Ведьмы.Ру. 3

Глава 50 В которой строятся планы на будущее

Родители назвали меня Мелиссой, но сама я предпочитаю называться Мелиорацией, с тех пор как прочитала книгу про древнегреческих демонов.

О необычных демонических именах.

Наум Егорович глядел на тело, распростёртое у ног. Вроде и человек, а вроде и хотелось палкой потыкать, чисто на всякий случай. И наручники опять же не помешали бы. Потому как, может, и покойник, но уж больно активным он был в живом состоянии. С такого станется…

— Не оживёт? — уточнил он у Калины Врановны, решив, что, если тут кто по покойникам специалист, то она.

— Не должен, — сказала она, впрочем, сомнение в голосе Наум Егорович уловил. — Похороните по обычаю, тогда и не оживёт.

— А это как?

— Это лицом вниз, — Женька присел рядом. — И в рот напихать надо чесноку, а в живот камни зашить.

— Сдаётся мне, что подобные…

— Культурные традиции?

— Вот-вот… что устарели они слегка. Может, просто кремировать?

— Пожалуй, что так, — кивнул Женька. — И проще, и культурней, и из праха восстать тяжковато будет, особенно, когда души нету.

— А где она?

— Так… забрали, — он поглядел на белесые тени, что ещё держались.

— Они? — присутствие мертвецов уже воспринималось, как нечто вполне обыкновенное.

— Нет, — Женька покачал головой и, повернув голову покойника на бок, указал на пятно за ухом. — Видишь?

Пятно сперва показалось просто родинкой, случаются такие, неровные, будто картинки. Но нет, не родинка, а…

— Печать, — пояснил Женька. — Я так-то не сильно разбираюсь. Сестрица?

— Кто-то из чужих, — Калина Врановна наклонилась к телу. — Заморских… вот чем он думал, клеймо на себе ставя?

— А…

— Дармовой сыр знаешь, где бывает? — глаза покойнику Женька тоже прикрыл. — Он сунулся на чужую землю, к чужим богам, приняв от них силу и им же принося жертвы. Вот и надо ли удивляться, что печать поставили? Небось, не пояснили, что это не для красоты, что не тело, а душу метит. Чтоб потом, за порогом, не вздумал скрыться от хозяина.

— И что теперь с его душой будет? — о том, что случается за порогом, Наум Егорович раньше как-то и не думал.

— Того не знаю. Но… тамошние боги добротой к людям никогда не отличались. Да и голоден он наверняка. Они и в давние времена не способны были насытиться, теперь же, когда не осталось ни жрецов, а жертвы приносятся редко, то и вовсе… не думай об этом, Наум. Ни к чему… вот съездим в Мексику, сам посмотришь.

И прозвучало это весьма уверенно.

И подумалось, что почему бы и нет. Что этакую погань и вправду надо выкорчёвывать, пусть даже живёт она за океаном.

Жила.

И жила бы себе дальше. Ан нет, полезла…

— Он сам сделал выбор, — Калина разогнулась. — Пошёл бы с нею…

Девушка в белом платье тоже смотрела на мертвеца и по полупрозрачному лицу её текли призрачные слёзы. Надо же, и вправду горюет. Но это тоже нормально. У любой сволочи почти есть тот, кто эту сволочь любит. Почему так? Наум не знал.

Но вот… так.

— … за моею рекой у заморских тварей силы нет. Так что…

А девушка в белом подвенечном платье медленно истаяла. Наум лишь надеялся, что её горе не будет вечным. Не стоит он того. А следом белой позёмкой рассыпался парень в чёрном костюме, который, собственно, и убил.

Или это не убийство?

Месть?

Суд?

В общем, что-то по сути своей категорически противозаконное, но в то же время правильное.

— Нам и так повезло, — Женька снова прижал пальцы к шее покойника. И Наум, спохватившись, тоже сполз с лавки. В самом деле, расселся тут, как будто на отдыхе. — Если б не нашлось никого, кого бы он своей рукой убил, пришлось бы иначе. А он был силён.

Был.

Покойный лежал себе тихонечко, как оно положено покойнику. Подниматься не спешил, но да, Наум Егорович прям всею печенью и прочим организмом чуял, что кремация в данном конкретном случае жизненно необходима. Тем паче душа этого вот ушла к заморской погани.

А вдруг да станется вернуть?

И не человеком, а…

— Так… стало быть, мы ждали? — уточнил Наум Егорович и тоже пульс проверил. А убедившись, что его нет, пальцы о травку вытирая.

