Три трупа и паралитик лежали у ног победителя, а один дезертир блевал в кусты неподалеку.
Суровые будни героев.
Сердце стучало.
Быстро так.
Тук-тук-тук. И это было не её, Ульяны, сердце. Другое. Оно находилось рядом, но почему-то никто, кроме неё, не слышал.
— Да вы поймите, нет нужды что-то откладывать! Эта контора точно завязана в делах по самые уши! — горячился Данила, доказывая усталому лысоватому человеку, что коллекторов никак нельзя оставлять в покое. И надо брать, причём прямо сейчас. — Вам и делать ничего не придётся! Мы с Вильгельмом всё спланировали!
Коллекторы.
Люди.
Суета.
Вот к чему суетится, если можно просто сидеть и слушать, как стучит сердце. Тук-тук.
И ещё — тук.
Оно рядом. Ульяна знает, что если захочет, то может взглянуть. Но не знает, хочет ли смотреть.
— Я понимаю ваш энтузиазм, молодой человек, однако любая операция должна быть тщательно подготовлена…
Тук-тук-тук.
Кто там?
Никого. Все тут. На лавочке у стены Стас устроился, прислонился к этой самой стене и изо всех сил старается не пялится на Лялю. Только взгляд его рассеянный то и дело возвращается к ней. И тогда на губах появляется совершенно идиотская улыбка. А вот Марго и Элька держатся за руки, будто боятся, что снова потеряют друг друга.
И немного завидно.
У Ульяны никогда не было таких подруг.
У неё вообще не было подруг. И эти… они, как и все другие, не друзья, а просто решают свои проблемы за счёт Ульяны. Всегда так было. И ничего не изменилось.
Тук-тук-тук. Будто быстрее.
— Смотрите, мыши тайно проникнут в хранилище и вынесут все документы, затем…
Данила излагает бодро. Но от его голоса внутри вспыхивает раздражение, потому что голос этот перекрывает стук сердца. Ульяне же хочется слушать сердце, а не Данилу.
Бестолочь.
Что он себе вообразил? Постоянно действовал на нервы, изматывал, издевался, а теперь вот жених. Он и прощения-то не попросил за то, что было. Выкинул из памяти и всё. Решил, что ему, как жениху, всё прощено и дозволено? Вон, распоряжается в её доме, как в собственном. Планы какие-то строит. И даже не поинтересовался, что Ульяна об этих планах думает. Думает ли хоть что-то.
Она коснулась головы, пытаясь справиться с этими мыслями.
— Медлить нельзя! Как только поймут, что «Птица» всё, то и начнут заметать следы.
— Не заметут. Мои люди ждут приказа. И поверьте, у них большой список объектов. За господином Потыниным мы также ведём наблюдение. И «Вектру» возьмут быстро.
— Так тем более… Вильгельм готов к завоеваниям! Пользуйтесь!
Что-то говорят.
Обсуждают.
Как они все надоели. Ляля, что уселась в углу, забравшись на табуретку с ногами. Сгорбилась над телефоном. Что она разглядывает? Свадебные наряды? Ульяна тоже посмотрела бы, но…
— Прошу простить за вторжение в личное пространство, — голос демона отвлёк от злости, что вспыхнула внутри. — Однако я ощущаю колебания силы. И мне слышится в них некоторый диссонанс.
А ему что надо?
Что им всем от Ульяны надо?
— Тебе плохо? — Василий склонил голову. А рожки подросли. Смешные. Чуть загибаются и выглядят совершенно несерьёзными.
— Да. Это…
— Сила источника вступает в конфликт с печатями.
— Да нет. Просто… просто всё непросто. В том смысле, что сложно. У меня голова трещит, — пожаловалась Ульяна. — Все тут и…
Игорёк о чём-то тихо разговаривает по телефону. А Никита забрался на колени к Марго и растянулся, притворяясь обычной собакой.
Но Ульяна их всё равно ощущает.
Здесь.
Всех и каждого.
— Избыток одарённых в малом объеме пространства может оказывать негативное влияние на энергетическую стабильность данного пространства, что в свою очередь будет сказываться…
— Вась…
— Тебе стоит сменить место дислокации, — он вдруг понял то, что не понимала сама Ульяна. — Я могу тебя сопроводить. Кроме того, я бы хотел поговорить с тобой.
— Хорошо…
Она встала. И все вдруг замолчали.
