Вполне может быть, - кивнул Петен и распорядился. - Уходим в метрополитен. Общая эвакуация штаба и госпиталя.

…..

- К вам господин Хонда, мой диктатор, - оповестил меня по внутреннему телефону Тойво Антикайнен.

Я с сожалением отложил Петроградские Ведомости, в которых была большая статья Константина Антипова, в коей он, с присущей только ему живостью описания, излагал ход судебного процесса над княгиней Евгенией Шаховской, застрелившей Григория Распутина. Судя по всему, её адвокат, Александр Владимирович Бобрищев-Пушкин, в скором времени добьётся освобождения своей подзащитной.

И это несмотря на давление со стороны монаршей семьи. Почти весь Петроград встал на защиту княгини. Если раньше её поливали грязью все, кому было не лень, за распутное поведение на фронте и аборт, то после стрельбы в доме по адресу Гороховая 64 она стала настоящей героиней. Те, кому Распутин уже давно стоял поперёк горла, в короткий срок организовали сбор средств на защиту бывшей пилотессы. А собранные за два дня по подписке почти сто тысяч рублей помогли нанять лучших адвокатов и юристов для защиты Шаховской.

- Да, да, я его ожидаю. Проси, - ответил я своему адъютанту и с сожалением покосился на недочитанную газету.

- Пляши, Матти-кун, - заявил мне Котаро Хонда как только оказался в моём кабинете. - Я нашёл то, о чём ты так долго мечтал.

- Неужели алюминий? - не поверил я, так как знал, что в Финляндии моего предыдущего мира алюминиевых пород практически не было.

То небольшое месторождение бокситов, которое удалось обнаружить в Лапландии, уже почти истощилось. Хоть мы и успели создать запас этого металла до начала войны, но новое месторождение будет явно не лишним.

- И насколько оно богатое? Где находится? На наших землях — или придётся выкупать? — засыпал я японца вопросами.

- А вот не скажу, пока не спляшешь! - ехидно улыбнулся Хонда.

- Ну, значит, не узнаю. Не могу я танцевать. Травма у меня, - я кивнул в сторону костылей, прислоненных к картотечному шкафу, и демонстративно вытянул из под стола ногу в бинте.

Три дня назад преставился барон Рамзай. Он и так протянул больше, чем давали ему времени врачи. Всё-таки, что не говори, он был сильным стариком. Вчера прошли похороны. Пышные, многолюдные, с привлечением финляндской гвардии и с артиллерийским салютом. И вот на его поминах я первый раз в этой, новой жизни, перебрал с алкоголем. И во время спуска по лестнице оступился. Нога подвернулась, вызвав резкую и сильную боль, которая меня почти протрезвила, поэтому и падение я уже контролировал, не допустив встречи моей головы со ступеньками.

Меня тут же окружила охрана и, подхватив под руки, поволокла в автомобиль. Благо, что прощание с генералом было организованно недалеко от моей фармацевтической фабрики, на территории которой находилась небольшая клиника. Туда-то меня и доставили. К моему удивлению, встретил нас не дежурный врач, а мой компаньон Пол Ярвинен, который засиделся над каким-то исследованием и, узнав кого привезли, тут же кинулся на помощь. И с ходу, ощупав мой опухший голеностоп, предположил, что это простой вывих. Но на всякий случай решил сделать мне рентген повреждённой конечности.

Надо сказать, что моё давнее распоряжение о проверке влияния рентгеновских лучей на здоровье исследуемых исполнял именно доктор Ярвинен. Он облучал мышей, крыс, морских свинок, кроликов, и очень быстро пришёл к выводу о вредном воздействии лучей на живые организмы. Ничего нового, он, по сути, не открыл. Подобные исследования проводились повсеместно. В 1904 году помощник Томаса Эдисона Кларенс Далли стал первым зарегистрированным человеком, умершим в результате воздействия рентгеновских лучей.

Но я же давал своим учёным задание не столько выяснить угрозу воздействия излучения при проведении рентгенограмм, сколько найти средства защиты от этих невидимых лучей. Том Ярвинен, проводя эти исследования, очень увлёкся новой темой. Он даже связался с северо-американским стоматологом Уильямом Гербертом Роллинсом, который ещё в 1902 году призывал использовать для защиты глаз очки со свинцовыми стёклами.

