Ведьмы.Ру. 3

Глава 9 Где речь идёт о мышах и нормальности

Двое фехтовальщика, делая выпады в стороны друг друга, неистово боролись на колющих оружиях.

Из протокола, составленного по следам мордобоя в пивной «Капелька» участковым Н., который втайне мечтал стать писателем.

— То есть, вы сидели тут? — поинтересовался новый доктор, который от старого отличался ростом и какой-то недоверчивостью, что ли. Последнее читалось в хитром прищуре глаз и вообще в манере общения. Он и приближаться к Науму Егоровичу опасался. Так, издали и спрашивал.

— Тут, — вежливо ответил Наум Егорович и руки на коленях сложил.

И спину выпрямил.

Его классная, женщина суровая, всегда говорила, что ученик должен сидеть прямо и руки держать на коленях. Исключения допускались, когда в руках этих ученик держал ручку или книгу, но исключительно по школьной программе.

И взгляд, главное, у неё был похожий.

Прямо-таки читалась в этом взгляде готовность разоблачать обман.

— Всю ночь?

— Нет.

— А сколько?

— Долго.

— Николай Леопольдович, — доктор вымучил из себя улыбку. — Может, вы сами расскажете, что тут произошло?

Тайная операция.

Ну… как… хотя, пожалуй, теперь смысл её понятен. Когда исчезает один пациент, это поневоле порождает нехорошие мысли о побеге и пособниках. А вот когда все разбредаются, начинаешь искать причины иные.

Хитро.

Предыдущая ночь выдалась весьма… своеобразной. И дело даже не в мышах или странных молодых людях, которые явились в «Синию птицу» нагло наплевав на режим охраны и не только на него. Пришли и ушли, унеся с собой девушку.

А вот Наум Егорович остался.

И Женька.

И сперва они действительно посидели на лавочке, доедая пирожки, поскольку подобные вещественные улики, намекавшие на присутствие посторонних, оставлять было никак нельзя. Да и в целом есть хотелось.

Потом Женька сказал:

— Я прогуляюсь. Ты как, со мной?

— С тобой, — сидеть дальше было неправильно, пусть камера и захватила пяток людей, но это ж мало. Снять надо было как можно больше, а потому Наум решительно поднялся. — Я дорогу знаю. К первому корпусу. Хотя там охрана.

Охрана пускала пузыри.

Буквально.

Здоровенный бугай сидел по-турецки, поставивши на скрещенные ноги миску с мыльным раствором, и старательно выдувал из него пузыри. И вид при том имел счастливейший.

Дверь была открыта.

А вот кодовый замок к величайшему разочарованию работал.

— Погоди, — сказал тогда Женька и положил на замок руку. Тот подумал и щёлкнул, пропуская в корпус. — Ишь… воняет. Чуешь?

Странно, но теперь Наум Егорович и вправду ощущал запах. Такой вот… не отвратительный пока, нет. Скорее уж намекающий, что где-то рядом что-то начало портиться.

Или вот-вот начнёт.

— Мне бы пройтись, — Наум Егорович прищурился. — Посмотреть, что там. В корпусе этом.

Жилая зона.

Комнаты крохотные. Вмещается только кровать и да, отдельный санузел, причём ничем не отгороженный. Просто унитаз в углу помещения.

Кровать прикручена к полу. Постельного белья нет. Убрали? Или изначально не было?

— Интересно, — Женька приподнял одеяло, показывая на длинные пластиковые жгуты. — Это чтоб спалось лучше?

На окнах решетки.

И да, артефакторные, которые так просто не распилить. Стекло толстое, с прозеленью.

— Глянь, — Женька тоже забрался на подоконник. — Вон, видишь?

Щель на той стороне, за стеклом.

— Жалюзи, — подобные Наум Егорович видел на закрытой военной базе. И предназначены они были для того, чтобы защитить стекла в случае потенциального нападения. Но тут-то они зачем?

