Глава 11
- Боюсь, мне придётся от чего-то отказаться. Всё сразу я просто не потяну, - расстроенно произнёс Клемент Студебекер-младший. - Но только не от тракторов. Ваш «Бычок» (Sonni) — это что-то с чем-то. Вот на нём я пока наверное и остановлю свой выбор.
Американский автопромышленник, как и обещал, прибыл в феврале, но не в Гельсингфорс, а в Або. Впрочем, это было только к лучшему. Так как именно в этом городе и располагался автотракторный завод. После довольно продолжительной экскурсии по автомобильной части завода, устроенной Густавом Эрикссоном, мы неожиданно наткнулись на небольшой испытательный полигон, где проходили предпродажную проверку тракторы Фрица Хубера.
В прошлом году мы участвовали в конкурсе военного министерства на лучший тягач. Как мы ни старались, в конкурсе победил американский гусенично-колёсный трактор «Holt». Видимо, американцы подмазали чиновников, и те отдали предпочтение этому монстру.
Но в начале этого года, нам неожиданно поступил заказ на семьсот тракторов от военного министерства. Оказалось, что компания «Stockton Wheel Company», производившая выигравший конкурс тягач, не смогла наладить массовый выпуск, и военное ведомство разорвало с ними договор. Хубер, продававший всего по полтысячи тракторов в год, был на седьмом небе от счастья. И из-за востребованности его машины, и из-за предстоящей премии по итогам года. А тут ещё американцы приехали, которые сполна оценили его детище.
В итоге, после почти двухсуточных консультаций юристов Студебекера и Гюллинга мы стали совладельцами сразу двух компаний: «Studebaker Brothers Manufacturing Company» в Саут-Бенде и «Everitt Metzger Flanders Company» в Детройте. Как оказалось, последняя была недавно выкуплена Студебекером-младшим, и именно на этом заводе он решил производить наши двухосные грузовики. Завод же в Индиане должен был обзавестись конвейером под выпуск колёсных тракторов.
Как только мы проводили американского гостя, я вызвал Хубера и вместе с ним отправился в тракторный экспериментальный цех, где во время обхода заприметил кое-что, напоминавшее мое задание, данное тракторостроителю ещё перед поездкой в Англию. И оказался полностью прав.
- Господин Хухта, у нас не получилось построить трактор по вашим размерам, - грустно поведал мне Фриц Хубер, когда мы в сопровождении инженеров подошли к странной машине. - Нам пришлось удлинить и чуть расширить ходовую систему.
Я молча обошёл получившегося уродца, попинал носком ботинка направляющее и ведущее колеса с правого борта и только затем поинтересовался.
- И насколько?
- Длина — четыре тысячи миллиметров, ширина — тысяча девятьсот. Пришлось ставить два поддерживающих ролика и шесть опорных катков. Кроме этого, мы были вынужденны немного изменить и доработать конструкцию амортизационно-натяжного механизма. И удлинить рессорно-пружинную подвеску. Но ширина гусеницы сохранилась прежняя — триста миллиметров.
Вот за что стоило дополнительно уважать Хубера, так за приверженность к метрической системе. А то есть у нас ещё уникумы, которые меряют всё в русских футах и шведских фотах. Но вот не смог мой тракторостроитель и его подчиненные довести до ума гусеничное шасси, которое я скомпилировал из двух советских тракторов: «КТЗ Т-70» и древнего «КД-35». Хотя я и предоставил команде Хубера довольно подробные чертежи, технические рисунки и описания. И даже изготовленный в металле амортизационно-натяжной механизм. Правда, сам в работе почти не участвовал, усвистав в Англию. Так что обижаться мне было абсолютно не на что.
- И как? Испытывали?
- Частично, - повинился Хубер. - Сначала, у нас возникли проблемы с органами управления и коробкой передач, а затем — этот срочный заказ от военных. Так что мы временно отложили этот проект. Но я вас заверяю, мы вернёмся к нему, уже на следующей неделе. А к Пасхе, я клятвенно обещаю, мы предоставим вам рабочий образец.
Во время службы в армии, в моём первом мире, мне приходилось обслуживать много различных гусеничных машин. Но были они в основном созданы на базе танка «Т-54». И создать то шасси сейчас было практически невозможно. Поэтому я и взял за основу простые тракторы, которые имелись на заводе, где я работал после армии. Для большей простоты заменил торсионы на рессорно-пружинный блок. Для гусеничного тягача, трактора или танкетки — вполне сойдёт.