Через полгода интенсивной переписки Роллинс плюнул на свою стоматологическую практику в Новом Орлеане и переехал к нам в княжество, где они вместе с Ярвиненом увлеченно экспериментировали над средствами защиты. Благо, что нам по-прежнему присылали революционеров на опыты, и двум новоявленным радиологам было на ком проводить исследования. Они даже придумали единицу измерения радиации и назвали её - «ЯР», по первым буквам своих фамилий.

И вот, для того чтобы сделать мне рентген нижней части повреждённой ноги, меня закутали в целый балахон со свинцовыми плитками, а сам Ярвинен во время работы аппарата находился в специальной кабинке, полностью, как он заверял, защищённой от проникновения рентгеновских лучей.

- Доктор, вы бы лучше сам аппарат обложили свинцовыми плитами, чтобы не допустить излучения в разные стороны, - посоветовал я нашему нобелевскому лауреату, когда он хвалился средствами защиты.

- Вот же! Я даже не подумал про такое, - задумчиво пробормотал Ярвинен.

В итоге, на снимке оказалось, что у меня нет ни перелома, ни даже накола. А значит, я получил самый простой вывих. Мне смазали какой-то мазью опухшее место и наложили тугую повязку. После чего, вручили пару костылей и отправили домой. Правда, домой я не поехал. Не хотел пугать своей травмой беременную супругу. Созвонившись с ней и отговорившись срочными делами, я велел отвезти меня в пентхауз небоскрёба.

- Что случилось, Матти? - удивился Котаро Хонда, вырывая меня из воспоминаний. - Только не говори мне, что в тебя опять стреляли.

- Нет. Слава богу, не стреляли. Выпил лишнего и оступился на лестнице, - честно признался я японцу. - Но за хорошие новости могу и спеть. Я неплохо пою. Особенно церковные гимны.

- Ой, да Бисямон с тобой, - непонятно кого упомянул мой инженер. - Я и без твоих песен и плясок обойдусь. Одно дело всё-таки делаем. Но пару моих просьб ты всё-таки выполнишь.

- Да хоть три, - снисходительно кивнул я. - А кто такой этот Бисямон, про которого вы сказали?

- А! Это японский бог богатства и процветания. Ладно. Давай вернёмся к алюминию.

- Я не против. Хотите что-нибудь? Кофе или чай? Есть очень хороший китайский жёлтый чай. Недавно отец Антона Фоккера новую партию прислал.

- Лучше кофе. А чай, если можно, ты мне пришли домой. А то я знаю, что твои мальчишки-адъютанты его заваривать не умеют.

- Ну, почему не умеют? - улыбнулся я, после того как заказал Антикайнену два кофе. - Вот ваш младший, Джиро Хонда, вполне хороший чай заваривает. А ведь он тоже мой адъютант. Ладно, оставим обсуждения способов заварки чая на другое время. Поведайте мне, что там со свинцовым рудником, алюминием и строительством железной дороги. Или Уно Гюллинг ещё не добрался туда?

- Добрался. Одна колея уже проложена. Поэтому я и дал добро на завоз оборудования для разворачивания добычи вульфенита.

- Вульфенит? - удивился я. - В отчётах Рамзая были сведения о галените.

- Галенит лишь поверхностно залегает. Нижние слои все сплошь из вульфенита. Твой геолог же не копался глубоко. Пробил малые шурфы, взял пробы и уехал.

- Хм. Так если это вульфенит, то значит, что кроме свинца, у нас будет ещё и молибден? Я ничего не путаю? Это именно молибденовая свинцовая руда?

- Не путаешь. Всё так и есть. А ещё в руде приличные примеси серебра и золота. Очень богатое место. Я, порой, удивляюсь вашей стране — столько разнообразных полезных ископаемых не часто встретишь.

- А ещё у нас и самородное золото где-то скрывается. Но очень хорошо скрывается.

- Ты про что, Матти?

- Я про золото Лапландии. Ведь добывают же старатели по пять-шесть фунтов золотого песка. Значит, где-то есть жила, откуда этот песок берётся. Надо бы всю страну перекопать, глядишь и найдем ещё кучу всякого разного и полезного.

- Вот и мой помощник, пробил шурфы в стороне от пласта вульфенита и наткнулся на нефелин. Это алюмосиликат, если это название тебе о чём нибудь говорит.

- Ну, лекции по минералогии и кристаллографии нам в университете читал приват-доцент Сергей Попов, а он один из учеников и последователей академика Вернадского. Так что я знаю о чём идёт речь. А это точно месторождение а не единичное вкрапление?