— Если опустить и отключить свет, то…

То человек окажется в полной темноте. Наум Егорович представил себя, привязанного к кровати, закрытого в этом закутке. И тьму вокруг.

Тут и здоровый свихнётся.

Это ведь пытки. Пусть не физические, но… почему-то увиделась вдруг та девчушка, возраста дочки. А потом и дочка.

— Спокойно, — Женька положил руку на плечо. — Никто не уйдёт обиженным… сейчас я… погоди…

Он повернулся и хлопнул в ладоши.

— Ребят, тут вот всё, что найдёте, ваше. Разрешаю не стеснятся.

Это он мышам.

— Сделайте это место непригодным для жизни.

— А не отравятся? — в отличие от места, мышей было жаль.

— Не боись. Им только в радость. Им зубы стачивать надо, а у них они сверхпрочные. И тут уже зерном не отделаешься, надо бетон грызть или что-то вроде. Ну или напильником. Но грызть — приятнее.

— Тогда ладно.

Дальше они прошли по коридору, заглядывая в каждую попадающуюся на пути палату. Ничего-то нового. Ощущение, что одну и ту же комнату растиражировали. Наум Егорович очень надеялся, что это вот всё, что съемка потом покажет… докажет…

Хотя людей в палатах нет.

Сошлются на эксперимент. Или ещё что придумают. Какую-нибудь психологическую релаксацию и разгрузку психики путём уменьшения визуального шума. И жгуты — как средство особое, крайнее, не позволяющее пациентам буйным причинять себе вред.

Нет, мало.

Пока ещё мало.

Если дело придётся иметь с кем-то из высоких родов, то доказательства нужны будут прямые, чтоб ни одна скотина не отбрехалась.

К лестнице Наум Егорович Женьку вывел. Правда, тут с замками возиться не пришлось, поскольку дверь была раскрыта и заботливо подпёрта, причём явно не ночью. Кто-то замаялся толкать слишком тугую пружину.

— Маша, Оленька будет жить с нами… во многих странах многоженство…

Тощий парень в не слишком чистой майке и трусах стоял на пролёте, приобнимая кого-то невидимого. Второй рукой он жестикулировал, рассказывая о том, как важно женщине правильно понимать своего мужчину.

— Чего только людям не прибредится, — сказал Женька, сочувственно покачавши головой.

На следующем пролёте он остановился.

Принюхался.

— Воняет, — сказал он жёстко. — Сильно воняет.

Наум Егорович тоже сделал вдох. Нет, не сказать, чтобы воняет. Воздух спёртый, что нормально для подземелий. Верно, вентиляцию ставили, но или неправильно рассчитали, или сэкономили где-то, однако было душновато.

Неприятно.

Но вот чтоб вонь?

— Некротикой, — Женька выставил руку. — Отправить бы тебя…

— Сам иди.

— Я не в том смысле. Тут что-то очень нездоровое. Для людей опасно.

— Так… вон, люди, живые вроде. Целые.

— Это только кажется. Каждый, кто в это дерьмо окунался, получит своё. И чем дальше, тем больше… это как с радиацией. Её вроде и нет, но след оставит.

— А ты?

— А я ведьмак. Мне это… — Женька зажмурился и на лице появилось выражение предовольное. — Мне этого, если так-то, и не хватало для счастья-то.

— Плохо не станет?

Вонь вдруг появилась. Вот не было, и вот раз, будто она, сгустившись, окутала фигуру Женька. И Наум даже видел её, этаким мутным облаком вроде дыма сигаретного. И облако это впитывалось в кожу.

— Погоди тогда. Сейчас немного очищу, чтоб ты чего не схватил. И силы опять же подберу. Чую, силы пригодятся.

— Значит, там некромант?

Наум Егорович оглядывался, но на лестнице не особо чего и разглядишь.