- Я вам верю, господин Хубер. Но после Пасхи обязательно приеду посмотреть на то, что у вас получится.
И если у них всё увенчается успехом, то можно будет им поручить создание гусеничного шасси с балансирной подвеской на основе трелёвочного трактора «КТ-12», являвшемся копией австрийского «Raupenschlepper Ost» (гусеничный тягач «Восток»).
…..
В конце февраля у нас случилась странная забастовка. Забастовали тюремные надзиратели. Причин для этого было несколько. Но основная — это создание частных тюрем, в которые, по заключению с ними трудового контракта, и перемещалась основная масса заключённых. Что привело к сокращению персонала. Кроме этой причины была и вторая. На освободившиеся места в казённых учреждениях взамен взрослых преступников стали отправлять несовершеннолетних правонарушителей.
Созданные в конце прошлого века четыре исправительных центра «для беспризорных и порочных детей» оказались переполнены. Особо это касалось колонии для девочек в Вуорела. Изначально она была рассчитана на сорок малолетних преступниц, а к данному моменту в учреждении находилось чуть больше двухсот девочек и девушек в возрасте от семи до восемнадцати лет.
Примерно такая же картина наблюдалась и в центрах, где содержались мальчики и юноши. Самая старейшая подобная колония в Выборге, созданная ещё в 1818 году, была переполнена почти в два раза. Колония в Койвула из-за близости Гельсингфорса вместо ста двадцати воспитуемых, насчитывалось три сотни. А так как все эти колонии специализировались на сельском хозяйстве, то детей привлекали к работам почти без охраны, что и спровоцировало в последнее время ряд побегов.
Вообще, согласно уголовного уложения от 1889 года, подобные учреждения должны были быть организованны во всех губернских городах княжества. Но что-то пошло не по плану, и власти ограничились всего четырьмя исправительными центрами вместо восьми, переложив ответственность за малолетних бродяжек и сирот на промышленников, церковь, а также, увеличив пособие за прием детей в семьи.
Надо сказать, что эта полумера вначале сработала. Промышленники за налоговые льготы открыли значительное число приютов. А совет епископов согласился принимать на воспитание в женские монастыри беспризорных девочек. Помогло и увеличение пособия. Крестьяне стали с удовольствием брать в семьи на воспитание подобных детей. Но вот только не всех. В основном сирот до семи лет или подростков от тринадцати-четырнадцати и старше, как работников. Что в значительно мере перекосило возрастной состав в исправительных центрах.
Добавил масла в огонь и небезызвестный генерал-губернатор Бобриков. Который в 1900 году вывел тюремное управление из под юрисдикции хозяйственного департамента сената и передал его в ведение военного департамента.
Казалось бы, откуда в нашем малолюдном княжестве взялось столько детей-преступников? А ларчик открывался очень просто. Основную массу малолетних правонарушителей в наши колонии отправляли из Санкт-Петербургской и Архангельской губерний. Чтобы хоть как-то решить проблему с переполненными колониями, генерал Рамзай и принял решение переквалифицировать тюремные цитадели в Або и Таммерфорсе во временные пункты содержания несовершеннолетних преступников, а оставшихся не у дел охранников — уволить. На что тут же среагировал профсоюз тюремных надзирателей и потребовал отмены этого распоряжения и повышения окладов.
Тюремные надзиратели не просто прекратили свою работу, но и инициировали запрос в парламент через своих представителей в профсоюзной партии, а также наняли ряд журналистов, публикации которых вызвали существенный резонанс.Что в конечном итоге и привело к слушаниям в сенате, на которые пригласили и меня, как представителя компании — владельца двух частных тюрем.
Вообще, на это совещание собрали уйму народа. На нём присутствовали почти все сенаторы — как главы губерний, так и начальники департаментов. Почти полтора десятка специалистов в юриспруденции и праве, депутаты парламента и общественные деятели, которые курировали детские трудовые колонии. А также семеро предпринимателей, которым и принадлежали частные исправительные учреждения.
Самой маленькой частной тюрьмой в Финляндии владели наши аграрии и пивовары, Вальфрид Хяльмар и Павел Павлович Синебрюхов. Вся деятельность их заведения была заточена под выращивание на землях Тавастгусской губернии: овса, ржи и ячменя. Остальные тюрьмы принадлежали Карлу Арппе — владельцу компании «Вяртсиля» (Ab Wärtsilä Oy) и нашим бумажникам, двум Карлам: сыну владельца Нокии Фредрика Идестама — Карлу Идестаму и Карлу Вальденому — хозяину «Yhtyneet Paperitehtaat Oy».