А небо-то светлело. Нет, пока ещё время до рассвета оставалось, но немного. Чернота летней ночи начала подтаивать.

— Ждали.

— И слушали?

— А чего было не послушать интересного человека. Теперь хотя бы понятно, куда ехать.

Науму Егоровичу понятно не было. И он уточнил:

— В Мексику?

— Мексика большая. А так хоть район примерно определили, куда нам лететь.

— Нам?

— А что, на пенсию хочешь?

— Думал.

— И как?

— Да как-то… — Наум Егорович вздохнул и признался. — Не особо… ну какой из меня пенсионер? Что я там, на пенсии, делать буду? Помидоры выращивать? Так я их не люблю.

— И я о том же! — Женька явно обрадовался и, разогнувшись, потянулся до хруста в костях. — Какой из тебя пенсионер? Ты вон… здоровый. А я кой-чего сварю, так ещё здоровее станешь! Или вот матушку попрошу. Она у меня знатная ведьма!

— Эм… — с ответом Наум Егорович не нашёлся. — Так-то… но… дело ж международное… пустят ли.

— Расскажешь, как есть, не только пустят, ещё и командировочные выпишут.

Сомнения не отпускали.

— Эта ж дрянь такова… ладно, когда они там свою наркоту варят. Это дела людские, чем травится, как от отравы хоронится. Но некротику надо выжигать, пока не разрослась. Сами они отсюда не уйдут. Можно, конечно, крутится и руки сильно жадные рубить, но это долго да и утомительно. Куда проще сразу голову снять.

Он и руки потер, явно процесс предвкушая.

— Так ведь посредник-то всё, — резонно заметил Наум Егорович.

— Этот — да, — согласился Женька. — Но думаешь, успокоятся? Другого найдут. Может, не сразу, но найдут. Незаменимых нету…

— Ну да, — Наум Егорович подумал и кивнул. — Если работали… поставки наверняка налажены. Перевозчики. Свои люди на таможне. И схема… кое-что мы прикроем, но коль они тут давно, то и ходы-лазейки уже знают. Или тех, кто их знает и поможет.

Он сжал кулак.

И почему-то про дочь подумал. Про то, что хорошо, что она замуж выходит. Пусть даже за этого своего, в драных джинсах и с наглою рожей. Но пускай. Рожу Наум Егорович как-нибудь переживёт. Зато перестанет одна мотаться по городам да весям.

Или вон знакомится со всякими…

— Так что оттуда всё идёт. Да и… Наум, я как понял, у них там своя революция приключилась. Небось, старый жрец помнил, что на любую силу свой лом отыщется. И сидел тихо. Если дар и пользовал, то сугубо для своих. А новый вон, непуганый, и пошёл разворачиваться. И не успокоится теперь. Не дадут успокоиться. Верно я говорю, сестрица?

— Верно, — согласилась Калина Врановна.

— Думаю, что и там оценили возможности. Поглядели, как он мальчишку от смерти загородил. Сердце новое дал или ещё чего…

— И прикинули, сколько такое стоить может, — Наум Егорович мысль ухватил и она ему категорически не понравилось. — На обычную пересадку ещё пойди, отыщи донора, чтоб по параметрам подходил. Потом, слыхал, что всю оставшуюся жизнь надо препараты пить, чтоб оно не отвалилось. Очередь опять же. Хотя чёрный рынок тоже имеется, но…

— Этот совсем уж чёрный. И да, верно. Если так, то с одного человека многое взять можно…

Сердце.

Почки.

Печень. Чего там ещё пересаживают? А когда ещё и гарантии дадут, что органы приживутся. И безо всяких препаратов. Такое будет стоить… страшно подумать, сколько такое может стоить.

— Они и жизнь продлить могут. И многое… так что, Наум, тут без вариантов. На гусях, на самолётах, но ехать надо.

— Я ж не против. Только… у меня там у дочки свадьба намечается… как-то надо подгадать…

— Вернёмся, — отмахнулся Женька. — Мы скоренько. Слетаем, некроманта отыщем, прибьём и обратно…

— А отыщем-то как?

— Так… есть способ, — улыбка его сделалась нежною, мечтательною. — Зря я что ли тварей его воспитывал? Они дороженьку и укажут… но это после. А ты, сестрица, отпускай души. Пора им. Вон, солнце того и гляди…

— Ещё есть минутка, — Калина Врановна на небо поглядела. — Оставь. Им ведь тоже хочется вспомнить, каково это, живыми быть. Тем паче, что у многих вон ни родни, ни могилы не будет.