— Не похоже… я, если так, только в теории про них знаю. Сам понимаешь, времена сейчас такие, цивилизованные до оскомины. Ни тебе армий тьмы, ни полчищ мертвецов, ни иных порождений злого разума, которые повергнуть надо. Только и остаётся, что хроники читать.

— Вот знаешь, сочувствовать не тянет…

— Дед, когда с Наполеоном воевал, сталкивался… он говорил, что некроманта, если встретиться, то сразу и ощущаешь. А тут только сила… будто истекает откуда-то?

Наум Егорович даже догадывался, откуда.

В зону отдыха он Женьку провёл. На полу сидела пухлая дама неопределенного возраста, которая вытянула руки и поворачивала их то в одну сторону, то в другую, любуясь чем-то невидимым.

Её они обошли.

Да и так-то… в комнаты заглянули, те были прилично больше, чем наверху, да и обставлены иначе. Во всяком случае, тут к кроватям никого не привязывали.

— Пять всего, — заметил Наум Егорович, закрывая очередную дверь. — А народу тут побольше.

— Там вроде как домики есть, для охраны и персонала, отдельные. А тут, наверное, те, кто на дежурстве или ещё чего, — Женька почесал нос. — Вряд ли по доброй воле кто под землёй сидеть захочет. Потом выясните. Идём. А то времени немного.

Времени хватило, чтобы заглянуть в лаборатории.

Наум Егорович надеялся, что его аппаратура не засбоит, что заснимет всё. И эти столы, и шкафы со склянками, сложные конструкции из стекла, пластика и металла. Какие-то приборы, из которых он только центрифугу и опознал. И даже сам тому удивился, ну, что опознал-таки.

Снова шкафы.

Компьютеры, но спящие, и Женька лишь покачал головой:

— С техникой я не особо. Угробить могу, но, подозреваю, тебе не это надо.

— Жаль, — что-то подсказывало, что основные сокровища прячутся там, в глубинах железного мозга, и невозможность добраться бесила Наума Егоровича.

— Не переживай, — Женька понял. — Я там племяшке шепнул, чтоб Игорьку сказала. Игорёк у нас неплохо во всяких нынешних штуках и разбирается. Чего-нибудь да придумает.

Сомнительно.

Но Наум Егорович кивнул.

Во второй лаборатории тоже было непонятно. Снова машины. Какие-то чертежи, детали чего-то. И ощущение неправильности пространства…

Он поворачивался, стараясь, чтобы в поле зрения попал каждый закуток, каждая бумажка.

И отступает.

— Время, — голос Женьки отмеряет уходящие минуты.

Кабинет Льва Евгеньевича. И тут просто снять. По-хорошему бы в бумагах покопаться, но Наум Егорович не уверен, что сумеет все вернуть, как было. А выдавать своё присутствие здесь? Нет, нельзя… да и времени не хватит. Слишком много здесь всего. И опять же, ноут стоит, выключен, но само наличие.

Ладно, пусть там головы ломают.

Ещё кабинет.

И… та лаборатория, в которой он уже был. Но теперь Наум Егорович проходит снова. Запертая дверь. Женька, застывший перед этой дверь. Он прикрыл глаза и чуть покачивается. И кажется, что вовсе отключился, но…

— Уходим, — Женька первым отступает.

— А мы…

— Открывать нельзя, — он качает головой. — Там… что-то очень странное. Разве не чувствуешь?

Наум Егорович прислушался к себе. Чувствовал он разве что острое желание подать сигнал, чтоб эту проклятую «Птицу» прямо сейчас и накрыли. И что-то там подзуживало, нашёптывая, что время хорошее.

Отличное.

Охрана в отключке.

Пациенты тоже.

Никто не помешает. Никто не нажмёт на волшебную кнопку самоликвидации. Так что спецы Института Культуры войдут и сами разберутся, что с лабораториями, что с ноутом.

Но…

Нет.