Чтобы все приглашенные вместились, слушания проводились в «судебном» зале. Лучше бы они проводили их в основном сенатском зале, так как из-за небольших размеров помещения, превосходной акустики и постоянной ругани, переходившей временами в откровенный ор, у меня через час начала болеть голова. Пришлось даже прибегнуть к помощи аспирина. И в самый неподходящий момент, когда я запивал таблетку водой, на нас решила обратить внимание баронесса Матильда Вреде, до этого ругавшаяся одновременно с генералом Рамзаем и адмиралом Вирениусом.
- А что думают об этой проблеме наши купцы и землевладельцы, стараниями которых оная и возникла?
Вот не было печали. Сидели себе, с бумагами работали, да краем уха слушали весь этот бардак. Я даже успел накоротке пообщаться с Синебрюховым, намекнув тому на имеющиеся у меня сведения о скором глобальном изменении на рынке алкоголя в империи. Договорились встретиться позже и более детально побеседовать.
После быстрых переглядываний с несколько растерявшимися промышленниками и землевладельцами, ведь никто из них точно не готовился к подобному повороту, я решительно встал из-за стола и обратился к баронессе.
- Я могу высказать только своё мнение и сделать предложения как представитель «Хухта групп».
- Прошу вас, господин Хухта, - вполне приветливо кивнула мне женщина. - Может вы сможете внести предложения, которые устроят все стороны. А то этому спору конца и края не видно. Поднимайтесь на трибуну, а то с места вас точно никто не услышит.
Баронесса Матильда Карловна Вреде была жупелом общеимперского масштаба. Как она сама любила рассказывать, ей в девятнадцать лет во сне явился Святой Агрикола и наставил её на путь исцеления душ заключённых. Вначале она действовала сама, раздавала Святое писание, вела беседы со случайными уголовниками. Ездила в Сибирь, где навещала финляндских каторжников.
Основала ферму, на которую принимала только отбывших наказание. Попутно, со своим братом Хенриком проповедовала среди заключённых Санкт-Петербургской губернии, перекрестив в лютеранство немалое их число, чем вызвала недовольство в синоде, и ей запретили покидать пределы княжества. Впрочем, эта мера только привлекла к ней внимание со стороны женских и благотворительных организаций.
Заручившись поддержкой отечественной и заграничной знати, она пять лет назад основала организацию по защите прав заключённых и постоянно лезла с различными проверками и посещениями в тюрьмы, колонии и детские приюты княжества. Чем очень выбешивала промышленников, чиновников, полицию и жандармов.
Вообще, этих Вреде в княжестве было, как грязи. Проходя к кафедре, я поздоровался с ещё одним бароном из этого рода — Раббе Акселем фон Вреде, профессором гражданского и римского права в Императорском Александровском университете. Его младший сын — Хенрик Август Вреде, работал юристом на моём заводе у младшего Шмайссера, а старший — Раббе Фабиан Вреде, возглавлял отдел в судебном департаменте сената.
Наконец, я поднялся к трибуне и, взяв бронзовый колокольчик, принялся настойчиво извлекать из него звуки, пока весь зал не утих, уставившись на меня. Причем смотрели на меня все по-разному. Кто-то, как Ээро Эркко и Пер Свинхувуд, приветливо. Другие — удивленно. А некоторые, как парочка новых губернаторов — и вообще раздраженно.
- Гхм. Господа! Я много времени у вас не отниму. Но имею несколько предложений, которые позволят решить часть обсуждаемых здесь проблем. Как представитель компании «Хухта-групп», имеющей две тюрьмы, в которых содержится и трудится более восьми сотен заключённых, заявляю. В связи с сокращением штата государственных тюремных надзирателей, компания готова принять их на службу. И предоставить не только заработную плату согласно контракта, но и благоустроенное жильё…
- Да они тогда все к вам перебегут! Кто тогда других преступников охранять будет? — выкрикнул из зала, перебив меня, Рикард Лерхе, товарищ начальника тюремного управления.
- Рикард Генрихович, мы сможем принять только то количество, которое положено по штату. Или тех надзирателей, которых отправите вы. Почему бы вам не сохранить численный состав сотрудников вашего управления за наш счёт?