— Я выйду, — сказала Ульяна. — Во двор. Просто во двор. И не надо меня сопровождать! Пожалуйста… и грабить коллекторов тоже не надо. Это была идея, но… но сейчас в ней особого смысла нет. А вы лучше в подвал сходите. Познакомьте Фёдора Фёдоровича с Вильгельмом. Пусть устанавливает дипломатические отношения и совместно решают, кого и когда завоёвывать.
А если установит?
И посольство откроет? Вот прямо в подвале. Ладно, мышиная империя. Она не особо и мешает, если так-то. Но посольство — совсем другое дело.
И тьма колыхнулась.
Опять заныло, что надо их прогнать. Всех. Что никто-то из них Ульяне не нужен. Сама справится. Всегда ведь и со всем справлялась, и значит, сейчас тоже.
Она поспешно выскочила во двор, кажется, даже дверь за собой не придержав.
— Уль… — Данила выставил руку и дверь хлопнула о неё, а не о косяк.
— Он испытывает волнение, — заметил Василий, выходя следом. — Я поставил его в известность, что мы будем иметь приватную беседу. Он сказал, что набьёт мне морду. Мне показалось, что это очень личное.
— Да… — на улице действительно стало легче дышать. — Бить морду — это очень личное.
Трещали кузнечики в траве. И пахло ночью, а ещё сыростью и прудом, который, кажется, подобрался вплотную к участку. Ещё не хватало, чтобы тут болото появилось.
— Я… сейчас. — Ульяна облизала губы. И вправду стало немного легче.
— Если позволишь совет, то дышать надо осознанно.
— Это как?
— Если полностью сосредоточиться на ритме дыхания и движениях мышц, то разум очистится. Эмоциональная сфера плохо поддаётся контролю, но при необходимости и с ней можно справиться.
— Как справился ты? Ты ведь не всегда был таким?
— Я… да. Пожалуй. В тот момент решение представлялось мне отличным.
— Идём? — Ульяна не стала брать Василия за руку. А он не стал отстраняться, просто держался рядом, очень близко. — Мы к забору. К забору же можно, так?
— Уль… — голос Мелецкого звучал жалобно…
— Вась, если тебе не хочется говорить при нём.
— Я не уверен. Мне сложно иметь дело с эмоциями, но его присутствие не порождает негативного отклика. А тема беседы в конечном итоге затрагивает и его интересы.
— Ага, — Данила оказался рядом. — Мы тут собрались с Васькой фирму открыть! Он будет поставлять товары… разные там. Ну, варенье из ежиных почек…
— Только назовите его по-другому, — посоветовала Ульяна. Она дошла до калитки и толкнула её. — Вы не против? Когда идёшь, то как-то легче…
— Фирму назвать?
— Варенье. Иначе зоозащитники вам житья не дадут. Устанете доказывать, что вы не причастны к повальному сокращению поголовья ежей.
— Это да… — Даника поскрёб макушку. — Подумаем. Там много чего надо подумать…
— Проект обещает немалую прибыль вследствие уникальности предлагаемых товаров, равно как и услуг.
— Ага, будем поставлять рабов.
— Это незаконно!
— По трудовому договору на краткий срок! — уточнил Данила. — Оформим как услуги аниматоров. Сама подумай. Белоснежкой там можно, или Терминатором, или каким-нибудь Смурфиком. А у нас будут рабы. И заметь, никаких ростовых кукол… в общем, там ещё детали надо обсудить, но мне кажется, что мы сработаемся. Правда?
— Мне данное направление также представляется перспективным, особенно при расширении количества предоставляемых услуг. К примеру, салоны красоты или ортопедии… — Василий потрогал рога. — Сервисы доставки подарков. Но поговорить я бы хотел не об этом.
— А о чём?
Просёлочная дорога уходила во тьму. То ли строители по незнанию повредили какой-то кабель, то ли его повредили по знанию, но фонари не горели. Правда, в собственном доме Ульяны свет имелся, и вот в том, где жила тётка Марфа, окна тоже светились мягким жёлтым, но Ульяна решила подумать об этих странностях завтра. Сегодня же дорога была темна.
И пуста.
И хорошо.
— Верно ли я понял, что ты не испытываешь ко мне глубокой личной привязанности и сердечных чувств? — уточнил Василий.
— Глубокой — нет, — подумав, ответила Ульяна. — Точнее… знаешь, я к тебе привязалась, но подозреваю, что ты имеешь в виду другое.
— Я не слишком хорошо разбираюсь в эмоциях. Поэтому мне нужно объяснение.