Может, в машинах информации и хватит, чтоб здешний народец отправить на бессрочную каторгу. А может, и не хватит. Может, найдутся доказательства, чтоб связать «Птицу» с её покровителем, а может… слишком зыбко.

Ненадёжно.

Ждать надо. Искать. А эту ночь сна, если так-то, и повторить можно будет. Женька не откажет.

— Вернёмся, — сказал Женька и ноздри его раздувались. — Всенепременно вернёмся… но чуть позже.

И Наум ему поверил.

А так-то поднялись они вовремя. Небо уже посветлело, полыхнуло по краям ярким золотом, напоминая, что до рассвета всего ничего осталось. И значит, скоро явится смена.

Знать бы ещё во сколько…

— Что там было-то? — уточнил Наум Егорович, устраиваясь на лавочке. Чуть дальше, свернувшись клубочком, на газоне сопел Лев Евгеньевич, выглядевший милым и безобидным. Палец в рот сунул и даже во сне продолжал бормотать что-то, про открытия и науку. Снилось ему, небось, как космические корабли бороздят просторы океанов. Или что-то иное, но столь же вдохновляющее.

— С одной стороны явно пробой, — Женька вытянул ноги. — Тянет таким… ветерком хаоса… демоническим я бы сказал. Но тут надо бы у Васятки спросить. Он точно скажет.

— Васятка — это который?

— В белом костюме. Видел?

— А… да. Бледный ещё. Я даже подумал, что больной.

— Да не, просто демон. Они все с придурью.

— Демон⁈

— Вот чего ты орёшь, — Женька вцепился в рукав и дёрнул. — Сядь уже. Демон, демон… и что? Демоны тебе уже не люди?

— Демоны — как раз и не люди, — Наум Егорович сел.

Демон.

Он вспомнил паренька. Ну да, обычный. Две руки. Две ноги. Тощий. Такой, субтильный даже. Бледненький. Супруга вот сразу бы пожалела его за субтильность и бледность эту, решила бы, что недокармливают бедолагу. И принялась бы исправлять этакую жизненную несправедливость.

— А рога у него где?

— Отвалились, — ответил Женька.

— Хворый, что ли?

Демона жалеть категорически не хотелось.

— Да не. Ведьма прокляла… он вообще наполовину только демон.

Не хотелось, но жалелось. Демонов Наум Егорович в жизни своей встречал дважды. Огромные твари. Яростные. Злобные. Мальчику среди них пришлось бы тяжко. Мелкий, тощий и безрогий.

Вот о чём он думает?

Надо тревогу поднимать. Или… не надо?

— Он тут давно? — уточнил Наум Егорович.

— Пару дней как.

— И никого не сожрал?

— Он вроде как пацифист.

Демон-пацифист. Куда этот мир катится? С другой стороны, если никого не сожрал, не поработил и вообще живёт себе тихо, закон не нарушая, то с чего к человеку, то есть, к демону, приставать?

— Всё равно не похож, — признавать чужую правоту Наум Егорович не любил. — На демона. Они… ну… такие… огромные. Неуязвимые. С рогами, копытами и хвостом. А этот… ботиночки вон, белые.

— Молодой. Хочется модничать.

— Как они с копыт не спадают? — опять, кажется, его интересовало не совсем то, что должно.

А если этот — разведчик? Засланец, который изучает мир и внедряется, чтобы вызнать секреты Империи? А потом собрать адские полчища…

— Не знаю. Увидишь — спроси. И да, в штаны я не заглядывал, так что про наличие хвоста тоже не скажу. Может, ногу обматывает, а может вообще его в детстве купировали.

С другой стороны, если демона внедрили, то тоже куда-то не совсем туда.

Нет, надо к началу вернуться.

К подвалу.