Это предложение вызвало волну обсуждения в зале. Но я не стал дожидаться пока все наговорятся и продолжил.
- Кроме имеющихся у нас тюрем, наша компания готова построить и финансировать семь детских колоний для содержания и перевоспитания малолетних преступников. По одной колонии в каждом уезде Улеаборгской губернии. Пять мужских и две женских, на сто заключенных каждая. И для них для всех нам тоже понадобятся стражники.
- Вам сразу спихнут всех порочных детей из Санкт-Петербургской, Архангельской и Ревельской губерний. У них почти нет подобных колоний, и они отправляют сейчас детей во взрослые тюрьмы, - проявил свою обеспокоенность директор департамента внутренних дел, адмирал Вирениус.
- Андрей Андреевич, насколько я знаю, в империи уголовная ответственность начинается с десяти лет. А у нас в княжестве — с семи. Так как все созданные колонии будут принадлежать «Хухта-групп», то и возрастные ограничения мы можем выставлять сами. Допустим, принимать порочных детей будем исключительно не старше двенадцати лет.
- Но что это даст? Они же в основной своей массе православные и не знают наши языки, - не сдавался адмирал.
- А мы их ассимилируем. Они будут учить язык. К ним будет приезжать с проповедями Матильда Карловна Вреде, - указал я рукой на баронессу, которое после моих слов, одобрительно кивнула. - Сроки им всё равно дают небольшие. К концу своего срока заключения они все будут перемещаться в наши приюты, а выпускаясь оттуда — заселять малолюдную Северную Остробтнию и Лапландию.
- Синод будет очень недоволен подобной миссионерской деятельностью, - высказался Раббе Аксель фон Вреде.
- Тогда пусть строят свои колонии или не отправляют маленьких преступников к нам, - пожал я плечами. - И последнее, что я хотел предложить — это вывести тюремное управление из-под юрисдикции военно-пограничного департамента и передать его департаменту внутренних дел. На этом у меня всё. Спасибо за внимание.
И под жидкие аплодисменты присутствующих и вновь начинающийся спор я спустился с кафедры и поспешил к своему месту, где меня уже поджидал мой адьютант-пионер.
- Мой диктатор, вам срочная телеграмма, - чуть слышно произнёс Тойво Антикайнен и положил передо мной сложенный пополам картонный лист.
Внутри этой импровизированной папки была наклеена телеграфная лента, гласившая:
«переговоры прошли частично успешно тчк приобрёл только один скотовоз зпт георгик тчк о цене на кимрик договориться не смог тчк есть возможность приобрести китобойное судно имо тчк но ответ надо дать в течении трех часов тчк гюллинг тчк»
Я кинул взгляд на остальных собравшихся на совещании, но там по-прежнему шла активная перепалка между представителями профсоюза, военного департамента и адмиралом Вирениусом. Лишь Ээро Эркко вопросительно смотрел на меня. Видимо, хотел знать не касается ли принесённая мне весть и его. В ответ я отрицательно покачал головой и погрузился в размышления.
Получить китобоя в преддверии большой войны — это просто прекрасно. Жир, мясо и китовый ус всегда пригодятся. Тем более, что в планетарной коробке передач, которую мы недавно начали выпускать, в качестве смазки использовался именно китовый жир.
Вот только меня смущало название этого судна — «Имо». Где-то, в прошлой жизни, мне оно точно попадалось на глаза. Причем, в негативном плане. Но помучив пару минут свой мозг, я так и не смог выудить нужную информацию. Поэтому, достав из кармана карандаш, размашисто написал на свободном месте картонки — не возражаю, покупай. И передав папочку Антикайнену, пояснил:
- Немедленно отправить мой ответ Эдварду Гюллингу. Дождись подтверждения получения и принеси мне.
…..
- На сегодняшний день, мы имеем заказ на полторы тысячи десятикратных призматических биноклей от главного артиллерийского управления военного министерства, - отчитывался мне Ааро Хеллаакоски, директор оптической фабрики. - Но этот заказ мы закроем к концу апреля и, я надеюсь, что русские военные повторят его. По проведённым сравнительным испытаниям наши бинокли оказались мощнее и лучше, чем оптика завода «Гёрц и Краус» в Риге. Кроме артиллеристов, у нас есть заказ на тысячу восьмикратных биноклей и две тысячи шестикратных от генерала Забелина.