— Мне бы тоже, но… знаешь, я всегда хотела брата. Такого, чтоб спокойный и надёжный, и проблемы умел решать. И… и Вась, я не хочу за тебя замуж.
В груди болезненно кольнуло.
— Но и не жалею о том, что мы познакомились. Ты замечательный… демон. И родной даже. В конце концов, почему бы и нет… ты друг. И почти родственник, если так-то. Но… это да, сложно. Если ты уйдёшь, я буду скучать.
Главное, что Мелецкий помалкивал, не спешил с комментариями.
— Когда-то давно отец и матушка ругались, — Василий нарушил тишину. — Часто. Много. Громко. И страшно. Всегда страшно. Порой рушились стены. И пламя было. И тьма. И многое иное… и когда я спрашивал, почему так, мне все говорили, что это от любви. От эмоций. Что эмоций много и они не всегда способны с ними справиться. И я подумал, что в таком случае от эмоций исходит лишь вред. Они алогичны. Не поддаются контролю. И причиняют боль. Маме было больно, когда он уходил. Как и ему. Но и вместе они находиться не могли. Или могли, но тогда всё вокруг гремело и рушилось.
— И ты решил, что тебе эмоции не нужны.
— Я очень сильно захотел их не испытывать.
— И начал использовать дыхательные практики?
— А ещё медитацию. Воспитывать сдержанность. Сперва у меня не слишком хорошо получалось. Но я старался. Хотя порой требовались немалые усилия, чтобы не поддаться. Но с каждым годом становилось легче. А когда мне исполнилось тринадцать, я… — он запнулся, но продолжил. — Оказался в одном месте, которое мне помогло.
— Это в каком же? — Мелецкий, конечно, не устоял.
— Там было много силы. И я смог воспользоваться ею, чтобы убрать то, что мне представлялось лишним.
— Ты тоже балбес, — заключил Данила.
— Да, — Василий не стал спорить. — Теперь я понимаю, что всё далеко не столь однозначно. Но следует отметить, что мои способности очень мне помогли. Я научился пользоваться разумом, и оказалось, что он тоже сила. Но теперь я не знаю, что делать дальше, — Василий потрогал рог. — Мне кажется, что у них разный угол наклона?
— Хочешь, потом померяем? Транспортиром. Или этим… штангенциркулем! Во! Уль, а чем рога меряют?
— Понятия не имею. Это не у меня. Это к ветеринарам, наверное.
— Почему?
— Ну а кому ещё нужно замерять чьи-то рога?
— Не, — Мелецкий потряс головой. — Не думаю, что ветеринары будут готовы принять у себя демона. Вась, извини, что перебил… мои тоже вечно ругались. Сколько себя помню. А потом мирились. И ходили оба такие довольные… а потом ругались. Но со временем ругани становилось больше и больше, а периодов, когда тишина и счастье, меньше.
— Так вот, в продолжение основной темы беседы. В настоящий момент времени я не уверен в правильности выбранного пути.
— Элька?
— Элеонора, — поправил Василий. — Мне нравится находится рядом с ней. А мысль о том, что кто-то способен причинить ей вред, вызывает ярость. И мне сложно справиться с этой яростью.
— Так… это и нормально.
— Я не знаю. Я не уверен. У меня не выходит думать в рациональном ключе. С точки зрения логики мне выгоднее настоять на исполнении договора, что даст доступ не только к миру, но и к источнику. Это поспособствует возвышению нашего рода…
— А по рогам? — Мелецкому идея не понравилась. — Между прочим, я тоже есть.
— Нюансы внутрибрачных отношений могут быть урегулированы в правовом поле. Более того, мы можем заключить дополнительный договор, который позволит мне завести гарем или хотя бы фаворитку.
— Ага… а Элька заведет своего фаворита. И будет у нас не большая дружная семья, а сплошной разврат и вызов общественной морали. Нет, я не согласен.
— Вот когда я думаю о наличии фаворита у моей фаворитки, мне хочется кого-нибудь убить, — признался Василий.
— Наконец, у тебя появились нормальные человеческие желания!
— Скорее демонические. В любом случае я осознаю возникновение конфликта между рациональной и эмоциональной сферами своей личности. И мне не хочется быть рациональным. Почему?
— Это любовь, Василий! — возвестил Данила.
— Это нарушение договора, — радости Василий, похоже, не испытывал. — И потому я пытаюсь понять, как выйти из данной ситуации. Единственное, что приходит в голову — это обратиться к отцу.
— Но тебе не хочется?