— Погоди! — мысль, которая пришла в голову Науму Егоровичу была поспешною, но толковой. — Если они тут, то… пускай имена назовут. Чтоб родных потом родных найти. И так-то… если укажут, где их похоронили, то это тоже будет в помощь. Не дело, чтоб без могилы.

Он оглянулся, похлопал по пижаме, осознавая, что записывать не на что.

— Пи! — раздался знакомый голос и из-под лавки выбрался легионер, который протянул что-то.

Бусина?

Нет, это скорее на коробок похоже, такой, в половину спичечного и фольгою обёрнутый, из которой торчат тончайшие усики.

— Пи-пи! — сообщил мышь. И Женька перевёл.

— Говорит, что поможет фиксировать данные. Здесь защита от… короче, попробуем. А ручки с блокнотом нет?

— Пи! — мышь развёл руками.

— Ладно… ты там скажи, что у нас тут с целого всё в порядке. Скоро путь откроется. Вот прям как рассветёт, так и откроется. Но передай, пусть машины пригонят. Скорые нужны будут.

И труповозки.

Мышь кивнул.

— Батюшку попросишь, чтобы пропустил? — поинтересовался Женька. И Калина отозвалась:

— Попрошу. Только место это он себе заберет.

— Пусть погодит хотя бы денек. Людям отработать надо будет. Вывезти, что получится… хотя, нет. Пожалуй, не стоит ничего вывозить. Смотреть, снимать — можно, трогать — нет. Тут это силой уродливой внизу всё пропиталось. Но в целом-то… да и прав Наум. Людей вон по-человечески похоронить…

— И про это скажу. Поможет…

Они переговаривались тихо, а к Науму уже подступил первый из мертвецов.

— Это… — он был стар и кособок, и даже в призрачном состоянии выглядел жалко. — Никанор я. Никанор, стало быть, Махеенко… года рождения… из-под Ярославля. Но вот… это всё водка меня сгубила. Она, проклятущая…

— Не затягивай, — из-за спины выглянул другой. — Пиварёв Константин. Мы с ним вместе туточки оказались. Подошёл один на улице, пообещал денег и накормить, а вот оно…

— Паненкова Елизавета. Я из… на трассе, короче… предложил прокатить. А я что?

Женщина выглядела ещё молодой, хотя Наум Егорович затруднялся сказать, сколько ей лет. Ничего. Выяснят. Обязательно.

— … и я ему говорю, ты куда меня везёшь? Мы так не договаривались.

— Погодите, — взмахнула рукой Нина. — Давайте в порядке очереди. Времени осталось мало. А нас много. Поэтому подходим. Называем имя и фамилию, год рождения. И город, где проживали или имена родных, если есть. А потом…

Она обернулась.

— Мои… мои вы знаете.

Чтоб…

Наум Егорович стиснул бусину, надеясь, что и вправду запишет всё. А то ведь память у него, конечно, отличная, но всё равно много их.

Очень.

На всякий случай он повторял имена и фамилии, и всё-то, что слышал. Вдруг да слова мертвецов техника не возьмёт. А так продублирует, всё на пользу.

Мертвецы тоже поняли, выстроились призрачною вереницей. И если сперва шли бродяги да пьяницы, от которых даже в посмертии будто бы перегаром несло, хотя, конечно, скорее уж дело в воображении Наума Егоровича, чем в реальном запахе, то постепенно появлялись и иные.

Девицы разбитного вида.

И сухонькая парочка стариков, неизвестно как угодившие в число подопытных. Лысый истощённый мужик, буркнувший, что он не в обиде, договор подписал на участие в эксперименте и ему было заплачено сполна.

Пара подростков диковатого вида.

Мужчины.

Женщины… ощущение, что очередь бесконечна. Хотя… нет, и полсотни не будет. Просто тяжко вот это всё слушать. А ещё понимать, что оно творилось тут, рядом.

Мексика, стало быть?

Если и там такое, то… то, пожалуй, Наум Егорович не то, что на гусей согласен. Он, коль понадобится, и пешком пойдёт.

— Погоди, — Наум Егорович отпустил последнего мертвеца, бледную девицу в грязной майке. Девица обнимала себя и руки её тощие были покрыты мелкими пятнами. Пальцы подрагивали, да и в целом выглядела она куда хуже прочих. — А ты сказал, что он там тоже жертвы приносил. Почему тогда они не явились? Ну те, кого он? Или на мексиканцев ваша магия не действует?

— Отчего же, — Калина Врановна развеяла последнего мертвеца. — Дело тут не в магии…

— Жертвоприношение тем и отвратно, что у человека не только жизнь забирают, но и душу. Ею некромант и бога кормит, и силы свои полнит, и другим даёт.