— А что не так с энергией-то? — Наум Егорович поскрёб ногу, проводивши взглядом полную даму, которая важно шествовала по дорожке. Больничный халат сполз с покатых плеч её, повиснув на полусогнутых руках, и край халат волочился белоснежною мантией. Да и в целом вид у дамы был весьма царственный.

— С энергией? — Женька женщину тоже увидел. — А… она демоническая, но какая-то… не знаю, как будто демон помер, а его взяли и некромантией подняли. Хотя это, конечно, ерунда.

— Почему?

— Потому что демоны некромантов на дух не переносят. А те демонов. У них эта… естественное непринятие друг друга. Психоэнергетическая несовместимость. Я читал, что изначально некроманты и появились, чтобы защитить миры от вторжения демонов, которые убивали всё живое. Некроманты научились использовать убитое… ну и понеслось.

Гонка вооружений, стало быть.

— Демоны изначально не поддаются воскрешению. А некроманты не рискнут работать с демонами, потому что сила хаоса разрушает их собственную… в общем, коллапс. А там две силы разом. И это, Наумка, нехорошо. Это очень нехорошо…

В нехорошо Наум Егорович сразу поверил.

Значит, кто-то там, наверхах, решил поиграть и с демонами, и с некромантией сразу? Чудесно…

Где-то там, у забора, взвыла сирена.

— О, явились, — радостно сказал Женька и широко зевнул. — Сейчас начнётся веселуха…

Началась.

Далеко не сразу, конечно. Наум Егорович примерно представлял, как оно было. Вот смена является и обнаруживает, что ночная — спит.

Крепко так.

Может, даже частично за территорией. И приходит в недоумение. И первым делом наверняка начинает подозревать постороннее вмешательство. Атаку там. Сонный газ или зловредный артефакт.

— Слушай, а почему сразу тревогу не подняли? — уточнил он, пока оставалась возможность говорить. — В таких местах протокол жёсткий. И должны были регулярно с базой связываться или кто там их контролирует извне.

— А… там с обеда помехи шли, — позёвывая, ответил Женька. — Я попросил, чтоб устраивали. Они к вечеру задолбались и сами систему отрубили. Решили, что где-то подмыкает. А так-то хвостатые сказали, что пять раз приезжали с проверками.

Ехать далеко.

Нет, оно можно понять, но…

— Оставили дополнительную охрану, но Ульке всё равно, сколько тут народу.

Сирена снова взвыла и захлебнулась.

— Спят и мышки, и стрижи… — пробормотал Наум Егорович, как-то злорадно представляя шок приехавших, которые обнаружили вот это вот всё.

Дама, развернувшись, снова прошествовала мимо.

— Во-во…

Охрана вошла на территорию не сразу, что разумно. Сперва появилась пара типов в комбезах высшей степени защиты. Белесые фигуры странно растворялись в предрассветном тумане. И только артефакторные эмблемы на груди их сияли ярко.

— Красиво идут, — сказал Женька, вскидывая руку. — Ишь ты…

В руках фигуры держали счётчики, то ли Гейгера, то ли напряжённости энергетического поля. В общем, работали люди.

Потом уже появилась охрана.

И та, уснувшая, и новая. А следом и врач со своими допросами. Допросы, честно говоря, надоели. И в целом Наум Егорович не отказался бы в палату вернуться, а потому, воровато оглядевшись по сторонам, он поманил врача пальчиком. И когда тот наклонился, сказал шёпотом:

— Я знаю, что произошло!

— Что? — так же шёпотом спросил врач, осторожно отодвигаясь на полшага.

— Мыши!

— Мыши?

— В чешуе златой горя… мыши, они всегда рядом! Даже когда вы их не видите.

Доктор вздохнул и отступил, махнув кому-то там рукой:

— Уводите… знает? Да что он знать может! Конченный псих.

— Я нормальный! — радостно возразил Наум Егорович, позволяя подхватить себя под локоток. — Это просто вы в мышей не верите…

И пусть потом не жалуются. Правду же сказал. Просто не всю.