— Дело не в желании. Дело… скажем так, допустим, я сумею добиться его согласия и договор будет расторгнут. Во-первых, пострадает твоя мать, Ульяна. Как сторона, не выполнившая обязательства. В лучшем случае она утратит силу, которую, как мне кажется, продолжает использовать в том числе на поддержание своего существования. Во-вторых… мне выдвинут встречные условия. Не знаю, какие, но отец постарается сделать так, чтобы я вернулся.
— А ты не хочешь?
— Нет. Но… не во мне дело. Я не уверен, что Элеоноре понравится в мирах хаоса. Она очень упорядоченная женщина.
Прозвучало определённо похвалой, но несколько странноватой.
— А ещё я не уверен, что она в принципе захочет пойти за мной. Я готов сделать ей предложение. Я готов отстоять своё право на жизнь и на женщину, которая мне интересно, перед всеми…
На кончиках рогов появились огоньки. Тоже белесые, перламутровые.
Красивые до невозможности.
— Но… я не хочу её принуждать. Чтоб… чешутся!
— Растут! — Данька протянул руку, но получил по ней.
— Трогать чужие рога неприлично! Это позволительно только существам очень близким…
— Я второй жених твоей невесты! Куда уж ближе.
Василий пощупал.
— Всё-таки они несимметричны.
— И в этом своя прелесть, — Ульяна улыбнулась. Чужое сердце всё ещё билось, но звучало теперь приглушённо, да и та пакость внутри Ульяны затихла. — Вась, тут решать вам. Тебе и ей. И для начала надо её спросить. И да…
Раньше она бы ни за что не сказала бы это.
И в целом не рискнула бы возражать. Как возражать, когда договор? Долг? Обязательства? А теперь…
— Ты можешь вынудить меня к браку. Или вот твой отец. Вряд ли я сумею противостоять демону. Мы с тобой даже поженимся. Поставим всем по дворцу. Начнём жить… только это будет тяжёлая жизнь. Те же скандалы, но без любви и тепла. И чем дальше… знаешь, я не хочу. Оно, то, что внутри меня, и так вот шепчет гадости. И сдаётся, что дело не в одном лишь проклятии. Что… что это проклятье — тоже часть меня. Как мама и говорила. Старые обиды никуда не исчезают. Копятся, потом варятся и это варево… оно любого с ума сведет. А я не хочу, Василий, сходить с ума. И превращаться в чудовище тоже не хочу. Поэтому… извини, но я буду сопротивляться.
— А что делать мне?
— Решать. И да, если про Эльку, то спроси.
— Ну… тут… я, может, и раздолбай, но вот мыслишка одна возникла, — Мелецкий умудрился втиснуться между Ульяной и Василием. — Слушай, а если тебе пока не возвращаться? Смотри, компания совместная, но какой-то представитель нужен будет. А ты — оптимальный вариант. Ты на человека похож. И с людьми ладишь. И нервы у тебя крепкие. И понимание процесса есть. Поживёте тут. Будете по делам заглядывать и туда. Время появится осмотреться, привыкнуть. И решать уже с открытыми глазами.
— Мелецкий…
— Чего? Опять не то сказал?
— То, — Ульяна улыбнулась. — Именно, что то… Вась, вы ведь по сути друг друга не знаете. Симпатия — это… это хорошо, но мало. И она может перерасти во что-то большее.
— Любовь, — подсказал Мелецкий.
— И в неё. Или не перерасти. Но шанс у вас появится. Чтобы ты привык к ней. И к эмоциям. И в целом, к людям. А она — к тебе…
— И к демонам, — Василий кивнул. — Я понял. Это… это очень разумно. Благодарю.
— Вот! Одной проблемой меньше. Вась… — Мелецкий сгрёб Василия в охапку, а потом и Ульяну. — Уль… если б вы знали, до чего вы классные…
— Мелецкий, ты…
Василий застыл.
И кажется, растерялся. Ульяна его понимала. Она сама растерялась. Но не сказать, чтобы это было плохо. Просто было. И… и хорошо было. Здесь и сейчас.
— И Вась, я буду рад, если у вас сложится. Она хорошая. Только… и вправду очень уж упорядоченная. Кстати, её вполне можно поставить в компании нашей, директором там или хотя бы управленцем. От этого она точно не откажется, а дальше там цветы, шоколадки… головы если что. Короче, потихоньку и в светлое будущее. Уль… и не думай, я тоже всё понял. Я… договор договором, но тут как сама решишь. И… дашь мне шанс? Обещаю, в кустах прятаться не стану…
— Зачем в кустах? — тут Ульяна не очень поняла.