— То есть мальчишка потенциально…

— Потенциально, — Женька подчеркнул слово тоном. — Только… Наум, потенциально если, то и из тебя знатный убийца выйдет.

Это да. Возразить было нечего. Потому что встречались на пути Наума такие, кто переходил на другую сторону. Самые опасные волки из сторожевых псов получаются.

— Так что тут дело такое… не каждый некромант до этого опустится. Многие и близко подойти не рискнут, понимая, что такая тьма их самих и сожрёт. Но дело в другом. Тех, кого он в жертву приносил, звать бесполезно. Их не осталось. А тут он убил самолично лишь двоих, — пояснил Женька. — Жену и вот того охранника. Да и с ними, пожалуй, сумел бы справиться. И пришлось… отвлекать. Ну что, закончил?

Призраки истаивали.

Медленно та, рассыпаясь лёгким предрассветным туманом. И небо уже набрякло позолотой, того и гляди выплеснет всю, с солнцем, с жаром, одним-единственным вдохом стирая всё-то тёмное, что было тут. И подтверждая догадку зашевелилась земля, выпуская толстый корень, похожий на одревесневшую змею. И Наум отступил.

Огляделся.

Надо же, а он многое пропустил, оказывается. Стена вон рухнула, не устояв перед зеленым прибоем. И лес, пробираясь в пролом, спешил обжить отвоёванную заново территорию.

— Чтоб… тут будет…

— Будет, — сказал Женька, потягиваясь. — Что-то да будет… ладно, пошли, что ли? Нечего начальство переживаниями томить.

— Пи! — подтвердил легионер и, цепляясь крошечными коготками, вскарабкался на плечо к Науму. — Пи?

— Да я так-то и не против. Сиди. И видно будет лучше… так, надо бы людей живых собрать в одно место. И вообще… как-то тут организовать.

— Организуем, — пообещал Женька. — Сестрица?

— Нет, это уж без меня. Мне своих увести надо, а то задержались тут. Сам знаешь, заплутавшим душам правильную дорогу непросто найти. Да и гости у меня там. Надо бы встретить, а то ж нехорошо выйдет. Так что другим разом, братец.

Женька кивнул, подтверждая, и, переступив через покойника, огляделся.

— Ты ещё попроси всё ж батюшку, чтоб не торопился. А то ведь замаются из-под мхов да трав выковыривать.

— Лес голоден.

— Они его после подкормят. Чем-нибудь более нормальным. Удобрениями там комплексными.

— Лучше навозом, — подумав, согласилась Калина. — Или в нынешнем мире навоз, как и петухи, перевёлся?

— Да не, навоз не перевёлся.

— Вот и ладно. Что ж, братец. Бывай. Только, как соберетесь за море-окиян воевать, сперва ко мне загляните.

— Зачем? — не то, чтобы Наум Егорович против был, но вот с учётом специфики данной особы предложение получалось на диво двусмысленным.

— Клубочек вам дам заговорённый, чтоб не заплутали в землях заморских, — она улыбнулась. — А ещё баньку истоплю. Банька у меня хорошая…

— С водицей из речки твоей? — усмехнулся Женька.

— А то… вам оно сгодится.

— Это да… это верно… кто от смерти ещё так защитит… так что заглянем, сестрица. Супругу кланяйся за меня…

И поклонился. А Наум Егорович не стал, хотя чувствовал себя на диво глупо. И потому буркнул под нос:

— Идём, а то ж…

Первый луч солнца коснулся стены. Он проступил на ней этаким золотым пятном, и тотчас полыхнуло небо, и земля под ногами качнулась, вздохнула, будто бы живая. Ветер коснулся лица, лизнул, снимая остатки липкого тягучего этого то ли сна, то ли яви.

И впору отряхнуться. Оглядеться.

Убедиться, что было оно. Что на самом-то деле было, а не примерещилось от препаратов, которыми Наума Егоровича тут пичкали.

— Идём, — Женька вдохнул полной грудью. — А то и вправду… чуешь?

— Что?

— Силу. Стало быть, справилась… хорошая девчонка. Умненькая. Глядишь, наконец, и этот узел развяжется… источник вон прям плещет силу. Дыши, дыши… оно сейчас полезно.

— Ты о ком?

— О своём. Не обращай внимания, — Женька махнул рукой. — Просто… жизнь-то налаживается.

Наум хотел сказать, что это смотря у кого, но не стал.

А ведь и вправду налаживается.