- Точно. Мы пробили не меньше полусотни шурфов и провели пробное вскрытие ближайшего выхода пласта. Он, кстати, уходит в сторону от твоих владений, так что тебе придётся выкупать ту землю. Подробную карту я тебе привёз. И, Матти, помнишь, я просил тебя выполнить две просьбы?

- Помню. Я же пообещал три выполнить. Что-то особенное надо?

- Ну, как сказать. Первая — это просьба о помощи, а вторая — это возможность подзаработать.

- Заинтриговали, однако, - усмехнулся я. - Внимательно слушаю вас.

- У моего помощника, Григория Нахимсона, который и нашёл это месторождение, есть младший брат, которого арестовали за революционную деятельность и сослали в Либаву на три года без права выезда. А когда началась война, младший Нахимсон испугался возможного наступления германцев и покинул город. За что и был арестован в Петербурге. То есть, в Петрограде. И ему, этому Семену Нахимсону, грозит тюремное заключение и ссылка в Сибирь.

- Давайте полные данные на этого человека, и я его вытащу «на опыты» в Гельсингфорс, и затем отправлю на Шпицберген или Медвежий. Кстати, - я даже немного подзавис, когда вспомнил про Калинина и Ворошилова, которых также отправил на остров Медвежий.

Достал ежедневник и записал себе напоминалку, что надо эту парочку отпускать уже. Ссылка у них была по 1 января 1915 года. Вот только надо будет сначала с жандармами проконсультироваться куда этих поднадзорных девать. Или им передавать или сразу на все четыре стороны отпускать.

- А этот, Нахимсон, он кто по образованию?

- Старший? Горный инженер. Или ты про младшего? Тот вроде бы обучался экономике и медицине.

- Ну, отправим его вашему товарищу, профессору Кикунаэ. Он сам решит кто ему нужен больше — финансист или медик. А что за вторая просьба?

- На меня вышел мой бывший коллега по Токийскому университету Ивасабуро Такано. Он тоже, как и я, был мобилизован со своими студентами и попал в плен. И тоже подвергся гонениям. Но, в отличие от меня, после смерти императора Мейдзи, вернулся в Японию. Где и основал экспортную компанию. И так получилось, что у него сейчас на складе скопилось большое количество старого и трофейного стрелкового оружия. Около полумиллиона различных винтовок: китайские маннлихеры, русские берданки и трёхлинейки, старые японские ружья, разработанные Цунэёси Муратой, американские винчестеры и спрингфилды. Всё это оружие должно было уйти в США на переплавку, но с началом войны он решил продать его не как лом. И связался со мной.

- И сколько он хочет за них? Надеюсь, не как за новые? - усмехнулся я.

Даже если половина из этих стволов уйдёт в переплавку, то остальные можно и восстановить. И их с удовольствием заберут военные.

- Он озвучил цену в рубль за ствол. Но, чтобы сделка состоялось, я должен лично присутствовать на ней.

- Ха! Хотите посетить родину? Поезжайте. А заодно осмотритесь там, и может кого к нам на заводы завербуете.

- Но пятьсот тысяч рублей, - как-то неуверенно произнёс Хонда. - Это ведь большие деньги, чтобы тратить их на неизвестный хлам.

- Я вам доверяю, сенсей-сама, - с улыбкой произнёс я и, не вставая с места, поклонился. - Только у меня к вам будет встречная просьба, помимо набора специалистов, конечно.

- Весь во внимании, Матти, - так же сидя отвесил он мне поклон.

- Сопроводите в Японию Джона Виллиса. Отправлять его через Атлантику сейчас из-за войны слишком опасно. А так, вы на Транссибирском экспрессе доберётесь до Владивостока, а оттуда морем до вашей родины. Насколько я смог выяснить, из Нагасаки и из Токио ходят лайнеры в США. К тому же, вы владеете английским, не хотелось бы, чтобы наш новый компаньон попал в какие-нибудь неприятности из-за незнания языка.

- Буду рад помочь, Матти. Я и сам пару раз из Токио отправлялся в США, так что подскажу американцу что и где. Да и мне будет не так скучно ехать в его компании. Всё-таки двенадцать суток в поезде — это очень много.

- Вот и научите американца игре в «Го». Только ваш набор берите, магнитный. А заодно, предложите вашему японскому другу купить лицензию на производство подобных игр. Думаю, что путешественники в вашей стране быстро оценят всё удобство игры, когда не боишься, что фишки или шахматы убегут от тебя из-за тряски.