— Так, с креативным предложением руки и сердца. Скажем… рука или жизнь! Или лучше — сердце или жизнь⁈
— Маньяк… — она фыркнула и, представив, рассмеялась. — Не слушай Лялю, я тебя прошу!
— Да это так. Навеяло просто. А вообще… ладно тебе критиковать, в мире полно сумасшедших. Откроем агнетство. Скажем… «Последний креатив».
— Ага, и маленькими буковками ниже дописать «в твоей жизни»… — смех душил. И Василий хмыкнул, а потом вдруг рассмеялся, хрипловато так, низко. И на кончиках рогов опять вспыхнули огоньки. Демон разжал руки Мелецкого и сказал:
— На самом деле демоницы очень ценят тех, кто умеет рисковать.
— Вот! Видишь… Ляля будет помогать демоницам найти своё личное счастье и не умереть. Нет… что-то меня… прёт прямо!
— Это сила, — Василий коснулся рогов. — Рядом с источником и ведьмой сила всегда прибывает.
— Точняк! — Данила отступил на шаг и раскинул руки. — Во мне столько огня отродясь не было…
Он вспыхнул ярким белым пламенем, будто украв его, перламутровое, у Василия. И это пламя змеёй обвило ноги, потянулось выше, охватив руки и уже на ладонях развернуло крылья. Белоснежная птица сорвалась в чёрные небеса. И звездопад горячих искр коснулся волос и щёк, и одежды. Только не опалил. Искры пахли дымом и свободой.
И ещё чем-то совершенно замечательным.
— Дань…
— Уль! Ты только посмотри, как я умею! У меня получилось! Эй, у меня… — он развёл руки, создавая меж ладонями радугу, только переливалась она от жемчужной белизны к синеве. И стоило Даниле отпустить, как радуга рассыпалась сонмом бабочек. — Как я…
Выстрел она услышала уже потом.
Точнее поняла, что это выстрел. Просто Данила вдруг покачнулся и уронил свою радугу из бабочек. А потом как-то, словно недоумевая, поднял руку.
И…
— Знаешь… а это было хорошее приключение, Уль… — он ещё горел, только часть огня стала алой.
И тут же взвилось другое пламя.
Злое.
Резкое.
А низкий глухой рык демона перекрыл стрекот кузнечиков. Именно тогда Ульяна выстрел и услышала. Второй. И увидела, как пуля разрезает воздух. И испытала ярость, которую никогда-то не испытывала прежде.
Тук-тук.
Она подняла руку и сжала пальцы, скручивая воздух жгутом. И повинуясь воле её, он смял треклятую пулю. А затем, протянувшись по следу, ударил и стрелка.
Опрокинул наземь.
И приковал к земле тонкими нитями корней.
Вот так.
— Назад! — голос и воля её остановили рванувшегося к стрелку демона. И тот послушал.
Тук-тук-тук.
Она обернулась.
Мелецкий ещё дышал. Он ведь одарённый, он сильнее прочих. И значит, справится. Он просто обязан справиться!
— Дань, ты…
Пламя его догорало. Ульяна видела, как дар уходит в дыру, которая становится лишь шире, будто пуля разъедает его изнутри. И поняла вдруг, что ничего не сделает.
Никто ничего не сделает.
— Вась!
Демон покачал головой.
— Это чёрная кровь. Откуда у вас такой яд? Он и демона свалит.
А Данька не демон. Данька… просто Данька и вот.
— Целитель…
— Не спасут. Его никто не спасёт.
В этом обличье у Василия голос другой. Низкий и хриплый. Скрежещущий даже.
— Никто, кроме тебя. Если ты решишься.
Она? Ульяна никогда и ни на что не могла решиться. А тут… тут ведь речь даже не о смене работы или чём-то таком. Она не сможет! Она не справится! У неё никогда ничего не получалось толком.
Но если она не справится, то Даня умрёт.
Тук-тук-тук…
Ульяна вдохнула.
— Вась… ты хочешь увидеть источник? Бери Даню. И… и не уверена, что мы сумеем вернуться. Поэтому я пойму, если ты откажешься. Я тогда сама. Как-нибудь.
Что она сможет сама-то? Никогда и ничего… и тут тоже. И как так вышло? Как?
Демон с белоснежными рогами, которые загибались изящными полудугами, наклонился и поднял человека.
Тук-тук.
Кто там?
Ведьма.
Ведьма-неудачница.