- А кто такой этот генерал Забелин? - не понял я. - И почему такой разброс в кратности?
- Ой. Простите, мой диктатор, - повинился молодой оптик. - Генерал Александр Забелин руководит главным управлением военно-учебных заведений. Это управление у нас уже второй раз заказывает бинокли для выпускников военных училищ. Восьмикратные бинокли заказывают для выпускников артиллерийских и кавалерийских училищ, а шестикратные — для всех прочих. Для артиллерийских биноклей пришлось наладить выпуск призменных дальномеров Гензольдта. И к ним специальную обойму для крепления к биноклю. Но их берут крайне редко. Слишком дороги. С футляром, ремнём и насадкой на бинокль — тринадцать рублей. Выпустили также первую партию призматических десятикратных стереотруб. Но спроса пока тоже нет, так что работаем на склад, по вашему распоряжению.
- А как обстоит дело с формированием запасов простых биноклей?
- На складе уже хранится около двух тысяч единиц. Но они все разной кратности. От четырёх и до десяти. Увеличить же выпуск не получается из-за производства коррекционных линз для очков.
Два года назад я перевёл экспериментальный оптический цех из Улеаборга в Карлебу, поближе к нашему стекольному заводу. А Ааро Хеллаакоски назначил директором новой фабрики. В качестве главного инженера завербовал старого, но опытного инженера-оптика из Дании.
Первоначально фабрика производила подзорные трубы, театральные бинокли и увеличительные стёкла. Но, по мере того как на фабрику стекались рабочие и специалисты, строились новые цеха и завозилось оборудование — выпуск продукции значительно разнообразился. Перед своей прошлогодней поездкой в Англию я поставил новую задачу перед руководством фабрики — наладить производство очков. Для чего и нанял видного шведского врача-офтальмолога, а заодно и специалиста-оптика — Альвара Гульстранда.
У него как раз произошёл конфликт с руководством Упсальского университета, где он читал лекции как профессор офтальмологии. И он без раздумий принял моё предложение об участие в налаживание производства корректирующих линз, проверке зрения у моих пионеров, а также организации лекций для обучения мастеров-оптиков.
За восемь месяцев он сумел организовать производство линз, оправ и инструментов для проверки зрения. В начале 1914 года уже открылись три магазина «Оптика» (Optikko). В Яале, Улеаборге и Гельсингфорсе. И я без сомнений выплатил шведу первую часть оговоренной премии — пятьдесят тысяч шведских крон.
- Ты мне писал, что есть какие-то проблемы с производством дешёвых оправ, - напомнил я Ааро Хеллаакоски. - Вы решили как-то эту проблему?
- Да, мой диктатор. Остановились на железных и латунных оправах. Сначала пробовали деревянные — но они очень хрупкие и быстро ломались. А роговые оправы — значительно дороже. Да и опытных резчиков по кости найти проблемно. Нам очень помог Котаро Хонда и Йорген Расмуссен, которые предложили хромировать металлические оправы и даже собрали для этого оборудование. Так что сейчас нет никаких проблем с оправами. А футляры для очков тем, кому они нужны, мы заказываем на деревообрабатывающей фабрике в Улеаборге.
- А чехлы и футляры для биноклей где заказываете?
- Футляры — на кожевенном заводе в Брагестаде. А для пошива чехлов открыли небольшой цех у себя.
- Отлично! Молодец, Ааро. И последний вопрос. Что с улучшением оптических прицелов?
- Немного уменьшили длину и вес австрийского прицела «Миньон». Да вы и сами в курсе. Я отправлял вам образцы.
- Да. Я видел. Передал их нашим боевикам. Ялмар Стрёмберг должен будет тебе отписаться по итогам испытаний. И вот что ещё, этим летом, ты и твой напарник, Оли Халтту, должны будете поступить в Стокгольмский университет, на общетехнический факультет. Корпорация полностью оплатит ваше обучение. А то это не дело, что директор и его помощник не имеют высшего образования.
- В университет? В Стокгольм? Но как же фабрика? - растерялся мой оптик.
- Именно в университет и именно в Стокгольм. Потому что только там есть заочная форма обучения. Будешь три раза в год ездить на сессии, а учиться будешь по учебникам в стенах родной фабрики. Вот так-то. Сам же мечтал когда-то объездить весь свет. Вот со Стокгольма и начнёшь, - усмехнулся я.